Посвящается тебе

Новый день в Милане. На улицах появились люди, которые либо возвращались домой после ночи, проведенной в веселье и танцах, либо спешили на работу или прогулку по Навильи. Я, уткнувшись лбом в стекло, отстукивал по оконной раме ритм мелодии, которая уже долгое время витала вокруг, дразнилась и не давалась в руки. «Не те ноты, не то настроение… все неправильно...» Я вернулся к столу и, еще раз просмотрев нотный лист, обильно покрытый густыми зачеркиваниями, аккуратно сложил его уголок к уголку и бросил к компании таких же аккуратно сложенных листов. Положил на стол новый. Вернулся к окну. Говорят, что если вопреки всем стараниям что-то не получается, стоит взять перерыв. Заняться другим делом. Отдохнуть, расслабиться, смотря на воды, бодро текущие по каналу. «Не стоит мучить себя», говорят они мне. «Брехня», говорю я им. Пока ты день за днем ничего не делаешь, неоконченное дело зудит и чешется, словно зарубцевавшаяся рана, напоминает о себе каждое свободное мгновение. И вместо отдыха и восполнения сил получаешь ужасную пытку. Уж лучше я опять начну засыпать за столом, падая на очередной исчерканный лист, чем буду тратить время на страдания, называемые «отдыхом». Но все же... сидение в четырех стенах, покачивание на стуле и бормотание проклятий в потолок действительно не лучшее времяпрепровождение. Может, и правда стоит все бросить? Только на сегодня! По меньшей мере, будет полезно немного проветриться и размяться. Я давненько не заглядывал в любимое кафе напротив… Петунии – единственное, что меня радовало последние дни, – политы. Дверь заперта. Место в кафе у барной стойки занято. Кофе заказан. В противоположном конце зала стоит простенькая сцена, на которую, благодаря щедрой воле хозяина, может подняться любой желающий и на свой страх и риск показать людям свои таланты. Я частенько пользуюсь такой возможностью. Каждая новая песня первым делом представляется местным завсегдатаям. Не то чтобы от этого была какая-то особая польза… мне просто не хочется предавать это место. Сегодняшний вечер был литературным. Один за одним на сцену выходили поэты и рассказчики, цитируя кумиров или представляя собственные работы. Кто-то тихо бубнил в микрофон, уставившись в пол и постепенно краснея от непривычного обилия внимания. А кто-то настолько экспрессивно размахивал руками и шагал от одного края к другому, что едва не сносил оборудование. Облаченные в слова пылкие души и горячие сердца рвались наружу, наполняли воздух, притягивали к себе. Вдохновляли. … но та мелодия все еще держалась на расстоянии. Я в задумчивости наблюдал за пузырьком воздуха, плавающем в кофе, и краем уха слушал очередного выступающего, когда к стойке кто-то тихонько подошел. – Какие люди! – обратился к посетителю бариста, – Здравствуй, здравствуй. Тебе как обычно? Я поднял голову. Рядом стояла растрепанная, словно собирающаяся в спешке, девушка в великоватой, повидавшей жизнь кофте и не менее потрепанных штанах. Если бы творческий беспорядок был человеком, она была бы лучшим его воплощением. – Здравствуй, – улыбнулась она. – Да, как обычно, пожалуйста. Не забудь розетту! – Ни в коем разе. Порадуешь нас сегодня? Для тебя микрофон всегда свободен, милая. – Конечно порадую. Чтоб я пришла сюда с пустыми руками!.. Пока они общались, я продолжал ее разглядывать. Из кармана торчала ручка и маленький блокнот. Тонкие пальцы постукивали по стойке. Она блаженно закрывала глаза, наслаждаясь запахом перемалываемых кофейных зерен. Она стеснительно прятала улыбку в ладошку, когда бариста шутил, рисуя узоры молочной пеной. Она… Внезапно пропала из поля зрения. Где она? Я вздрогнул и начал искать ее взглядом среди посетителей. Как их много сегодня. Так не вовремя! – Что-то потерял? – Мой встревоженный вид не остался незамеченным. – Тут, – я махнул рукой, – девушка стояла. Буквально только! Растрепанная такая, в домашней одежде. Где она? Ты видишь ее? – Ты о Джулии, что ли? Погоди, ты не знаешь нашу Джулию?! Что ты тут делаешь вообще, только с гитарой своей обжимаешься да в пол смотришь? – Он улыбнулся и, облокотившись о стойку, наклонился ко мне. – Отошла она, сейчас вернется. А что такое? – Она... необыкновенная! – Легок ты на подъем, друг. – Он задумчиво осмотрел зал. – Что ж… ладно, давай, хватай свой остывший кофе и беги вон к тому столику, пока его не заняли. Когда через пару минут Джулия вернулась, я уже успел себя извести. Вдруг не вернется? Вдруг передумала? Мало ли, может, настроения нет для того, чтобы стихи читать, бывает ведь. Не буду же я теперь каждый день сторожить ее здесь, как маньяк! К тому же, я просто не вынесу ироничной ухмылки и комментариев бариста при каждом моем глотке кофе. А мелодия… та мелодия, которую я не мог поймать уже много-много дней… клянусь, я слышал ее в тот момент, когда увидел Джулию. Недолго, полунамеком, несколько звуков. Этого хватило, чтобы внутри, в душе, все начало бурлить. Джулия тем временем поднялась на сцену. Вытащила блокнот, открыла на нужной странице. Улыбнулась зрителям. Начала читать. Если бы я только мог остановить течение времени и слушать, слушать, слушать… То шепотом, то громким восклицанием, то удивленным вопросом – она управляла людскими эмоциями, направляла в нужное русло. То, что чувствовали люди вокруг, читалось во всем их облике. Я не мастер в стихосложении, не особо разбираюсь в поэтах, их историях и прочем, для меня это развлечение, как хорошая книга, которую читают вечером на диване. А для нее поэзия была неотъемлемой частью жизни. Не было бы поэзии – не было бы Джулии. Не было бы ее – мир многое потерял бы. Я потерял бы. Поклонившись и поблагодарив зрителей, Джулия, стирая слезы с щек рукавом кофты, ушла на улицу. Я пошел за ней, предложил бумажный платок. – Это было очень красиво! – Спасибо. Мне очень приятно, – улыбнулась она. Счастливая улыбка и заплаканные глаза. Странное сочетание. Мы вдвоем смотрели на воду, как она бликует на солнце, как, журча, бежит от нас дальше и несет прогулочные лодки, листья и водоросли. – Я тебя видела раньше. Ты играешь здесь, да? Частенько встречаешься. – Ага. Она меня знает, а я ее нет. Вроде бы и нет ничего плохого в том, что я ее не знаю... Ее, завсегдатая моего любимого кафе… талантливого поэта… красивую девушку… нет, мне все же было несколько стыдно перед ней. – Мне нравятся твои песни. Приятно слушать. – Спасибо. Ты… ты сейчас домой? Или будешь слушать остальных? Если ты домой, то можно тебя проводить? Она улыбнулась, глубоко вдохнула и ответила согласием. Мы шли и рассказывали друг другу о своем творчестве. Она рассказывала, как находила рифмы вокруг себя, как исписывала блокнот за блокнотом, с теплом говорила о пухлой тетради на кольцах, в которую уже не вмещались новые страницы. Погоревала, что не может писать за компьютером: слишком уж это организованный процесс для нее. Читала мне свои лучшие работы. Я рассказал о своих милых петуниях, о гитаре, о том, как за годы практики научился мастерски запускать самолетики, сложенные из исчерканных нотных листов – их-то всегда предостаточно. О том, как пришел в этот восхитительный мир нот. О том, что переживал, когда писал песни. А та мелодия… она была совсем близко в те минуты, пока мы шли до дома Джулии. Еще чуть-чуть – и я был бы готов прямо на месте разложить на перилах канала салфетку, расчертить ее и углубиться в созидание. Но все же у меня получилось удержать эту бурю внутри. Нужна выдержка. Терпение. Однажды услышанная, давно ожидаемая мелодия уже не забудется, как и момент, когда она наконец соизволила запечатлеть себя во всей красе воображения. Тем более, когда рядом не только мелодия, но и Джулия. Но все же я еще никогда в жизни так быстро не бежал домой. Никогда так не взлетал вверх по лестнице. Никогда не слышал такого сильного сердцебиения в процессе написания музыки. Никогда с таким удовольствием не раскрывал себя в словах, сочиняя текст. Удивительно, но в этот раз название пришло на ум сразу же. Нечасто такое бывает. Через несколько дней я поднялся на сцену, крепко сжимая в руках гитару. Поправил микрофон. Выдохнул, подготавливая себя. Встретился взглядом с Джулией – теперь-то я не терял ее среди толпы. Что ж. Глубокий вдох. – Посвящается тебе.