За второй по высоте вершиной

Дракула очнулся от того, что ему было холодно. Вздрогнув, пошевелился, отстранясь инстинктивно от источника холода, и лишь после этого разлепил глаза. Попытался сфокусировать взгляд. Приподнявшись, повертел головой и сел. Странное ощущение. Странное и неправильное. Ему и прежде бывало холодно. Вопреки тому, что веками рассказывали о вампирах, он был способен чувствовать то же, что и другие... то же, что смертные, эхом пронеслось в голове. Порой даже более интенсивно. Разница заключалась... Дракула опустил глаза. Разница заключалась в том, что раньше ему это не мешало, подумал он, глядя на лужу крови, размазанной по столу. Он проводил дни и недели в помещениях с застоявшимся воздухом или почти без воздуха (и на самом деле сперва собирался на «Деметре» путешествовать в трюме), со стенами, покрытыми изморозью – как в коридорах замка; в расплавленном мареве под крышами турецких шатров. Условия могли быть, в общем, любыми – он все это чувствовал, однако вполне способен был пережить. Теперь же ему не давали покоя собственные пиджак и рубашка, промокшие от крови насквозь. Дракула наклонил голову, прислушиваясь к себе. Нахмурился. Облизнулся. Поморщился от металлически-соленого вкуса, не до конца сошедшего с губ. Не до конца сошедшего. Он развернулся, впиваясь взглядом в лежащее на столе женское тело. Чуть наклонился, всматриваясь в умиротворенное бессознательное лицо. Дракула видел на своем веку множество мертвых. Он хорошо знал, как они выглядят. Некоторых – многих – он сделал мертвыми сам. Она была живой. И дышала. Дракула протянул руку и осторожно провел двумя пальцами по ее сонной артерии – прислушиваясь, как тогда, на морском берегу. Кожа ее была теплой и нежной, а пульс ритмично пульсировал. Ниже артерии, ближе к плечу, виднелся след от укуса. Дракула отшатнулся и сполз со стола. Как могло быть такое возможно? Что с ними случилось? Он был совершенно уверен, когда... Он закрыл глаза и помотал головой. Воспоминания кипели внутри, сталкиваясь и друг на друга накладываясь, подобно полупрозрачным кадрам движущихся картинок в кино. Зои Хельсинг... Агата срывает с окна портьеру, солнце взрезает стекла, Дракула корчится на полу. Голос Агаты, насмешливый и упрямый. Ее фигура, съежившаяся в кресле в тени. «Живите вечно. В позоре». Он остро помнил, как подошел. Ее тело было тонким и легким, а дыхание едва ощущалось. Он поискал глазами подходящее место и уложил ее на столе. Помнил, как опустился рядом. Как наклонился, лицом зарываясь ей в шею, и замер. В голове было пусто. Все его существо вдруг охватило спокойствие, глубокое, ясное, теплое, как только что возвратившийся к нему солнечный свет. И тогда он сделал единственное, что мог, – он этим светом с ней поделился. Дракула распахнул глаза. Что, черт возьми, происходит? Он вновь посмотрел на женщину, лежащую перед ним. Все, что было после того, как он укусил ее, – или вернее, после того, как они очутились вместе в этом последнем сне, ускользало. Может быть, потому, подумалось Дракуле, что он так старался сделать легче эти мгновения для нее. Было, наверное, больно, подумал он, облизнувшись, перекатывая отзвуки горького вкуса на языке. Как бы он ни старался, дальше сознание стопорилось. Отвернувшись от стола, Дракула стащил промокший пиджак и отшвырнул его в сторону. Он согласен был умереть. Он решился. Он сделал для этого все. Так почему он по-прежнему здесь? – Я так и знала, что ты обманешь меня. Дракула оглянулся. Недовольно прищурясь, глаза Агаты смотрели на него с лица Зои Ван Хельсинг. – Ты все рассчитал. Использовал Зои, заставил ее выпить твою кровь и прийти сюда. Скучал без своей игрушки? Хотел насладиться ею еще раз? Доказать, что ты меня победил? Где-то внутри встрепенулось что-то ужасно знакомое. Теплое, острое, забирающее дыхание. Сжимающее и отпускающее. Тук. Тук. Тук. – Тебе недостаточно было убить меня, недостаточно возвратить обратно – без моего согласия, как и раньше. Как и всегда. Ты притворился, что стал другим. Заставил меня поверить, что тебе сделалась невыносима твоя жалкая жизнь. Старая книга в не менее старом доме. В одном из лет сто пятьдесят назад посещенных им бесчисленных городов. Хозяин помешан был на вампирах. Едва не спятил от счастья, узнав, что принимает самого графа Дракулу. Дракула совершенно случайно ее нашел. – Если ты надеешься... Если считаешь, что хоть на минуту смог напугать меня... «Вампир – это навечно. Никогда ему больше не быть человеком. И даже не потому, что тело его мертво. И не потому, что не существует способа. А потому, что единственный способ для них слишком страшен. Если вурдалак однажды решится, – когда бы то ни случилось и сколько бы ему ни было лет, – отдать свою жизнь другому – без сожалений, сомнений и без единой мысли о выгоде, тогда, умерев, он сможет снова родиться. И снова вкушать земную воду и пищу, и жить, не стыдясь самого себя». Дракула посмеялся, прочтя это. – ...недооцениваешь меня. Но, клянусь тебе, ты за все мне заплатишь! Вкус крови почти исчез, но даже следы его раздражали. Впрочем, проснувшийся голод был намного сильней. Подойдя к столу, Дракула наклонился к Агате и протянул ей руку. – Идем, – произнес. – Куда? – спросила она изумленно. Дракула улыбнулся, пожимая плечами. – На кухню. Я страшно хочу яичницу.