Девушка, чья поступь порождала гром

Каждое утро она открывала глаза и смотрела на темные своды потолка своей хижины. Она засыпала вечером под тонкой тканью своего грубого одеяла, на твердой подстилке, никогда не снимая одежды. Она задумывалась об этом, иногда. Порой снимала одежду, но ощущала себя комфортней в своем черном сари, и поэтому не снимала его. Иногда ей казалось, что она становится грязной - и тогда она просто шла к озеру и окуналась туда с головой, а когда выходила из воды - вода мгновенно утекала обратно, забирая с собой всю грязь с тела и из мыслей, очищая одежду, полируя металл бубенчиков на ее ногах. Ее смуглая кожа всегда напоминала яркий непрозрачный янтарь, словно девушка светилась изнутри. Глаза ее всегда были голубыми, как небо, кроме времени когда небо покрывалось тучами - и тогда они становились зелеными, как тень, впитывающая в себя леса и бескрайние зеленые степи. Она жила на острове посреди океана большего, чем все океаны мира - воздушного океана небес. Ей было доступно немного развлечений - смотреть на птиц и слушать их пение, ощущать шероховатость коры немногих деревьев, плавать в маленьком озере, ходить вокруг ее хижины. Но она всегда любила подходить к самому краю своего небесного жилища, и смотреть вниз, на очень далекую землю. Разглядывать ленты огромных рек, маленькие деревья и большие города людей; большие пространства, что заполнены зеленью; высочайшие горы, покрытые белизной снега с темными пятнами древней скальной породы; бескрайние просторы океанов, исчерченные морщинами волн маленьких и огромных, даже титанических; желтовато-красную коросту разнообразных пустынь с ущельями, камнями, песками, пересохшими долинами... И вокруг нее - и снизу, и сверху, и по бокам, окружая ее со всех сторон в синеве ее жизни всегда проплывали облака всех оттенков, от белых айсбергов пушистых облаков, до черных чудовищ штормовых туч. А порой она танцевала. Так было всегда. Иногда ей очень хотелось спуститься на землю, и побывать там. Посмотреть, как живут люди, какова природа вблизи. Окунуться в бескрайние просторы рек, посмотреть на морское дно, ощутить ногами прибрежный песок, поцарапать свои руки о громады скал в попытках на них взобраться, потрогать листья и травы самые разные, прижать себя к огромным стволам древнее самой земли, обжечь легкие воздухом сухим и воздухом влажным - воздухом пустынь и воздухом тропиков. Ощутить, как снег обжигает кожу, как легкие полыхают от попавших в них кристаллов льда. И когда все эти размышления окончательно захватывали ее, пока она сидела на краю своего летающего острова и болтала ногами, она вставала, и уходила танцевать, выражая все свои желания в танце. Ее ноги поднимали облачка пыли, а бубенцы на ногах и руках весело звенели, оповещая весь мир о грусти той, что живет в самой просторной темнице мира. Иногда она прыгала вниз, но никогда не долетала до земли. Она всегда становилась облаками, превращалась в нечто огромное, обволакивающее весь мир, растворялась... И снова просыпалась в своей грубой импровизированной постели на земле. Иногда она очень хотела узнать, кто же она такая. В танце она могла забыться, и танцевать очень долго. Над ней всегда светило солнце, а под ногами проплывали облака - ведь когда она танцевала и забывала обо всем, она шагала с краю, и продолжала кружить в воздухе, не падая. И когда заканчивала свой танец - всегда возвращалась на остров, ибо шаги ее всегда возвращали ее туда, откуда она начинала. Все начиналось с шага ее босой ноги, которая слегка зарывалась в мягкую землю и пыль, даруя прохладную мягкость между пальцами. За одной ногой следовал шаг второй, снова первая, бедра едва двинулись в одну сторону - и уже качнулись маятником в другую, раскачиваясь все сильней, набирая импульс, до тех пор, пока он не пройдет от самых ног наверх, по позвоночнику к голове - и тогда начиная от головы начинается поворот. В этот момент она стоит на одной ноге, занесла уже вторую, но голова повернулась, следом за ней плечи, все туловище, бедра - и вот на этой самой ноге она делает вращение, а вторая нога так и не ступает на землю, нет - она врезается по касательной, и тут же девушка переносит весь вес своего тела на эту ногу, и пока предыдущая поднимается в воздух - продолжает вращение. Иногда, удерживаясь на обеих ногах, она наклоняется то вправо, то влево, или же выгибается назад - и глаза ее встречаются с небом, а руки пытаются объять солнце. Воздух вырывается с шумом из легких, но она хищно следует за ним, пытаясь втянуть обратно - и запрокинутая голова снова резко двигается вперед, и тело послушно следует в изящном поклоне. За легкими шагами, невесомыми и звенящими, на самых носочках, осторожно перебирающими и возносящими тело над бренною землею - падение на пятки, преклонилась коленом перед бесконечностью, вдавливание всего веса в землю, удар - поднимающий пыль и содрогающий землю. И где-то под ней, далеко внизу, в темном облаке, что подобно зверю с тысячей лиц, разрывается чье-то сердце вспышкой, и цунами оглушительности толкает перед собой воздух, чтобы дойти до ушей коротким хлопком... И вернуться тысячекратным гулким эхом, отраженным от безмятежных лиц темных туч. Так рождается гром. *** Пролетали мимо ее летающего дома секунды и года, тысячелетия как одно мгновение, одно и то же мгновение танца и наблюдения за миром. И так было бы всегда, если бы однажды у нее не появился гость. На краю ее острова стояла женщина. Длинные, иссиня черные волосы струились по плечам и спине. Кожа - чернее угля, обтягивает мускулистое тело, ничем не прикрытое, а глаза сияют любовью и лунным светом. В одной, в левой руке - держит грубое копье с очень длинным острым каменным наконечником, заточенным с двух сторон. В другой руке ничего не было, однако на краткий момент она подняла правую руку, и в ней появилась хищная птица, вскрикнувшая так, словно ей вырывают сердце - однако, то был бы крик ее жертвы, ибо клюв ее крепок и не ведает жалости, и это сама птица вырывает сердца. Женщина опустила руку, и птица исчезла. Девушка в сари выставила одну ногу вперед, и поклонилась своей нагой гостье. Некоторое время они стояли молча, глядя друг другу в глаза, наслаждаясь редкими секундами близости, не доступной никогда более. Девушка в сари заговорила: "Кто ты?" Женщина хищно бросилась в нее резкими словами своего гулкого голоса: "Я - мать охоты, древнейшая из воплощений мысли. Я рождаю охоту, я есть конец каждой удачной охоты, я есть сама охота. У охоты не бывает неудачного конца, ибо победитель всегда может оказаться чьей-то еще добычей." Девушка в сари покачала головой, наклонила свою голову то в одну сторону, то в другую, медленно повращала ею, вслушиваясь в голос своей гостьи. Ее тело непроизвольно двигалось из стороны в сторону, будто она хотела начать танцевать. И она действительно танцевала, просто сейчас ее танец оставался на одном месте, не выходил за пределы ее тела. Постепенно танец прошел вихрем сквозь мысли и породил следующие слова: "А кто... Я?" Охота усмехнулась, и вновь ее голос был подобен гулу поступи целого стада животных: "А ты - Небо. Ты - вечный круговорот ветров над Землей, дочь Неба, мать Неба - сама себя порождающая. Забывающая все, вспоминающая все на свете - и забывающая в своей дреме вновь. Легче всего на свете, лежащая выше всего на свете, тяжелее всего на свете - ибо придавливаешь плотным покрывалом все на этой земле, всю воду, всех живых и мертвых." Небо подумала над этими словами. Пока она думала, воздух был недвижим, но вдруг она подняла голову и начала громко смеяться. Тут же резкий ветер стал раскачивать ветви деревьев, заставлять бубенчики на ее ногах дребезжать и позвякивать. Она начала танцевать, кружиться вокруг Охоты, раскинув широко руки, вихрями она кружила и кружила, ветром разносился ее смех во все стороны света. И грудь ее была наполнена величайшей радостью, ведь она снова вспомнила. "Ах, Охота! Мне было так одиноко, но я никогда не была одна! Со мной всегда был весь мир! Но я так давно никого не видела, так давно не посещала Землю, Море, Лес, Океан! Мои сыновья, четыре ветра четырех сторон света, они никогда не посещают мать, ведь они так заняты своими путешествиями по миру. Охота! Я так давно тебя не видела! Зачем ты здесь, милая моя Охота?" Охота тихо улыбалась, глядя, как Небо кружит вокруг нее в своей радости. "Я посещаю тебя в последний раз, Небо. Я существую, покуда существует сама Жизнь, и покуда существует сама Смерть. Но я была живее всех, пока люди жили Охотой, пока люди были частью цикла Охоты - пока люди охотились, и пока охотились звери на людей. Но люди стали забывать, стали охотиться реже. Им это больше не нужно, и я снова возвращаюсь к дальним племенам, к диким зверям, к бесконечному циклу пожирающих и пожираемых. Люди в большинстве своем забудут меня, и я буду спать своим вечным сном, ни живая, ни мертвая. Это мое последнее путешествие, я посещаю всех своих родных - и я начинаю с тебя." После этих слов время замерло. Кружившая в воздухе Небо смотрела на свои пальцы, погруженные в вязкий воздух в этом ослепительно ярком моменте. Ее улыбка начала было таять, но загорелась с новой силой, а глаза расширились. Время потекло вновь, Небо уверенно рухнула ногами в пыль, схватила за руки Охоту, и воскликнула: "Так пойдем же, увидим остальных!" *** Сперва они решили посетить Землю. Мягко они опустились на границе густого древнего леса, и из под полога лесного перед ними появилась пожилая, очень смуглая женщина, лицом походившая на обычную гавайскую островитянку, в длинном темно-изумрудном балахоне. Она медленно и очень величаво шла к ним, не торопясь. Однако в ее движениях чувствовалось почтение - и каждым движением она приветствовала равных себе. За ее спиной стояли абсолютно одинаковые лицом точно такие же пожилые женщины, но на каждой был балахон разных оттенков зеленого - от светло-салатового до темнейше-болотного. Небо почти прыгнула вперед в нетерпении, но сдержала себя. Тем не менее, она подергивалась в танце, все стараясь не отходить от плавно идущей охоты, и лучезарно улыбалась. Они приближались неспешно, и оставалось всего метров 20, когда Небо больше не смогла сдерживать себя - она подскочила, поднялась в воздух, и начала кричать: "Лес! Леееееееес! Леса Земли, Джунгли! Горные леса! Лесостепи! Как же я рада вас всех видеть!" Идущая впереди Мать Всех Лесов Земли с мягкой улыбкой молча преклонила голову в приветствии - все остальные Леса за ее спиной поклонились полностью, пригнув спину перед Небом и Охотой. "Вы пришли повидать Землю", так сказала Мать Всех Лесов Земли. "Да, но мы еще заглянем к тебе. Заглянем к вам." - мягко сказала Охота. "Проходите, сестры мои, и чувствуйте себя как дома" - так им ответствовала Мать Всех Лесов, и отошла в сторону. Вслед за ней разошлись, освободив путь, все остальные Леса, и вместе с ними в глубине леса расступились корни, освобождая проход в недра Земли. Небо опустилась к земле, и, легонько покачиваясь, прогарцевала в этот проход. Вслед за ней, словно почуяв добычу, пригнулась и рванула Охота, смеясь гулким смехом, и когда она забежала в пещеру, смех ее стал отражаться от стен, и становился лишь громче. Однако, постепенно он затих в глубине, и проход закрылся за их спинами, снова обрастая корнями. Они шли через узкие проходы, периодически им приходилось пригибаться - теснота ощущалась всем телом. Иногда они попадали в просторные пещеры, а порой в огромнейшие. Небо слышала голоса своих сыновей, которые ненароком забрели в глубины земли, и теперь их ребяческий плач раздавался монотонным гулом вместе с тихим журчанием подземных рек. Охота ощущала, что здесь как нигде живо ее дело, ведь свет не доходил сюда, и всем живущим в глубоких пещерах приходилось питаться или друг другом, или останками, которые намывались в пещеры с поверхности, и таковым был вечный круговорот охоты в бесконечной тьме подземелий. Камни под ногами девушек были сырыми, покрытыми слизью, твердыми, скользкими. И все же они ощущали, как Земля крепко удерживает их на ногах, с добротой делая их дорогу мягкой и безопасной. Они не оступились ни разу, не ударились, не заплутали - ибо дорога их была прямой и гостеприимной. Темнота не была им помехой, ибо они, существа высшего порядка, не нуждались в свете, чтобы видеть; не нуждались они в еде, воде и сне; не нужно было им дышать - и все же они периодически ели, пили, дышали, и подставляли свои тела свету, а взор обращали к освещаемому солнцем миру, и все это приносило им великое удовольствие. Иногда Небо убегала вперед, или кружила под громадными сводами. Иногда Охота догоняла ее и хватала в своем желании заполучить добычу, и они со смехом катались по низу пещеры. Порой и Небо догоняло убегающую Охоту, что желала почувствовать себя дичью. "Поймала! Схватила! Тебе не сбежать!" - так они кричали, и смеялись, и не было возможности понять кто из них выкрикнул текущие слова, кто из них сейчас стремится убежать, а кто - догнать, ибо все это время они были неразлучны и телом, и душой. Наконец они вошли в настолько огромное пространство, что Небо почти ощутила себя дома, такой же просторной и вездесущей как и всегда. По центру этого пространства находилось небольшое возвышение, от которого лучами расходились канавки и хребты, огромные, большие, маленькие, незаметные. Чтобы шествие не было долгим, двое побежали к возвышению наперегонки, и бежали долго, прыгали между хребтами, скрывались в канавах и снова показывались, выбегая из них. Когда они прибежали, на возвышении их ждала Земля. Юная девушка, настолько юная, что кажется, будто еще совсем недавно она была буйным подростком. Белый, почти землистый цвет кожи отлично сочетался с одеждой терракотового цвета - просторные рубашка и штаны грубого покроя. Стояла она недвижимо, лицо застыло в маске безмятежности, глаза закрыты; но как только приблизилась к ней пара гостей, она медленно подняла веки, и расплылась в улыбке столь же безмятежной, какой была сама до этого. Голос ее был неожиданно тихим, почти шепот, но шепот этот настолько раскатистый, что казалось - от него звенят кости. И сказала она: "Дети". Ее потомки поклонились. Небо игриво присела в книксене, Охота же преклонила колено и опустила голову в почтении. Небо хотела было тараторить, но Охота прервала ее: "Мать матерей, основа основ. Я пришла..." "Я знаю". Ее тихий голос заглушил все остальные звуки. После сказанного все заполнила тишина, а ее заполнил гул необъятной пещеры. Пришедшие застыли в нерешительности и ожидании, но через какое-то время расслабились и просто с любопытством смотрели на лицо Земли. Наконец, она протянула руку, и Охота обнаружила, что хоть она и стояла в нескольких метрах от Земли, голова Охоты внезапно оказалась под протянутой рукой. Земля медленно погладила Охоту по голове, и та почувствовала все ласковое отношение своей прародительницы. Какое-то время они старались ощутить этот момент нежности, пока Охота не спросила: "А я смогу увидеть... Жизнь?" Земля медленно вздохнула. "Никому не дано увидеть Жизнь, ибо мы все внутри нее, часть ее. Все, что нас окружает - Жизнь. Посмотри на свою подругу, на Небо, и найди в ней Жизнь." - так молвила Земля, после чего снова молчала какое-то время. Наконец, она вымолвила: "Ты... Уходишь от нас. Поэтому тебе выпадет честь встретить..." - Земля замолчала, и тишина эта была оглушительной, сокрушающей, пронзительной. На ее лице появилось выражение, будто она увидела величайшее чудо, и с этим выражением лица она произнесла голосом, полным благоговения: "...Смерть". Небо вздохнула. Терять друга и родное существо неприятно. Но, с другой стороны, Охоте выпадает величайшая честь - одной из первых во всем мироздании встретить саму Смерть. Люди никогда не встречаются со Смертью - они просто вливаются в нее, попадают в ее руки, уходят в ее лоно - возвращаются туда, откуда пришли, унося с собой секреты своей маленькой, короткой жизни... Что их там ждет? Даже Небо не знает. Охота покорно склонила голову, и грустно улыбнулась. Ее ожидает нечто великое, но нечто неизвестное, в какой-то мере пугающее. Земля, выдержав торжественную паузу, сказала двоим: "Когда встретите их, передавайте привет моим сыновьям. Наши с тобой сыновья" - Земля с ироничностью посмотрела на Небо - "постоянно соперничают. Ветры пытаются сточить горы, а горы вечно стараются остановить дуновение ветров. Однако, иногда они хорошо проводят время, и ветер скатывается с гор, а горы охлаждают ветра, делая их прохладными и спокойными. Передай им, чтобы они почаще ладили". После этих слов Земля неопределенно взмахнула рукой, делая медленное плавное движение, некий жест, указывающий под ноги: "И, конечно же, пообщайтесь с моим старшим сыном. Море ждет вас". Обратно они шли в молчании, и не играли друг с другом. Шли прямо, не увиливая, не гоняясь, не бегая, не танцуя. Небо не пыталась подняться в воздух, а Охота не фокусировалась на окружающих предметах. Время пусть и тянулось, но прошло незаметно. Когда они вышли из под корней на белый свет, их окружили Леса. Мать Всех Лесов Земли подошла и сказала: "Мы знаем". Леса обняли Охоту, и Небо присоединилось к ним в объятиях. По щекам ее потекли слезы, а сердце билось медленно и печально. Серое небо стало ронять свои слезы, сначала редкими каплями, но потом прогремел гром, и хлынул ливень. Все живое беспокойно шуршало и перешептывалось в лесу, а на лугу неподалеку спряталось от потоков воды. Они обнимались, и слышны были лишь всхлипы грома, да оглушительное шуршание сильного дождя. Скорбь. *** Шум прибоя заполнял уши серым неразборчивым жужжанием. Охота и Небо стояли на влажном песке, их ступни были погружены в него; их руки были соединены, а их взгляды устремлялись вдаль, к закатнему небу. Они знали, что Море слышит их, но они не требовали от него каких-либо слов, и не говорили ничего сами. Все, что он мог подарить им - так это момент спокойствия подле бескрайнего мира воды и пены. Море молча шумел своими волнами, ласково поглаживая ноги, когда его волны доходили до стоящей на песке пары. И все же, было еще кое-что, что Море пожелал дать им напоследок, пока Охота еще вместе с ними. В шелестении морской пены, с которым волны уползали обратно в нескончаемую синеву тропического океана, начала слышаться мелодия. Тихая, печальная, едва различимая, она нарастала в головах Неба и Охоты, и тогда они повернулись друг к другу лицом, и сложили взялись за руки, правая за левую, левая за правую, и остановились. Вслушивались в мелодию. Слушали. И слушали. И слушали. И улыбались друг другу, глаза искрятся, спокойствие и наслаждение моментом. И начали танцевать. Сначала они просто кружились, держась друг за друга, словно две планеты, что никак не могут встретиться и упасть друг другу в объятия. Медленно, все ускоряясь, и ускоряясь, перебирая ногами, подбрасывая комья мокрого песка в воздух. Потом, с хищным взглядом, Небо начала наступать потихоньку, а Охота отступала назад и немного в сторону, и кружили они в этой погоне под музыку неслышную, под музыку заполняющую все их внимание. Потом Охота с игривым огоньком в глазах отставила левую ногу назад, отпустила левую руку и раскрылась, подняв руку в воздух над головой. Небо ответила примерно тем же, оперевшись правой ногой о большой валун позади, и подняла правую руку. Так держались они друг за друга в величественном откровении, глаза в глаза, душа в душу, и лица были освещены солнцем, что старалось спрятаться за морем в сей час заката. Красновато-золотистые лучи на одной стороне лица, и словно луна освещает другую сторону - но то был свет их счастливых глаз. Все стояли, и стояли, и стояли, потихоньку захватываемые музыкой. И когда сопротивляться уже не было никаких сил, они резко притянулись, и обнялись. С этого момента они продолжили танец, но был он медленным и печальным, а ноги едва отрывались от земли. Переступая то вправо, то влево, тихонько, неслышно, они просто были вместе, соприкасаясь лбами, закрыв глаза. Ночь заявила свои права, и зарево небесное погибло вместе с ушедшим солнцем. Когда пришло время, Море позвал двоих, и они синхронно повернулись к нему, ожидая его речей. Но он не стал говорить, лишь позвал их снова - уже в темные свои глубины, и они согласились. Медленно, печально, монументально, величественно они шли к волнам, которые то резко поглощали их, то нерешительно отступали. Дошли до места, где волны уже не убегали от их касаний, и начали медленное свое погружение, сначала по щиколотку, потом по колени, потом по бедра. Живот Неба охватила прохлада, когда волны стали пропитывать сари. Волны уже бьют по груди, но не могут остановить движения божеств. Девушки погружаются, и вода, достигнув горла, пытается его перерезать своими всплесками и ударами. Глаза оказываются под водой, макушка, и вот они уже скрылись. Какое-то время они шли по дну, сносимые течениями и кружением потоков воды. Но постепенно их сущность стала сливаться с морем, и они начали плавно шагать, двигаясь уверенно и прямо. Какое-то время они чувствовали, как Море ведет их, и шли за его движением, но постепенно его хватка стала ослабевать, и они остановились в нерешительности. В полной темноте, глубоко под водой, они видели окружение свое и без света, но было оно однообразным, бледным, просто песком, какой покрывает морское дно везде. "Подождите" - мягкий мужской баритон заполнил звоном их головы. И они стояли в ожидании, крутили головами, изучали невыразительное окружение. Охота первой заметила свет, тогда как Небо не могла его увидеть, ибо привыкла к яркому солнцу и свечению воздуха вокруг себя. Через короткий промежуток времени свечение стало нарастать, сначала едва заметное и для Неба, а потом все сильнее, и сильнее, пока морской ил и песок не были освещены достаточно, чтобы морское дно можно было разглядеть и обычным человеческим глазом. Море молвил гулким эхом из глубин: "Таким не был первый рассвет этого мира. Но таким был самый лучший, самый прекрасный рассвет того дня, когда ты родилась, Охота." Охота и Небо подняли головы, и смотрели на блики солнечных лучей, пробивающихся сквозь толщу воды. Лучи скользили по дну, создавая безостановочно узоры, которые никогда не повторялись. Значит, таким был день, когда Охота появилась на свет? Он говорил о жизни, о неповторимости момента? Они легли на морское дно, держась за руки, и позволяли узорам целовать их тела потоками света, наслаждаясь негой безвременья. Море укрыло их теплым одеялом, и в ушах их звенела тишина огромного давления глубины. Покой. *** Осталось еще огромное количество сущностей и божеств, с которыми им надо было встретиться, да времени оставалось совсем немного. Они попрощались с Морем, и вернулись на остров Неба. Сидели у озера, болтали ногами в воде, и смотрели, как понемногу, медленно и незаметно гаснут звезды. Рассвет поглощал темноту с жадностью, которая бывает лишь у всегда алчущего солнца. Болтали ногами, болтали о всяком, болтали ногами, болтались без цели. Повидали мир всего за одну ночь, повидали весь мир за день до нее. Поговорили со всеми, с кем хотели. Видели горы и разговаривали с ними, слышали ветра и говорили с ними тоже, передав пожелание матери Земли. Смотрели на людей рождающихся, живущих и умирающих. Слушали, как поют города, каждый по-своему, как бьются их сердца где-то в недрах. Охота встретила своих более младших сестер - большие и малые промыслы, ремесла, профессии. Охота попрощалась со всеми, кроме Неба, ведь та вызвалась проводить Охоту к самой смерти. "Как это делается?" - спросила Охота спокойным голосом с малой долей любопытства. "Я отведу тебя в пространство смыслов, мир снов и грез. А дальше уже как-нибудь сама." - ответствовала Небо. "Я готова" - голос Охоты слегка дрогнул, но она была стойкой. Ее копье пропало, она больше не могла вызывать птицу, и постепенно чувствовала, как прекращала быть собой. "Тогда... Так... Пойдем же". Небо вспомнила, что говорила эту фразу в самом начале, когда они уходили прощаться со всеми. Охота лишь едва усмехнулась. Снова взялись они за руки, и взмыли ввысь, но летели совсем недолго. Плавно приближались к какой-то блеклой местности, и медленно, очень осторожно, опускались на землю. Кончики их пальцев едва прикоснулись к грунту, но уже ощутили всю его твердость. Камешки словно резали их босые ноги. Вокруг было болото - желтая пожухлая трава, множество маленьких водоемов среди серости земли с камнями, будто кто-то посыпал землю пылью и гравием. Они снова были у моря, но не того Моря, который приветствовал их. Это море почти не волновалось, звуки от накатывающих маленьких волн не были слышны. Оно было мертво, это море, как и все вокруг - их окружала пугающе тяжкая тишина. Время суток было сложно понять - небо было светлым, но абсолютно серым, будто затянутое неразличимой свинцовой пеленой от горизонта до горизонта. Неподалеку стояло здание примерно в шесть-восемь этажей, со множеством незастекленных одинаковых балконов. Было похоже, что это здание являлось когда-то гостиницей. Но кому могло прийти в голову строить гостиницу в таком месте... "Почему здесь земля такая твердая и режет наши ноги? Это место, где обитает Смерть? Это чувствуется..." - Охота была непривычно многословна. Похоже, окружение заставляло ее сильно нервничать. Особенно с учетом того, что она всегда была частью круговорота жизни и природы, но здесь... Здесь словно бы ничего этого не было, не чувствовалось, не видно. Трава подобна декорациям, не более, в ней никто не прячется от охотника, не выжидает жертву, здесь нет животных вовсе. Лишь тихая трясина да мертвые стебли. "Нет. Смерть живет не здесь. Это место - одна из точек, откуда можно попасть к ней. Мы вроде как находимся во сне, который воплотился в реальность, и этот сон, и мы - мы друг для друга слишком реальны. Здесь все слишком реально, и эти камни, и тяжесть наших ног, вдавливающая нас в эти камни - все реально больше, чем мы сможем долго выдерживать..." - Небо то ли печально, то ли озадаченно смотрела на камни, пока не спохватилась, и схватила Охоту за руку, потянув ее к гостинице. "Пойдем, скорее". Какое-то время они шли, ахая и охая, по едва различимой дорожке, что вела их меж пространств стоячей воды. Гостиница то быстро приближалась, то вовсе будто не двигалась, но со временем им удалось подойти ко входу. Вблизи была видна разрушенность и покинутость этого здания - окна выбиты, черные проемы зияют осколками стекла и мусором в глубине, ну а главный вход и вовсе был завален горой мусора. Им пришлось обойти здание по бетонной дорожке с паутиной трещин на ней, чтобы обнаружить другой вход позади. На входе не было дверей, но он был наполовину перекрыт чем-то огромным и металлическим, что рухнуло и перекрыло проход когда-то очень давно. Оставалась возможность проползти под этим огромным предметом, и они так и сделали. Бетонная дорожка забирала у них тепло, и пятки стали ледяными. Но этот ледяной холод не шел ни в какое сравнение с полом гостиницы, который будто колол ладони и колени ледяными иглами. Они проползли под предметом, и встали, но лучше не стало, и ноги продолжали замерзать. Обе девушки уже понемногу начинали дрожать - место было не столько холодным, сколько сырым, промозглым, дышащим в спину чем-то ужасающим. Они обернулись посмотреть, что же перекрыло проход, и это оказалась огромная металлическая балка, которую будто бы смял некто огромный и швырнул поперек дверного проема. Поверх балки были навалены металлические листы, не позволяющие пролезть сверху. "Куда теперь?" - вопрошающе посмотрела на свою спутницу Охота. "А теперь мы будем искать врата в другой мир. Они должны быть где-то здесь, и они будут выделяться" - так ответила Небо, и они пошли по коридору направо, пытаясь найти проход к главной лестнице. Их вели чувства, вела интуиция, и они явно ощущали, что нечто совершенно чуждое, зияющее, поглощающее ожидает их именно наверху, но неизвестно на каком этаже. Сначала они пошли к боковой лестнице для персонала, так как она оказалась ближе. Но, открыв тяжелую скрипучую дверь, сразу же поняли, что это не вариант - лестничный пролет первого этажа оказался самым верхним, и пути куда-то дальше наверх не было - но зато был путь вниз. Охота подошла к перилам и взглянула вниз, пытаясь увидеть, куда ведет лестница, но сразу же отпрянула, ноги ее подкосились, и она упала, пытаясь отползти подальше, к двери, к пусть и темной и грязной, но реальности. Лестница, которую она увидела, уходила бесконечно вниз, и каждый лестничный пролет был освещен яркими солнечными лучами. Учитывая, что это был первый этаж, и лестница должна была бы вести в какой-нибудь подвал, такое поведение для пространства было явно ненормальным. Небо успокаивающе взяла за руку Охоту и они ушли обратно в коридор. Пока они шли к главной лестнице, Небо пыталась объяснить Охоте, что они увидели: "Людям иногда снятся лестницы, бесконечно уходящие вниз. Нечастый, но крайне сильный символ - настолько, что они даже выражают его в народном творчестве, вроде игр. Бесконечная лестница вниз, что темная, что светлая - это страх потерять себя, страх уйти на глубину и никогда больше не проснуться. Вот почему тебе было так страшно." Настроение это Охоте не подняло, но она хотя бы успокоилась. Добравшись до главной лестницы, они подняли головы, вслушиваясь, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь еще в этом здании. "Ты что-нибудь слышишь?" - нечувствительная к звукам Небо доверилась подруге в том, в чем сама была слаба. Охота вслушивалась, и смотрела куда-то наверх. В какой-то момент ее зрачки расширились, губы скривились в непонятном выражении негативных эмоций, и она тихо ответила: "Да". *** На третьем этаже звуки стали слышны даже Небу. Они крались, потом снова остановились, прислушиваясь, и продолжили идти, стараясь шуметь как можно меньше. Им стало любопытно, что же издает это странное шаркающее шуршание. Стараясь довериться ковру, который заглушал их и без того осторожнейшие шаги, они добрались до проема, рядом с которым валялись высокие деревянные двери, выкрашенные в белый цвет. На дверях были вмятины, будто кто-то бил их, пока не выбил их изнутри. А внутри, в самой комнате... Девушки осторожно заглянули внутрь. Посреди комнаты стоял человек спиной к дверному проему, и от него несло чем-то совершенно неправильным. Его окружали экраны телевизоров или чего-то подобного, которые покрывали все стены - телевизионные или компьютерные, непонятно. На них не было конкретных изображений, но они ярко освещали всю комнату, и мельтешили то серой рябью, то какими-то квадратными помехами. Периодически на них возникали странные неразличимые изображения, которые точно так же испускали ощущение неправильности. На некоторых можно было разглядеть фигуры людей, темные, бесформенные, безликие, черные. Человек в центре комнаты покачивался и что-то очень тихо бормотал. Небо попыталась разглядеть его зрением, не зависящим от света, и чуть не ахнула. Медленно и очень осторожно она взяла Охоту за плечо, и утянула ее от дверного проема. Они ушли, не оборачиваясь, чтобы идти дальше, на следующий этаж. Человек, покачиваясь, медленно развернулся к дверному проему. На нем были синие джинсы и черная футболка, изорванные, будто какие-то тонкие, но очень острые когти прорезали одежду в нескольких местах. Босые ноги хрустят стеклом под ногами. На лице и по всему телу видны кровоподтеки, а сама кожа... Если бы его освещал достаточно яркий свет, было бы видно - человек полностью бледный, сине-фиолетовый, кожа его ледяная и блестит слегка от влаги. Такая кожа у мертвецов, которых кладут в холодные ящики из морга. Но этот человек смотрел в темноту дверного проема буро-желтыми глазами, и улыбался. Бормотание его на момент стало чуть громче. "...Горящие судьбы ищут кончины вместе с нами..." Он снова развернулся к мониторам, но не прекратил улыбаться. С его бормочущих уст сорвалось еще одно различимое слово. "...друзья..." *** Четвертый этаж был тих, безмолвен, и темнота в нем была гораздо более густая и вязкая, чем на остальных. Им показалось, что они могли бы найти то, ради чего пришли, здесь, но оно ощущалось выше. Этот этаж был чем-то необычным, выделяющимся. Он был аккуратен, и не нес следов разрушений. Двери номеров были чистые, закрытые все до одной. Единственное, что было не так с этим этажом - темнота на нем была чрезвычайно плотная, не дающая смотреть дальше обычного. Даже попытки Неба разглядеть что-то зрением высшего существа не увенчались успехом. Эта темнота сама по себе была сущностью, и она навязывала им свои правила. В конце коридора был виден какой-то блеск, и они направились туда. Блеск все усиливался, и усиливался, пока не стало заметно, что это горит свет из под двери, и совсем немного свет пробивался лучами из замочной скважины. Жестами, без слов, в полной тишине они попытались договориться, кто будет смотреть в замочную скважину. Решили, что это будет Охота - настала ее очередь видеть нечто шокирующее и неприятное, ибо это часть ее пути. Она наклонилась, и прислонила глаз к замочной скважине. Комната. Пустая комната. В ней лишь железная кровать, стоящая на полу, и лампочка, свисающая с потолка. Охота смотрела на это, пытаясь понять, что же там происходит, и происходит ли вообще хоть что-нибудь, пока не ощутила, что на кровати кто-то сидит. Свет лампы, падающий на ее глаз, нес с собой нечто врезающееся в мозг, разъедающее мысли. На кровати кто-то есть. Отчаяние. Ужас. Охота пришла в себя только на лестнице. Небо пыталась успокоить ее, всхлипывающую, пытающуюся сдержать крик. То, что она увидела в комнате, было обычным, но то, что она там ощутила... Оно было кошмарным, и это ощущение преследовало ее до сих пор. Когда она пришла в себя, они двинулись дальше наверх. *** Пятый этаж. Капает кровь. *** Шестой этаж. Желтый гной ждет. Не идите туда. *** Седьмой этаж. Он не готов принять вас в свои кошмары. Возвращайтесь, когда станете сильнее. *** Восьмой этаж. Единственный, в котором есть окно. Единственный, освещаемый серым небом из-за пределов гостиницы. Единственный этаж без коридора. Сразу же после лестницы на этом этаже следовала дверь в некое подобие кинозала - похоже, это был зал для собраний в этой гостинице. На этом этаже не было ничего страшного, в отличие от всех предыдущих, кроме, быть может, второго, который они решили не посещать. Они зашли в зал для собраний, и осмотрелись. Тихо, пыльно, и ничего необычного. И все же, ощущения вели их сюда. Охота тронула за плечо Небо, и указала на дальний угол зала: "Вон там". Они подошли к внушительной металлической двери, покрытой ржавчиной. Небо потрогала дверь, и отпрянула - дверь обжигала неприятным ощущением ужаса. Впрочем, как и все, присутствующее в этом месте. Охота поглядела на подругу, но решилась потрогать дверь сама. Дверь была шероховатой, слегка теплой на ощупь. Но она не ощутила ничего, что могло бы заставить ее подругу отпрянуть в такой спешке. В этой двери было даже нечто родное, притягивающее, манящее, зовущее... Да, это оно. Охота повернулась к Небу и улыбнулась: "Вот и все. Тебе сюда нельзя, но мой путь лежит дальше". После этих слов Небо кинулась на шею Охоте, и они стояли какое-то время, обнимаясь. Когда Небо нашла в себе силы отпустить Охоту, та улыбнулась, и положила ей руку на плечо. "Когда-нибудь мы встретимся вновь, милая Небо". Небо улыбнулась, и начала терять прозрачность, отпуская это место, уходя на свой остров. Место отпустило Небо в ответ, и она растворилась, оставив Охоту одной. Ну что. Охота вздохнула и снова прикоснулась к двери, и на этот раз дверь начала медленно открываться. За дверью был длинный бетонный коридор, конца которого не было видно, ибо тот утопал в туманной дымке. Охота начала вглядываться в него, и вдруг все поняла, и радостно засмеялась. Все, что они видели на других этажах, все что она ощущала... Вот оно. Оно было лишь символами того, что ждало ее на другой стороне, но не самим содержанием. Она шагнула в дверной проем, и дверь медленно закрылась за ее спиной. Пока Охота шла по длинному коридору, гостиница начала таять, поглощаемая серым небом. Сначала море, потом земля и болото, а потом и само здание. Все растворялось в серости. Первый этаж со своей лестницей прекратил быть. Второй этаж, такой неинтересный и покинутый, исчез там же. Человек на третьем этаже счастливо выдохнул и распался, пока небытие отнимало у него все больше и больше частей себя. Тьма на четвертом этаже вместе со всем своим содержимым сопротивлялась, но дала слабину - и вот она уже расслабляется, и отпускает свое существование в руки неги бесконечных грез. Пятый этаж заснул вечным сном. Шестой этаж прокашлялся и замер навеки. Седьмой этаж не прекратил быть, нет. Его ледяной покой так и не был нарушен, и он возник где-то еще, в чьих-то еще снах. Восьмой этаж... Кончился. *** Охота стояла на маленьком причале на берегу лесного озера. К причалу была привязана лодка, похоже, ожидающая ее. Звездное небо над головой было таким знакомым, смутно знакомым. Древним. Накрывающим ее издревле, с самого начала существования, с головой. Охота прошла по причалу, и поняла, что она вновь чувствует легкость, и ей больше не холодно, комфортно ходить голыми ногами по земле - или, в данном случае, по дереву. Она села в лодку, подтянула ее за веревку к причалу, и отвязала ее. В лодке было два весла, и Охота взялась за них своими крепкими руками, и начала грести, сев спиной к носу лодки. Плеск воды в ушах был приятен, и успокаивал. Впрочем, ей больше не нужно было успокоение. Поэтому она просто наслаждалась греблей, была очарована потоками воды. Вода бурлила вокруг весел, когда Охота тянула их на себя, и вихри оставались позади лодки следом, который медленно растворялся, но не таял насовсем - расходился по поверхности озера волной. Охота так увлеклась своей греблей, что даже забыла, куда она вообще плывет, зачем, что должно быть у нее за спиной... Небо становилось малиновым, алым, розовато-желтым. Верхушки деревьев на берегу окрасились в багрянец. Охота вдруг поняла, что именно таким должен быть последний путь. Рассвет - как символ конца всего. Утро, когда ее больше нет. Она грустно улыбнулась своим мыслям, но все же в груди ее было щекочущее ощущение того, что теперь все хорошо. Солнце из-за ее спины трогало своими лучами деревья все ниже и ниже, и озеро стало освещено достаточно, чтобы она могла без труда разглядеть, что находится на его берегах. Ничего, кроме причала, которого уже не видать - так давно она отплыла. Охота повернулась назад. Еще полкилометра, и она достигнет берега - и на нем есть некое подобие дорожки. Наверняка там есть и отмель, но никакого причала она не видела. Она повернулась обратно, и продолжила спокойно грести, изредка поглядывая на свою точку назначения. На этом берегу озера дно было усеяно круглыми камешками, а вода была прозрачной достаточно, чтобы видеть дно на пару-тройку метров глубины. Лодка вышла на отмель, зашуршала камешками и плавно остановилась. Охота вылезла из лодки, опустив ноги в воду, и почувствовала, как теплая вода охватывает лодыжки. Когда она вышла на берег, ноги ее мговенно оказались сухими. Тропинка, ведущая глубже в лес, была выложена маленькими каменными плитами с вырезанными на них рисунками, которые были так дороги сердцу Охоты. Человечки с копьями, грубые изображения мамонтов и бизонов, тигров и крокодилов. Ах, ее бурное детство в человеческой колыбели. Люди любили Охоту, и они взращивали ее, а она кормила и ростила их до тех пор, пока не прекратила быть им нужна. Она ступала по этим плитам и ощущала, как проходит весь свой жизненный путь, прямо как в выражении "жизнь пронеслась перед глазами". В конце концов, тропинка привела ее к лесной поляне, по центру которой, прямо в траве, сидел по-турецки крепкий мускулистый мужчина, рыжеватый, белокожий, улыбчивый. Он смотрел на Охоту, не отрываясь, и не делая никаких движений. Тропа заканчивалась на нем. "Кто ты?" - спросила Охота, подозревая, что знает ответ, но не очень то и верит ему. "Смерть" - ответствовал ей светлый мужчина. "Я думала, что смерть будет женщиной, может красивой и печальной, может быть бледной и роковой..." - произнесла задумчиво Охота. "В отличие от вас, высших существ, я - существо абсолютное, и у меня нет своего облика" - на этих словах Смерть стал подниматься на ноги. "Я выгляжу, как полная противоположность живого существа. Для женщин я - мужчина. Для темнокожих моя кожа - светлая. Для темноволосых - блондин или рыжий. Для темноглазых глаза мои светлые. Я есть противоположность живого, каждого живого человека и нечеловека на свете." Охота постояла в нерешительности, какое-то время размышляя. Наконец, она решилась на вопрос, которого уже давно ждали все: "Что теперь?" Смерть нежно и легко взял ее за локоть, и Охота ощутила доброту и дружелюбие. "А теперь, Охота моя, расскажи мне обо всем. О том, как ты родилась, как жила, какие случаи запомнились тебе, моя милая Охота. Расскажи мне все". Охота подумала, попыталась понять, с чего начать, но вспомнила тропинку - самая первая плита вызвала в ней воспоминания о том, как все начиналось, и с этого она и начала свой рассказ. Они пошли вглубь леса, и Смерть слушал ее с величайшим вниманием, улыбаясь и кивая, смеясь вместе с ней, горюя вместе с ней. Ее рассказ вызывал в ней ощущения, что она вновь присутствует во всех моментах своей жизни, и она все глубже и глубже погружалась в этот сон из воспоминаний, постепенно поглощаемый вниманием Смерти. Она продолжала рассказывать, а сон продолжал становиться все глубже и глубже. И сон этот длился... Вечность. *** Небо смотрела в свое отражение в маленьком озере своего маленького островка высоко над землей. Ее мысли были об Охоте. Как она там? Дошла ли? Что же с ней случилось, встретилась ли она со Смертью? Лицо Неба было напряжено, губы поджаты, брови сложены домиком, а на лбу морщины от напряженного размышления. Она смотрит в глаза свои в озере, смотрит не отрываясь, и мысли крутятся в ее голове ураганом. Но ураган успокаивается, становится тише, ветер разбивается о скалы твердые повседневности. Морщины на лбу разглаживаются, глаза становятся спокойными, губы расслаблены. Девушка смотрит в отражение, но быстро отворачивается, медленно и величаво идет к краю своего острова. Садится на краю, и свешивает с него свои ноги. Внутри ее воспоминание - лицо, отраженное в воде. Она смотрит далеко вниз, и в голове ее крутится лишь одна мысль. "Кто я?"