Апокалипсис сегодня

Ссоры очень утомляют. И ссориться Костя не любил, хотя и характер у него был не подарок, и очень хотелось свое мнение выразить, возможно даже в резкой форме. Зато все поймут. Ещё больше Костя не любил ссориться с Валькой. Благодаря отходчивому нраву одного, и умению уступать, но только с одним человеком, второго — серьёзных конфликтов всегда удавалось избежать. В Костином окружении вообще мало кого можно было назвать истеричкой, и потому он смог сам легко застолбить это место за собой. Почему они поцапались — Костя даже не понял. Может, Валька включил свои ноты «я мистер командир, я знаю как лучше», за ним такое иногда водилось и довольно раздражало. У них всех скоро должна была начаться череда концертов, и надо было прогнать новые форматы уже не для съёмок. А Костя пришел в не лучшем настроении, а уходил так вообще в препоганом. Но в голове звучали слова Ромки, сказанные ещё в далёком 2018-м. «Мы же творческие люди, разногласия случаются, не стоит всерьез все воспринимать». Косте очень хотелось так и поступать, но раздражение лилось через край, и больших трудов стоило не наговорить лишнего. По дороге домой даже завис у очередной пекарни-кофейни, коих развелось дикое множество. Идея «не порадуешь себя сам — не порадует никто» была точной, как никогда. А внутреннего критика всегда можно было заткнуть фразой «это же я сыну покупаю, а не себе». Про себя Костя тоже не забыл, и в полной темноте, уже дома, хрустел какими-то супер модными полезными печеньками. Что было первое на витрине, то и схватил. Не хотелось долго выбирать и расхаживать там, как будто его могли заприметить и начать выяснять отношения. Конечно, это сюр. После их сборов никто из ребят не ошивается в очередях за чизкейками, у всех взрослые и серьезные дела. А Костя…он же всегда был не такой, как все. Ещё и зима в этом году вышла особенно тяжёлой. Снег вперемешку с морозом, и никакого тебе просвета. Так-то Костя вырос там, где минусовая температура — уже небывалые холода, а снег тает, не долетая до земли, и к такой суровой погоде иммунитета не имел. Плюс, последние годы киевские зимы не особо отличались от одесских, что было очень комфортно. А тут нате, полный набор полярника. Пробираясь к дому, Костя терял последние крошки оптимизма, а раздражение на дурацкий день, дурацкую зиму, дурацких коммунальщиков и дурацкого Вальку росло быстрее сугробов во дворе. Не хотелось ничего. Ни свет включать, ни работать, ни даже вставать с кровати. Просто закрыться от всех, и с головой под одеяло. Я в домике, хоть и отопление ни к черту. Собрав себя в кучу и побыв типичным папой на вечер, который кормит своего ребенка всякими неполезными штуками, Костя даже забыл о негативе. Домашние заботы отвлекают от всего, как и маленький светловолосый ураганчик по имени Милан, у которого накопилось миллион вопросов за день. Костя честно ответил на все, и даже быстро и беспроблемно уложил сына спать. Аллилуйя, хоть в чем-то ему сегодня повезло. Печеньки закончились, хотя и были безвкусными, прямо как всё, что касается правильного питания. И Костя понял в очередной раз, что все эти тренды не для него. Звонок в дверь прозвучал чужеродно, Костя даже вздрогнул. Он уже тысячу лет не слышал этот звук, потому что или сам дверь открывал, или у приходящих были свои ключи. Да и гостей он не любил, равно, как и ходить в гости. «Мой дом — моя крепость», и нечего тут шастать кому попало. Время было позднее, и Костя малодушно подумал, что может стоит вооружиться битой, или что там у него было припасено на время внезапного ограбления. Но лень просто вселенским грузом накатила на него, и если бы не такой противный звук этого дверного звонка, Костя даже бы не пошевелился. Пусть хоть обзвонятся там. Стало понятно, почему некоторые ставят на звонок пение птиц, хотя и это тоже лажа та ещё. Можно было понадеяться, что это очередные рекламщики, или фанатики сект, или ещё кто из очень непрошеных гостей, но уже перевалило за полночь, и ветер завывал даже в щели стеклопакета. Значит, что-то случилось. Или кто-то случился. Когда Костя открыл дверь, на пороге снеговой башней застыл Валька, ещё и с такой улыбкой на лице, как будто его тут и ждали. Костя на секунду задумался, а когда вообще Валька был у него дома? И ничего вспомнить не мог, может и никогда. Что же, с премьерой их всех. Прошло добрых три минуты молчания, пока Костя спросил: — Ты чего тут? — Ничего. Впустишь? Нормальненькие дела. Хотя, Вальке и никаких приглашений не надо. Он уже стряхивал последние снежинки с капюшона куртки и топтался в прихожей. Костя только вздохнул и закрыл дверь. — Не разнеси мне тут все. Милан чутко спит. Валька только кивнул, и наощупь начал пробираться к кухне. Ему это удалось подозрительно быстро, и Костя засомневался в силе своей памяти. Дежавю какое-то. — А свет тут имеется вообще? — Всё тут имеется. От ярких лампочек в светильнике щурятся оба. Костя мнется у шкафчиков, Валька по-хозяйски разваливается за столом. Как будто тут его и место, и легко представить, как утром он недовольно спрашивает про кофе. Хотя, он наверняка из тех, кто сам его приносит, да ещё и в постель, да ещё заварной, с турки. А не ту жижу, что Костя себе варит по-быстрому с растворимого. — Я так и не понял причину визита. Валька укладывает голову на руки, прикрывает глаза, прямо как большой кот. — Дороги замело и такси смогло приехать только сюда. Костя только цокает недовольно языком. — Хорошая попытка, но давай чет пооригинальнее. С фантазией всегда лады были. Валька в ответ молчит, глаза не открывает. Только руки сжимает, замёрзли, видимо, под снегом. Разумной мыслью было предложить чаю, теплый плед и горячий душ, но Костя шел на поводу у любопытства, и решил поиграть в домашнего Шерлока. По тому как Валька растягивает слова и говорит медленнее обычного, можно понять только одно. — Ты со съёмок своих, что ли? — Ну да. — Я все равно ничего не понимаю. Ты живёшь на другом конце города. И студия ваша тоже не близкий свет. Костя как будто сам с тобой говорит, машинально включает чайник, чтобы все-таки не просто так тут торчать. Даже выбирает лучший чай, импортный, подарочный. Гость-то непростой. Валька всё молчит, что очень непривычно. Видимо, тоже утомился. Костя хмыкает, и думает, что пить им всем там надо меньше. Вот и не случилось бы такого. Он просто хотел в тишине порефлексировать и снова копаться в себе, а не копаться в мотивах других людей. А в данном случае это вообще бесполезно. Ничего он не узнает, пока ему не скажут сами. — Ты же не выгонишь меня в этот постапокалипсис? В его голосе какая-то неприкрытая детская надежда, и даже глаза просящие сделал. Но Костя на такое больше не покупается, знает, с кем дело имеет. — Это уже не пост, а как раз он и есть. И нет, не выгоню, сиди себе. Чайник как раз закипел. Заваривая пакетик чистого цейлонского, Костя думал, что его этот друг — тот ещё кадр. По повелению левой пятки сорвался ночью черт знает куда, и теперь просто сидит молча на его кухне. А мог бы дома уже видеть пятый сон. И Костя тоже мог бы. Но вот что в этой голове? Даже зависть где-то зашевелилась глубоко, кольнула. Сам Костя на такие подвиги неспособен и найдет тысячу оправданий себе не делать безрассудных вещей. Он бы и рад иногда заняться глупостями, но спонтанность никогда не была его сильным местом, а ещё постоянный страх «а что другие подумают, а как я буду выглядеть» всегда в голове. Зато вот человечек на его кухне такими штучками явно не страдал. Внезапность была его вторым именем. И Костя знал, что этот ночной визит явно не спланирован был, а кто-то просто перебрал и решил поприкалываться. Уснувшая утренняя обида снова начала шевелиться внутри. Костя даже сел подальше, и только водил пакетиком по краям чашки. Настроения на все эти приколы не было, и выяснить что-то просто не хватало сил. Хочется Вальке сидеть тут в тишине — пожалуйста. Всяко лучше, чем в снегопад ездить по городу. — Кость, я же не просто так приехал. Мне не понравилось, как мы утром расстались, — Валька все же нарушает эту звенящую тишину. Костя вздрагивает, и кривится. Чай слишком горячий и тема болючая. Хотелось ляпнуть «мы не встречались, чтобы расставаться». Ссорились то уже миллион раз, даже перед концертами бывало, забывалось так же легко и не вспоминалось потом. — Нормально всё. Видишь, не помер, вены не вскрыл, вешаться тоже не собираюсь. Такой ответ явно не устроил Вальку, и он нахмурился, сжал губы. — Я же серьезно. — И я тоже. Не надо со мной, как с ребенком. Видимо, интонация выходит именно как у обиженного пятилетки, если Валька улыбается, смотрит с нежностью какой-то. И хрен поймёшь: это такая актерочка или взаправду умиляется. Костя даже не замечает, как быстро на его щеке оказывается чужая ладонь. Ещё и гладить начинает. — Нууу, малыш. — Так, руки, блять! — Чувствуешь, как замёрзли? Дай погреться чуть-чуть. Костя теряется на миг от такого положения вещей, но потом находит, что сказать. — О чашку вон грейся, а не об меня. Валька только качает головой, но руки убирает, даже в карманы засовывает. Костя бросает быстрый взгляд, внутри начинает просыпаться неуместная нежность. Нет уж, только не к этому человеку. Костя так много раз наступал на эти грабли, что на лбу уже неизгладимый след. Но наверное, такая боль, ему всегда будет приятна. А человек напротив уже достал с коробки пакетики с заваркой, и собирается из маленьких пирамидок построить одну большую. С переменным успехом это получается, хотя обычной ловкости рукам не хватает. По понятным причинам. Костя только сейчас замечает, что Валька какой-то растрёпанный, хотя на камеру он старается всегда выглядеть молодцом. Даже снова вернулся к своим замороченным укладкам, которые занимали довольно много времени. Но сейчас волосы уже не лежали ровно, под глазами появились глубокие тени, да и сами глаза стали тусклее, без озорства и смешинок. Костя подмечает все детали, пристально смотрит, благо, можно взглядом не встречаться. Чайная пирамидка теперь задача номер один для его гостя. Сидеть в тишине не хочется, но и разговор может сложиться не так, как нужно. Им обоим. Валька все же достиг успеха, и радостно заулыбался, медленно моргая. Взгляд у него только в небольшом расфокусе, значит, не все так плохо. — Ладно, можешь обижаться сколько хочешь, но быть гостем на следующих съёмках ты просто обязан. Костя, который все это время сидел, подперев голову рукой, чуть локтем со стола не съехал. — В смысле? — В прямом. Выделишь два дня для меня? Вернее, для нас с ребятами. — Окей, но с чего такая честь? — Раскручиваем проекты, ну и ты знаешь, что я не зову кого попало, а только тех людей, с которыми комфортно. Костя усмехается. — Что-то утром я этого не заметил, комфорта. — Я дурак и был неправ, окей? От широты жестов, с которой были сказаны последние слова, всё рукотворное произведение на столе посыпалось. В кухне теперь стоял отчётливый запах чая. — И ради этого ты приехал в этот пиздец? А телефон где? — Костя рассеяно смотрел на помятые чайные пакетики. — На месте. Просто глаза в глаза ты не сможешь отмазаться. Да уж, правда-матка, как она есть. Костя часто пасовал именно перед его взглядом, и таким макаром его можно было уговорить на что угодно. Полезное умение для одного и вредная привычка для другого. — Много чести, — только и смог ответить Костя. Ну, а что тут скажешь. Ему все равно не до конца были понятны мотивы такого странного приглашения, вряд ли Валька ездит по всему городу и заваливается ко всем домой с приглашениями на съёмки. Тем более, Костя смутно помнил, что организацией в их команде занимается совсем не Валька. Значит, сегодняшние события это чисто странный энтузиазм, а не рабочие моменты. Это осознание внутри приятно грело. Вообще, Валька ко всем своим близким друзьям относился тепло и всегда другом был отличным, но Косте хотелось думать, что к нему он относится иначе, чем к другим. С заботой и нежностью особой. Как старший брат к младшему, или… Или. — Ну так что? Валька все это время ждал ответа и нервно крутил салфетку, отрывая мелкие кусочки. — Я же сказал, что буду, — Костя косится на устроенный беспорядок на столе. Рассыпанный чай, порванные салфетки. Вот уж наши руки не для скуки. Откуда в одном человеке столько неуёмной энергии? А Косте это все убирать потом, между прочим. — Спасибо, Костенька, я знал, что можно на тебя положиться. Валька разом как-то слишком счастливо улыбается и сгребает Костю в объятия, прижимая к себе. Бывают у него такие порывы любви, а уж потискать кого-то он всегда рад. Костя думает, что в этом всем есть доля лукавства, вряд ли не согласись он, ему бы не нашли замену. Кандидатур у ребят хоть отбавляй. Но все равно, важно отношение. Красным неоном перед глазами горит: «ты влип, дружок». Красным и ярким, слепящим с непривычки. Красным, как их новое лого. А может, Косте это все нравится, и никто не смеет его осудить. Пусть примерят на себя его обувку и потом поговорим. — Я останусь у тебя? — раздается куда-то в шею, полушепотом. Костя знает, что это не совсем правильно будет. В первую очередь по отношению к себе. Жить ложными надеждами не хочется, а такие ситуации не оставят после себя ничего, кроме осадка. Но кто он такой, чтобы отказаться? Хотя бы на один день. — Тебя дома не ищут? Говорит тоже шепотом, поворачивая голову. Выбившиеся волосы теперь щекочут ему нос, так смешно, и хочется чихнуть. Он вдыхает запах шампуня, мороза, чая и остаточного спирта, где-то совсем неуловимого. — Не, я сказал, что снегопад и сегодня меня не будет. — Ах ты, спланировал все заранее, да? — И да, и нет. Но у тебя тут так уютно, я просто не соберусь снова выходить на улицу, пока там все не растает. Костя смеётся. Руками хочется дотронуться до лица Вальки, тот так близко сейчас. Хотя бы просто по голове провести обычным дружеским жестом. — Куковать тебе тут до весны. — Ага. Вальку совсем разморило, и он уже устроил себе спальное место на чужом плече. Пришлось его растолкать и проводить в другую комнату, благо, что кроватей хватало. — Так, тут одеяло, постельное белье новое постелил, если вдруг холодно — в шкафу ещё плед. Просто отопление иногда барахлит, и как мороз — ломается. Валька стоял, скрестив руки, опираясь

на шкаф, и слушал это все с улыбкой. Такая милая и домашняя картинка, и Костя, который явно волнуется. Он совсем не знает, как вести себя с гостями, а на ночёвки никого не оставлял ещё с квновских времён. Но тут особый случай. Костя уже намеревался уходить, осмотрев все напоследок пятый раз, но ему не дают, несильно схватив за руку. — Это всё? — Да. — А поцелуй? Костя зависает, распахивая и без того большие глаза. Что опять за приколы начались, нормально же общались. Он весь вечер ждал подвоха, и вот, только расслабился — так получил прямо в лоб такие вопросы. — Какой нахрен поцелуй ещё? — На ночь. Я без этого плохо сплю. Говорилось это все серьезно и Костя действительно растерялся. Ну какого черта? Идти на поводу не хотелось, потому что он себе этого не простит потом. А, может, и надо было вытолкать этого наглеца в снег, пусть хоть в сугробе спит, меньше глупостей говорить будет. — Блять, Валь, хуже ребенка. — Вот сюда. И показывает куда-то на скулу. Отступать он, видимо, не собирается. Упёртый до ужаса, и своего привык добиваться. Костя чертыхается про себя, высвобождает руку, смотрит недоверчиво. Он так делал много раз на сцене, но никогда вот в такой обстановке. День премьер сегодня, какой-то. Он становится на носочки, быстро чмокает куда-то ближе к виску и быстро уходит из комнаты, не забыв закрыть двери. Приглушённо слышится «вот теперь спокойной ночи». Костя только кивает на это уже в коридоре, прикрывает глаза, выдыхая. За что ему все это? На минуту он зависает у окна. Снег и не думает заканчиваться, ночь от этого светлая, отражает свет фонарей в небо. Сложно представить, что будет завтра утром. Апокалипсис наступил по всем фронтам.