This is a very old story

— Подожди, стой, я должна тебе кое-что сказать. Он останавливается, Миву разрывает желание закричать. — Что? — спрашивает она, тяжело дыша, выгибаясь ему навстречу. Его губы больше не касаются её губ, хоть она и чувствует его руки на своём теле (на её бёдрах, боках, груди, ключицах), уберегая её от глупых поступков. — Что, что? Повторяет она, надеясь на то, что это не её глупое разыгравшееся воображение, часто дарившее ей сны, после которых она одна просыпалась в холодной кровати. — Не надейся, — говорит он неожиданно серьёзно. — Не поддавайся чувствам. Боже, какая самонадеянность. Мива ударила бы его, если бы сейчас её конечности не напоминали сахарную вату. Вместо этого она с глухим стуком откидывает голову назад, закрывает глаза и делает пару глубоких вдохов, её грудь медленно поднимается и опускается. — Хорошо, — соглашается она. Если честно, его предложение звучало неплохо. И даже если бы это было не так, она всё равно бы солгала и приняла его. Она ждала его достаточно долго и, чёрт возьми, она не собирается отступать, особенно сейчас, когда он наконец-то здесь, наконец-то рядом. Что бы ни последовало за этим лихорадочным сном, она разберётся с этим позже. — Не буду. Годжо долго смотрит на неё сквозь свою повязку, она смотрит на него в ответ, пока он не откидывает голову назад, громко посмеиваясь. Мива слегка ущипнула себя за руку, её колени задрожали от облегчения и волнения, когда она почувствовала слабую боль. Он проводит рукой по её плечу, спускается до локтя, затем снова поднимается, чтобы коснуться пальцами её щеки. «Для человека, который не хочет поддаваться чувствам, он очень плохо справляется с установкой дистанции», — думает она, мысленно закатывая глаза, но всё равно склоняется к его прикосновению, как подсолнух к солнцу. — Звучит неубедительно, но я поверю тебе на слово. — Слава богу, — вслух думает Мива и толкает его коленом. — Моя комната в той стороне. * Мива знает, что будет дальше. На самом деле, она всегда знала, и видела все уродливые знаки судьбы. Она прочитала достаточно любовных романов и посмотрела достаточно клишированных фильмов, чтобы остро осознавать каждый шаг в этой истории. У неё нет другого пути развития. Годжо Сатору — тот самый парень. Красивый, всемогущий мужчина с золотым сердцем и угольно-чёрной душой. Он думает, что он лучшее, и самое привлекательное, что когда-либо случалось с этим миром, и мир, улыбаясь, соглашается с ним. Он никогда не проигрывал битву ценой потери всего остального. У него лёгкая улыбка и яркие голубые глаза. Он выглядит бесконечно одиноким, когда на него никто не смотрит. Она хочет его. И она никогда по-настоящему его не получит. Никаких внезапных сюжетных поворотов. * Они видятся не чаще двух раз в месяц, что отлично им подходит. Годжо много путешествует, пропадая неделям, бог знает где, а Мива не собирается пренебрегать своим обучением ради какого-то парня. Даже если этот парень величайший в мире маг. Она знает, что у него много забот с перерождением древнего Короля Проклятий, он знает, что она верна своим приоритетам, где мальчики занимают место гораздо ниже школьных вопросов. Это удобный, гибкий график. — Не буду врать, — говорит он ей, поднимая руку и медленно пропуская между пальцами прядь её волос. — Когда я сказал, что ты не должна испытывать никаких чувств, я не имел в виду абсолютно никаких. Ничего. Мива игриво пинает его, недоверчиво качая головой. Они лежат в постели, Мива чувствует исходящее от него тепло. Он обнимает её одной рукой, заставляя её прижаться к нему сильнее и уложить голову на грудь. Она до сих пор чувствует капельки пота и слюны, стекающие по её коже и иногда морщится от контакта со свежими синяками. — Дай угадаю, ты имел в виду «не испытывай никаких чувств», но «испытывай их в достаточной мере, чтобы моё эго не пострадало». Годжо смеётся, поправляя длинную прядь своих волос. — Виноват, — признаёт он. — Прости. Звучит не как раскаяние. — Ты ужасен, — беззлобно говорит Мива с той же честностью, с какой обычно говорит, что он великолепен. — Правда ужасен. — Я знаю. Позволь мне загладить свою вину. Он мягко отталкивает её от себя, стягивает простыни, которыми они укрывались и тянется куда-то вниз, чтобы поднять забытую повязку. Он плавно раздвигает её ноги, снова надевает на голову эту штуку, чтобы сейчас ему не мешали волосы и устраивается между ее бёдер, расположившись практически на краю кровати. Он чувствует, видит её напряжение, нарастающее от его касаний. Она устраивается поудобнее на подушках, когда он вводит в неё палец и проводит языком по особенно чувствительной зоне. В этот раз извинился он достойно. * Она хочет его, да. Конечно, хочет. Он доводит её до исступления до тех пор, пока она не перестаёт чувствовать свои ноги. Он часто опускается вниз, оставляя тягучие поцелуи, уделяя внимание каждой её нежной зоне. Он очарователен и душераздирающе красив, она могла бы считать его последним мудаком, чтобы держать установленную дистанцию, но он, будто нарочно опровергая её мысли, всегда ведёт себя иначе, так мило и нежно, что её сердце начинает непроизвольно болеть. «Должно быть, это утомительно, — думает она, — так долго безостановочно поддерживать безупречный, беззаботный вид». Иногда она ощущает этот груз усталости на его плечах, затылке, напряжённой спине. Она стоит на коленях позади него, плавая в его гигантской футболке, и осторожно работает костяшками пальцев, разминая твёрдые узлы на его спине. Она не спрашивает об этом. Он не говорит. Так и должно быть. * Мива узнаёт об этом от Тодо, что само по себе ужасно. Он неистово рыдает, ей трудно проглотить комок в горле, но каким-то образом у неё это получается. Она крепко обнимает его, и он окончательно расклеивается, когда она похлопывает его по спине. Мива шепчет Тодо тихие соболезнования и позволяет ему выплакаться в свою школьную форму, не смущаясь людей в коридоре. У них было преимущество в девятнадцать пальцев, чтобы свыкнуться с этой идеей, но Мива думает, что и ста пальцев было бы недостаточно, чтобы смягчить удар. Она понимает, все они ожидали чуда, каждый из них верил в не случившийся подвох до последней минуты. Поворот сюжета. Но нет никаких сюжетных поворотов. Итадори Юдзи умирает, унося с собой Короля Проклятий. Он принёс себя в жертву ради великого блага. Ради спасения мира, который его не заслуживал. Он даже не оставил после себя тела, чтобы его могли похоронить, сжечь или оплакать. Она не ожидала, что Годжо придёт к ней в этот день, но не удивляется, когда он всё же появляется. Он тихо и неподвижно ждёт Миву в её комнате чем чуть не доводит её до сердечного приступа. Когда Мива заходит, она запирает дверь на ключ. Она бы проглотила его, если бы это действительно могло помочь ей удержать его. Она боится за мир, что испытает ярость Сатору Годжо сегодня вечером. Мива знает, как всё будет. Она скажет: «я сожалею о твоей потере», он ничего не ответит, а после она отдаст ему своё тело, чтобы он смог утопиться в нём, найти убежище. Он сломает её, выместит на ней гнев, разочарование и горе, она не будет против. Ведь даже если он и поступал ужасно, каждый человек имеет право на то, чтобы поступать ужасно, когда он теряет кого-то важного. Кто-то должен защищать мир от человека, который защищает мир. На следующий день она проснётся с болью в теле и тяжёлым сердцем, а его нигде не будет, и в следующем месяце, когда он появится снова, они не будут говорить об этом. Он снова будет отпускать шутки и притворяться, что внутри него нет нагромождения уродливых и обломанных чувств. — Мне жаль, — говорит она, делая шаг вперед. — Он был хорошим человеком. Годжо кивает. — Ага. Он был. Он снимает повязку, отбрасывает еë в сторону, Мива замечает его глаза, красные и опухшие. Затем он садится на кровать и похлопывает по месту рядом с собой, сейчас он выглядит ужасно маленьким для обладателя роста в почти два метра. — Иди сюда. Я хочу рассказать тебе о нём. Может быть, у этой истории есть и другое развитие. — Хорошо. Он говорит, и говорит, и говорит, а она слушает. * Он исчезает на три месяца, и когда она видит его в следующий раз, он привычно смеётся, шутит и делает вид, что не прячет внутри себя страшные, колючие чувства. Она всё ещё хочет его. Он говорит «я дома», она отвечает «с возвращением», а потом они сливаются в единое целое на долгих пять часов, катаются по кровати, сменяя позы так часто, что Мива умудряется обнаружить дюжину новых мышц в человеческом теле. Сначала он придушивает её и заставляет извиваться в своих руках, пока она не теряет сознание от наслаждения, затем она садится на него, трётся о его пах, пока её тело не начинает содрогаться от переполненных нежных, но одновременно страстных чувств. Он лениво обводит языком её соски, а потом резко ставит её на четвереньки, притягивая за бёдра обратно к себе, одаривая короткими, сухими и грубыми толчками, которые почти причиняют ей боль. Когда она без особого энтузиазма скулит под ним, он тихо и успокаивающе произносит «ш-ш-ш» и вводит в неё сзади большой палец, влажный от его слюны. Он говорит только одну фразу «теперь моя очередь». Утром на завтрак они едят печенье, не вылезая из постели, Мива прислоняется к груди Годжо, он показывает ей фотографии своей поездки за границу, скользя пальцами по поверхности телефона. Когда он заметил что-то забавное на фото, чего она не могла понять, он заговорил. — Думаю, ты должна была быть там, солнышко, — смеётся он, и всё его тело сотрясается от заразительного смеха, а она с нежностью думает: «я хочу тебя». Словно прочитав её мысли, он перестаёт смеяться и нежно обхватывает её подбородок. В его голосе проскакивает его фирменная игривость, она в этом разбирается. — Как у нас обстоят дела с чувствами? Всё хорошо? — Да, — говорит Мива с предельной уверенностью. Никогда ещё она так не гордилась тем, что следует чьим-то указаниям. — Этого не произойдёт, можешь прекратить эту постоянную проверку. — Просто хочу быть уверенным, — ласково говорит он. — Просто хочу быть уверенным. * Она хочет его открытым, обнажённым сердцем девочки-подростка, которая однажды нашла самую яркую и блистающую вещь на земле. Она хочет заполучить её ровно до тех пор, пока однажды желание владеть ею просто не испаряется из её сознания. Он всё ещё ярко сияет; его огонь — яркий, нежный и непростой, и она надеется, что кто-нибудь когда-нибудь сможет погреться в этом свете и не сгореть. Она выпускница, теперь профессиональный маг, его коллега — и она любит его. Только не так, как он боялся. — Меня бросают? — спрашивает он, надув щёки, как ребенок, а она смеётся и бьёт его дипломом. — Перестань, ты должен был это предвидеть. — Может, и должен был, но неожиданность ранит меня сильнее, — он драматично вздыхает. — Ну, может последний раз? На дорожку? Она переживает за него до боли в сердце. Кто-то действительно должен защищать Годжо Сатору от всего мира. Она хватает его за воротник, тянет вниз и долго целует в щёку. — Увидимся на поле боя.