Я окей

Фарфоровое лицо пошло трещинами. Обнажаться и кричать в пустоту - плохая идея. Искусственный праздник - жалкое зрелище. Доверие для смелых и благородных сердец. Для тех, кто готов, не дрогнув, сносить удары. Я - отсыревший фейерверк, не способный выстрелить в полную мощь. Я - безыскусный спектакль. Станиславский из гроба вопит "Не верю!" бескомпромиссным раскатистым басом, заполняющим пустоты в утоптанном грунте. Я взрослею, медленно, нехотя. Я жажду дарить улыбки. Нести свет. Словом, пустяком, делом. Но надо мной по прежнему гаснут фонари. Фонит радио. Искажаются волны передач. И я снова сбегаю, прячу лицо, прячу улыбку в трещинах. В толпе легко затеряться. В толпе легко быть никем. И я бегу в гущу людей, где каждый думает о своем, и мимолетный взгляд на серое пятно, источающее смрад тоски, не отпечатывается в памяти. Обезвреживаю себя. Вмешивается Его Величество Случай. И провести вечер в одиночестве мне больше не суждено. Сегодня я хочу отдавать. Я отдаю мелочь, затерявшуюся в карманах, покупаю пачку сигарет попрошайкам. Миниатюрная цыганка постаралась разыграть свой фокус. Шепчет что-то над монеткой, мол счастье ждет. Привечает добрым словом ради того малого, чем я могу поделиться. Говорит слова, которые не имеют силы, если их себе повторять самому. Их хочется слышать от кого-то. Психотерапия стоимостью в пригоршню монет и синий винстон. Меня терзает чувство вины за свирепый оскал, которым я научилась отвечать на причиненную боль. За нечестно отвоеванную победу в борьбе за себя. Я проницательна. Чую брешь в любой броне. Знаю, как уколоть больнее всего. И знаю, что не должна ни при каких обстоятельствах. Сорвалась. Пустила в ход злые чары. В итоге бреду со случайными попутчиками в винный отдел. Наша компания - это дальневосточная принцесса удивительной красоты, скромный юноша, таящий внутри какой-то свой, особенный мир, и я, та, которая сеет злость и любовь равносильно сногсшибательной мощи. Улыбаюсь. Я люблю их и без вина. За то, какие они есть, мои случайные знакомые. Ожившие герои из сказок. Принцессе очень одиноко, она ждёт чьей-то весточки. То и дело проверяет почту. Льнет к плечу, берет за руку. Ей нужно чувствовать человеческое тепло. Знать, что о ней помнят и ни за что не забудут. Я дарю память и прикосновение руки, замерзшей на зимнем ветру. Юноша ждёт одобрения. И, может быть, благодарного слушателя. Он тонко чувствует красоту. Он любит жизнь. Ему дорог вкус кофе, приготовленного по особенному ритуалу, полёт вдохновения легендарного Гилмора и Уотерса в каждой ноте "Another brick in the wall", все то, что дарит человеку тихое созерцание и пять органов чувств. Что я могу подарить ему? Я подбиваю его на нелепую авантюру, отдаю чувство причастности к маленькому приключению. Бросаю камешек в его тихий пруд, чтобы видеть круги на воде. Я пою, шагая по улице. Не глядя переступаю февральские лужи. Затягиваем в три молодых звучных голоса народную. На моём лице фарфоровая улыбка, а в мыслях Земфира настойчиво повторяет: "я окей". И демоны молятся. И я снова обманываю себя. Я хочу рассказать тебе сказку, которая к выше написанному имеет самое прямое отношение. Сказку, в которой нет ни принцесс, ни драконов. Только демоны, которые скрываются в темноте подъездов и ждут на дне винных бутылок. Сказку о потерянном друге. Садись удобней. Постараюсь не занимать слишком много твоего времени. Как и водится, в некотором царстве, сером государстве, в неприметной новостройке, затерянной среди дворов, встретились как-то стреляный волк и бродячая собака. Волк был клыкастый и недоверчивый, а собака голодная. И стали они вместе поживать, распугивать нечисть из тёмных углов и тревожить демонов, спящих в бутылках. Волк вырос без стаи, да к тому же помнил пулю, прошившую бок, и ему очень хотелось в собаке видеть сородича. Волк любил собаку, а собака любила волка. Но как нелепо медведю водить дружбу с зайцем, так и волку таскаться со сворой собак смешно. Собака вечно была голодна. И ей хотелось достать демона из бутылки, чтобы тот исполнил её желания. Однажды у неё это получилось, но демон решил утащить её с собой на дно. И волк оскалился, шерсть встала дыбом на его загривке, показались острые зубы и когти. Волк не знал, что собака выбрала дно, где всегда тепло и демоны шепчут сладкие речи. Собака никогда бы не утолила свой голод. Он застил ей глаза. И собака решила его обмануть. Для собаки не было ничего важнее на свете, кроме своего вечно голодного брюха. И волк бы ей никак не помог и у демонов не отвоевал. Ей это было попросту не нужно. Тогда волк снова остался один, с новым ранением. Ушёл зализывать раны и привыкать заново к одинокости. Скулить в память о собаке... Плохой же, должно быть, из меня сказочник, верно? На деле её звали Д. И я ждала её целых 5 лет, чтобы вновь столкнуться с совершенством равнодушия, вспомнить его горький привкус и сорваться с цепи. В панике. От страха и злой детской обиды. Узнать горькую правду и по-детски в ответ укусить до синевы. Дать выход злобе и негодованию. И нечестно ударить поддых, просто потому что могу. Потому что мне очень больно. Так я оказалась здесь, в начале своего рассказа. Навеселе, в эпицентре отчаянной бравады. И за пару часов до того, как моя чудная фарфоровая маска разобьется к чертям. Верчу на пальце кольцо, оставленное Д. Оно жжется. Просится обратно к своей хозяйке. А я все чаще подумываю о том, чтобы бросить его в реку с моста. Позже, посреди глубокой ночи, я сбегу из чужих ненужных объятий, провалюсь в сон и буду спать до полудня без сновидений. А проснусь простывшая и без сил. Но, знаешь ли, у меня все окей.