— Так как, говоришь, ты там готовился? — Гинтоки подозрительно щурится, будто пытается поймать на лжи, лениво потягивается, взлохмачивает и так пребывающие в хаосе волосы — ни дать, ни взять, только встал с постели.
— Бля, а можно мне не повторять это ещё раз? — злится замком, нервно теребя в пальцах только что вынутую из пачки сигарету. — Мне хватило того, что Сого зашёл со своим грёбаным рапортом именно в разгар действа в том видео. Пришлось делать рожу кирпичом, будто ничего не произошло и никакое гей-порево я на работе не смотрел. Этого, я надеюсь, достаточно?
— Допустим, — кивнул Йородзуя, шелестя фантиком какой-то ириски. — Но были же варианты и попроще, Оогуши-кун. Почему бы мангу не почитать? Сопливо местами, конечно, реализм хромает на обе левые ноги, но процесс показан со всех сторон, да и подчинённые вопросов не задают, если снять обложку и подставить какой-нибудь Гинтаман. Я вот так и сделал, напри… ои, ты чего ржёшь, а?! — кудрявый придурок попытался лягнуть замкома.
— Мангу он читал, — язвительно хохотнул Хиджиката, ловко уворачиваясь от пинка. — Ты бы ещё сказки детские полистал, тебе в самый раз по уровню развития. Манга в этом вопросе, чтоб ты знал, настолько оторвана от реальности, насколько вообще возможно. Дурень, ты как вообще во взрослую жизнь вступил с одной прямой извилиной?
— Заткнись! — Гинтоки швырнул в него мигом прихваченной со стоявшей в шаге от него койки подушкой. — Я вообще на эту хрень не рассчитывал, когда во взрослую жизнь вступал! Ну не довелось мне как-то с мужиками, не все такие
разносторонние, как некоторые!
— Ты на что это сейчас намекаешь? — нехорошо прищурился Хиджиката. — По-твоему, я
разносторонний?! Я точно так же ни хрена в этом не смыслю! Просто в силу профессии привык доверять более-менее нормальным источникам информации.
— Угу, порнухе, — фыркнул Гинтоки. — Охуенно достоверная информация. Кажется, я начинаю понимать, почему полиция у нас работает через жо… эй, даже не думай! — прикрикнул он, увидев, что замком приближается с целью отмутузить и торопливо сменил тему, на всякий случай отодвигаясь подальше от Хиджикаты. — По ходу, придётся нам с тобой на практике соображать, что и как, — он почесал кудрявый затылок и огляделся по сторонам, осматриваясь.
Место было скромным, если не сказать, аскетичным — не мотель, а крохотный бедно обставленный домишко на самой окраине Эдо, в противоположном от квартала Кабуки конце города — по понятным причинам. Слухи о том, что между замкомом и кудрявым придурком из Йородзуи отношения далеко не так однозначны, ползли давненько и усиленно подогревались мерзавцем-Окитой. Иногда благодаря всё тому же Сого обрастали такими красочными подробностями, что Гинтоки только диву давался, как хорошо нынче молодёжь осведомлена в подобных вещах.
В отличие от них самих.
Пикантные слухи были не то чтобы беспочвенными, но сильно преувеличенными. Да, между ними действительно было что-то, чего Гинтоки сначала побаивался, а потом просто принял как должное — в конце-концов, не они первые, не они и последние. Так было даже проще, честно говоря. Девушки мастера на все руки избегали, как прокажённого — внешне симпатичный, он был беден, как мышь, да ещё и с двумя детьми, сомнительной непостоянной работой и кучей странных привычек. Никакая женщина по доброй воле не свяжется надолго, когда есть варианты попроще, разве что по очень большой любви, в которую Гинтоки не особо верил, учитывая исходник. Вариант с долбанутой мазохисткой-сталкершей отпадал по вполне очевидным причинам.
Хиджиката был примерно с таким же анамнезом, никогда не жалуясь на популярность среди женского пола, но в силу специфической работы, занимающей большую часть его жизни, и фанатичной любви к майонезу, ввергающей любую нормальную женщину в хтонический ужас, тоже одинокий. Если не судьба решила, что им необходимо быть вместе, то обстоятельства уж точно повлияли. Да, обстоятельства. «Судьба» звучало как-то уж слишком стрёмно.
В общем-то, «вместе» тоже было слишком… неподходящим словом. Они всегда друг друга раздражали, поэтому попытки пробыть в одном помещении больше часа неизменно заканчивались мордобоем, перепалкой, пьянкой или какой-нибудь дурацкой историей, о которой они клятвенно обещали друг другу молчать до гробовой доски — чисто из мужской солидарности и во имя сохранности репутации в глазах общественности. Физической близости между ними не было никогда, не считая поцелуев по пьяни и обоюдной дрочки — в тёмных безлюдных углах, быстро, пока никто не видит, шарахаясь от малейшего звука, напоминающего шаги прохожего. По крайней мере, до сегодняшнего вечера не было. Решение о том, что им кровь из носу нужно это сделать, пришло к ним из-за спора по поводу азартных игр. Условия спора были прямыми, как рельса — если партию в маджонг проиграет Гинтоки, он переспит с замкомом. Проиграет замком — переспит с Гинтоки. А в маджонге Йородзуя был вообще не силён.
— Хочешь сказать, ты вверяешь судьбу своей задницы практике? — вырвал из размышлений о вечном голос замкома. — Ты уверен, что это хорошая идея? Может, в следующий…
— Нет, — твёрдо ответил Йородзуя, и, наткнувшись на непонимающий взгляд замкома, пояснил, — в конце-концов, я проиграл спор, это во-первых. Во-вторых, если я сейчас пойду на попятный, ты решишь, что я струсил, а спасовать перед бесполезным копом вроде тебя — это себя не уважать… — он ловко увернулся от полетевшей ему в голову домашней туфли, невесть что здесь делающей и продолжил как ни в чём ни бывало, — …а в-третьих, Хиджиката, тебе самому-то не интересно попробовать? Ага, задумался, по лицу вижу. Ты думай, думай, тебе полезно. В любом случае, Оогуши-кун, это будет так себе, первый секс всегда такой. В общем, размышляй о вечном, а я пока в душ схожу, — хохотнул он и, пока Хиджиката не успел выйти из ступора и ответить, быстро скрылся за тонкой дверью, ведущей в санузел.
Замком вздохнул, ругнулся под нос и принялся разжигать небольшую печку, притаившуюся в углу единственной крохотной комнатёнки — после наступления темноты в доме быстро холодало. Уютно потрескивающий огонь буржуйки совсем немного осветил комнату, заиграл на стенах тенями и неровными бликами, пляшущими по убогой обстановке. По плохонькой крыше стукнула первая капля начавшегося дождя, на улице громко засвистел порыв холодного ветра, и в стенах домика что-то скрипнуло — промозглая поздняя осень вот-вот должна была перейти в зиму, и погода с каждым днём была всё мрачней и мерзопакостней.
Хиджиката присел у огня прямо на пол, вытащил из кармана гражданского кимоно пачку сигарет, но подкурить от открытого пламени не рискнул, достав следом и зажигалку. За хлипкой фанерной дверью, ведущей в крохотный санузел, раздался плеск воды и негромкий низкий голос Гинтоки, напевающий что-то из шлягеров Оцу. В ноты он не попадал, фальшивил просто безбожно, но почему-то от этого звука, от самой обстановки стало как-то… Хиджиката не мог подобрать для этого подходящие слова, единственное, что он понимал — ему хотелось бы продлить этот момент, растянуть во времени подольше. Чтобы продолжал потрескивать огонь, по крыше стучали редкие капли, а за дверью продолжал бубнить своё «ешь дерьмо, госслужащий» этот засранец. Думать над тем, нормально ли это, правильно ли это и о прочей экзистенциальной чепухе он уже давно перестал.
Плеск воды спустя вечность прекратился, и из-за фанерной двери показалась ехидная рожа в обрамлении немного влажных кудрей.
— Ои, Оогуши-кун, ты знал, что здешние жильцы оставили только одно полотенце? Угадай, чьё оно теперь и кто остался без него?
Замком бросил окурок в печку и абсолютно спокойным тоном ответил, всё так же неотрывно глядя на пламя:
— Нормальные люди, Йородзуя, в такие моменты берут с собой своё полотенце. А те, кто хватает без раздумий чужое, однажды подхватят чесотку. А может, и ещё чего похуже. Домик-то сдают как раз парочкам на ночь — я знаю, я с хозяином разговаривал. Мало ли, чего интересного это полотенце повидало за свою жизнь, знаешь ли.
Ехидная улыбка Гинтоки мигом угасла, как стёртая ластиком, он моментально сдёрнул с себя кусок махровой ткани, обернутый вокруг бёдер, да с такой скоростью и отвращением, будто в нём и правда сидело полчище чесоточных клещей, и торопливо зашёл обратно в комнату уже полностью голым. Замком, всё так же спокойно пройдя мимо, подхватил брошенное им полотенце, мазнул взглядом по абсолютно голому Гинтоки, хмыкнул и направился в сторону ванной.
— Эй, придурок, а как же чесотка?! — прилетел ему в спину вопрос.
Хиджиката обернулся, даже не скрывая торжествующей улыбки:
— Нормальные люди, Йородзуя,
берут своё полотенце. А потом вешают его в ванной, где ему и место. Хозяин домика ничего здесь не оставлял, идиот. Дошло наконец?
— Ах ты сраный… — начал было Гинтоки, поняв, как над ним только что постебались, но дверь закрылась, отсекая его.
Когда Хиджиката вышел из душа, застал всё такого же голого Гинтоки за чтением очередного тома манги. Придурок не успел обтереться чужим полотенцем, да и высохнуть тоже, отчего до сих пор был кое-где покрыт мелкими каплями воды. Они бликовали в свете огня, как стеклянные, подсвечивали белую кожу, и он невольно засмотрелся на него. Жилистый, подтянутый, Гинтоки был весь в старых шрамах, свежих только затянувшихся порезах и недавних синяках — как и он сам, впрочем.
Наконец он поднял глаза от манги и, ничуть не стесняясь своей наготы, точно так же окинул взглядом замкома, ухмыляясь до ушей. Во взгляде его было что-то хищное, нездоровое. Так, наверное, тигр мог бы смотреть на кусок сырого мяса, но это сравнение, промелькнувшее было в голове, отчего-то ничуть не покоробило. Томик манги с заботливо загнутой вместо закладки страничкой отправился куда-то в сторону, и беззаботный придурок из Йородзуи, внезапно ставший кем-то другим, кем-то решительным и явно не намеренным отступать, хрипло сказал:
— Топай сюда, замкомандующего. Хватит дверь подпирать, думаю, она не отвалится.
Хиджиката, конечно, отказываться не стал.
Целовать его вот так, трезвым и не торопясь, чтобы никакой любопытный прохожий не увидел, было как-то странно и непривычно. Гинтоки, кажется, и сам постепенно привыкал к этому, осторожно и медленно запустив руку в волосы Хиджикате — влажные после душа, слегка сжал их, потянул на себя. Затем отстранился буквально на миг, лёг поудобнее, сдвинувшись прямо под него и продолжил сам, жадно и нетерпеливо впиваясь в чужие губы, уже осознавая, что никто не прервёт, не застукает, не подсмотрит украдкой. Целуя наконец-то так, как всегда хотелось. Постепенно Гинтоки расслабился под ним, закинул ногу ему на бедро, провёл вниз по груди той рукой, что не держала по-прежнему за волосы. Пляшущий свет огня из печки искрил и бликовал на не смазанных ещё капельках воды, так и застывших на бледной коже, окрашивал в багрянец и без того рубиновые глаза — замком застыл, залюбовался невольно, за что тут же поплатился внезапным ударом под дых.
— Бляха! Какого хрена ты…
— Не отвлекайся, — строго сказал Гинтоки, дёрнув его за волосы. — Я не каждый день такое с собой вытворять позволяю, знаешь ли. Имей совесть.
Замком не ответил, просто укусив кудрявого придурка у основания шеи, коротко лизнул, двинулся выше. Звук, который Гинтоки издал после этого — нечто среднее между стоном и вздохом, настолько ему понравился, что не повторить было бы, на его взгляд, просто кощунственно. В бедро ему упёрлось что-то горячее и твёрдое, и, наверное, это должно было как-то напрягать, вызывать неловкость или отвращение, да хотя бы сомнение на худой конец, но… нет. Возможно, потому что думать о таких вещах как самокопание и ориентация сильно мешал собственный стояк. Рука замкома как-то сама, чуть ли не на автомате, обхватила чужой член — немного меньше его собственного, и замком почувствовал, как сильное тело под ним слегка выгнулось навстречу, как слегка запрокинул голову и прикрыл глаза его негромко постанывающий хозяин. Он ускорил движения вверх-вниз, тоже не сдержав полустона, когда чужие губы впились куда-то над ключицей, а горячий язык лизнул выступающую кость. Жёсткая мозолистая от меча рука решительно обхватила и его, Хиджикаты, плоть, тут же начав грубовато, как-то отрывисто, не очень умело, но до безумия приятно двигаться.
— Иди сюда, — шепнул замком и поцеловал его снова.
В комнате быстро становилось жарко — то ли печка наконец-то разгорелась, то ли они сами.
— Эй, — вдруг выдохнул Гинтоки вечность спустя, — эй, притормози-ка на секунду!
Хиджиката оторвался от чужой шеи, приподнялся немного, рассматривая лежавшего под ним Йородзую — красного, как помидор, со сбившимся заполошным дыханием, со следом от укуса у самого основания шеи и истекающим предэякулятом членом. Невольно подумалось, что выглядит он куда горячее, чем в любой предварительно посмотренной им порнухе.
— Передумал? — спросил замком. — Мне прекратить?
— Дурак, что ли? Не вздумай даже. Смазку подай. Она в левом кармане.
— Ты что, раньше не мог её рядом положить, пока я в душе был? — буркнул Хиджиката, поднимаясь с футона в поисках брошенной в углу одежды Гинтоки. — Это что за хрень у тебя в кармане, клубничные конфеты? В детство впадаешь?
— Ещё один вяк — и остаток вечера будем дрочить каждый в своём уголочке, понял? Конфеты не трожь, секс — энергозатратная штука, мне надо будет восстановить силы!
— Нормальные люди после этого спать ложатся или уходят, пока чужой муж не вернулся!
— Я, во-первых, с замужними дел не имею, а во-вторых, спать можно лечь и днём, дубина!
— Конечно, когда ты бездельник — это не проблема! Эй, ты что задумал, идиот? — прервался замком, увидев, что Гинтоки как-то слишком уж пристально смотрит куда-то вниз. — На что это ты так уставился?
Гинтоки присел на футоне и жестом подозвал замкома к себе — жест из тех, за которые где-то на улице Хиджиката бы отрезал наглецу пальцы, но хвататься голым за катану было как-то не очень по кодексу бусидо, и он, временно забыв за их перепалку, всё-таки подошёл, зажав тюбик смазки (конечно, идиот выбрал клубничную) в руке.
— Ближе, Оогуши-кун, поздновато уже играть в недотрогу. А ну-ка… — когда замком подошёл к футону достаточно близко, Йородзуя вдруг резко схватил его за руку и повалил, усевшись с довольным видом сверху и не обращая внимания на охреневшие глаза Хиджикаты, от неожиданности забывшего на миг все ругательства.
— Ты что творишь?! — только и смог спросить он.
Гинтоки поёрзал немного взад-вперёд на его бёдрах, оскалился, слегка склонив голову набок.
— Ты что, возбуждаешься, когда мы собачимся, что ли? Да ты, оказывается, ещё тот извращенец, замкомандующего.
— Бред какой-то, с чего бы мне…
— Да не свисти, я же сам видел. Во всей красе. Как только начали ругаться, у тебя встал как по стойке смирно, аж к животу прижался. Такое не спрячешь, стоя голым посреди комнаты. Ёлки, так вот в чём дело, всё это время ты просто…
— У всех свои фетиши, понятно?! — гаркнул замком. — Можно подумать, ты сильно против!
— А скажи, замком, если с тобой вежливо, он встанет вообще? Как это правильно называется, избирательная импотенция или ругательный стояк? А что, если…
Договорить Гинтоки не успел. В одно движение замком сбросил его с себя и навалился сверху, перевернув спиной вверх, схватил белые кудри в кулак, притянул к себе и тихо прошипел в самое ухо:
— С меня хватит, сукин ты сын.
***
Два пальца входили легко — порнуха научила замкома тому, что смазку в таких делах жалеть нельзя. Он чувствовал горячие тугие стенки сквозь надетый на пальцы для удобства презерватив и внизу живота всё просто горело огнём. Он готов был поклясться всем на свете, что никого и никогда не хотел так сильно, как хотел сейчас Гинтоки.
Йородзуя, который уже давно в полный голос гортанно стонал и выгибал по-кошачьи спину, насаживаясь на его пальцы, уже чёрт знает сколько времени срывающимся голосом просил завязывать его дразнить и трахнуть наконец-то как полагается, но замком не спешил — ещё одна подсмотренная в порнухе вещь. Волосы его он так и не отпустил, что заставляло Гинтоки так и стоять на четвереньках, не имея возможности ни лечь на футон, ни нормально ласкать себя спереди. Загривок и шея засранца были бордовыми от укусов и засосов, наставленных Хиджикатой в процессе прелюдии.
— Ёб твою мать, замкомандующего! — прохрипел Гинтоки, когда к двум пальцам добавился ещё один. — Не вставишь мне сейчас же — и я тебе клянусь, я вставлю его сам!
— Порвёшься же, долбоящер…
— Да хватит уже! — зло перебил он. — Нормально всё будет, говорю тебе! Ты слишком сильно переживаешь!
— Я мозгами думать пытаюсь! — огрызнулся замком, но кудри всё же отпустил и пальцы из чужой задницы вынул, доставая дрожащими от возбуждения руками второй презерватив из пачки. — Ты это… в общем… ну…
— Что? — вздохнул Гинтоки, упавший без сил на футон в ожидании.
— Позу, может, сменить бы хотел?
Багряные глаза, подёрнутые мутной пеленой, вдруг неожиданно азартно сверкнули.
— Дельное предложение. Ложись.
Он опускался на него медленно, сантиметр за сантиметром впуская в себя и придерживая замкома за бедро — тот терял последние крохи терпения и вполне мог бы, наплевав на здравый смысл, чисто рефлекторно вбиться в него слишком резко.
— Твою ж ма-а-ать! — простонал Хиджиката, когда Гинтоки опустился на него до упора и застыл, привыкая.
— Я бы поспорил, — выдавил Гинтоки. — Бляха, почему никто не говорил, что это настолько…
— Что, больно? — тут же подобрался Хиджиката. — Прекратить?
— Нет, — Йородзуя чуть приподнялся, едва-едва, и тут же опустился вниз снова с негромким вздохом. — Просто странные какие-то ощущения. Но мне даже нравится. Слышь, замкомандующего, а мы педики после этого или нет?
— Да ты, блядь, издеваешься…
— Это важный вопрос, вообще-то! — Гинтоки снова приподнял и опустил бёдра, в этот раз сильнее.
— И ты решил, что сейчас самое время его задать?! Тебя вообще ничего не смущает?! — возмутился замком, резко подавшись навстречу, отчего Йородзуя вдруг запнулся на полуслове, выгнувшись и запрокинув голову, а его низкий стон перешёл в негромкий вскрик. — Эй, ты в поряд…
— Ещё, — требовательно сказал Гинтоки, прервав поцелуй, которым заткнул замкома. — И сильнее. Давай же, ну!
Долго упрашивать не пришлось. Гинтоки двигался на нём так, будто всю жизнь только этим и занимался, и иногда замкому даже казалось, что это вообще не он трахает кудрявого придурка, а вполне себе наоборот. Для того, кто в таких делах новичок, он был достаточно раскован, не зажимался, не стеснялся, не шёл на попятный, и эта смелость просто сносила замкому крышу. Капли по крыше стучали всё чаще и громче, вторя пульсу в ушах и перекликаясь со стонами — он уже давно перестал разбирать, своими или чужими. Неяркое пламя печки бликовало на сплетённых телах, подсвечивая капли пота, заставляло отбрасывать на стену потрясающе красивые тени. По крайней мере, замком думал, что они красивые — посмотреть в ту сторону он не мог почти физически, весь его разум занял быстрый заданный Йородзуей ритм.
— Слышь, — только и смог выдавить из себя Хиджиката. — Я б позу сменил, не всё ж тебе двигаться.
— Да-а-а? — хрипло протянул Гинтоки, не прекращая насаживаться. — А жаль. Я бы посмотрел, как ты кончишь подо мной, — он облизнул пересохшие губы, и в мозгу Хиджикаты явно сорвали последний стоп-кран.
Он снова сбросил его с себя, оказавшись сверху, закинул чужие ноги себе на плечи, наклонился вплотную и вошёл снова под громкий вздох Йородзуи.
— Ещё посмотрим, кто под кем кончит, говнюк.
***
— А неплохо для первого раза, — сказал Гинтоки, принимая из руки Хиджикаты тлеющую сигарету. — Я думал, будет всрато. Ну, знаешь, первый раз всегда такой.
— Для того, кто говорит «неплохо», ты слишком громко орал, — лениво парировал замком. — Честно говоря, я тоже думал, что будет какая-то хрень. Только другого толка.
— В смысле? — Гинтоки передал сигарету обратно.
— Да с тобой вечно какая-то херня происходит. То нашествие огромных тараканов, то ты в бабу переодеваешься, то метеориты в форме гигантских членов…
— Эй, ты перегибаешь, вот последнего точно не было!
— Значит, когда-нибудь будет, вообще не удивлюсь, честное слово. Да блять, я до последнего ожидал, что домик к хренам собачьим Окита с базукой разнесёт, выследит, куда я в выходной решил пойти и…
— Ты ненормальный, — констатировал Гинтоки, приподнявшись на локте. — Ты абсолютно чокнутый, ты знаешь? Ебантяй, которого нужно проверить у врачебного консилиума. Серьёзно, Соичиро с базукой?
— Сого, — автоматически исправил замком, затягиваясь сигаретой.
— Да без разницы, — отмахнулся Йородзуя. — В следующий раз постарайся думать о чём-то, что не связано с базуками и метеоритами неприличной формы, а?
— В следующий раз? — переспросил Хиджиката.
Гинтоки пожал плечами:
— Ну да. Не знаю, как ты, а я был бы не прочь восстановить анальную справедливость. Так что в следующий раз, доблестная полиция, ебать будут не меня. Дай-ка сигарету.
Какое-то время они курили молча под шум так и не прекратившегося ливня, треска пламени в печке и собственных вздохов. Сигарета, переходящая из рук в руки, наконец-то догорела до фильтра, оставив только неприятно пахнущий дым, и Гинтоки бросил окурок в стоявшую под кроватью пивную банку, что служила пепельницей.
— Что делать-то будем, замком? Партийку в маджонг и по домам?
Хиджиката сел на койке и выразительно посмотрел на Йородзую.
— Не знаю, как ты, — хмыкнул он, — а я здесь до самого утра. На улице ливень, темень и мерзость, а у меня и завтра выходной. Никуда не тороплюсь. И я не знаю, как у тебя, — замком поднял бровь, — а у меня есть идеи насчёт того, чем заняться. Что ты там говорил о восстановлении анальной справедливости, герой-любовник?
