Хибара

Со Вторника по Вторник Со вторника по вторник, 2 мая 100-года. Пробежался по строчкам письма заново, убеждаясь, что тут нет ошибки: от тридцатого апреля, по западной области, в закрытую военную префектуру Усукири, под роспись для Тачибана-дано. Итак, всё верно. Значит я принял верное решение, когда отослал всех подальше, закрывшись на ключ, чтоб не попадались на глаза. Ведь с балкона можно наблюдать и такое. Туман раздался в размерах, накрыв военный город словно марганцевый раствор. Такого приятного цвета, на самом деле, можно не ждать раньше лета. Отхлебнув травяного чая с лёгкой сладостью, засмотрелся вдаль, где у нас подымались снежные горы. Пускай ситуации идут своим чередом, подумалось мне, остаётся только продолжать делать всё возможное, чтобы опережать неприятности и заранее готовиться к новым. Мои планы — и ловушки тоже — работают отлично. Я уверен, что всё будет в порядке. Вернувшись с балкона в кабинет, отложил письмо в стопку. По внутренним ощущениям время было около восьми утра, или лучше будет сказать, время, когда меня уже ждут за рабочим столом, с жирной печатью в левой руке и тоненькой кисточкой в правой. Поставил кружку на чайный столик и отлучился действительно ну не больше, чем на пять минут, но по возвращении, как и положено, её уже не было. Стол тоже протёрли, и цветы полили. Хорошо, тогда пусть заходят. Получая важную информацию, где-то до одиннадцати слушал отчёты шиноби. За это время зашло около двадцати групп, подозрительными они были лишь малость. На самые разные вопросы отвечали быстро, чакра не колебалась, и слова-то не выдали лишнего. Чистые, как заверил бы Будда. — Ганрю, Миру, свободны. Гозу, Мейзу. Работа выполнена неплохо. Я принимаю её. Жду в следующем месяце на испытании. Первая толкучка шиноби рассосалась, а новостей за ночь никто не принёс. Зато майское солнце не блекнет и за густым слоем тумана. У нас сейчас будет спад работы из-за этого, большинству просто захочется выйти покурить. В свою очередь я собирался разобраться с письмами. В темпе рассшагивая по комнате, я перебирал их и устно надиктовывал ответы, которые тут же подхватывали секретари-шиноби. Кабинет к этому времени был в цвете серо-синего крайола, словно под каким-то фильтром. В таких же оттенках я видел повестку с журналом, принесенную оконным посыльным. — Давай сюда, — забрал документы ручонкой с его рук, тут же взваливая их на лишь в половину обтесанную гору дел. Подтянувшись, присел на стол, и вчитался в послание. В кабинете была полная тишина. — Волков привезли. Я иду в полицейский участок. На конце последней фразы сервильные слуги потеряли спокойный дух и повскакивали с мест. Они сделали все приготовления быстро, это было всё равно, что наблюдать за тем, как швейные мастера сметают одежду. Не плохая работа. Я быстро одобрил, согласовал с управляющим полицейским участком график приема и вернулся в Резиденцию. Взял с полки книгу, свой блокнот, ведь пока никого не предвидится, надо пользоваться моментом. Включил лампу, зажёг свечи. Цветы, как напасть, вечно пытаются перетянуть ум на сторону мечтателей. С другой стороны, может быть они всего лишь хотят, чтобы им как можно скорее уделили время…? На предыдущей недели с ними разговаривала разве что статуэтка. Рука болит от напряжения, когда наконец собираюсь с первым предложением в блокнот. Первые минуты самые робкие. Но как же люди раздражают. До появления первого посетителя у меня ещё несколько минут, судя по ощущения от сенсорного поля — он идёт к кабинету неспешно. Я успел вникнуть только в первую главу. Так, вжимая в последние секунды как можно больше, сбросил блокнот в шкафчик, и во время — в дверь постучали. Но я знал этого посетителя, и сознательно тянул до последнего. По началу я не стал отрываться от книги, продолжал читать, незаметно наблюдая за движениями. Этому посетителю надо было же тоже время приютиться в комнате, поставить себя. Скорей всего, он рассчитывал, что его мизукаге не заметит серьгу, вдетую в другое ухо, и прочих «замётанных следов» после сверхурочных. Автор Тото Коте сказал бы, что его мизукаге выглядит сейчас вдохновенно — командор, откинувшийся на кресле, со сложенными на груди руками… Немного напоминает гуро. Может этот посетитель предполагает, что не снятая шинель, после прогулки до полицейского участка, в его честь? Какие же у него отвратительные большие мешки под глазами. Я перемахнул через весь кабинет к нему в плотную, пламенно одаряя высокого шиноби грубым толчком назад. Он не мог не упасть в кресло позади себя. Наконец можно было смотреть глаза в глаза. Всё-таки у меня неподходящий рост, местами подводит, особенно в моменты, когда шиноби не управляются без отеческой руки. И мы начали сгоряча. Ладонь вскидывалась от меня, затем к нему. Голос возвышался. Хотел хрипеть, но не мог. Один раз с силой надавил на его лоб пальцем, повторяя правила Резиденции, писанные всем! Воздухом, которым мы дышали, мы же и задыхались. Я рубил его ладонью, будто резко отпускаю нож, и наклонялся ближе… Меня всегда поражало, что некоторые думают, будто бы они могут думать. Если задания не поступает, все шиноби неизменно следуют прямо! Никакой самодеятельности! Глаза напротив моих были словно налиты кровью, как смола дерева затекает в подставленный бутыль. Сверхурочные, о которых я не просил, вышли из-под его контроля. Внутри меня колотиться горячая кровь. Ну? Ты пойдешь против своего мизукаге? Со всей силой пнул кресло. К чёрту. Он хочет остановить это все, приложив никчёмные усилия, и вроде пытается выставить руки в защитном жесте, который я легко обхожу, и неминуемо подбираюсь дальше. В этом кабинете летела пыль, края моего пальто подымались, кресло двигалось вместе с нами, и тут под рукой внезапно попадается кунай… — Уборка кабинета! — послышалось из-за двери. Наверное, меня никто так сильно не раздражает, как люди. Встав между креслом и дверью, крикнул, чтобы не входили. — Ну, а ты обязан удалиться из резиденции и не мешать мне работать. — Тачибана-сама… Никому нельзя говорить без моего согласия, поэтому умолкни — надеюсь, бумажный сюрикен послужит хорошим напоминаем, Сингоу. Шёл рабочий вторник, мы устраивали дебаты о несогласованных сверхурочных. Но едва ли мне самому были нужны такие разговоры. Я отпустил его отдохнуть, уже зная, кем буду заменять. А за занятием, совершенно обыденным, когда я просто обтирал руки от чернил и пыли, ко мне не пришла не одна мысль, что я поступил не верно. Ещё немного покопавшись с отчётами шиноби, у меня остались дела к обеду, там было нужно разобрать свитки из четвертого архива, и к вечеру, там было кое-что посущественней. Ибо завтра такое нечастое собрание, когда на меня падает бремя дебошира, который должен быть не человеком, а хотя бы сыном бога Рюдзина — правителя моря, чтоб у этих лгущих при каждом удобном случае прохвостов ни грамма сомнения не появилось в глазах. Мне надо убедительно отыграть свою роль и забыть-забыть до следующей чей-нибудь провинности. Можно было и расстроиться, опустить плечи перед всеми подобными делами, но вот под рукой находится статуэтка бога плодородия, лицо бога такое безмятежное в нашу-то погоду. А здесь, вот он, шелковый платок с росписью журавлей, он тотчас напоминает мне о лице Насуби, даже о Катамэру. Теперь завтрашний день кажется чуточку проще. Перерыв настал незаметно, и стоило бы и размять уже спину, но перед выходом в коридор я почему-то отдернул себя от ручки. Мне просто показалось. Весь мой путь до малой столовой не должен был долгим, на самом деле, если бы в один момент я не съежился как демоническая лягушка-черепаха. Ведь в конце коридора, представляя опасность всем, кто работает в резиденции, стояли местные паразиты, в конец, похоже, расслабившись. И почему вдруг? — Идите живее в комнату, от вас несёт, — в голосе просквозило пренебрежение. Да и куда уж: запах табак. При таком ветре он разнесся по коридору в считанные минуты и теперь эта гадость была на всём этаже. Местные паразиты немного поджучились, услышав обращение к себе, и заместо того, чтобы замять это по-быстрому, пока ещё и ноги моей в трёх шагах нет, и вот вместо этого послышалось непрошенное хихиканье. Раньше они так не поступали. На памяти не припоминаю, чтобы за столько лет службы, кто-то из них столько закуривал лишь из-за сырой и пасмурной весны. Даже если весну иногда не отличить от осени. Надеюсь, вы не заставите меня ждать. Паразиты только сдержали острозубые ухмылки. Ринго, она же сейчас наглая и прокуренная особа, и женщина традиционной закалки в обычное время, ощупала моё лицо хитрым взглядом, поржала и с показушным видом, не вынимая трубку, слезла с подоконника, прошествовав в комнату для курения. Великий Мунаши этому предупреждению не поддался. — Мунаши Джинпачи. — Да, мизукаге-сама, — он оторвался от стены и пускай его фамильярный жест, когда он проводит над моей головой руку, заставляет меня раздражённо увернуться и выйти к лестнице, мне незачем больше там оставаться. Спустившись на первый этаж, исчез в малой столовой.

***

То, что Сингоу не оставлял мне выбора, отрицая, что в малой столовой он по особой причине, а не за тем, по его словам, чтобы лишь отобедать, было отчасти по моей вине. Мне пришлось отпустить ещё одно грозовое облако, сокрушаясь прямо за столиком. Он всё пытался скрыть, что не дожидался меня, а у меня на этот счёт есть множество причин так думать. Его самого с рабочего места отпустили в половину первого… — А у вас мой платок не терялся? Это на пороге стоит Амеюри. Как киса она просочилась в кабинет, стрельнула на меня взглядом — аж замер с ложкой риса — царапнула дверь, привлекая внимание, но всё же остановилась. Верное решение, Ринго Амеюри, мне не нравится, когда заходят без моего согласия. …следовательно, господин с нижнего этажа дожидался меня в столовой, увиливая от прямого приказа его мизукаге, что значит хотя бы то, что у если так дальше продолжится, Сингоу мне надо будет оттолкнуть. По крайней мере, теперь он точно направился отдыхать и в Резиденции его не будет. Верно же?.. Наверняка. Теперь вернемся к вопросу Амеюри. — Его здесь нет, но могу одолжить свой. Постой у двери. Пришлось немного нырнуть в личные вещи, чтобы вытянуть оттуда платок, припрятанный там ещё с утра. И все те несколько минут, когда меня не было у чайного столика, где-то рядом постоянно мерещились непонятные звуки. Только поднял взгляд и всё стало понятно. Немного подальше меня, у дивана с чайным столиком стояла Ринго, при том, что стоять она должна у двери, и съедала мой обед. Она выхлебала залпом весь мой чай, откусила риса. Её самодовольная ухмылка напомнила лицо мужлана, окунувшегося в речку после жаркого дня. Всё это мне пришлось наблюдать у окна, возле которого было удобно возмущаться, но не придаваться поучительно-наказательным шлепкам по рукам и губам. В действительности же, за подобные выходки, которые ей были присущи, ей ничего не дадут, так как она не нарушает субординацию. Я не стал ничего говорить, так как она бывает хитра даже там, где этого не ожидаешь, и эта ее игра не выходит за рамки правил Резиденции. — Ринго, не делай из меня монстра, который не следит за своими подчинёнными. У тебя же были какие-то вопросы по переводу денег, не так ли? Отложи… своё беспокойство. Дело было улажено. Возьми платок и ещё зайди в малую столовую за обедом. Не хочу из-за твоей выходки прийти завтра на собрание недовольным больше, чем это есть. Ну? Что? — А что вам взять-то? — как получила платок, она тут же припрятала его в задний карман. На вопрос лишь махнул рукой. — Что-нибудь. Острый салат, вода, суп. Ещё бы, она такая щуплая. На мою еду не похоже. Где были твои мысли, когда ты съела её? У тебя определенно другие вкусы. Или ты решила попробовать новое? Ты бываешь в малой столовой, меня тоже туда иногда заносит, не стала бы ты думать, что моя еда, чем-то отличается от твоей. Мы вместе на одном социальном уровне, у тебя предостаточно денег, чтобы купить дом в столице и ещё останется очень много. Значит, при всём моём терпении, его ты тратишь на то, чтобы в рабочее время не оставлять меня спокойным, ну не на день. Ринго Амеюри — вверх эталона, кто заставляет меня быть не спокойным.