— Они всегда были твоими любимыми.
Джисон замирает и резко втягивает воздух, крепче сжимая цветы в руках; небольшое количество светло-розового детского дыхания. Они действительно его любимые, поэтому он потратил некоторое время в течение медленного утра, чтобы выбрать пару и устроить их с доставленными белыми розами.
— Всякий раз, когда я вижу их, я могу только думать о том, что у тебя всегда было несколько из них в вазе в твоей комнате… — парень почти бормочет, — или как ты даришь мне одну почти каждый день.
Джисон не осмеливается обернуться и желает, чтобы его разум придумал слова, но что-то подсказывает ему, что это не слуховая иллюзия. Он не знает, что лучше.
Он так скучал по этому голосу, что ему очень хотелось услышать его снова. Это не значит, что сейчас он счастлив, что получил то, что хотел, потому что его цветочный магазин — одно из тех мест, где он чувствует себя в безопасности, а сейчас это не так. Прямо сейчас он чувствует, что его покой был нарушен, уступив место болезненному удару в грудь.
Страшно то, как легко упасть назад, и ему уже приходилось стараться, чтобы глаза не слезились.
Только теперь он замечает, что сладкий запах цветов, плывущих по магазину, приобрел оттенок мяты, запах, который отбрасывает его обратно к свежевыстиранным одеялам, походам в магазин мороженого и горячему чаю холодными вечерами. Все это идет рука об руку с воздушным смехом, сияющими глазами, холодными руками на его коже и многим другим.
Джисон хочет сбежать. Он не готов к этому и не думает, что когда-нибудь будет, но что-то трясет его сердце. Это желание и горько-сладкая ностальгия борются с его разумом.
Как это часто бывает, его сердце бьет головой, и он медленно оборачивается.
Минхо стоит там, его улыбка явно неуверенная, но он все еще выглядит таким же красивым, каким его помнит Джисон. Может быть, даже больше, если это вообще возможно. И это больно. Больно видеть, что Минхо выглядит даже лучше, чем раньше, как будто Джисон — единственный, кто скучает по прошлому и все еще несет его остатки.
Но опять же, Джисон не хотел этого.
Он запоздало замечает, что рыжий цвет исчез, и теперь волосы Минхо стали карамельно-коричневыми, мягкими и пушистыми. Джисон думает, что это еще больше подчеркивает глаза старшего. Это заставляет его выглядеть намного мягче, и это лучше соответствует его личности. Или, ну, та сторона, которую Джисону посчастливилось засвидетельствовать и увидеть больше, чем другие люди.
Есть ли у Минхо кто-то новый, кому он показывает эту сторону себя?
— Да, — тупо ответил Джисон через долгое время, снова глядя на цветок в руке, когда он видит, как взгляд Минхо упирается в ожерелье на шее молодого человека.
Это простой, крошечный красный драгоценный камень, грубо ограненный и свисающий на изящной серебряной цепочке. Насколько он знает, это было не совсем дорого, но Джисон никогда не мог его выбросить. Может быть, это глупо, но он пытался пару раз за последние несколько месяцев и просто не смог это сделать, поэтому он сдался.
По какой-то причине это заставляет его чувствовать себя пойманным и немного жалким, особенно когда Минхо тяжело вздыхает и проводит рукой по волосам. Это то, что делает старший, когда не знает, что сказать, хотя ему есть что сказать. Джисон слишком хорошо это знает, но сначала он не понимает, что именно это
означает.
Этот жест также ассоциируется у Джисона со многими обидными словами, и он заставляет его чувствовать себя таким маленьким. Минхо все еще обладает способностью полностью сокрушить его, если захочет. Так было всегда, и, вероятно, так будет всегда.
Это заставляет Джисона чувствовать себя таким жалким.
Они стоят в неловкой тишине достаточно долго, чтобы Джисон начал задыхаться. Смесь печали, тревоги и чего-то слегка горького.
Страх, потому что Джисон боится того, что вылетит изо рта Минхо, если старший вообще заговорит.
Он догадывается, что это побочный эффект их последнего разговора, довольно короткого и совершенно одностороннего. Джисон не смог ничего ответить. До сих пор он сожалеет, что не высказался, но в то время он чувствовал себя невероятно обиженным, убитым горем и совершенно не мог произнести ни единого слова.
Что бы он сказал в любом случае? Что можно сказать?
Джисону нравится думать, что он уверен в себе и что ничто не может его коснуться, но это только потому, что в глубине души он чертовски хорошо знает, как легко словами или действиями его погубить.
В любом случае, странное напряжение продолжает нарастать и нарастать, и, хотя мозг Джисона кричит ему, чтобы он убирался, он не может двигаться. Как будто он застрял на месте и ненавидит это. Он ненавидит то, что у него так хорошо получается, но просто увидеть старшего и услышать, как он говорит пару слов, достаточно, чтобы его беспокойство усилилось. Он замечает, как его пальцы начинают дрожать, и как постепенно исчезают все звуки.
Несмотря на стресс — а может быть, из-за него — Джисон чувствует, что его мысли уносятся туда, куда он не может добраться. В глубине души он знает, что это нехорошо, но от мгновенного побега его грудь сильно заболела.
Менее забавный эффект заключается в том, что его конечности начинают ощущаться как желе и
чужды его телу, и все, что он может сделать, это наблюдать, как маленький букет цветов выскальзывает из его пальцев и падает на пол, как будто он наблюдает, как
кто-то другой роняет их в замедленной съемке.
Они ударились об пол с мягким глухим стуком, и Джисон едва мог слышать, как кровь текла через его уши.
Это красивый пол, сделанный из блестящего мрамора, и Джисон любит притворяться, будто катается по скользкой поверхности всякий раз, когда открывается, и ему приходится мыть пол. Иногда ему жаль, что он не стал серьезно относиться к фигурному катанию, потому что он внезапно пропускает его примерно через десять лет.
Может, он снова сможет записаться на уроки? Было бы весело. И если он правильно разыграет свои карты, он, возможно, даже сможет увлечь за собой Феликса. Феликсу, наверное, понравится. Не из-за холода, потому что он приехал из Австралии и каким-то образом все еще должен привыкать к зимам в Корее после всех этих лет.
Подождите, что он снова делал?
Его конечности кажутся странными, как и голова, довольно забавно.
Еще более странно, когда руки обхватывают его щеки и поднимают голову вверх, Джисон легко подчиняется, потому что он просто не контролирует ситуацию.
Выражение лица Минхо становится все более обеспокоенным, а Джисону это не нравится.
Этого достаточно, чтобы как-то заставить его резко вернуться, и когда он это делает, он отбрасывает руки Минхо от себя, вероятно, слишком резко.
— У меня все нормально. Не беспокойся об этом, — бормочет он, стараясь немного оттолкнуть старшего. Минхо смотрит скептически, и, конечно, так оно и есть; старший видел это пару раз раньше и очень наблюдателен. Тем не менее, все, что он делает, это кивает, и почему-то это больно.
Правильно.
Это больше не заботит старших. Наверное, никогда и не заботило.
Затем его ум закручивается по спирали вниз, и все становится испорченным. Каждая любящая улыбка и утешение. Но дело в том, что он не уверен, выдумывает ли он раздраженные вздохи и отмахивается, или он действительно не замечал, что Минхо делает это раньше.
Он настолько выбит из колеи, что, почувствовав, как его голова опускается на землю, обнаруживает, что губы прижаты к его губам.
Это странно, и он не понимает, но все это не имеет значения.
И снова сердце побеждает, и руки Джисона обвивают шею Минхо, в то же время он чувствует, как руки осторожно обнимают его за талию.
Несмотря на то, что его разум только что заставил его задуматься, чувство старшего знакомо в такой степени, что заставляет его надеяться и извергать горько-сладкие бабочки.
Минхо по-прежнему такой же теплый и нежный, на вкус как кофе, и крепко прижимает его к себе. Джисон все это упустил и понимает, что на самом деле он не настолько старше, как он заставлял себя думать.
А может… может Минхо тоже скучал по нему?
Однако, прежде чем Джисон успевает обнадежить, Минхо внезапно останавливается, как будто его ударила молния, и отступает.
— Я… мне очень жаль, — шепчет Минхо в губы, прежде чем отступить, — я не должен был этого делать.
Джисон чувствует, как его сердце падает.
Он позволил себе
снова пострадать. Он когда-нибудь учится?
В течение многих месяцев он пытался преодолеть это, и это было два шага вперед и один шаг назад. Это ему совсем не помогает, и, возможно, он сделал в общей сложности пятнадцать шагов вперед, но это заставляет его споткнуться до нуля.
Смехотворно то, насколько он глуп, и он издает сухой смешок, приподнимает голову и смахивает уже накапливающиеся слезы. Боже, он ненавидит себя за то, что он такой слабый и эмоциональный.
— Круто, — отвечает он голосом, странно далеким от его собственных ушей, — это я тупой. Я не должен был ничего ожидать от кого-то вроде тебя. Ни сейчас, ни раньше.
Это не совсем то, что он хочет сказать — что он вообще хочет этим сказать? — но он
снова ранен, и все, что он знает, — это как справляться с подобными вещами — либо отклониться, либо улететь в космос. Он уже сделал последнее, так что это простой выбор.
Минхо выглядит обиженным, и Джисон почти извиняется, потому что он не хотел обидеть старшего, даже если небольшая часть его хочет. Он не делает этого и лишь подносит дрожащие пальцы к маленьким хлопкам ожерелья на шее.
Это занимает пару попыток, но потом все кончается, и он тянется к руке Минхо. Старший неожиданно отпускает его, и Джисон поворачивает руку.
— Уходи, — бормочет Джисон, позволяя ожерелью упасть на ладонь Минхо, — ты все равно хорош в этом.
Черт возьми.
Как будто у его языка есть собственный ум.
— Не помню, чтобы ты был таким придурком, — огрызается Минхо.
Джисон чувствует, как его щеки краснеют от гнева, а в его глазах появляются слезы. Он вдавливает свои тупые ногти в ладонь, впервые за несколько недель глядя Минхо прямо в глаза: «Я учился у лучших».
Кажется, это последняя капля, и Минхо на самом деле рычит: «Я рад, что избавился от тебя и твоих глупых проблем, всегда все испортил».
Дыхание Джисона прерывается, и он чувствует, как краска отливает от его лица, когда первые слезы проливаются.
Это как настоящий удар в сердце, потому что Минхо чертовски хорошо знает, что поднял очень деликатную тему, использовал ее как оскорбление. И ни разу Джисон не мог подумать, что это сделает старший. Если и был кто-то, кто был там, когда у него был плохой день, тот, где он плакал, как только проснулся, то это был Минхо.
Но теперь Минхо дал понять, что Джисон — безнадежное дело. Как будто он всегда был в глазах Минхо таким. Может быть, старший видел в нем только благотворительный случай и ушел, когда ему больше не хотелось вкладывать в него деньги. Он действительно любил забирать бездомных котов… Джисон, вероятно, был лишь одним из них.
Еще хуже; Минхо любит своих кошек до смерти, но не Джисон, так что этого достаточно.
Плотина прорывается.
— Я ненавижу тебя, — всхлипывает младший, и он делает шаг назад, — Ты не должен был втирать это в то, как ты всегда думал обо мне. Я очень хорошо понимаю, что, возможно, я был просто каким-то проектом, над которым ты будешь работать, пока тебе это не надоест.
Медленно, но верно, ярость, кажется, уходит от Минхо, и старший вскоре выглядит обеспокоенным, опечаленным и уже тянется к младшему.
— П-подожди, Джисон, я…
— Что я когда-либо видел в тебе? — перебивает Джисон, снова тяжело всхлипывая, по-настоящему сбитый с толку, — я так колебался, но ты заставил меня доверять тебе, сказал мне, что было бы нормально влюбиться в тебя, ты заставил меня рассказать тебе то, чего я никогда никому не рассказывал. Как я мог допустить, чтобы это случилось?
Минхо явно хочет протянуть руку, но не делает этого, и Джисон предоставлен самому себе, плечи шокированы, когда он пытается сделать нормальный вдох и перестать всхлипывать.
— Джисон, не плачь. Мне жаль. Хён действительно сожалеет, ладно?
— Лучше всего, если ты уйдешь, Минхо-щи, — отвечает Джисон, когда, наконец, смог немного говорить, — В прошлый раз, когда я проверял, депрессия действительно очень заразна и
разрушает все, поэтому я не хочу заразить тебя.
Минхо вздрагивает, но быстро приходит в себя и кладет руку на крошечный деревянный столик позади Джисона. Прежде чем он это осознает, старший что-то записывает.
— Вот, — нерешительно говорит он, протягивая письмо с рядом номеров, — если тебе когда-нибудь понадобится кому-нибудь позвонить или что-то в этом роде.
Джисон обнаруживает, что смотрит на листок бумаги, и снова чуть ли не разрывается. Почему Минхо это делает? Может он, пожалуйста, перестанет давать ему ложную надежду? Разве он не нанес достаточно вреда?
— Пожалуйста, не делай этого со мной, — устало умоляет Джисон, отталкивая руку Минхо со стикером, — Просто иди и позволь мне побыть одному, пожалуйста.
У них всегда было общее упрямство, но Минхо более упрям, чем Джисон, так что немного удивительно, когда Минхо просто кивает и мнет записку в руке.
— Я… я заеду на следующей неделе, — говорит старший, прежде чем повернуться к нему.
Но прежде чем уйти, он вешает ожерелье, которое все еще держал в руке, на крепкое растение на столике, стоящем рядом с ними.
Затем раздаются затихающие шаги и звон колокольчика над дверью, и он уходит.
Джисон остается там торговать красивыми цветами в тишине, ноющими легкими, болезненной пульсацией в сердце и проклятым ожерельем, от которого он, кажется, не может избавиться.
***
И пока Минхо ждет на автобусной остановке прямо через улицу, он наблюдает, как Джисон поворачивает маленькую табличку «закрыто» и опускается на пол. Сердце Минхо болит, когда он видит, как парень сжался в маленьком клубке, закинув голову на колени и руками крепко обхватив его ноги.
Он всегда думал, что Джисон выглядит маленьким, и всегда питал к этому слабость, но на этот раз он выглядит уязвимым и обиженным, как раненое животное. И это вина старшего. Почему он так облажался? Он даже не имел в виду половину того, что сказал той ночью в общежитии, но он также не был достаточно храбрым, чтобы признаться в этом.
Но он пришел сюда, чтобы попытаться, попытаться проверить, можно ли все еще исправить, и убедиться, что сдержал свое обещание. Хотя сейчас он не уверен, стоит ли выполнять все обещания.
Он старается не думать о том, как он все испортил, снова сказав то, чего не имел в виду.
Может быть, этому просто не суждено быть. Может быть, Минхо просто не подходит для этого, хотя он так считал.
Его автобус подъезжает и закрывает ему обзор парня, не позволяя мчаться обратно к Джисону. Он действительно хочет этим заниматься, но боится.
Похоже, он все еще трус, каким бы храбрым он себя ни считал, приходя сюда сегодня.
***
— Минхо? — бормочет Джисон, уткнувшись лицом в шею старшего.
Старший мычит, просовывая пальцы в волосы Джисона, его глаза сфокусированы на книге в правой руке.
— Думаю, я знаю, чем хочу заниматься после окончания учебы, — объявляет Джисон, выходя из укрытия, его большие карие глаза сверкают, когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на Минхо.
Минхо опускает руку с раскрытой книгой на кровать и поворачивается, чтобы посмотреть на своего парня: «До этого, Ханни, еще два года, но стреляй».
— Я хочу открыть цветочный магазин, — шепчет парень, как будто это очень важный секрет, и глаза его возбужденно блестят, когда он подталкивает себя к гуверу, — Потому что цветы милые и красивые и могут заставить других людей чувствовать себя очень счастливыми. Я хочу быть в состоянии помочь людям быть счастливыми, даже если этого так мало.
Минхо посмеивается и шепчет в ответ: «Это похоже на то, что тебе нравится. Милая идея, отличная идея». — Джисон широко улыбается и наклоняется, чтобы быстро поцеловать Минхо в скулу.
— Ты будешь там на открытии, верно?
— Конечно, любимый, несмотря ни на что, — кивает Минхо, — И если по какой-то причине я не смогу приехать в день открытия, я обязательно приду как можно скорее.
Джисон сияет и внезапно переносит вес, чтобы вытянуть мизинец.
— Пинки-обещание?
Минхо смеется, ласково, и связывает свой мизинец с «Пинки-обещанием» младшего.
Джисон радостно хихикает и снова наклоняется, чтобы поцеловать его губы, задерживаясь ненадолго, прежде чем снова отступить.
— Я буду держать тебя за малыша.
