Воспоминание Луаньцзан

Он взошел на гору и сразу почувствовал то, о чем упоминал Цзян Чен, говоря о сумасшедших, что со слезами и без тени разума спускались отсюда. Тени и тучи все так же укрывали мрачные черные камни, а разрушенные статуи мистических зверей-стражей зловеще топорщились острыми обломками, отбрасывая зубастые тени. Вэй Ин молча поднялся на Луаньцзан по старой пустынной дороге, и, дойдя до скалы, отходящей от основного пика, устроился сидеть неподалеку, рядом с глубокой пробоиной в каменной толще. Сосредоточившись, он приложил ладонь к земле и закрыл глаза, чувствуя, как руку слегка пощипывает - медленно, но охотно воспоминания горы пропускали его в себя. Через мгновение открыв глаза, Вэй Ин увидел, что находится именно в том отрезке времени, где и случились события, ставшие причиной его визита. Цзян Чен предупреждал, что всякий, кто по каким-либо причинам заходит на гору, спускается с нее почти сумасшедшим; то плачущим от отчаяния, то лихорадочно вопрошающим. Обычно плачущие твердили, исходя всхлипами - "не знаю, не знаю, не знаю". А остальные, требовательно и безумно вращая глазами, бессмысленно повторяли: "где он?". Когда, наконец, у главы ордена Цзян дошли руки отловить одного из таких несчастных, он без труда выпытал, о ком именно идёт речь. Вэй Ин, прошептал сухощавый старик с обветренными губами и бумажной коричневой кожей, скрюченными руками, седой головой; он все свои годы прожил в дальней от горы деревне и за свою жизнь интересовался Старейшиной Илин не больше других. По словам его дочери, которой Цзян Чен в конце концов отдал полуживого старика, он пошел на гору вслед за убежавшим бараном, а вниз спустился уже таким. Похожая история произошла, по-видимому, и с другими пострадавшими, и Цзян Чен очень скоро уверился в том, что это вновь какие-то темные проделки Вэй Усяня, под предлогом чего чуть не ввязался с ним в драку. Правда, это ни к чему не привело, поскольку рядом мгновенно материализовался Лань Ванцзи, сходу давший понять, что беседа будет продолжаться лишь в случае двустороннего словесного диалога без применения силы. Цзян Чена такое положение дел, безусловно, не устроило; зато пошло на пользу всему остальному - вынужденно успокоившись, он вскоре понял, что Вэй Усянь действительно ни при чем. Так что, прощаясь и угрожая повторным визитом в случае, если Вэй Ин со всем не разберётся, Цзян Чен выглядел почти мирным. ..Воспоминания горы Луаньцзан подрагивали, боязливо свивались вокруг, и Вэй Усянь против воли насторожился - сейчас живая душа горы показывала ему то, чего действительно боялась, а этого не смог достигнуть ни сам Старейшина Илин с его темными ритуалами, ни вторжение кланов, ни великая битва за тигриную печать. Что же здесь, в конце концов, случилось? И, кстати, когда успело?.. На второй свой вопрос Вэй Усянь получил ответ очень скоро - сквозь мелкую замшевую морось дождя он вскоре увидел, как на гору поднимается знакомая фигура в белом. Лань Чжаня он узнал бы теперь, кажется, даже с закрытыми глазами, не говоря уже о ровной спине, текучей походке и гуцине за спиной. А, едва заглянув в его лицо, понял и то, когда именно произошли события, которые сейчас показывала гора. Лицо Лань Ванцзи было настолько отрешенным, опустевшим, что это просачивалось даже сквозь бесстрастную маску. Приглядевшись, можно было заметить, что он куда бледнее обычного, а шаг его чуть тяжелее, чем всегда. Вдобавок ко всему, гора вокруг него была покрыта ещё свежими рытвинами и вмятинами, а кое-где темнели воронки от мощных заклинаний. Лань Чжань почти заторможенно оглядывался вокруг, внимательно, медленно и как-то стыло, словно до этого никогда не был на горе; но его путь лежал той дорогой, которую сам Старейшина Илин показывал ему, провожая во время прогулки. Сложив два и два, Вэй Ин понял - это как раз то время, когда он уже умер; видимо, совсем недавнее, поскольку вокруг видны следы заклинательских ритуалов по вызову и поиску души. Говорят, сотни заклинателей пытались найти душу Вэй Усяня среди умерших, но не обнаружили и следа; потому долгое время бытовало поверье, что его душу разорвало на мелкие кусочки силами тех самых мертвецов, которыми он управлял. Сам Вэй Ин до сих пор не имел представления, почему никто не смог его дозваться, но полагал, что это было связано с его предсмертной волей - уйти, оставив всех, и обрести, наконец, покой. Лань Чжань двигался неровно, словно каждый шаг причинял ему сильную боль - это читалось по короткому дыханию и выцветшим глазам. Золотистый их цвет, казалось, ещё тлел где-то у зрачка, и лишь по нему можно было понять, что Лань Чжань осознанно идёт вперёд. Вэй Ин смотрел и не мог поверить; он никогда не видел его таким. Вспомнив о дисциплинарном наказании, которое оставило на спине Лань Чжаня шрамы, он до белизны сжал губы, радуясь, что сейчас никого на самом деле нет рядом; в ином случае он бы не мог поручиться за то, что не сделал или не сказал бы какой-нибудь глупости. Остановившись у того самого отвесного склона, где в реальности обосновался Вэй Ин, Лань Чжань опустился на колени, сняв гуцинь, и потянул за шнурки чехла слегка подрагивающими пальцами. Ветер трепал белую ленту и гладкие темные волосы, поэтому Вэй Усянь не видел его опущенного лица, но по закаменевшей позе читал боль. Сильную, глубокую и глухую, как колодец, на дне которого холодным дыханием смерть обещает свободу - когда-нибудь, но ещё не сейчас. Наконец, Лань Чжань поднял голову - тучи немного расступились, обнажив кусок бело-серого неба, в котором черной точкой застыла высоко парящая птица. Он смотрел на нее долго, неподвижно, будто весь застыл в невидимой капле янтаря. Потом поднял руки и выверенным движением горсти заставил гуцинь звучать - это был "Расспрос". Вэй Усянь прерывисто и тяжело вздохнул. Всё-таки это было то самое время, когда Лань Чжань приходил самостоятельно играть Расспрос и убедиться... А, значит, он уйдет отсюда ни с чем. С А-Юанем, подсказывает внутренний голос, и Вэй Ин немного приободряется - в конце концов, осознание, что Лань Чжань покинет это место не один, заставляет немного воспрять духом. "Где он, где он?" - неслышным эхом прокатилось по камням и редким кустарникам. Где он, где он - призрачным светом впиталось в низкие тяжёлые облака, и даже мелкая морось замолчала, словно всерьез искала где-то пропавшую душу старейшины Илин. А затем вернулась лёгким движением, вибрацией на кончиках пальцев, сухим шелестом нездешнего ветра: «не знаю». Все вокруг словно собрало в щепоть этот шепот и осторожно принесло его сухим безгласым сквозняком, легонько бросило в пустое напряжённое лицо. Я не знаю, ответила гора, и камни, воздух и ветер, дождь и небо. Я не знаю, где Вэй Ин. Лань Чжань опустил голову. Вэй Ин, порывисто вздохнув, поневоле сжал кулаки, опустил глаза. Он знал, что Лань Чжань его не дозовется, и видеть его таким, понимая, что тому придется дождаться его лишь через столько лет, было мучительно тяжело. Но безумцы, твердящие "где он" и "я не знаю", неужели они...? Тревожное холодное чувство змеёй просочилось в горло, заставило Вэй Ина поднять лицо и вовремя увидеть, как Лань Чжань, вскинув руку, снова бросает на струны белые, будто из мрамора, пальцы. Запрокинув лицо, он опять смотрит на парящую в небе птицу - и в глазах его, сейчас совершенно опустевших, словно нет совершенно ничего; даже просто ничего человеческого. "Расспрос" не рассыпается эхом - Лань Чжань не даёт звуку закончиться. Он держит руку на струнах, и она слегка подрагивает, а может, это воздух вибрирует вокруг, сливаясь в густое желе, которым невозможно дышать. Лань Чжань бледен, ведь он дышит сейчас не им, а лишь одной мыслью, одним вопросом. "Где он?" Не знаю, не знаю, не знаю. Ответ дрожит, словно отдает паникой или судорогой - вопрос не имеет другого ответа, не может иметь. Но бесплотный дух горы словно сжимают за горло ледяные белые пальцы. Не отпускают, повторяя одно и то же. Где он. Бесцветным, беззвучным, лишенным золотистого отблеска голосом, которым мраморная рука Лань Ванцзи будто режет окружающую реальность на мелкие обрывки. В этих звуках не ощущается даже тени энергии золотого ядра, но он впивается в нематериальное пространство со всей силой нейтронной звезды. Где. ...Не слыша, как гора захлебывается, как плачет воздух, как нагревается ядовитым смогом туман; как камни покрываются сеткой мелких трещин. Вэй Ин, которого невольно затапливает болью, отчаянием и сумасшедшей безысходностью, со всей ужасающей ясностью чувствует, не может никуда уйти от этого, абстрагироваться, отстраниться. Не может, не заслуживает, не хочет. Лань Чжань... Где. Он. Лань Чжань!!.. ..Но его не было там. Его нет там сейчас. Тем не менее, сквозь время, сквозь бестелесную сущность горы и чуждое сознание никогда не знавших Вэй Ина людей, голос Лань Ванцзи, в конце концов, дотянулся до него. Отпечатался ужасом ненужного ответа - Лань Чжань, обычно всегда такой чуткий к гармонии мира вокруг, дышащий этим, живущий этим, сейчас оказался для реальности худшим наказанием. Уникальная связь с чистым ментальным телом всего вокруг, питающая его силы извне, в тот момент выполняла роль обратного проводника - внутри Лань Чжаня неистощимым источником боли разлилось лишь одно-единственное "где он". И сейчас ему никого и ничего не было жаль. Особенно себя самого. Вэй Ин понял это, когда сквозь призрачные разряды и бесконечные вспышки Расспроса вдруг заметил, как кожа Лань Чжаня сереет, становится по-бумажному прозрачной. Губы, совершенно обескровленные, белеют иссохшим шрамом на странно выцветшем лице; лишь глаза, совершенно пустые, ещё сохраняют тень жизни и отражают боль - сейчас общую, разделенную с миром пополам. Жить ему оставалось, наверное, ещё пару минут. Осознав это, Вэй Ин слепо метнулся вперёд, ударившись обо что-то, не почувствовав и тени боли, рванулся опять, панически царапая невидимую ненужную оболочку времени, которое давно ушло. Не могло так случиться, что сейчас, увидев, как бессмысленная пытка выпьет все силы из Лань Чжаня, Вэй Ин окажется в той реальности, где это было бы правдой; но он суеверно и удушливо боялся, что это каким-то образом осуществится. Такого не могло, не должно было произойти, но где-то происходило - с ужасающей неотвратимой быстротой пропасти, которая ещё не разбила, но уже поглотила упавшего, не оставив ему ни шанса. - Остановись!.. - заорал Вэй Ин изо всех сил, наплевав на законы и правила, наплевав на все, что знал. Здесь и сейчас, перед его глазами, была лишь эта реальность, где смерть обняла холодными руками того, кого он, сам того не зная, оставил беззащитным. - Лань Чжань, остановись!!.. Остановись, эхом прозвучал вдруг чей-то голос, и лезвием, обрывающим нити марионетки, прервал выворачивающую наизнанку нагнетенную энергию "Расспроса". Остановись. ...А-Чжань. На секунду в воздухе повисла подавившаяся электрическим всполохом молнии тишина. А затем, как заново запущенное сердце, ударилось в виски тихое: "Возвращайся". ..И пошел дождь. Лань Ванцзи равнодушно смотрел в пустоту, медленно истекающую водой, ещё хриплую от недавнего стона; но его руки больше не были похожи на мрамор. Сейчас они были посеревшими и обожженными, и Вэй Усянь не хотел себе даже представлять, как больно было дотрагиваться ими - но Лань Чжань спокойно взялся за древко гуциня, набросил чехол и закреплённым до автоматизма движением повесил за плечо. Он встал и медленно пошел назад, и с каждым его шагом реальность, отпущенная, наконец, беспощадной рукой, облегчённо таяла, растворяясь вокруг Вэй Усяня. Последним исчез серый росчерк ленты, отяжелевшей от нахлынувшего дождя. Очнувшись с синяком на скуле, лицом в каменной выбоине и с оцарапанными ладонями, Вэй Ин ещё какое-то время приходил в себя. А когда закончил, уверенными, но ещё подрагивающими руками коснулся монолитного камня за спиной и отчётливо произнес: "Я здесь". И услышал, как гора облегчённо вздыхает, словно отпущенная из болезненного жестокого плена. ... Спускаясь с подножия горы и рассеянно глядя на то, как над ней впервые за долгое время пробивается свет солнца, он все ещё напряжённо размышлял, какой приятный подарок смог бы принести нынешнему главе Облачных Глубин. Не то чтобы он не понимал бессмысленность этого действия, но ничего не мог с собой поделать. Лань Сиченю хотелось отдать что-нибудь настолько драгоценное, чтобы все окружающие люди прониклись осознанием - этот человек невероятен. К тому моменту, как перед ним раскрылись ворота, ведущие в Гу Су Лань, Вэй Усянь все ещё не придумал ничего подходящего. Правда, заметив вдалеке силуэты двух человек, которых было невозможно спутать с остальными, Вэй Ин ощутил острую необходимость остаться с Лань Ванцзи наедине и твердо решил вернуться к этому вопросу позже. Возможно, Лань Чжань ему что-нибудь подскажет... потом, когда Вэй Ин позволит ему отстраниться. Золотистые глаза встретили его так же, как и обычно - сдержанным, но ярким блеском радости, которую он научился различать уже давно. - Я вернулся, - сказал Вэй Усянь, и увидел, как Лань Чжань едва заметно улыбается краешком губ, кивая. Затем он со всей учтивостью глубоко поклонился слегка удивлённому таким пиететом Лань Сиченю и, сердечно извинившись, решительно увел Лань Ванцзи. - Я пришел, - прошептал он ему на ухо, обнимая руками, ногами, ложась рисунком горла на его белое прохладное плечо; и дрогнувшие руки сказали ему больше, чем мог бы сказать сам Лань Чжань. – Слышишь меня, Лань Чжань? Я здесь. Я с тобой.