Узорами

Первый чёрный узор, бесформенный, непонятный, с лёгким жжением появляется на предплечье, когда Флинт, прихрамывая на вывихнутую во время игры лодыжку, отступает от тяжело дышащего Вуда, разъярённо стирающего мантией подтёки крови под носом. Маркус недоуменно смотрит на убористые, запечатывающиеся под кожу линии; они ложатся так близко друг к другу, словно заранее пророчат: это только начало. Слизеринец бросает быстрый взгляд на грифера — неужели успел послать какое-то заклятие? — но Вуд, со стоном поднимаясь с коленей, только упорно сжимает кулаки, кажется, намереваясь продолжить драку и ничего другого не замечая. За стенами раздевалок всё ещё триумфально шумят слизеринцы, расхваливая победившую команду. Побеждённые гриффиндорцы давно ушли в замок, только Вуд остался поджидать капитана противников, намереваясь высказать всё по поводу грязной игры соперников. Вот и стоит сейчас, схлёбывая кровь из носа, сверкая грозным упорным взглядом. Несмотря на подбитый глаз, взлохмаченные волосы и рассеченную губу, Оливер вдруг кажется красивым… Флинт спешно уходит прочь, не обращая внимания на гриферские возмущения, что они не договорили. *** Снейп внимательно рассматривает узор, так и сяк выкручивая руку Маркуса, произносит какое-то заклинание, вызывающее секундное золотое сияние вместо чёрных линий, и изумлённо поднимает бровь. — Поздравляю, мистер Флинт. У вас появилась метка души, — сухо констатирует декан. Маркусу не хочется уж слишком явно показывать свою невежественность, но Снейп и так не был о нём слишком уж хорошего мнения, поэтому охотник всё-таки уточняет: что за такая «метка души»? Кажется, профессор еле удерживается от того, чтобы закатить глаза. Вместо этого быстро проглядывает глазами свои бесконечные библиотечные полки, приманивая какую-то небольшую книгу. — Досуговое чтение для вас, — своим едким голосом говорит декан, отдавая книгу студенту. — Надеюсь, читать-то вы не разучились? Вечером, прячась с книгой за пологом кровати в своей спальне, Флинт узнает, что метка души — не такое уж частое явление — «большой подарок счастливчику, которому она досталась». Она указывает на родственную душу — вторую половинку волшебника, человека, предназначенного самой судьбой, — и проявляется у одного партнёра в виде татуировок, впечатывающихся под кожу при каждой ссоре со своей парой. Маркус уверен, что вся эта фантастическая история не про него. Но решает все-таки провести эксперимент, чтобы раз и навсегда разувериться в этой странной легенде. Он ловит Вуда после занятий на лестнице Северной башни, тут же утаскивая ошалевшего грифера в первый свободный коридор. — Давай, Вуд, скажи мне пару пакостей, — просит он, прижимая вратаря к стене. — Опять ты, тупой тролль, чего прицепился ко мне? — возмущённо трещит Вуд, пытаясь оттолкнуть от себя грозно нависшего слизеринца. Но как будто этого огромного медведя получится так легко подвинуть. — Помнится, ты кричал, что ещё многое хочешь мне сказать. Так вот, я пришёл дослушать, — угрожающе рычит Флинт. — О чём вообще с тобой говорить, ты ведь по-человечески не понимаешь, только по-тролльи, — огрызается Вуд. Ни жжения, ни лёгкой боли в предплечье Флинт не чувствует. И почему-то немного расстраивается от того, что его невероятная теория, в которую он боялся поверить, не подтверждается. Он освобождает Оливера, разочарованно отступая. Вуд, не готовый к такой простой победе, едко бросает: — Трусливая ты морда, так просто уйдешь? В глазах грифера почему-то не страх, а пульсирующая энергия и ожидание. — Мы, конечно, вздрючим вас на следующей игре, — уверенно мелет Вуд, — но тебе я готов надрать задницу даже сейчас. На лице Флинта против его воли расплывается довольная усмешка. Он позволяет Оливеру сделать первый удар и сразу же поваливает его на пол. Они лупят друг друга без устали до колокола, звонящего к ужину. Узор по его предплечью с лёгким жжением ползёт вверх, вырисовывая чёткими линиями и полутенями чёрно-серый квоффл. *** К концу учебного года обе его руки покрыты татуировками. В узорах начинают различаться хаотично разбросанные рисунки: сначала бладжеры, квоффл и снитч, три кольца, мётлы, символы некоторых квиддичных команд, а потом почему-то птицы и руны. Ну, слава Мерлину, не герб Гриффиндора. К концу учебного года вся школа знает о том, что Маркус Флинт и Оливер Вуд — заклятые враги, чья встреча всегда заканчивается если не дракой, то стычкой точно. К концу учебного года капитан слизеринской сборной понимает, что безответно влюблен в жизнерадостный взгляд и солнечную улыбку того, кто в мантии с нашивкой гриффиндорской эмблемы неустанно летает на метле, защищая свои кольца во время матчей.Влюблен в свою родственную душу. После финальной игры и получения Кубка Школы, Флинт идёт в раздевалку последний, уже не удивляясь разъярённому Вуду, чуть ли не с порога набросившемуся с кулаками.Драка оказывается яркой, но короткой: оба и так выдохлись на игре. Поэтому, устало дыша, они отдыхают лёжа на холодном полу, изредка бросаясь словесными оскорблениями. Линии чуть болезненно ползут по лопатке, начиная формировать новый рисунок. Флинту уже интересно, что там окажется. Маркус встаёт первым. Немного раздумывает, но всё же подаёт руку сопернику, предлагая помощь. Вуд недоверчиво щурится, но уверенно хватается за жаркую ладонь и поднимается, тяжело кряхтя. — Нос вправлять умеешь? — ворчит слизеринец, осторожно щупая явно искривлённую переносицу. — В теории, — пожимает плечами грифер. — Ну, давай практикуйся тогда, — Маркус бесстрашно подставляет лицо, закрывая глаза. Оливер мнётся, сомневаясь: — Ты что, не боишься, что я тебе вместо прямого носа фурункулы наколдую? — Не тормози, Вуд, — рычит Флинт. С тихим «эпискеи» кость встаёт на место. Маркус морщится от неприятного хруста. — Спасибо. Надо бы радоваться очередной победе команды, и Кубку Школы, и кое-как сданным годовым экзаменам, но у Флинта сердце выпрыгнуть хочет только от по-прежнему недоуменного прищуренного взгляда гриффиндорца, всё ещё, видимо, ожидающего подвоха. — Я в душ. Тебе бы тоже не помешало. Ты воняешь, — ухмыляется Флинт, стягивая пропитанную потом и пылью игровую мантию. Он снимает джемпер и тут же ловит на себе удивлённый и вдруг — восхищённый — гриферовский взгляд. — Ого, — присвистывает Вуд. — Можно посмотреть? Охотник коротко кивает, продолжая раздеваться. Грифер, оказываясь рядом, внимательно вглядывается в узоры, трепещущие при каждом движении литых бугристых мышц Флинта. — Больно было? — Не больнее, чем нос вправлять, — усмехается слизеринец, скидывая мантию в корзину со стиркой. — С квиддичем всё понятно, а руны тебе зачем? Ты же на них не ходишь? «Зато ты на них ходишь и, похоже, в восторге от этого предмета», — думает Маркус, а вслух говорит: — Это часть общей задумки. — А что за задумка? — Скажу, если поцелуешь, — ржёт Флинт, наблюдая шарахнувшегося в сторону Вуда. — Тупые у тебя шутки, — бормочет грифер, всё же, отходя на безопасное расстояние — насмотрелся уже на чужие узоры. — Какие есть, — пожимает плечами Маркус, уходя в душевую. Оливер мнётся, но всё-таки выходит из раздевалки от греха подальше, опасаясь нарушить какое-то хрупкое взаимопонимание, только что возникнувшее между ними. Флинт оглядывается на зеркало, рассматривая плавные, убористые линии на лопатке. Похоже на волосы, что ли. Пока смывает пыль и усталость финальной игры, он молится Мерлину, чтобы на спине не появилось чёртового портрета этого идиотского гриффиндорского вратаря. ~ Когда они сталкиваются в поезде Хогвартс-Лондон, в тамбуре, повисает какое-то странное молчание. Флинт, вообще-то, покурить вышел, побаловать себя перед двумя месяцами строгой жизни дома, но при виде Вуда почему-то спешно бросает стрельнутую у семикурсника едва зажжённую сигарету в щель в полу. Оливер морщит веснушчатый нос. — Татуировки, сигареты… Ты выглядишь как какой-то преступник, Флинт. — Точно, — ухмыляется Маркус. — Даже надумываю украсть у гриффиндорцев вратаря — может, хоть без него они смогут нормально играть? Вуд закатывает глаза, скрещивая руки на груди. — Очень остроум…! После того, как Флинт вдруг быстро целует его, Оливер дарит ему несколько новых синяков и чёрных узорчатых прядок под лопаткой. *** Когда он приезжает на лето домой, Флинт-старший долго ругает его за татуировки, сделанные, как он полагает, на пьяную голову в Хогсмиде. Отец всё возмущается, что Чёрную Метку каким-то образом придётся накладывать поверх забитых запястий. Маркус молчит о том, что после выпуска собирается пробоваться в «Кенмарских коршунов» и больше никогда не возвращаться в родное поместье. Во время традиционного возложения венка на могилу матери, держась дрожащей ладонью за холодный мраморный памятник, он безнадёжно просит её хотя бы раз присниться. В первый раз за долгие годы мечта сбывается — мама, ласково улыбаясь во сне, говорит Маркусу: «Дорогой мой, родственная душа нужна, чтобы заботиться о ней, а не чтобы обижать». Она смотрит с лёгким укором, но уголки губ по-прежнему приподняты. Маркус во сне — как и в жизни — не может ничего ей ответить, кроме понятливого кивка. Она ещё долго молча сидит рядом, лаская короткий ёжик его тёмных волос, пока к утру не растворяется лёгкой дымкой. Флинт просыпается со слезами на глазах. Много времени он проводит, отчаянно, ожесточенно тренируясь в полётах, финтах, ударах. Он знает — пока Кубок в его руках, пока он каждый раз выигрывает, взгляд рассерженных золотисто-карих глаз будет направлен на него. В начале следующего года Вуд всё еще шарахается от него, сторонится и старается вообще не показываться на глаза —ровно до первого совместного матча. Потому что когда Флинт с Монтегю зажимают Джонсон и выводят её из игры, столкнув за трибуны, орущий Вуд тут же подлетает к капитану соперников, обвиняя и обзывая последними словами. Охотник с непривычки вздрагивает, чувствуя, как медленно расползаются линии по второй лопатке. Он не слышит слов грифера, но, судя по стремительно ползущему вниз жжению, Вуд очень зол. А после игры его почему-то нигде не видно. Флинт, ни на день не забывавший слова матери, даже немного рад: вряд ли получилось бы не обидеть Оливера, когда он с охотой полез бы на рожон. Маркус правда старается быть осторожным, максимально спокойным и расслабленным, но к концу седьмого курса линии занимают всю его спину, опустившись на ягодицы, замыкаются, вырисовывая грозно рычащего чёрно-серого льва. Последние витки грозной когтистой лапы появляются, когда они снова — как в дежавю — бьют друг другу лица после финальной игры. Флинт отстраняется довольно быстро: во-первых, кровь совершенно не идёт веснушчатым улыбчивым щекам Вуда, а во-вторых, стояк слишком уж болезненно напирает на ширинку брюк. Стандартное перебрасывание оскорблениями, и Вуд, принимая в помощь крепкую ладонь охотника, кряхтя и отряхиваясь, приподнимается с пола, приваливаясь спиной к стене. Минуту они сидят рядом, почти плечом к плечу, стараясь отдышаться и успокоить бурлящую в висках пульсацию. Слизеринцу как раз хватает времени, чтобы мысленно уговорить член по-братски улечься. — Эй. Хочешь, покажу кое-что? — неловко бурчит Флинт. — Ну давай. Он вытряхивает себя левой рукой (на правой, стараниями грифера, выбит локтевой сустав) из мокрой насквозь мантии и футболки, усаживается спиной. Оливер несколько раз ошарашенно присвистывает, разглядывая татуировку, прослеживая холодными пальцами свежие чёрные линии. — Здорово… — задыхаясь от восторга, хрипит он. — Но почему лев? — Это часть общей задумки, — усмехается слизеринец. Вуд молча скользит шершавыми подушечками по линиям гривы, по мощным клыкам в раскрытой пасти, по суженным хищным глазам. — И ты… — слышится вдруг за спиной, — скажешь, что за задумка, если поцелую? Флинт замирает, кажется, перестав дышать. Осторожно оборачивается, боясь увидеть надсмехающееся над шуткой веснушчатое лицо. Но Вуд выглядит серьёзно, неловко поджимая губы. Этот поцелуй совсем не похож на тот, в тамбуре. Долгий, тягучий, даже как будто ласковый. Оливер охотно пускает его в свой горячий рот, позволяя сопернику напирать, прижимать к стене всей мощной вздымающейся грудью. Его прохладные пальцы продолжают скользить по оголённой спине, на ощупь изучая бугристость чёрных линий. Широкие ладони охотника, с опаской проверяя границы дозволенного, скользят по мантии грифера, лаская тонкую крепкую талию. Не встречая сопротивления, он бережно оглаживает поверх брюк крепкие бёдра вратаря, толкаясь в пах снова поднявшимся членом. Вуд отстраняется осторожно, неохотно, будто извиняясь за то, что не готов к большему. Покрасневшие, припухшие губы ярко блестят, когда он, пряча взгляд, неловко спрашивает: — Ну так… что за задумка? Флинт даже сначала не понимает, о чём это мелет грифер. В ушах бешеным набатом шумит взбурлившаяся в венах кровь. Он кротко целует тёмно-русую вихрастую макушку, отсаживаясь, уже не пряча каменный стояк в штанах. Усмехается хрипло: — Я ещё не придумал. Вуд беззлобно тыкает его локтём под рёбра. Ещё несколько минут приходится приводить в норму дыхание. Наконец, грифер поправляет спутавшуюся мантию и, с трудом поднявшись, бредёт к выходу. Почему-то останавливается возле выхода, думает немного и бросает, прежде чем скрыться за дверьми раздевалок: — Не знаю, что буду делать, когда не увижу тебя на капитанской позиции в следующем году. Пока Флинт готовится к экзаменам, легко запоминая сложные рецепты зелий и без усилий выполняя экзаменационные заклинания, ему приходит долгожданное счастливое письмо, приглашающее после вручения диплома на сборы «Кенмарских коршунов». На обеде в Большом Зале он суёт это письмо Вуду под нос, а тот лишь глаза закатывает, завистливо бубня: — Когда они получше тебя узнают — точно передумают. Накануне экзаменов приходит письмо от отца о том, что назначена дата смотрин с дочкой семьи Гринграсс и что после этого у Маркуса будет неплохая должность в Министерстве, а это окажется очень полезным, если настанут какие-то волнения (под «волнениями» отец всегда имел в виду Тёмного Лорда). Отцовское письмо Флинт сжигает. Вместо него берёт «Ежедневный пророк», открывая на последней странице объявления об аренде жилья. Рецепт зелья, который попадается ему на экзамене, Маркус знает наизусть. Вопрос по истории магии тоже не вызывает сомнений. Да и задание по чарам проще простого. В Большом зале ярко светит солнце и немного душно. Студенты усердно скрипят перьями, заполняя пергаменты. А в голове непрестанно жужжит вудовское «Не знаю, что буду делать, когда не увижу тебя на капитанской позиции»... Наверное, поэтому на ТРИТОНах Флинт сдаёт подписанные пергаменты совершенно пустыми. Северус Снейп, распиная «самого тупого ученика школы» (цитата) перед директором, обещает суровые отработки на всё лето. Флинт даже немного радуется: не придётся отдавать 80 галеонов за 2 месяца съёмного жилья. Когда они оказываются в подземельях, декан вдруг говорит строгим голосом: — Какие бы идиотские цели вы ни преследовали, вы поступили правильно, мистер Флинт. Я отправлю вашему отцу письмо с такой отвратительной рекомендацией, что он будет счастлив никогда не показывать вас ни Гринграсс, ни Тёмному Лорду. Маркус даже не удивляется, откуда он обо всём знает. Только с горячей благодарностью говорит: — Большое спасибо, профессор. Я ваш должник. Он, наверное, должен уходить. Но одна давняя навязчивая мысль держит Маркуса на месте. — Что еще? — недовольно ворчит Снейп. — Что случится, если на моём теле не останется места для татуировок? Декан, кажется, и не удивляется этому вопросу. — Раз уж вы не удосужились вернуть мне книгу, мистер Флинт, хотя бы дочитайте её до конца. — Я прочитал её. И несколько других. Там ничего об этом не сказано. Снейп устало опускается в кресло: как же ему не нравится быть вестником дурных знамений. Его голос как будто становится мягче, когда он тихо говорит: — Если метки души покроют всё тело, вы умрёте, мистер Флинт. Поэтому будьте благоразумны и перестаньте уже задирать вашу родственную душу, даже если это капитан сборной ненавистного вам факультета. Предсказание, кажется, совсем не пугает слизеринца — по крайней мере, ни мускула не дрожит на его лице. Флинт уходит в шлейфе лёгкого восхищения: кажется, Северус Снейп действительно знает всё на свете. Вдалеке гудит отправляющийся с перрона Хогвартс-экспресс. Флинт провожает длинную вереницу вагонов взглядом из окна своей спальни. Единственный вопрос, который его мучает: заметит ли Вуд, что его нет ни в одном купе? *** Когда на первом ужине в Большом зале Вуд видит за столом Слизерина того, кого уже не думал увидеть никогда в жизни, он аж подскакивает от неожиданности. Со всех столов на него обрушиваются удивлённые взгляды, в частности, преподавателей и директора Дамблдора, вещающего речь о временной охране школы дементорами. Сидящий рядом один из близнецов Уизли тянет его за мантию обратно, и Вуд, ошалело хлопая глазами, плюхается на место. Флинт, глядя ему прямо в глаза, усмехается, довольный произведенной реакцией. На его мантии, рядом с нашивкой Слизерина, по-прежнему висит изумрудный капитанский значок. К концу ужина, вполуха слушая слова директора, Вуд по сплетням уже узнаёт, почему его вечный соперник, закончивший последний курс, снова оказался здесь. С помощью того же сарафанного радио Оливер выпрашивает небольшой кусок пергамента (у братьев Криви) и ручку (магловское пишущее средство — у Дина). Уходя в общую гостиную вместе со всеми после ужина, он идет настолько близко к столу Слизерина, что касается мантией каждого сидящего. Проходя мимо Флинта, он незаметно вкладывает листок в уже подготовленную широкую ладонь, почему-то как будто обжигаясь от этого лёгкого прикосновения. Флинт еле терпит до уборной на первом этаже, чтобы развернуть записку подальше от посторонних глаз. «В 22.00 на восьмом этаже напротив портрета с троллями» Маркус присвистывает: после отбоя, из подземелий на восьмой этаж, со стопроцентной опасностью попасться кому-нибудь из преподавателей или Филчу? Испытание не из лёгких. Хоть бы Вуд звал его по реально важному поводу. Флинт приходит на пять минут раньше, останавливается у нужного портрета, задумчиво рассматривает уродливых троллей, оглядывающих тупыми глазами картину, видимо, в поисках спрятавшегося за рамой Варнавы Вздрюченного. Если эти тролли — отсылка на него, Маркус без раздумий заполучит сегодня ещё одну татуировку. Когда Вуд показывается из противоположного коридора, Флинт уже готов устроить допрос, что всё это значит, но гриффиндорец только прикладывает палец к губам, призывая молчать. Он проходит мимо Маркуса туда-сюда, и тут вдруг в стене проявляется дверь. Вуд открывает её и хватает слизеринца за руку, заманивая внутрь. — Это Выручай-комната, — поясняет он, когда в потолке загораются свечи, освещая небольшую уютную гостиную. — Мне о ней братья Уизли рассказали. — Готов поспорить, Годрик Гриффиндор её создал, — хмыкает Флинт, усаживаясь в красное кресло. Вся гостиная обвешана знамёнами с золотым львом. — Не знаю, может и нет, — почему-то краснеет Вуд. — Это просто я представил место, где мы можем поболтать, как нашу гостиную. Комната становится такой, какой ты её желаешь видеть. Вот ты, например, чего хочешь? — Ээ, ну, новые квиддичные перчатки? — предлагает охотник, и ему на колени тут же с воздуха падают кожаные перчатки, лоснящиеся свежим блеском. — Вот, я же говорил, — довольно улыбается Вуд, усаживаясь с ногами на широкий диван. — Комната исполняет любые желания. Только забрать ты их отсюда не сможешь — все вынесенные вещи возвращаются обратно. — Понятно. Значит, картина с троллями — не для того, чтобы меня позлить, а просто опознавательный знак? — В смысле «позлить»? — недоумевает Вуд, и тут же прикусывает губу: — Ой, прости, я не хотел тебя обидеть, в смысле, ты совсем не похож на тролля. Это все в прошлом. Картина всегда тут висела, не будем же мы её передвигать… — Ладно, Вуд. Никаких обид, — примирительно поднимает руки Флинт, затыкая грифера. — Так в чём дело? Мы с тобой вдвоём, после отбоя, в странной комнате, исполняющей желания. Это свидание? — ухмыляется он. На столике рядом с диваном тут же появляется ваза с красными благоухающими цветами. — Нет-нет-нет, — тараторит Оливер. — Никакого свидания! Ваза как будто нехотя растворяется в воздухе. — Я просто не понимаю, как ты снова оказался здесь? — недоумевает Вуд. — Ну, я уже в курсе, что ты завалил экзамены, просто… Я слышал, что ты на «выше ожидаемого» сдал СОВ и экзамены шестого курса. И что, за год ты забыл всё изученное? — Не за год, а за две недели — когда ты меня так смачно зацеловал, что все школьные знания из мозгов вылетели, — усмехается Флинт, с удовольствием глядя на розовеющие веснушчатые щёки. — Не переводи тему, — смущённо огрызается грифер. — Не хочешь говорить — так и скажи. — Не хочу, — соглашается Флинт. — Ладно, — пожимает плечами Вуд. — Второй вопрос: почему ты никому не рассказал, что случилось тогда? Я думал, все слизни сразу же начнут меня доставать за то, что я … с их капитаном. — А ты бы хотел, чтобы я рассказал? — ухмыляется охотник. — Нет, конечно! — Ну и вот тебе причина. Оливер недоверчиво щурится. — Когда это мои желания имели для тебя значение? — Давай так, Вуд: это не в моих интересах — поливать тебя грязью. Уясни. — Ладно, — повторяет грифер, смущённо шмыгая носом. — Ещё вопрос можно? — Уже спросил. — Ты… сделал новые татуировки? — Нет. Но они точно появятся в этом году. Я тебе потом покажу. — Понял. Больше вопросов нет. — Ну и отлично. Кстати, я так любезно на всё тебе ответил. Мог бы наградить, — усмехается Флинт, указывая пальцем на свою щёку, покрытую лёгкой щетиной. — Мечтай, — бурчит Вуд, поднимаясь с дивана. Впервые их встреча не оставляет узоров на теле Флинта. Всё-таки попавшись по возвращении в подземелья Снейпу, он нарывается на две недели отработок, однако ни о чём не жалеет. Но когда начинается сезон игр (Вуд гоняет гриферов в хвост и гриву каждую тренировку, напоминая, что это его последний год и ему нужен Кубок) и привычных драк, на груди Флинта появляется крупный орёл в широком размахе крыльев. Замазывая бальзамом очередной синяк и разглядывая в зеркале остро прочерченные перья, Флинт думает: и почему орёл? У Вуда даже совы нет. А однажды видит, как гриферы-семикурсники, тренируясь, вызывают патронуса. А ну да, это заклинание ведь вошло в программу по чарам. У Вуда, усердно хмурящего брови, из палочки вылетает серебристый орёл, взмывающий в небо. Марк в этот момент смотрит только на светящуюся радостью солнечную улыбку на веснушчатом лице. Под Рождество отсиживаясь в ванной старост перед игрой с Когтевраном, Флинт думает, что орёл появился слишком быстро: какие-то три перепалки, и узор закрыл собой всю грудь. А в последнюю словесную стычку линии пошли вниз по животу. Такими темпами скоро останутся только ноги, а что потом? О том, что у него еще и лицо может быть разрисовано татуировками, Маркус старался не думать. Ему очень хотелось увидеть улыбку Вуда во время финальной игры. Радостную от долгожданной победы или обреченную от последнего поражения — неважно. Просто увидеть. — Умирать запрещено, — хрипит Флинт сквозь зубы, погружаясь в разноцветные пузыри с головой. А на следующей игре Гриффиндора, когда он зачем-то слушает канючащего Малфоя и выпирается перед Поттером в балахоне дементора, взбешённый, взмыленный после игры Вуд оттаскивает его за трибуну и набрасывается с кулаками, разбивая в кровь и без того кривое лицо. Флинт почему-то чувствует, что не имеет права сопротивляться. Даже для такого слизеринца, как он, поступать таким образом было подло. Нос снова хрустит, губ он уже не чувствует. Оливер с красным разъярённым лицом продолжает бить его скривившиеся скулы, срывая кожу с костяшек. — Тупой… уродливый… гадкий… мерзкий… слизняк, — хрипит Вуд, перемежая слова с ударами. — Как был подлой змеёй, так ею и остался, — наконец, сипит он, отсаживаясь в сторону. Флинт, наверное, выглядит как кровавое месиво. — Ладно, Малфой. Но ты, — обиженно бросает Вуд, тяжело поднимаясь на ноги. — Я ведь почти начал тебе верить. Он уходит, а Флинт морщится от боли, не в силах стонать — по всей левой ноге жжётся бегущий к пяткам узор. К вечеру его полусонное тело находит шастающий по полю Монтегю, он дрожит от испуга и тащит капитана к мадам Помфри. Флинт остатками сознания двенадцать раз сквозь зубы повторяет, что неудачно упал с метлы. Когда мадам Помфри, запоив его зельями и наложив не менее двадцати заклинаний на его лицо, оставляет больного, предписав покой, Флинт, кряхтя, стягивает штаны и подсвечивает люмосом. По всей левой ноге, оборачиваясь по нескольку раз вокруг бедра и голени, скользит крупный полоз с раскрытой устрашающей пастью. Морда змеи, судя по расположению на боку, угрожает льву на спине, а хвост, обвиваясь по щиколотке, заканчивается на пятке. Весь рисунок за один раз — это что-то неприятно новенькое. Флинт рычит сквозь зубы, заставляя себя терпеть обжигающую боль костероста по телу. Ну, эту татуировку он хотя бы сможет объяснить. *** Так как шансы на нормальное общение с Вудом заметно снижаются, Флинт старается меньше видеться с ним на переменах, но в изменившемся расписании, как назло, многие занятия ставят совместно с Гриффиндором. Маркус видит, что Вуд с тусклым лицом часто ловит его взгляд, пытаясь что-то сказать глазами, может, даже извиниться, но упорно игнорирует эти гляделки. У него попыток всего две — на свободную правую ногу и живот. Тратить их до финала Флинт не решается, потому что боится, что на последней игре Вуд подарит ему не одну тату. Но во время итогового матча, пожимая руку перед игрой, Оливер говорит, глядя прямо в глаза, не обращая внимания на орущие трибуны: — Прости за тот раз. Я поступил ужасно. Флинт кивает, скорее отступая и седлая метлу. Он даже не понимает, хочет выиграть или нет — играет грязно, грубо просто по привычке, то и дело ловя на себе недовольный взгляд Вуда. Кажется, вся разъярённая команда Слизерина настроена опасно-решительно — мадам Трюк то и дело останавливает игру свистком, предоставляя очередные пенальти. Когда Джонсон готовится пробивать слизеринские ворота, Вуд вдруг подлетает к капитану, строго говоря: — Флинт, утихомирь своих ребят, пока они мне всю команду в больничное крыло не отправили. — Приглядывай лучше за своими воротами, Вуд, я как раз полетел за квоффлом, — огрызается охотник. — Флинт! — зло кричит Вуд, хватая его за локоть. И тут вдруг узоры начинают проявляться на открытой тыльной стороне ладони. Маркус шипит — здесь кожа оказывается чувствительнее, — пряча руку и еле удерживаясь на метле. — Что за чёрт? — недоуменно хрипит Вуд, замечая проскользнувшие чёрные линии. — Ворота, Вуд, — повторяет Флинт, устремляясь за квоффлом. Напряжение игры будто проходит мимо его сознания: охотник Слизерина выполняет блоки и броски практически на автомате, но почему-то чувствует себя очень утомлённым. И когда Поттер ловит снитч, он даже рад, что игра закончилась. На стадион устремляются волны ало-золотых болельщиков, подхватывающих команду Гриффиндора на руки, а Флинт, незаметный для всех, улетает в раздевалку. В тишине тёмных стен, зажигая свечи, он наконец может разглядеть появившийся узор на тыльной стороне ладони: два скрещённых камыша в круге ветвистого орнамента. Кажется чем-то очень знакомым. В дверь протискивается тёмно-русая вихрастая макушка и заплаканные глаза. — Флинт, можно? — хриплым голосом спрашивает Вуд. Маркус прячет руки в карманы игровой мантии и кивает. Прошёл финал, и они опять вдвоём в раздевалке. Что за идиотская традиция. — Но сразу предупреждаю — мне не до драк, — бурчит Флинт. — Здорово. Мне тоже совсем не хочется драться. — Чего плакал? — От счастья, Флинт. Кубок, к которому я стремился 4 года капитанства, наконец-то наш. Ты тоже мог бы поздравить, — с легкой усмешкой Вуд приземляется на скамейку рядом, легко поддевая плечом. —Поздравляю, — бездумно ворчит Флинт, наслаждаясь чувствующимся даже через мантию теплом вратаря. — Не видел там, где моя команда? — Дерутся с моими. Если честно, это близнецы начали, но твои, похоже, тоже очень хотели выпустить пар. Скоро уже закончат, наверное. Маркусу нестерпимо хочется в душ, а потом просто лечь в кровать и не двигаться, но он почему-то чувствует, что теперь не может просто так раздеться перед Вудом. — Ты покажешь мне? — вдруг спрашивает грифер, устремляя упорный взгляд на правую руку охотника. — Что? — спрашивает Флинт, хотя и так знает, о чем говорит вратарь. — Твою новую тату на кисти. Раз уж он просит. Маркус неохотно вытаскивает руку из кармана. Даже в неярком свете Вуд легко узнаёт рисунок и, схватив широкую ладонь охотника, чтобы поближе рассмотреть тату, говорит: — Это же эмблема «Паддлмир Юнайтед»! Ты что, собираешься туда после выпуска? — Не собираюсь, — бурчит Флинт, вырывая руку из приятной тёплой ладони грифера. — Это хорошо. А то пришлось бы играть с тобой в одной команде, — беззлобно поддевает Вуд. — Тебя пригласили? — Да, на летние пробные сборы после Чемпионата. Надеюсь, пройду хотя бы во второй дивизион. Флинт вдруг остро понимает, что осталось не больше месяца до того, как жизнь их разлучит. Вот чёрт, а он ведь совсем забыл спросить у Снейпа, что случится, если они расстанутся с родственной душой навсегда. — Пройдешь, — тихо кивает Маркус, устало опираясь затылком о холодную стену. Вуд вдруг бросает прищуренный взгляд, садится так, чтобы в лицо слизеринца вплотную смотреть, и уверенно говорит: — Эй. Я видел, что эта татуировка появилась на тебе во время игры. Как такое возможно? Слава Моргане, Флинт сразу находит ответ на вопрос: —Я скрывал её чарами иллюзии. Вуд смотрит долго и пристально, явно сомневаясь, а потом приторно тянет: — Ну да, ну да. Ты же искусный чародей. — Давай без сарказма, я устал, — бросает Флинт, пряча руки обратно в карман. Этот чёртов грифер когда-нибудь уйдет, или его придётся выпинывать ценой ещё одной тату? — Хорошо, — пожимает плечами Вуд. — Последний вопрос. Мне как-то отец показал на себе такую штуку, которая называется «метка души». Рассказал, что она представляет собой рисунки, связанные с родственной душой. И проявляется во время драк и ссор. Вуд вдруг резким движением тянет руку Маркуса, указывая на тату: — Флинт, это ведь она и есть? Охотник застывает на месте,покрывшись испариной. — Если попробуешь меня обмануть, я тебя раздену и ударю, чтобы сразу убедиться, — предупреждает Вуд. И чего бы сопротивляться, но Маркус почему-то молчит. За дверями раздевалки, совсем близко слышатся недовольно-возмущенные голоса слизеринцев. — В десять на восьмом этаже? — быстрым взглядом бросает Оливер. Флинт кивает, и грифер уходит через запасной выход за несколько секунд до того, как озлобленные, побитые слизеринцы заполоняют раздевалку. Когда Маркус наконец спокойно раздевается, направляясь в душ, среди команды проносится ошалелый свист. *** Они заходят в Выручай-комнату, не говоря ни слова. Красные диванчики и знамёна со львом почему-то вызывают во Флинте приятное умиротворение. Он уже собирается сесть в облюбованное кресло, но Вуд тормозит его за локоть. — Не так быстро! Показывай мне. Маркус помнит, что гриферы назойливые, поэтому решает не спорить.В конце концов, если бы он не хотел, он бы просто не пришёл. — Ого, — присвистывает Вуд, когда охотник снимает футболку. — Мой патронус… Как красиво. Когда он появился? — Это, — Флинт показывает на левое крыло, — драка после первой игры, нас тогда ещё Уизли разнимали. Другое крыло нарисовалось после того, как ты налетел на меня на травологии, когда я случайно попал в тебя гноем бубонтюбера — и, предупреждая твои вопросы, это действительно было случайно. Ну а завершился рисунок перед Рождеством, ты тогда мне врезал, потому что Милли поцеловала меня. — Кстати об этом, — начинает Вуд, но Маркус не даёт договорить. — Она хотела отомстить Пьюси за то, что тот бросил её. Я вообще был не в курсе этого плана. А ты приревновал, да? — Заткнись, — беззлобно бросает Вуд. — Ещё есть? Где та, которая появилась после твоей тупой выходки с дементорами? Флинт нехотя стягивает штаны и сразу жалеет, что сделал это: от увиденного полоза Вуд закрывает рот рукой, еле сдерживая вскрик. В золотисто-карих глазах подозрительно блестит, и грифер сердито трёт кулаками мокрые ресницы. — Она? — неверяще спрашивает Оливер, оглядывая рисунок с головы до хвоста. — Она полностью появилась за одну ту драку? — Ну, похоже, тогда ты был очень зол. Мне показалось, объём узора зависит от того, насколько сильную ненависть ты ко мне испытываешь. — О боже… — отчаянно хрипит Вуд, осторожно касаясь крепкого бедра охотника. — Прости меня, Флинт. — По справедливости получил, — пожимает плечами слизеринец. — Не извиняйся. — Но почему змей? — Мм… Может, потому что тогда ты назвал меня змеюкой? Смотри, она как раз пытается наброситься на твоего льва, — ухмыляется Флинт, поворачиваясь спиной, чтобы Вуд разглядел картинку в сюжете. — Да ты не бойся: полозы не ядовитые. Но Оливер вдруг прижимается всем телом к его оголённой спине, обнимая, складывая ладони на крыльях орла на груди. — Глупо, наверное, спрашивать, но почему ты мне не сказал? — Вуд утыкается лбом в его спину, и Флинт чувствует странный поток тепла, идущий по всем линиям от мест, которых касается грифер. — Как-то не до этого, Вуд, когда ты хреначишь мне со всей дури по морде, — усмехается Флинт, накрывая тонкие загорелые руки своими. — Эй, — Вуд проскальзывает под его плечами, оказываясь вдруг лицом к лицу. — Обещай мне — больше никаких драк. — Разве с тобой так получится? — довольно хмыкает Флинт. — Обещай, — настаивает Оливер. — На тебе и так почти места не осталось. — Я постараюсь. Но за это ты мне должен поцелуй. Вуд еле сдерживает ладонь, уже стремящуюся небрежно ударить. Смеётся вдруг, тепло и радостно, той улыбкой, ради которой Флинт на всё готов, и коротко, по-детски, целует его в щёку. — Получишь больше, если перестанешь меня доставать, — уверяет Вуд. — Ну тогда буду стараться сильнее, — соглашается Флинт, сам забирая долгий, полный ожидания, нетерпения и удовольствия поцелуй с улыбающихся губ. *** Когда они здороваются в Большом Зале и спокойно болтают о чём-то непримечательном перед завтраком, почти все глаза с гриффиндорского и слизеринского столов глядят на них в тихом шоке. Братья Уизли нетерпеливо тянут мантию Вуда, когда вратарь подходит к столу, заговорщицким шёпотом спрашивая в два голоса: — Он тебе угрожал? — Заколдовал тебя? — О чём вы говорили? — Устроим ему стрелку? — Всё в порядке, — ободряюще улыбается Вуд, усаживаясь на свое место. — Последний матч сыгран, Кубок наш. Нам с Флинтом больше не за что бороться. Близнецы недоумённо глядят на вратаря, а потом шепчутся между собой, и Оливер отлично слышит фразу: «Точно заколдовал!» Тем не менее, к концу недели все смиряются с тем, что при встрече капитанов враждующих сборных больше не летят искры и не сыплются ругательства. Тем более, когда наступают выпускные экзамены. Стоя перед дверями в Большой зал, подготовленный к сдаче ТРИТОНов, Вуд до дрожи в коленях переживает, в сотый раз повторяя про себя даты восстаний гоблинов, историю директоров Хогвартса, протеевы чары и многое другое. Флинт осторожно, чтобы никто из семикурсников не увидел, касается его холодных от волнения пальцев широкой, тёплой ладонью, и тихо уверяет: — Ты всё сдашь. — Я знаю, — жалобно мычит Вуд. — Но это не помогает избавиться от чувства, что я всё забыл! Флинт усмехается и тихим шёпотом скользит по его уху: — Когда ты переживаешь, у орла на моей груди чаще начинает биться сердце. Вуд смущённо розовеет, пряча веснушки под румянцем. Ну, главное, что эффект есть. — А почему ты не волнуешься? Ты как-то уже завалил всё в том году, — ехидно напоминает вратарь. — Да я легко сдам экзамен хоть на «превосходно», — Флинт невозмутимо скрещивает руки на груди. — Да ладно? — Да. Не веришь? — Не верю! — Поспорим? — Давай, — Вуд возмущённо жмёт руку Маркуса, как в старые добрые времена на поле перед игрой. — Если я выиграю, — наклонившись, совсем тихо говорит Флинт, — то трахну тебя сегодня ночью. Вуд едва не задыхается от возмущения. — А ты чего хочешь? — с хитрой ухмылкой спрашивает слизеринец. Но в это время двери Большого зала распахиваются, и профессор МакГонагалл велит всем студентам занять места. Только к середине экзамена Вуд, строча ответ на лёгкий вопрос по манящим чарам, вспоминает, что результаты экзамена, как предупреждала их МакГонагалл, будут не раньше завтрашнего дня. Он едва сдерживается, чтобы не бросить в Флинта каким-нибудь пакостным заклинанием. *** После отбоя они уже привычно встречаются в Выручай-комнате. Снейп, несколько раз поймавший Флинта в коридорах подземелья ночью, наконец, выучивает студента дезиллюминационным чарам, а тот в свою очередь научает Вуда, и больше они никому не попадаются. Когда Оливер заходит в комнату, принимающую привычный вид гостиной, Флинт уже тычет ему в лицо свидетельство, зачитывая: — Смотри. Бла-бла-бла… «подтверждает, что Маркус Флинт действительно сдал экзамен высшего уровня ТРИТОН с результатом «превосходно». Как тебе? Снимай штаны. Оливер, хватаясь за живот, заливисто хохочет. И как это он все эти годы не замечал, что Флинт такой смешной? — Марк, какой ты дурной, я же вижу, что это твой почерк! Флинт вдруг столбом застывает и тут же хрипло просит: — Повтори. — Марк, ну это же твой по… — Повтори. — Марк… Флинт оказывается лицом к лицу так стремительно, что Вуду не хватает воздуха. — Ты можешь меня так всегда называть? — неловко просит Флинт. — Конечно могу, Марк… — Оливер добродушно усмехается, не сопротивляясь, когда жадный, горячий поцелуй обволакивает его губы. Вуд сам стягивает с него мантию и футболку, обнажая крепкие мышцы под бесконечными росписями чёрных линий, и тут же принимается скользить по плечам, повторяя узоры пальцами. Это касание Оливера к метке каждый раз пробуждает в Марке теплоту, прошибающую до кончиков пальцев на ногах. Он бездумно подхватывает Вуда на руки, и грифер на инстинктах обнимает исполосованную линиями талию сильными ногами. «Значит, комната, в которой получаешь все, что тебе нужно…», — мимоходом думает Флинт, тут же упираясь взглядом в неприметную нишу в стене. И широкая кровать в полутёмном освещении возникает там практически сразу. Он бережно усаживает Оливера в постель, отрываясь от сладких губ только для того, чтобы стянуть с него джемпер. — Только без спешки, — просит Вуд, не скрывая лёгкого испуга в глазах. — Конечно, Олли. И теперь грифер понимает, что заставляет Флинта так сильно желать своё имя на любимых губах. Широкие ладони ласкают всё его тело, скользя от дрожащих ключиц до кончиков пальцев на ногах. Влажные обжигающие поцелуи оставляют проникающие глубоко под кожу бордовые метки по шее и груди, и Вуд растворяется в этой бесконечной сладостной ласке, цепляясь за реальность только пальцами, скользящими по татуированным плечам. Когда Флинт бережно вводит в него густо смазанный палец, с блестящих слюной, исцелованных губ грифера срывается протяжный стон, который Маркус тут же ловит в голодный поцелуй. Он растягивает его неторопливо, тягуче, обещая всё лучшее впереди, исступленно целуя трепещущие артерии под шеей, дрожащие ресницы, зовущие его по имени припухшие губы. — Олли, можно? Когда уже ни выдержки, ни терпения — только одно жгучее желание, предвкушение и каменно стоящий член. — Да, Марк… Когда Флинт резким уверенным движением входит на всю длину, прижавшись всем телом, стонут оба, тут же находя губы напротив, впиваясь, скользя языком внутрь, сражаясь в поцелуе. Охотник ласкает его член в ритм с толчками глубоко внутри, распаляя, распирая, раскрывая такие стоны, которые Вуд даже не думал от себя услышать. Маркусу тяжелее: он хочет слушать эти очаровательные хриплые крики дальше и одновременно хочет долго-мучительно-бесконечно целовать истерзанные губы напротив. Флинт выбирает второе и очередной стон, приглушённый прикушенной губой, ловит жарким поцелуем. Он не перестаёт наслаждаться Вудом, пока грифер в его руках не становится мягким и податливым как воск, пока он не забрызгивает одеяла накопившейся спермой и не молит о пощаде. — Я остановлюсь, если ты разрешишь кончить в тебя, — лукавым шёпотом скользит по уху. — Боже, Марк, давай уже… — совсем краснеет Вуд, сам насаживаясь глубже на твёрдый член. И с тихим, насилу сдержанным хищным рыком, Флинт кончает глубоко внутри. Вуду, наверное, мерещится, но чёрные линии татуировок в этот момент кажутся ему сверкающими золотом. Он бездумно тянется рукой, чтобы стереть тонкие капли пота с орла на груди. Маркус ловит его пальцы, исцеловывает каждую фалангу и прикладывает тонкую ладонь к своему бешено бьющемуся сердцу. — Я люблю тебя, Олли. Почти шёпотом, почти не слышно за этим оглушающим, живым сердцебиением. Но Вуд ловит это признание, оставляя ответ громче слов говорящим поцелуем. Они решают остаться на ночь вместе. Что толку сейчас возвращаться в холодные кровати разных спален? Теперь им незачем быть друг от друга вдалеке. — Может, всё-таки сразу в Лондон? — Сначала к родителям, — сонно бормочет Вуд, прижимаясь к разгорячённому торсу любовника, без мыслей скользя пальцами по чёрным линиям квоффлов и бладжеров. — Не бойся, ты им понравишься. — Сомневаюсь. Я тебе-то не сразу по вкусу пришёлся. — Конечно, с твоими вечными придирками и драками. Ты и сейчас не образец идеального парня, конечно, — Вуд хитро смеётся, когда Флинт надувается, — но для меня ты самый лучший. Такой, какой есть. Тем более, когда папа увидит «метку души», а он сразу её увидит, когда ты пожмёшь ему ладонь, никаких вопросов не останется. — Ладно. Когда вернемся в Лондон? — В конце июня, к моим сборам. Кстати, тебе пришёл ответ от «Коршунов»? — Да, они всё ещё ждут меня. В Дублине. — Ого. Далековато. — Я присмотрел там миленькую квартирку для нас двоих. — Когда ты уже научишься сначала спрашивать меня, а потом что-то делать? — закатывает глаза Вуд. — Зачем так далеко? Поселимся в Лондоне, подключим камин. — Олли. Я хочу быть с тобой далеко отсюда, когда начнётся война. — Если, а не когда. — Хорошо, если начнётся война. Хочу убраться подальше от отца. Хочу, чтобы ты был в безопасности и не лез с другими гриферами на рожон. Этих причин достаточно? Вуд молчит долго. Наконец, тяжело выдыхает: — Ну и что? Камин до Пула и до Лондона? — Прямое сообщение, без задержек. — Ладно. Только моим родителям ты сам об этом скажешь. — Чтобы сразу оставить впечатление монстра, укравшего их сына из семейного гнезда и из страны? Ладно, не страшно. Вуд хихикает, когда Флинт утыкается широким носом в искусанную шею, щекоча. — Опять будем играть по разные стороны? — Конечно, я ведь хочу забивать квоффлы в твои ворота до конца жизни, — ухмыляется Флинт, резонно получая в ответ подушку в лицо. — Пошляк. — Ладно, Олли, это все цветочки, сейчас есть вопрос поважнее, — Флинт наваливается сверху, хищно мигая серьезными, но со смешинками глазами. — Если завтра я всё-таки получу «превосходно», ты разрешишь трахнуть тебя снова? Вуд устало хохочет: — Моргана тебя дери, Марк! Да если ты получишь «превосходно», будем заниматься любовью хоть до самого отъезда Хогвартс-экспресса. — Смотри, Вуд, это обещание, — грозит пальцем Флинт с довольной усмешкой. Результаты экзамена, вывешенные на двери Большого Зала утром, оказываются поистине ошеломительными: Вуд получает «выше ожидаемого», а Флинт… «превосходно». Грифер проверяет, не зачарован ли список, но когда мимо проходит профессор Снейп, взглядом останавливаясь на Флинте и коротко нахваливая его результат как лучший на факультете, сомнений не остаётся. Когда они заходят в заполненный довольными студентами Большой Зал, собираясь за разные столы, Флинт с довольной усмешкой шепчет на ухо: — Ты сам обещал, Олли — до самого отъезда. Так что жду после завтрака. Краснее рака, Вуд садится под знамёна своего факультета, не обращая внимания на недоуменные взгляды.