Лис в объятиях дракона

Чайлд был грациозен, словно дикая кошка, а его хитрость могла сравниться с хитростью лисы, так явен был его плутоватый прищур и отточены движения хищника, готового вот-вот наброситься. Рыжие, поблескивающие в золоте света волосы растрепались, спадая на тронутое несильным румянцем лицо, и Чжун Ли плавился, плавился под напором этих лазуритовых глаз, так напоминающих ему лилии. Его любимые лилии. Руки Архонта размеренно скользили по чужим белым бёдрам, с присущей ему нерасторопностью, спокойствием и размеренностью, Чжун Ли не тратился на лишние движения, только лишь огонь, странный яркий огонь блестел в его глазах, не сводящихся от лица ехидного лиса, что седлает его бедра, так по собственнически, словно Архонт только его. Только его единственный бог, других богов у юноши нет и быть не может. Чжун Ли рычит, чувствуя, как внутри пробуждается что-то древнее, исполинское. Животное. Ногти оставляют на чужой коже кровавые полумесяцы, скользят выше по спине, что так отзывчиво выгибается, через царапины выступают бусины крови, а Архонт в удовольствии жмурится, тронутый этой реакцией, что была только для него одного. Он ощущал себя кровожадным, алчным драконом, что собирает золото в своей пещере и оберегает ценой собственной жизни. О да, Архонт был готов отдать все в данный момент, лишь бы плутавый взгляд вонзался в его душу, лишь бы чужой хитрый смех кружил вокруг, не затихая ни на секунду. Собственный член напряжен и истекает смазкой, потирается о чужой живот, кажется, можно почувствовать пульсацию, что доходит прямо до висков, вместо крови в венах сплошная лава, и она кипит, кипит и обжигает, разносясь по всему телу. А наглый лис льнет к нему, шепчет странные глупости в пылающее ухо, и манит, так невыносимо манит, что хочется взять его со всей грубостью и силой, вдавливая в мягкие подушки и заставляя скулить, лишь бы эта ухмылка ушла. Но он знал, что ухмылка не уйдет, и так же знал, что Чайлд не из тех, кто так просто поддается, нежатся в чужих руках и позволяют делать все, что угодно, о нет. Поэтому сейчас юркие, ловкие руки юноши накрыли чужой член, быстро и нагло, будто бы изучающе, но пылающая от самодовольства морда говорила обратное. Кончики пальцев обводили чувствительную головку, и архонт до хруста в спине выгибался, упираясь в мягкий диван, шипя от странного наваждения и чувств, что ударяли в голову, ведь только Чайлд мог вызвать в нем такую реакцию. — Наглый, самодовольный мальчишка… Но на его слова лишь смеются, а после все уже не имеет смысл, когда влажные губы затыкают его. Чжун Ли прикрывает глаза, с силой сжимая чужой бок, когда парень насмешливо фыркал через поцелуй, сминая губы, скользя горячим языком, выбивая все здравые мысли. Архонт и правда как-нибудь приструнит эту слишком гордую персону, но сейчас он готов быть ведомым этим сладким напором, что позволял каменное тело становиться расслабленнее, наконец почувствовать себя свободным от земляных оков. А руки, о, Архонты, эти чёртовы руки продолжали мучить перевозбужденную плоть, скользя самыми кончиками пальцев по взбухшим венам, влажной от смазки головке, зажимая уретру и обводя уздечку круговыми движениями, резко начиная водить по всему стволу, останавливаясь у основания. Чжун Ли прикусил чужую губу, будто пытаясь показать, что Чайлд далеко здесь не самый главный, но юношу это явно не устроило. Он рыкнул, царапая грудь Архонта, убирая с члена горячую ладонь и толкая бога на диван, устраиваясь плотнее на его бёдрах, будто бы метая молнии из глаз, возмущенный и разгоряченный, настоящий зверь. Зверь, голодный по своему богу. Руки Чайлда уже были в масле и спустились вниз, касаясь собственной дырки, вводя сразу два пальца. Хитрый лис даже и не зажмурился, продолжая смотреть своими дикими глазами в глаза Архонта, а Чжун Ли не мог найти себе места и успокоения, ведь чувствовал себя таким уязвимым перед этим мальчишкой. Он, Моракс, бог земли и контрактов, покорно лежал под юношей и смотрел, как тот себя растягивает, чтобы вскоре сесть на его член, принимая его в себя полностью. Чжун Ли не смог сдержать улыбки, на что Чайлд лишь фыркнул, немного прикрывая глаза, добавляя внутрь третий палец. Да, наверное, Чжун Ли и правда самый настоящий жадный, алчный дракон. Ведь как можно оправдать то, с каким забвением и чувством собственности он сжимает чужие бедра, пытаясь придвинуть парня к себе, плотнее к собственному члену, подрагивающему и пульсирующему, настолько возбужденному, что смазка все продолжает стекать по головке, прямо по стволу. А хитрому лису надо продолжать играться, мучать, выводить, трахать самого себя пальцами с ухмылкой, смотря в глаза бога. Чжун Ли вытрахает из него всю дурь, как только вернёт власть, ведь в данный момент он заворожен чужим телом и коварными глазами цвета глазурной, так обожаемой Архонтом, лилии. Чайлд садился не спеша, будто бы специально тем самым сводя Чжун Ли с ума, а Архонт злился, рычал и метался, пытаясь насадить юношу на себя резко и плотнее, но хлестко получал по пальцам чужими руками, а от этого внутри разгоралось самое настоящее бешенство. Ему не разрешают трогать его собственность, утробный рык ещё гулче раздался в груди. А Чайлд смеётся, смеётся заливисто, словно канарейка, продолжая мучить и издеваться, сжимаясь на чужом члене, его стенки так хорошо принимали распаленную плоть, что Чжун Ли волей не волей отстранял от себя гнев, уступая яркому, дикому желанию, захлестывающему словно цунами, с головой и сразу же. Двигался юноша забвенно, с наслаждением, и с явным издевательством, то ускоряя темп, насаживаясь быстро, что головка вдаряла по простате, то нарочито медленно, отчего дыхание сводило, а тело покрывалось испариной, голова кружилась, будто от бутылки вина из одуванчиков. Тело Чайлда дрожало, мышцы напряглись, показывая крепкий рельеф, капельки пота стекали по коже, по подвздошным костям, очерчивая изгибы, собираясь на ямке ключицы. Как же его мальчик прекрасен, как отзывчив, и одновременно строптив, словно дикий олень, которого нужно приручить. Олень сам выбирает, с чьей руки есть, и, кажись, Чжун Ли удалось вписаться в его доверие, иначе бы юноша не скакал на его члене, как ярый опытный наездник. Что-то приятное, тугое скручивалось внутри живота, и Архонт не мог отвести взгляда от своего сокровища, не мог перестать сжимать чужую крепкую грудь и бедра, заставляя Чайлда горячо выдыхать, посмеиваясь от данных действий, но плавиться и сжимать зубы до скрипа, ведь Архонт явно не собирается его отпускать. Ни этой ночью, ни на следующий день, ни на следующую жизнь. Теперь они крепко связаны прочной цепью, переплетены душами, их сердца стучат в унисон, даря друг другу обжигающее пламя, с которым так сложно совладать. Чжун Ли двигает бедрами в ответ, подстраиваясь под ритм, и Чайлд стонет, закусывая ребро ладони, утопающий в ощущениях и черт, Архонт это видит. Видит каждую эмоцию на его лице, слышит каждый выдох, чувствует каждое движение, содрогание чужого тела, и он уже на пределе. Узел внизу живота сжимается ещё сильнее, посылая по всему телу тянущее, странное ощущение, захлестывающее и ударяющее настолько сильно, что перед глазами белеет, проносятся пятна, все рябит и двигается, будто в круговороте. Чайлд кончает одновременно с ним, Архонт ощущает, как сильно тот сжимается на его члене, и так же ощущает, как заполняет парня до краев, будто этим самым делая его окончательно своим, присваивая. «Мой… Мой. Только мой. Ничей больше.» — Только это кружится в голове как молитва, никаких сил больше нет, а расслабленный парень падает на его плечо, все ещё сжимающий его своими стенками. Они связаны. Они принадлежат друг другу. Руки Чжун Ли повели по чужому телу, распаленному, но начинающему остывать, и прижимают к себе ближе, плотнее. Это не последняя их ночь и утро, проведенные вместе.