Fuck the World

— Мы всё ещё работаем над альбомом и не торопимся, пока ситуация с «короной» не позволяет нам поехать в тур. Сначала пара синглов, потом, возможно, осенью выпустим сам альбом. Когда всё разрулится, мы будем готовы. — Спасибо, Ким! Ну что же, удачи тебе… вам — со всем этим! — Да. И тебе спасибо. Всего хорошего. Ким сбросил звонок, отложил трубку в сторону и шумно выдохнул. В полумраке гостиной он пока был один, не считая устроившегося на его коленях Элвиса, который сопел и мурчал как тарахтелка, перебирая во сне лапами по покрывалу. Ким положил ладонь на рыжий котовий бок и прикрыл глаза. Пока всё шло как по маслу. Сингл они слили на платформы ещё в полночь, а ближе к вечеру его вызвонили парни с Side Line для короткого интервью. Ким уже давно не строил иллюзий по поводу Зеро: он не задумывал никакого триумфального возвращения после восьми лет затишья, не метил на то, чтобы взрывать чарты и покорять очередные вершины. Былые амбиции остались в далёком прошлом и припорошились здоровенным слоем пыли и сурового реализма. Они стремились сохранить своё классическое звучание, в то время как жанр как таковой дышал на ладан, а тёмная электронная сцена в новых ревущих двадцатых была уже скорее мёртвой, чем живой. Но мощный положительный фидбек, полученный с момента выхода свежего трека, действительно согревал его сердце. По-особенному. Его любовь к Zeromancer со временем сделалась поистине отцовской и бескорыстной. И подав сейчас в рамках проекта хоть какие-то признаки жизни, Ким чувствовал искренние радость и вдохновение. Совесть, которая терзала его сердце в отношении группы в течение последних нескольких лет, в кои-то веки угомонилась. Ким потянулся, расслабленно откидываясь на диванные подушки. Февраль едва перевалил за середину, но сегодня он по-настоящему почувствовал приближение весны. В соседней комнате резко прекратился шум воды, и Ким перевёл взгляд на закрытую дверь. Вскоре из-за неё вышел распаренный Алекс в одном только полотенце, обёрнутом вокруг бёдер. — Как интервью? Алекс тепло и открыто улыбался — он сам был чертовски рад тому, как складывались сейчас дела. Ким встретил его ответной улыбкой. — Отлично. Всё прошло быстро и безболезненно. — Ну-у, такое дело нельзя не отметить. Шампанское! И с этими словами Алекс упорхнул на кухню. Ким проводил глазами его высокую худую фигуру. Ему нравилось, что дома Алекс чувствовал себя гораздо свободнее и раскрепощённее, чем в студии или гостиницах. Мари очень своевременно умотала на пару недель к родителям в Будё — прямиком к выходу сингла. Для них это оказалось не иначе как подарком судьбы. Скрывать свои постоянные отлучки, оправдывая их одной только необходимостью доработки материала, становилось всё сложнее, особенно в условиях вирусных ограничений. Хотя Гюро продолжала свято верить в неистовый композиторский трудоголизм Льюнга. В данный момент жена думала, что Ким взял небольшой творческий «отпуск» и уехал в любимое им Тромсё на несколько дней: подлечить больную голову и набраться вдохновения. Тем более, что раньше для него такие квесты были обычным делом. В отношении своей семьи Ким старался заглушать внутренний голос, временами вопящий: «Ты что творишь, старик?!» Настойчиво отодвигать его куда подальше. Хотя бы ненадолго ему хотелось побыть самим собой, просто почувствовать себя в настоящем, ни о чём не сожалея и не думая о неопределённости будущего. Только с одним человеком он мог позволить себе это, и прямо сейчас тот был рядом с ним. Алекс. На самом деле Ким не понимал до конца, что с ними происходит. Он поражался своим иррациональным, но похожим на правду мыслям о том, что к чёртовой матери слетел с катушек на старости лет. Что он со всей откровенностью сошёл с ума. И с течением времени, казалось, оно должно уже хоть немного отпустить. Но как бы не так! Уже больше года — с того самого рокового концерта в Хильдесхайме — Ким ощущал себя, словно юнец, которого кроет натуральный гормональный «бум». Единожды сломав годами выстраиваемые барьеры, Алекс уже больше не покидал его мыслей. Он поселился в его голове, вальяжно заняв своей яркой персоной большую часть истерзанного сознания, питая его теплом, желанием и… И если быть до конца честным, Киму не хотелось больше отпускать его. Не хотелось, чтобы было как-то иначе. На фоне происходящего даже его хронические мигрени стали куда более редким гостем, чем раньше — и он был уверен, что дело здесь далеко не только в смене лекарств. Пустота, живущая внутри Кима уже невыразимо долгий срок, оказалась наконец заполненной. Он не мог пока даже окончательно осознать и принять это. Не мог поверить, что спасительное решение столько времени было у него буквально под носом, а выбор, сделанный ими много лет назад, — разумный выбор, соответствующий всем социальным нормам, — оказался ошибочным. Как бы то ни было, он был рад, что приблизился к пониманию этого не слишком поздно. Алекс вернулся в комнату с двумя бокалами и откупоренной бутылкой Просекко. Ким подвинулся, и потревоженный кот, недовольно мякнув, ускакал с него прочь. Алекс с грациозностью бывалой алкогольвицы разлил шампанское по фужерам и протянул один из них Киму. Он плюхнулся на диван, опираясь спиной на мягкий подлокотник, закинул ноги на льюнговские колени и торжественно поднял вверх руку. — За тебя и за твой скромный гений! Ким отсалютовал в ответ. — За нас, за норвежских дедов. Угорая, они пригубили шампанское, после чего Алекс стянул с тумбочки смартфон и закопался в социальных сетях. Ким тихо наблюдал за ним. Он любовался этой неподдельной радостью, мягко сияющей в серых глазах. И сам был рад видеть теперь в них что-то кроме вселенской усталости. Свободной рукой Ким невесомо поглаживал колено Алекса, ощущая под пальцами грубые рубцы. Он знал, что хирурги своим вмешательством значительно облегчили жизнь Алекса, но понимал также, что его борьба на этом не закончилась. Ким помнил, до чего всё дошло полтора года назад, в период активного послеоперационного восстановления. Он прекрасно видел, через что Алексу приходилось проходить каждый раз просто для того, чтобы выйти на сцену. И он давно отвык искать искренность в тех его улыбках и отшучиваниях. Не раз и не два Ким сам хотел остановить своего фронтмена, прекратить всё уже по собственной инициативе. Но так и не решился. Наверное, в глубине души он сознавал, что это не решит проблему. А с большей вероятностью добьёт их обоих. «Господи, я просто хочу, чтобы он был счастлив. И со всем своим честным эгоизмом — хочу стать главной тому причиной». Поймав себя на этой мысли, набатом ударившей в голову, Ким ощутил предательский спазм в горле. «Да что со мной? Возьми себя в руки.» Проклиная свою сентиментальность, он залпом осушил бокал. Голос Алекса раздался как будто издалека. — О, смотри! В инсте мне закомментили: «Russia is waiting for new album». Представляешь, кто-то нас ещё помнит в России. В голове невольно всплывает две тысячи девятый. Капец, мы тогда как будто вернулись во времена Metropolis-тура. — Да… — Ким прикрыл глаза, стараясь успокоить сбившееся дыхание. — Фиг забудешь такое. Даже спустя двенадцать лет. — Скорее бы эти грёбаные ограничения уже сняли! Мне кажется, на первом концерте после всего этого мы вместе со зрителями схватим коллективный инсульт от привалившего счастья. Ким широко улыбнулся. — Для группы и остатков фанбазы не может быть лучшего конца. Дай боже только дожить хотя бы до этой возможности. — Да куда мы денемся. Льюнг снова взглянул на сияющую физиономию Алекса. Тёплое чувство, неукротимо растущее внутри, в это мгновение заполонило его разум и сердце через край. Пройдя огромный путь, они по-настоящему научились чувствовать друг друга — так, что один продолжал другого в мыслях и действиях, в намерениях и общих стремлениях. Всё это находило своё отражение в их новой музыке, во всём творческом процессе. И Киму хотелось углубить их близость. С каждой их встречей это желание закреплялось в нем, не ослабевая Он отставил бокал, осторожно согнул расслабленную ногу Алекса и склонился к ней.

***

Смартфон чуть не выпал из ослабевшей руки, пришлось благоразумно отложить его в сторону и отставить туда же недопитое шампанское. Широко раскрытыми глазами Алекс смотрел, как Ким приник лицом к его ногам. Вскоре он почувствовал, как его тёплые губы медленно заскользили вверх по бедру. Дыхание Алекса тут же участилось, а порыв как-нибудь по-дурацки пошутить умер, растворившись под волнами чутких прикосновений. Ким, не прерываясь, ловко сменил положение, оказавшись между разведённых ног Алекса. Тот знал, что это значит — и острое ответное возбуждение метнулось внутри него, тут же отозвавшись во всём теле. Алекс прикрыл рот тыльной стороной ладони, продолжая наблюдать за действиями партнёра. Его сердце привычно замирало от того, каким красивым Ким становился, когда давал выход своей чувственности. Алекс всегда считал его невозможно привлекательным не только в личностном плане, но и внешне, а в моменты, подобных этому, он вообще был не в силах отвести от него взгляд. Возраст здесь не играл большой роли, даже в каком-то смысле придавал ощущениям глубины. Перед ним уже был далеко не мальчик, а по-настоящему взрослый мужчина. Мужчина, который хотел его. И это понимание рождало в самом Алексе постепенное принятие нового себя. Он уже мог спокойнее смотреть в зеркало, понимая, что это — всё ещё он. Что, даже будучи искалеченным болезнью, он способен был вызывать эмоции и реакции, которые невозможно было подделать. Что заслуживал их, несмотря ни на что. Это многое значило для него, особенно теперь. Когда Ким легким движением стянул с его бёдер и без того держащееся на честном слове полотенце, Алекс всё же прикрыл глаза. Даже спустя уйму лет и сотни подобных встреч — как мимолётных, так и относительно долгих — он продолжал испытывать неловкость, так откровенно демонстрируя себя и своё очевидное желание. Но ласкающие горячие губы и язык Кима, обрушившиеся на него в ту минуту, погасили остатки смущения. Ким прекрасно знал, как доставить удовольствие Алексу, и эта практически паранормальная способность тонко улавливать реакции тела, читать его, как на ладони, быстро доводила Алекса до исступления. Поначалу это даже казалось проблемой, когда на первых встречах после того долгого перерыва Алекс заканчивался от одних только поцелуев и пары движений пальцев Льюнга. Будто он зелёный подросток, едва-едва дорвавшийся до желанной близости. Слава богам, у Кима хватало совести не шутить на эту тему. Алекс открыл глаза и заметил, что Ким в процессе сам смотрит на него. Он поймал этот взгляд и нашёл в нём такую наполненность, такое упоение, что готов был неиронично умереть прямо здесь и сейчас за одни только эти зрелища. Тяжело дыша, Алекс положил ладонь на голову Кима, медленно провёл пальцами по волосам, спускаясь к скуле и распалённой щеке. Ему не нужно было направлять его движения, тот и сам прекрасно чувствовал, когда необходимо ускориться или, напротив, замедлить темп, взять глубже или подарить поверхностную ласку. И он остановился только тогда, когда Алекс уже откинул голову назад и заметался на простынях, будто в огне. Сдерживая себя на самой грани, Ким, очевидно, намеревался завершить всё иначе. Он приподнялся над полуживым от пережитого Алексом и потянулся к его приоткрытым губам. Медленно провёл по ним языком, ловя срывающиеся вздохи, после чего неторопливо углубил поцелуй. Алекс закинул ему на шею обессиленные руки, притягивая ближе к себе, горячо отвечая. Он обожал этот момент. Он был без ума от того, что проделывал с ним Ким прямо сейчас. А потому он не заметил, как свободной рукой Льюнг дотянулся до тумбочки. И когда смазанные пальцы Кима начали с осторожностью готовить его, Алекс невольно вздрогнул, больше от неожиданности, чем от замешательства. Ким с нежностью коснулся губами его покрытого испариной виска, и этот сердечный жест окончательно расслабил Алекса. Вот уже он сам начал поддаваться ему навстречу, ловя кайф не столько от физических ощущений, сколько от интимности процесса. От того, с какой бережностью Ким относился теперь к нему. Это уже был не тот Ким из девяностых, который считал группу и всех её участников своей личной собственностью. И полагал, что имеет право взять всё, что ему нужно, — когда захочется. Не Ким из нулевых, топящий горе потери в алкогольно-наркотическом угаре, сексуальных сублимациях и новой музыке, полной злого прямолинейного протеста. Это был Ким, за которым Алексу хотелось идти до конца, впервые нашедший себя настоящего. Честный и не стесняющийся дарить свою заботу. Открытый и искренний. Живой. Он соединился с ним ровно тогда, когда Алекс готов был уже умолять его об этом. Его тело само собой подстраивалось под плавные глубокие движения. Ловило ритм, растворяясь в прикосновениях влажной кожи, губ и ненасытных рук. Как будто было возможным — слиться воедино. И весь мир укатился к чёрту, перестал существовать, как они и предрекали ему в свежевышедшей песне. Все посторонние мысли в голове Алекса оказались выжженными их общей страстью, кроме одной — простой, правдивой и всё ещё почему-то отзывающейся на периферии сознания болью. «Я люблю его… Люблю его…» Она заела в его мозгу на бесконечном репите, и Алекс попросту не замечал уже, как выстанывает свои откровения вслух. Он пришёл в подобие сознания, только когда Ким с глубоким, больше не сдерживаемым стоном вытянулся над ним, совершая последние рваные движения. Внутри стало горячо и влажно. Изнурённый Ким упал на его грудь, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Алекс крепко прижал его к себе, оглаживая напряжённые плечи и мокрую от пота спину. И когда Ким пошевелился, пытаясь подняться и оторваться от него, Алекс мягко положил руку ему на поясницу, удерживая в прежнем положении. — Подожди… Останься. Приподнимись только немного. Ему хотелось видеть его лицо и при этом ощущать в себе полностью. Алекс знал, что ему не потребуется много времени. Достаточно было ошалевшего взгляда Кима, его всё ещё сбитого дыхания, их общности и нескольких быстрых движений. Вскоре Алекс выгнулся под ним, и его чувственный стон прорезал вечерние сумерки, пока он жарко изливался на грудь и живот Кима. Тот смотрел на него обезумевшими от эмоций и желания глазами. Неожиданно он произнёс шёпотом, цитируя себя самого: — Vi er like — vi er én, jeg er sminket — du er ren…* Алекс был готов поклясться, что покраснел, услышав знакомые строки. Тем временем Ким, по всей видимости, окончательно решивший свести его с ума, провёл ладонью, стирая солоноватые следы со своей кожи. Не отрывая прямого взгляда от лица Алекса, он бесстыдно облизал свои пальцы. И тогда Алекс понял, что либо скончается прямо на месте повторно, либо неловко пошутит. Второй вариант казался более подходящим ситуации. — Всё произошедшее лишний раз доказывает, что нам надо почаще выпускать такие крутые синглы. Ким рассмеялся и всё-таки улёгся рядом. Полотенце, чудесным образом оказавшееся под рукой, пришлось сейчас как нельзя кстати. Алекс смотрел в спокойное счастливое лицо Кима и невольно задавался вопросами. А она тоже видела его таким? Он тоже лежал в её объятиях, утомлённый любовью и близостью? Тоже смотрел на неё так? Он не мог поверить в это. Не хотел. Ким откровенно признавался, что секса с женой у него не было с тех самых пор, как они решились всё вернуть. И Алекс доверял ему. Но также он не мог не замечать во время их редких пересечений втроём, как Гюро меняет своё поведение. Как нарочито часто она называет Кима какими-то дурацкими прозвищами, как виснет у него на плече и демонстративно тянется за поцелуем. Алекс не знал, ведёт ли она себя так прицельно в его присутствии, или это было нормой для них. Он смотрел в такие моменты на Кима и был, наверное, единственным, кто улавливал едва заметное напряжение в тонкой линии губ, мимолётные застывшие взгляды и скрытое раздражение. Ким не любил её, хотя и оставался чертовски хорошим актёром. Но не для Алекса. Алекс не позволил ревности заползти вглубь своего сердца и отравить сознание. В конце концов, у них оставалось не так много времени, чтобы побыть вдвоём, и нужно было дать себе возможность просто насладиться им. С благодарностью за то, что оно у них вообще было. Алекс вдруг почувствовал резко накатившую усталость и зевнул в подушку. Ким прижал его к себе, стянул со спинки дивана плед и прикрыл им их обоих. — Отдохни немного. Я разбужу тебя. Просто буду рядом. «Просто буду рядом». Для Алекса этого было достаточно.