Videbamus Occasum

      Сдавленные всхлипы, скрежет зубов, тремор рук, хруст липкого снега под ногами…       Эшли Янг старалась не разбудить дочь, в то время как собственное сердце разрывалось на части от невыразимой горечи потери.       «Она ушла навсегда. Она не с Нилом, не пошла искать временного утешения в работе. Её просто больше нет».       Всё напрасно. Боль не отпускала.       Подняв маленькую светлую головку, Аэтель вопросительно взглянула на женщину. С её губ сорвалось: «Мама». Голос дочери раскалывал сердце Янг вдребезги.       «Всё хорошо, дорогая, — шептала Эшли, не в силах остановить предательскую дрожь в голосе и горячие гроздья слёз, вырывающиеся из глаз. — Всё хорошо».       Они шли в южную часть города, и путь был не близок. Через какое-то время Аэтель снова уснула. Такси до центра Лондона стоило баснословных денег, а метро давно заполонили низшие вампиры, так что смертные спускаться туда не рисковали. Нащупав в кармане кошелёк с деньгами, Эшли решила поймать автобус до Сити, а затем пересесть до Брикстона: последняя рождественская смена закрывалась в обед. Смахнув непослушные локоны с лица и заправив их под шапку, Янг вздрогнула: холодный ветер обдал мокрую от слёз кожу ледяным дыханием, выбивая из себя и заставляя крупицы оставшихся сил иссякать.       В автобусе несколько пассажиров взглянули на женщину с ребёнком, а затем разом отвернулись. Все пассажиры были смертными и занимались своими делами: две старушки прятали лицо в широких шарфах; мужчина на заднем сиденье вглядывался в городской пейзаж за окном, явно ища в нём что-то эдакое, ни для кого, кроме него, незримое; женщина средних лет внимательно смотрела в свой смартфон, хмуря изогнутые брови; а пара молодых парней слушала в наушниках музыку так, что слышно было на весь салон автобуса. Заплатив за проезд, Эшли села в первый ряд, обняла Аэтель и притихла.       Обременённые делами и друг другом пассажиры, трясущийся автобус, появившиеся вдруг за окном многоэтажки — всё происходило словно в нескончаемом сне, из которого никак не получалось вырваться. Сознание рвалось наружу, жаждая покинуть израненную душу, и Эшли прикрыла опухшие веки, чтобы не слышать его хриплого стона.       Яркая вспышка. Дом на горизонте. В окнах дома сияют огоньки гирлянд. На пороге лежит брошенная, никому не нужная кукла. В гостиной лежит пушистая украшенная ель, перевёрнутая. Рядом на полу, в луже крови — тонкое беззащитное тело, истерзанное клыками, порванное безжалостными когтями. Она сопротивлялась. Лицо они тоже изуродовали. Ледяная неподвижная ладонь. Прощальный жест — пальцами по внутренней стороне ладони — их женский ритуал.       Эшли открыла глаза. Водитель автобуса, оказывается, звал её. Они с Аэтель были последними пассажирами.       — Девушка, вам куда? — голос у него прокуренный, грубоватый, абсолютно не сочетающийся с добрыми глазами.       — В Брикстон.       — О, — воскликнул мужчина. — Я там как раз живу. Это мой последний рейс на сегодня, так что довезу вас с ветерком.       «Р-Рождественские чудеса с-случаются», — сказала бы Челси. Эшли снова зажмурилась.       — Мама, а куда мы? Где мама? — спросила вдруг проснувшаяся Аэтель. Водитель автобуса непонимающе покосился на ребёнка через лобовое стекло.       — Мама… ждёт нас в другом месте, — прошептала Эшли, пряча лицо в светлой макушке.       На снежных улицах Брикстона к полудню лишь изредка можно было встретить случайных прохожих. Все они были смертными, так или иначе готовящимися к переезду… или бессмертию. Выходя из автобуса, Эшли надеялась, что увидит нужный дом в неизменном виде.       — Удачи, — послышался грубоватый голос водителя автобуса позади. — Будьте осторожны.       «Я б-буду молиться за т-тебя, Эш», — сказала бы Челси.       Брикстон был частью боро и, как и любой другой самостоятельный регион Большого Лондона, представлял собой опасность для выходцев из районов отчуждения, что располагались на севере.       Дом находился за оградой, на широкой ухоженной улице, вдалеке от метро и автобусных остановок, вдалеке от рынка и торговых лавок, словно на островке, со всех сторон окружённом бескрайним поющим океаном в виде снега, рождественских лавок и шлагбаумов. Днём в охранных будках никого не было, поэтому Эшли с Аэтель на плечах без помех перелезли через ограждение и двинулись в сторону сто пятого особняка. Подобравшись поближе, женщина заглянула в окна: свет внутри не горел, а шторы были плотно занавешены. Собравшись с силами и плотно сжав губы, она перемахнула через низкий заборчик и позвонила в дверь в надежде, что в доме всё ещё жила её последняя надежда. Сердце бешено стучало, а пульс отдавался в ушах. Аэтель тем временем молча рассматривала расписную дубовую дверь. Прошла целая вечность, прежде чем та с лёгким щелчком отворилась. За дверью возникла фигура высокой рыжеволосой женщины.       — Это действительно ты, — только и успела вымолвить Янг, прежде чем остававшиеся в ней до сих пор силы покинули ослабевшее тело. Последним воспоминанием уходящего дня перед Рождеством был плач испуганной Аэтель и неестественный блеск глаз рыжеволосой женщины, так и не осмелившейся выйти из тени дома навстречу неожиданным гостям.       Она пришла в себя, когда снаружи уже стемнело. Напротив места, где она спала, находилось большое окно, а шторы были открыты, и Эшли подняла тяжёлый взгляд на освещённую улицу. Пушистые снежинки, кружащиеся на ветру в бесконечной зимней сказке, казались серебристыми на фоне уличного фонаря. Смела ли она мечтать о том, чтобы вот так лежать и вечно наблюдать за этой безмятежностью? Ни за что. Но в тот момент ей очень того хотелось.       Перед глазами вдруг возникло маленькое личико дочери, и снежная сказка превратилась в буран. Воспоминания разом хлынули в голову, и она чуть было снова в них не утонула. Закрыв глаза, она опустила голову на подушку. Она лежала на чужой кровати. Дочь сидела рядом и тормошила её волосы маленькими ручками. Вновь опомнившись, Янг нашла глазами Аэтель, взяла её ладошку в свою, а затем оглядела комнату, стараясь привыкнуть в полумраку. Немного поодаль, у второго окна, стояла рыжеволосая женщина. В тусклом свете единственной включенной лампы её волосы отливали медью, а при каждом кратком движении узких плеч густые ниспадающие локоны изящно пламенели, завиваясь.       — Я рада, что нашла тебя. Думала, что ты уже переехала, — тихо сказала Эшли.       — С чего бы это? — спросила рыжеволосая женщина со странным холодным равнодушием в голосе.       — Прошло почти три года с тех пор, как мы виделись в последний раз. Многое изменилось… Я думала…       — Ты слишком много думала, — вдруг твёрдо сказала её собеседница. — Ты первая сбежала, потому мы и не виделись.       — Я защищала свою семью…       — Ну и как? Защитила? — перебила рыжеволосая, поворачиваясь к Эшли лицом. Свет от лампы блеснул в густых локонах и мягко коснулся носа, губ и… безжизненных глаз.       — Ты! — воскликнула Эшли в ужасе, осознав новую природу своей подруги. — Не может быть, — онемевшими губами продолжила она, прижимая к себе Аэтель. Девочка, почувствовав страх в голосе матери, начала плакать.       — Не бойся, — неожиданно нежно прошептала Кэтрин, шагнув к постели. — Она плачет, потому что ты боишься.       — Не приближайся! — судорожно закричала Янг.       — Не бойся, Эш! Взгляни в мои глаза. В них нет смерти, которую принесли вам другие вампиры. Я ничего вам не сделаю.       — Не приближайся, — отчаянно, срываясь с кровати, судорожно ища взглядом сумку, с которой они пришли.       — Эшли! Она плачет! Разве ты не поклялась её защищать? Внимай голосу разума, — твёрдо, напирая и приближаясь всё ближе, говорила Кэтрин.       Аэтель всхлипывала на плечах матери, сжимая и комкая одежду. Крохотные кулачки дрожали. Янг замерла, переведя взгляд с мертвенно-бледных глаз Бланшетт на светлую макушку дочери.       — Не бойся, — всё так же шепча, приблизилась Кэтрин, пряча за спиной какой-то неизвестный предмет. Эшли зажмурилась от страха, словно уже распрощалась с жизнью, когда Бланшетт вдруг вытянула правую руку вперёд. В ней была маленькая вязаная кукла в сиреневом платье.       — Держи, — сказала она, протягивая куклу девочке. — Я связала её сама, пока твоя мамочка спала, — продолжила она, поглядывая на подругу исподлобья.       Хныча и потирая маленькой ручкой покрасневшие глаза, Аэтель оторвалась от плеча матери и потянулась за вязаной куклой. Эшли внимательно проследила за Кэтрин, готовясь бежать в любую секунду.       — Что же с тобой случилось? — тихо спросила Бланшетт, словно успокаивая не только ребёнка, но и её мать.       Предательские слёзы навернулись на глаза. Эшли терпеть не могла, когда её жалели: так ей становилось только тяжелее.       — Тоже самое я могу спросить у тебя, — ответила Янг и сжала губы, проглатывая подкативший к горлу ком.       — Я всего лишь нашла единственное существовавшее спасение. А вот ты… С тобой, кажется, случилось что-то невероятно страшное.       — Кто с тобой это сделал? — разум понемногу трезвел, приходя в себя, однако произносить страшную правду вслух девушка отказывалась.       — Никто. Я сама приняла это решение, — твёрдо заявила Кэтрин.       Эшли вздрогнула и плотнее прижала к себе Аэтель. От внимательного обострённого взгляда Кэтрин это не ускользнуло.       — Не бойся меня, — повторила она. — Доктор Рид говорил, что таких, как я, по-научному называют нимродами.       — Неужели… — запнулась Эшли.       — Да, — закончила её мысль Кэтрин. — Я по-прежнему их ненавижу.       Рождественская ночь две тысячи шестнадцатого года выдалась самой снежной за всю историю Лондона — города, некогда населённого смертными. Одна ночь переплюнула все остальные. Джонатан Рид отлично помнил морозную зиму две тысячи второго года, когда жизнь казалась довольно безоблачной. Тогда ему мнилось, что он наконец сможет найти уединение и спокойствие в старом особняке в Вест-Энде. «Как можно было быть таким наивным?» — думал он теперь, спустя четырнадцать лет.       «Всё всегда меняется с приходом зимы. Тогда тоже всё изменилось, а я, как дурак, ничего не заметил».       Сидя в своём глубоком кресле с высокой спинкой, он пил капучино и ласково гладил кота, уснувшего на его коленях.       — Что за отвратительный запах? — возмутилась вошедшая в гостиную Анна Крауч, считавшаяся в высшем вампирском обществе женой доктора Рида. По факту никакой женой она не была, но зато вечно приходила не вовремя.       — Прошу прощения, дорогая, — учтиво отреагировал Джонатан. — Я ещё не успел прибраться в подвале.       — Я говорю про кофе. Зачем ты его пьёшь?       — Ради вкуса, — вежливо улыбнулся Рид.       — Ты ведь говорил, что не чувствуешь его вкуса, — заявила Анна, неодобрительно скрестив руки на груди.       — Зато я его отлично помню, — спокойно произнёс экон.       Леди Крауч недоверчиво вздохнула, а затем подошла ближе и опустилась в кресло по соседству. Джонатан перестал гладить кота и опустил свободную ладонь ей на колено, чтобы хоть немного унять её назойливое любопытство. Анна изящно избежала прикосновения, перекинув ногу на ногу. Джонатан понимающе кивнул и убрал руку.       — Сегодня я поработаю из дома, — предупредил он без тени сомнения в голосе.       — Сегодня Рождество, — напомнила она.       — Смертных, готовых принять бессмертие, это больше никак не касается, — напомнил он.       — Ах да, — словно опомнившись, наигранно-удивлённо воскликнула она, — точно! Я сегодня встречаюсь с подругой.       — С подругой, — эхом повторил за женщиной Рид, не глядя ей в глаза. Она знала, что, сделав это, он мгновенно мог её раскусить, и не любила этого. — Ты очень часто с ней встречаешься. Что это за подруга? Скажи-ка, она случайно не из тех, которым я помогал освоиться в Лондоне четырнадцать лет тому назад?       — Даже если и так, — с подозрением спросила Анна, — то что? Какая тебе разница?       — Никакой, — холодно произнёс Джонатан. Он умел ловко пользоваться своим совершенным бесчувствием. — Я лишь хотел бы надеяться, что твоя подруга хорошенько помнит об оказанной ей услуге.       — О, — на этот раз искренне удивилась Анна. — Понятия не имела, что ты такой мелочный.       С этими словами она отвернулась от него и уставилась на пламя камина. Джонатан знал – разговор окончен.       Ранним рождественским утром его домашний кабинет на Джеймс-стрит посетил пациент по имени Джош Киплинг. Это был худощавый, нерешительный молодой мужчина. В тот день он пришёл на приём к доктору Риду во второй раз.       «Откуда столько опасений, мистер Киплинг? Вы верите сплетням? Или, может, вас так напугали детские сказки?» — спрашивал у пациента Джонатан, когда тот начинал трястись от мысли, что ему придётся выпить чью-то кровь, чтобы стать вампиром.       «Я немного… боюсь крови», — неуверенно отвечал мужчина.       «Кем вы работаете?» — выпытывал доктор.       «В контрразведке», — отвечал Джош.       «Как вы умудрились туда попасть, мистер?»       «Я с детства мечтал там работать. Признаться, сейчас мне страшно не из-за крови, а потому что… Видите ли… Если ваши боевые шрамы на носу и под левым глазом украшают вас, доктор, то мои — просто ужасны. Нельзя ли с ними что-нибудь сделать во время… обращения?»       Джонатан прекрасно помнил своё удивление, когда Джош спросил его об этом.       «Это невозможно. Обращение не меняет ваше тело; оно остаётся ровно таким, каким было до смерти. Если вы так сильно переживаете по этому поводу, то обратитесь к пластическому хирургу, сэр», — был ему ответ.       «Неужели я когда-то дал повод подумать, что нанялся нянькой для новообращённых?» — досадливо рассуждал Рид про себя, когда подобные случаи попадали к нему на медицинское кресло. Такие нелепости, однако появлялись в последнее время всё чаще.       — С Рождеством, доктор Рид! — бодро протараторил мистер Киплинг, зайдя в особняк, после чего, увидев изрядно сконфуженное выражение лица Джонатана, осознал сказанное и быстро добавил. — Ох, прошу прощения.       В особняке на Джеймс-стрит жил учёный, гематолог и вампир, которого только что поздравили с Рождеством. Джонатан усмехнулся. «Этому мальцу удалось меня позабавить, — подумал он. — Если бы не чёртовы правила братства, я бы давно им полакомился». Жажду крови Рид утолял каждый день, выпивая по три, а то и по четыре бокала, но вот желание впиться в чью-нибудь плоть никуда не делось. От этого стойкого вожделения у Джонатана даже клыки иногда чесались. Стараясь отвлечься, он погрузился в собственные безрадостные мысли о мире, который менялся у него на глазах, и как сильно это ему не нравилось.       — Доктор? — прервал его мысли мистер Киплинг.       — Да? — удивился Рид, не заметивший, как они переместились в кабинет на втором этаже.       — В прошлый раз я вам кое-чего не рассказал, — выдавил из себя пациент.       — Выходит, дело не в гемофобии и шрамах? — открыто спросил Джонатан, смотря на Киплинга поверх его медицинской карты.       — Это одни из причин, но, всё же, не совсем… Кажется, — начал Джош, запинаясь, — у меня есть некоторые проблемы… Они связаны с… ну…       Джонатан нахмурился, положил документы на стол, скрестил руки, внимательно изучая поведение пациента.       — Говорите прямо, сэр, — твёрдо сказал вампир.       Нервозность Киплинга в тот момент казалась куда более серьёзной, чем обычно. Он сидел, положив руки на колени и опустив взгляд, словно стыдясь чего-то, и явно собирался с силами, чтобы раскрыть доктору свою страшную тайну.       — Сэр, — позвал его Рид, и Джош заглянул в бледно-голубые глаза напротив, — вы можете мне доверять, — серьёзно добавил он. Джонатан умело орудовал гипнозом, убеждая людей следовать его советам.       — У меня есть некоторые проблемы, — чуть более уверенно произнёс Киплинг, — с потенцией… Скажите, доктор, изменится ли что-то после обращения?       Удивлённо уставившись на пациента, Рид в тот момент думал только об одном: «Кажется, подобная ситуация уже случалась со мной раньше».       — Хм-м, я… думаю… после превращения в вампира все функции организма меняются, например, желудок больше не усваивает должным образом человеческую пищу, поэтому при её переизбытке вас может вырвать. Прежние раны и шрамы тоже не затягиваются, а если у вас до смерти были переломы или дисфункция костей, то и после принятия организмом вируса повреждённые ранее составляющие организма будут давать о себе знать в виде ноющей боли и дискомфорта при дефиците человеческой плазмы в крови.       Киплинг в ответ смотрел на доктора озадаченно, не моргая. Через несколько секунд придя в себя, он пролепетал:       — И что это значит?       — Это значит, что я — гематолог, сэр, и вопросы потенции не совсем в моей компетенции. Проще говоря, я затрудняюсь с ответом, сэр.       С прошлого раза Джонатан поднаторел в уверенности ответов на подобные вопросы, и потому стал невероятно собой гордиться. Когда мистер Киплинг покинул врачебный кабинет, Рид стал думать о том, что действительно сильно волновало его в тот момент. «Ему явно угрожали. Как человек, который боится крови, мог добровольно согласиться или жаждать этого?»       Тем утром Джонатан решил не ложиться: бесконечные мысли волновали его настолько сильно, что сна не было ни в одном глазу. Выйдя на балкон из своей комнаты и взглянув на вздымающийся морозный рассвет, ему хотелось закурить, но сигарет у него давно не водилось. Сердце его практически не билось, солнечный свет лишь слегка покалывал кожу, и всё, казалось, было в порядке, вот только что-то шло не так, как ему того хотелось.       Джонатан посмотрел на экран своего смартфона: пропущенных звонков не было. Шарлотта игнорировала его уже целый год, обвиняя во всех бедах, случившихся с Кэтрин. Своевольная мисс Бланшетт, не послушав советов взрослых эконов, самостоятельно приняла решение и обрела бессмертие, обратившись прямиком в клуб Аскалон, для которого давно была лакомым кусочком. Её создателем по просьбе лорда Редгрейва стал один из приближенных, Эдгар Бишоп. Тот с удовольствием поделился своей кровью с рыжеволосой девушкой и провёл с ней три месяца, наставляя и обучая новой жизни. Услышав об этом, Шарлотта Эшбери была в ярости и пришла домой к Кэтрин в поисках успокоения, однако, увидев девушку, не смогла больше сдерживаться. Последовали крики, взаимные обиды и даже руки: они отчаянно царапали, истязали кожу, но в действительности проникали глубоко, разбивая вдребезги оба сердца. Женщины расстались, поклявшись больше никогда друг с другом не встречаться. Оставшуюся часть злобы на любовницу Шарлотта вымещала на Джонатана, убеждённая в том, что тот принимал участие в заговоре против человечности, и всякий раз проклинала его при встрече или по телефону. «Однажды, надеюсь, ты захлебнёшься в собственной крови, хлещущей из твоей оторванной башки. Не хочу более иметь с тобой никаких дел», — таковым было её последнее сообщение ему. С тех пор на связь она не выходила, а Джонатан первым звонить не решался. Спустя две недели после этого послания он узнал от Кэтрин, что Шарлотта снова приходила, простояв целую ночь под окнами её дома.       «Это же надо было так вляпаться, — думал Рид. — Только драмы между двумя женщинами мне не хватало».       Вернувшись в комнату, он оделся в серый свитер, тёмные брюки и чёрное пальто, расчесал и уложил волосы, поправил бороду, взял со стола бумажник, в котором хранилась его банковская карта, и, потрепав по макушке спящего на кровати кота, отправился в автосалон.

***

      «Хотелось ли мне познать все тайны этого мира? Безусловно хотелось, ведь я — учёный. Причём довольно хороший учёный. Подумать только, а ведь когда-то я убеждал себя в обратном. «Государственные тайны меня не касаются», – говорил я. Теперь вся загвоздка состояла в том, что стоило мне издалека осторожно начать подбираться к этим тайнам, как вдруг неожиданно появлялись новые: выскакивали прямо перед моим носом, виляя хитрыми, коварными хвостами, как бы говоря мне: «Так просто не поймаешь, болван». Тогда я ощущал себя самым глупым учёным из всех, но в то же время ясно осознавал: тщательно скрытые тайны можно попытаться разгадать, находясь рядом с теми, кто их создаёт».       Выйдя из «Бентли», Джонатан поморщился: послеполуденное солнце не так сильно раздражало кожу, однако гораздо интенсивнее светило в глаза, окрашивая их мертвенно-бледный цвет в два ярких голубых омута.       За два года вампиру настолько понравилось ездить на собственном автомобиле, что теперь, окончательно разленившись, он добирался на нём везде: даже туда, куда спокойно можно было дойти пешком. Он гордился своим «Бентли»: это был отличный автомобиль выразительного чёрного цвета, с мощным двигателем, полным приводом, индивидуальной отделкой интерьера с исключительно натуральными материалами, плавными линиями и изгибами снаружи, которые дополняли эксклюзивные эмблемы бренда — всё, что нужно было взрослому состоятельному вампиру, в полной мере осознающему, что привлекать внимание роскошными вещами куда приятнее, чем тёмной мутной сущностью, летящей по крышам современного Лондона.       Нажав на кнопку сигнализации на брелке, Джонатан осмотрелся: бар, который он посещал тем вечером, находился в роскошном здании отеля Роузвуд на улице Хай Холборн в Вест-Энде. Джонатан отлично помнил этот знаменитый, строившийся на протяжении целого века отель. Блуждая прежде по ночам, Рид часто проходил мимо Роузвуда: это было мрачно освещённое здание с колоннами и выделяющейся башней в эдвардианском стиле с подчёркнутой вычурностью в деталях, неподвластных времени. Это здание стояло здесь — в самом центре юридического и торгового района Лондона — под другим названием, и владел им какой-то британец. Сейчас же отель выкупила компания из Гонконга, проведя в нём масштабную реставрацию. Джонатан же тогда был изголодавшимся монстром. Сейчас он был монстром культурным.       Он взглянул на собственное отражение в одном из окон отеля и слегка нахмурился: непослушный локон у самого лба выбился из причёски, и ему пришлось спешно его поправить. На нём был изящный двубортный бархатный смокинг от итальянского бренда «Нуччио Оттавио»; чёрный хлопковый жилет на заказ с бронзовой ромбовидной вышивкой и эмблемой лилии; коричневая рубашка из люрекса с серебристым шитьём на воротнике и манжетах; топазовые запонки в стиле барокко; строгие классические брюки с окантовкой и шёлковый бордовый галстук с тиснением. Легонько коснувшись малахитового кольца на большом пальце левой руки, он вошёл в створчатую дверь бара «Скарфс».       Присутствующие в зале гости как по команде взглянули на вошедшего доктора, чей высокий рост и фигуру подчёркивал нарядный аристократический костюм. Он направился прямиком вглубь бара, к камину, у которого сидели двое: граф Бристольский и лорд Редгрейв, явно ожидавшие третьего гостя. Прекрасно распознав причину поднявшегося вокруг шёпота, лидеры братства тем не менее делали вид, что не замечают приближающегося к ним доктора. Маскируя собственную неловкость напускным высокомерием, Джонатан Рид гордо подошёл к вампирам и, сдержанно поздоровавшись, сел в свободное кресло.       — О, — изобразил удивление граф Бристольский, — доктор Рид. Вы разве не на машине? Что-то вы припозднились.       — Прошу прощения, — серьёзно ответил экон, расстегнув среднюю пуговицу пиджака, — у меня возникли неотложные дела.       Вспомнив, что двумя часами ранее ему пришлось оттирать с потолка подвала кишки разорвавшегося на части от очередного гематологического эксперимента смертного, Джонатан помрачнел и принял поданный официантом бокал красного вина, в который всегда подмешивали свежую кровь. В полутусклом свете ламп и тепле, исходящем от камина, кожа Рида выглядела настолько бледной, что казалось ещё немного, и она начнёт просвечивать.       Отпив ароматную жидкость из бокала, экон облегчённо вздохнул: дома он толком не успел поужинать. Бар был усеян вампирами разного сорта: от молодых, но богатых новорождённых в компании высоких стройных дам с дерзким выражением лица до взрослых и всех интересующих эконов высшего класса, наподобие графа, лорда и доктора Рида. Между столами туда и обратно шныряли смертные официанты, настороженно оглядываясь по сторонам: вампиру показалось, что для одного заведения прислуги было слишком много. С опаской осмотрев зал, Джонатан заметил небольшие выемки по углам: в них клубились тёмные сущности, и это ему совсем не понравилось. Для чего граф притащил в бар войдов — ради охраны или чего-то ещё, — Риду оставалось только догадываться.       — Сегодня нас ждёт эксклюзивное представление, доктор Рид, — с улыбкой, словно довольный кот, наевшийся сметаны, произнёс граф. — Вы в предвкушении?       — О да, — равнодушно произнёс Джонатан, взглянув на наручные часы. Ещё через два часа ему предстояло совершить объезд в одном из районов отчуждения.       — Вы торопитесь? — бросил лорд, изображая точно такое же бесстрастие.       — Что вы, — откликнулся Рид, — я долго готовился к нашей встрече.       — Это видно, — ответил граф, кинув беглый взгляд на костюм экона.       Неожиданно в зале повисло молчание, а затем всё взорвалось всеобщим оживлённым гомоном. Дальние лампы потухли, и прямо перед камином ярко загорелся прожектор, осветив площадку для выступлений. За большой рояль села широкоплечая темнокожая смертная женщина, а под громкие аплодисменты на сцену вышел Эммануэль Голдман в изысканном бело-золотом костюме. Удивлённо оглядевшись вновь, Рид не мог не отметить восторженности посетителей бара, а также особую удовлетворённость в глазах графа Бристольского и какую-то несуразную гримасу недовольства на лице лорда. На войдов, клубящихся по углам, никто не обращал внимания, словно их там и не было вовсе.       Прожектор блеснул, окрашивая бордовые и синие вельветовые диваны в томный мягкий цвет и создавая странную расслабляющую атмосферу. Эммануэль подошёл к микрофону рядом с роялем, заставив гостей вздохнуть в предвкушении. Присоединившись к всеобщим взглядам и почувствовав уверенность и благородство, которое лидер Братства Святого Павла внушал одним своим видом, Джонатан сделал ещё один глоток вина, откинувшись на спинку кресла. Эммануэль тем временем поправил микрофон и посмотрел на зрителей. Встретившись с Ридом взглядом, он улыбнулся. Пианистка начала играть. Эммануэль слегка качнулся и запел:       «What I got to do to make you love me?»       Его голос волной прокатился по залу, и гости все разом затихли, внемля ему. Официанты исчезли из поля зрения, лорд закурил, а граф удовлетворённо прищурил глаза, потягивая вино.       «What I got to do to make you care?»       Джонатан опустил бокал на массивный кофейный столик и расстегнул пиджак окончательно, откинув борта и демонстрируя узорчатый жилет. Эммануэль продолжал:       «What do I do when lightning strikes me?»       Голос лидера звучал завораживающе, и, вероятно, оттого Джонатану стало казаться, что в зале больше никого, кроме этой сцены и самого Голдмана, не было.       «And I wake to find that you're not there?» — затягивал он, то и дело бросая взгляд на Джонатана.       Под этим взглядом экон вдруг ощутил себя неуютно; он стал избегать глаз Эммануэля, стараясь отвлечься на других, но те в ответ почему-то не реагировали, словно зачарованные глядя на сцену.       Доктору Риду постепенно становилось душно: он запрокинул голову и слегка расслабил узел галстука. Дыхание участилось — это было крайне неестественно для вампира. В ушах послышался пульс — чужой, не его собственный. Он почувствовал тошноту, будто кто-то его душил. Его глаза мгновенно застелила кровавая пелена. Он распознал биение живых сердец, переплетения вен и артерий под кожей, и его начало мутить. Эммануэль не прекращал петь.       Встав с кресла и не разбирая дороги, Рид поплёлся к выходу. Найдя в кишащем кровавом водовороте единственную дверь, он с грохотом открыл её и зашёл в подсобное помещение. Впереди показался вход в уборную. Войдя туда, он запер дверь и прислонился к стене, тщетно стараясь угомонить бешеный пульс.       Жажда.       Он ощутил её так же явно, как сто лет назад, когда его только обратили. Подойдя к зеркалу над умывальником, он взглянул на собственное отражение: как он и думал, зрачки налились кровью, вокруг глаз пролегли чёрные, осквернённые проклятием вены, а клыки обнажились, причиняя ноющий дискомфорт. Джонатан повернул кран и принялся умываться. Всё тело трясло крупной дрожью: звериное нутро рвалось наружу. «Что было в этой чёртовой крови?», — подумал он.       Пытаясь собраться с силами, он отвернулся от зеркала и снова прижался к стене, как вдруг из туалетной комнаты вышел официант. Вздрогнув, он замер и словно окаменел, увидев Джонатана. Страх жертвы сковал тело, и монстр ощутил его сладкий, приторный, первобытный аромат. «Беги», — прошипел Джонатан, стискивая клыки, однако было уже слишком поздно: гипноз подействовал бессознательно, освобождая зверя от необходимости долго охотиться за жертвой. Молодой официант обмяк в сильной хватке вампира, покорно склонив голову и обнажив шею. С жадным рыком Джонатан приблизился и тут же почувствовал, как собственные клыки разрывают хрупкую человеческую шею; как проникают внутрь, добираясь прямиком до артерии; как язык обжигает горячая, рваной струёй трепещущая жидкость; как из груди смертного вырывается жалкий хлюпающий хрип; как тело постепенно обмякает прямо на руках, пока не превращается в сплошную обескровленную тряпичную куклу. На вид официанту было немного за двадцать.       Сев на мраморный пол, Джонатан стал приходить в себя.       «Подобное случилось только однажды, — вдруг осознал он, — сразу после пробуждения, когда моя бедная Мэри…»       Вспоминать об этом не хотелось. Её смерть убивала его снова и снова, раз за разом, невзирая на существующее бессмертие. Из-за неё его душа испытывала муки, сгорая в адском огне. Из-за неё он… стал монстром, приняв свою природу. Нынешнее же убийство было безобразным, неконтролируемым и ненужным. Кто-то заставил Джонатана пойти на него. Кому-то важно было пробудить его совесть и заставить от неё страдать. Этот кто-то явно не догадывался, что совести у Джонатана давно уже не было. Затащив труп в туалетную комнату, Джонатан поправил пиджак, стёр кровь с подбородка, снова пригладил волосы и вышел из уборной.       Оказавшись снаружи, он застыл в удивлении: роскошные ковры светского бара были утоплены в крови и усеяны трупами. Само помещение чем-то напоминало теперь мясорубку, в центре которой расположился похмельный гегемон и единственный живой, но изрядно уставший смертный на коленях у одного из эконов. Джонатан двинулся вперёд медленно, перешагивая истерзанные трупы вампиров и людей на своём пути и приближаясь к камину, подле которого восседали творцы безумия.       — Что… — онемевшими губами начал Рид, глядя на эконов и обнажённого по пояс Эммануэля, — что здесь произошло?       «Прямо как тогда, на магнолиевых плантациях, — вдруг настигло Джонатана воспоминание. — Неужели это такой способ устранения и наказания?»       — Я ведь говорил, что сегодня нас ждёт представление, — томно растягивая слова, произнёс граф, погладив Эммануэля по бедру.       Лидер недовольно цокнул языком, поднялся с колен Бристольского, взял со стола бордовую салфетку и, приложив её к укусу на шее, язвительно добавил:       — Ты хотел сказать перформанс, дорогой граф, — выделяя последнее слово как-то по-особенному.       Лорд Редгрейв возмущённо закатил глаза, поправив манжеты.       — Называйте вещи своими именами, господа: карательный поход.       Джонатан в недоумении глядел по сторонам, не осмеливаясь вставить и слова. Среди трупов были гости бара, повара, администраторы, официанты, темнокожая пианистка и ещё несколько десятков других смертных, которых Рид не видел ранее.       — Что это вы так смотрите, доктор Рид? — спросил, наконец, граф. — Неужели вы нас в чём-то осуждаете?       Джонатан не ответил, и графу Бристольскому явно это не понравилось.       — А что же вы сами делали несколькими минутами ранее? Разве не нарушали закон?       Доктор попался в тщательно спланированную ловушку. Явственно ощутив угрозу, Джонатан судорожно стал искать возможный способ побега.       — Не переживайте вы так, — заставил его отвлечься стальной голос графа. — Эконы, которых вы сейчас здесь видите, или точнее то, что от них осталось, тоже нарушили закон, вонзив клыки в шеи бедных смертных прямо у нас на глазах! Мы их, безусловно, наказали. Но вы, дорогой доктор Рид, всё ещё стоите здесь, хотя недавно убили человека, способного долго дарить нам бесценную кровь. Никогда не забывайте о том, как мы вас ценим, сэр, — наигранно мягко улыбнувшись, щебетал Бристольский, а затем, слегка наклонив голову, добавил: — Кстати, у вас просто замечательный костюм.       Криво усмехнувшись, Джонатан застегнул пиджак, склонил голову, после чего отвернулся от камина и направился к выходу. Ощутив на себе скомканный, но пристальный, сверлящий спину взгляд Эммануэля, доктор Рид бессильно и ясно осознал, что снова проиграл перформансу, исполненному ради одного единственного зрителя.       — У меня для вас неприятные новости, сэр, — спустя пару часов сказал Джонатан в микрофон прикреплённого к правому уху наушника.       К две тысячи девятнадцатому году блуждать по району отчуждения стало крайне опасно, не говоря уже о том, чтобы разъезжать на дорогущей сверкающей машине, поэтому Джонатану приходилось постоянно быть начеку. Во время езды экон переводил телефон в режим громкой связи, однако недавно, увидев рекламу по телевизору, он купил модный аксессуар — беспроводные наушники, оценив удобство их использования по достоинству, и теперь пользовался только ими.       — Если начал дрочить, то доводи дело до конца, — послышалось в ответ негодование из-за возникшей тишины.       — Они снова пытаются связать мне руки, — закончил Рид.       — Блядь, — выругался в ответ Шеймус Маккартни. — Извини, чу… сэр, — в разговоре с Джонатаном он всегда чувствовал неловкость за своё сквернословие. — Что произошло?       — Мне не хотелось бы говорить об этом по телефону, — пробубнил Джонатан, всматриваясь в правое боковое стекло.       За окнами чёрного Бентли мелькали пустынные улицы, покрытые плотным дымом: по ночам смертные наружу не выходили, запирая окна и двери; по ночам здесь орудовал специальный отряд полиции и контрразведки. Увидев чёрный «Бентли», Джонатана мог задержать отряд бессмертных или заражённый скаль, прорвавшись из гетто на свободу, помять капот драгоценной машины. Рид отогнал эти мысли прочь, взглянул по сторонам и вдруг, заметив движение снаружи, воскликнул:       — Вижу! Я их вижу, сэр.       В переулке между двумя рядами низких домов с десяток людей в боевом обмундировании окружили нескольких смертных с пушками и кольями.       — Докладывай, — оживился Шеймус.       Джонатан припарковал машину на другой стороне, подальше от переулка и замер, сосредоточив острое зрение. Несколько человек из боевого отряда двинулись, окружая смертных, другие же направили на них свои оружия.       — Вероятно, они наткнулись на радикальную группировку, — прокомментировал Джонатан.       — Чёрт, — прошипел в ответ Мёрфи.       Вдруг послышались выстрелы: несколько смертных упали навзничь, других же схватили, сковали в цепи и потащили вглубь переулка, где, вероятно, стоял специальный автомобиль для пленных.       — Они расстреляли не всех. Главных поймали и утащили, — отреагировал Рид, вглядываясь вдаль.       Четверо из отряда подняли всё ещё живых смертных и вцепились им в глотки. Трое других, отвернувшись, ушли за пленными.       — В отряде есть смертные? — спросил Шеймус.       — Да. Их трое.       — Это они, чувак, — встрепенулся охотник.       — Я так и понял, — хмуро откликнулся Рид, ища взглядом остальных охотников.       Утолив жажду, четверо из отряда бросили трупы на землю и подожгли их. Над домами поднялся зловонный столб дыма, превращая сумрачное небо в копоть. Не сумев найти остальных, Джонатан стал оглядываться по сторонам, как вдруг снаружи кто-то закричал: «Здесь другой экон!»       Рид, вздрогнув, досадливо прошипел: «Меня заметили», и завёл машину.       — Сматывайся оттуда, — воскликнул Шеймус. — Мы уже узнали то, что хотели.       Срываясь с места и уносясь прочь по тёмным улицам бывшего процветающего загородного района, Джонатан старался успокоить бушующие мысли. Через несколько минут он снова заговорил со своим собеседником:       — Вероятно, кого-то из твоих стражей уже обратили. Я не смог их почувствовать.       — Ты уверен? — спросил Шеймус. В его голосе послышалась недоверчивость вперемешку с сильной нервозностью.       — Нет. Может быть, это из-за того, что произошло вечером.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Мёрфи, выждав минуту.       — Кажется, да, — тихо ответил Рид.       — Тебя не преследуют?       — Нет. Мой автомобиль гораздо быстрее их автобуса, — слегка обиженно, однако всё так же сдержанно выдал вампир.       — С твоими навыками вождения тебя даже невменяемый скаль на горящем велосипеде догонит, — усмехнулся Шеймус.       Ответом ему было гробовое, крайне раздражённое молчание.       — Не раскисай, чувак, — сурово выпалил Мёрфи. — Нам нужно встретиться. Буду ждать тебя через два дня в Саутуарке, — после чего положил трубку.       Следующие два дня вышли крайне обыденными. Отдав костюм «Нуччио Оттавио» в химчистку тем же утром, измотанный и озадаченный Рид прибыл домой и, не застав леди Крауч дома, смог, наконец, перевести дух. Понадеявшись, что отряду не удалось узнать, кто за ними следил, Рид занялся своими повседневными делами: подготовкой кабинета к приёмам и вечерней поездке в лабораторию.       За два года в особняке ничего не изменилось: слуга-скаль Арчибальд всё так же помогал семье по дому, а кот Дориан по-прежнему правил балом, изредка вылавливая назойливых крыс на улице и принося их хозяину, каждый раз словно рассчитывая на то, что ему они наконец придутся по вкусу. «Как же я ненавижу питаться крысами», — озадаченно бормотал вампир, сжимая очередную тушку в руке и глядя в настойчивые огромные жёлтые глаза собственного питомца.       Днём после побега к доктору Риду явилась Дороти Олдридж — одна из его постоянных пациенток. Несколько последних лет женщина вела борьбу с раком, пока не удостоилась дара бессмертия. Когда она вошла в кабинет, Джонатан положил перед ней результаты анализов и вкрадчиво пояснил:       — Ваше заболевание прогрессирует, миссис Олдридж. Необходимо как можно скорее принять меры.       Рассмотрев анализы как следует, Дороти обеспокоенно взглянула на доктора. Губы её были бледными, и вид — болезненным. Она ответила:       — Видите ли, доктор Рид… Мой муж, Честер… Ему всё ещё не утвердили назначение, хотя мы оба старались изо всех сих и сделали для братства очень много…       Дороти и Честеру было около сорока, и оба они были учёными-лингвистами, всю жизнь посвятившие изучению древних языков.       — Вы ведь можете его подождать и потом, — удивился Рид.       — А что, если Честеру не даруют бессмертие? — обеспокоенно проронила она.       Преданность Дороти своему мужу поражала затаившиеся чувства Джонатана, будила в нём что-то неведомое; и тревога, что росла в нём годами, уходила, уступая место новым, необычным эмоциям. Он попытался представить, каково это — любить. Он воображал шелест светло-рыжих прядей на ветру, мягкое касание бледных рук, утешающие объятия — единственное, что она готова была ему подарить. Элизабет. Сейчас он почему-то никак не мог вспомнить её лица. Ничто больше не напоминало ему о ней. Не было больше прежних улиц, ведь Лондон сильно изменился. Не было Анны Крауч, потому что та давно его покинула. Не было даже того величественного загородного дома, в котором Элизабет проводила лето, ведь его уже давно снесли. На месте старой трагедии была пустая бездонная брешь.       — Уверен, что такого не произойдёт, — с трудом вернув мыслям прежний ход, ответил Джонатан.       Дороти опустила голову, поглядев на собственные ладони, крепко сцепленные друг с другом.       — Неужели рак исчезнет? — спустя пару минут с подозрением отозвалась она.       — Раковые клетки умирают вместе с телом. Вашей жизни ничего не будет угрожать.       Подумав мгновение, она взяла ручку со стола и подписала врачебное назначение, врученное ей Ридом.       — Не знаю, — проговорила она, — правдивы ли ваши слова, доктор, но по крайней мере они меня утешили.       На следующий день по возвращении из лаборатории Джонатан принял новую пациентку, Аманду Блумфилд. Это была молодая девушка, приёмная дочь одного из старших вампиров клуба Аскалон, заслужившая бессмертие по наследству. Их с Ридом первая встреча в лаборатории тремя днями ранее оказалась условно-формальной: девушка молча сдала анализы и ушла. Новая встреча не заставила себя долго ждать.       — Ваши анализы в порядке, мисс. Никаких причин, препятствующих вашему назначению, нет.       — Да-а, — протянула она, безразлично взмахнув рукой, — это всё мне безразлично, доктор. Знаете, меня интересует кое-что другое, и я пришла сюда затем, чтобы это узнать.       — Я внимательно вас слушаю, — серьёзно ответил Рид, не обращая внимания на пренебрежительный тон, с которым девушка к нему обращалась: молодые и богатые будущие новорождённые часто были невоспитанны и обладали надменным свойством характера.       — Видите ли, у меня есть парень. Он тоже скоро станет бессмертным, и мы поженимся. Так вот, доктор, я бы хотела узнать, могут ли вампиры трахаться?       От неожиданного вопроса у Джонатана возникло ощущение, будто его прострелили насквозь. Последний раз подобное спрашивали у него ровно сто лет назад. Он ошарашенно уставился на девушку, а затем пробормотал:       — Что? Э… Хм-м… Мисс… так как вампиры — существа из крови, а также ею питаются, я могу с уверенностью сказать, что эрекция возможна, но это немного… этот вопрос не совсем в моей компетенции, — кажется, нечто подобное он ответил и в прошлый раз, однако теперь это звучало немного убедительнее.       — Как это — не вашей? Разве вы не мужчина и не вампир? Вы говорите так, словно никогда не занимались сексом.       «Современные женщины стали гораздо спокойнее… говорить с другими о подобном», — промелькнули у доктора нечаянные мысли и тут же куда-то ускользнули. Он упустил нить диалога, соединяющего их. Все его раздумья теперь были направлены в одно русло — защиту собственного достоинства.       — Мисс, если вас интересовало только это… — начал было он.       — А как быть с ощущениями? — беспардонно перебила его она.       Джонатан глубоко задумался, нахмурив брови и почесав бороду. Как учёный и врач, он не мог проигнорировать вопроса своей пациентки. Впрочем, он и сам вдруг неожиданно для себя обнаружил заинтересованность в подобной теме. Необычный сюжет для разговора не на шутку его взволновал, и он отрешённо стал размышлять:       — Вампиры не лишены нервных окончаний. В целом, организм функционирует так же, как и прежде, за исключением некоторых вещей… — запнулся он, вспомнив, что перед ним до сих пор находилась пациентка.       — Что вы имеете в виду, доктор? — заинтересовалась Аманда.       — Процессы метаболизма замедляются из-за отсутствия кислорода в крови, поэтому тело перестаёт меняться, и нам приходится питаться человеческой кровью, чтобы поддерживать своё существование.       — Ого, — не вполне заинтересованно ответила Аманда. — Так что там с сексом?       — Думаю, в этом плане ничего не меняется.       — Ладно, — хитро прищурившись, ответила мисс Блумфилд. — Хотя говорите вы неубедительно, доктор. Вампиры невероятно скрытные. Совсем неудивительно, что вы не популярны. От отца ответов тоже не добиться, — встав, она подошла к столу и, вскользь просмотрев собственные результаты анализов, добавила: — Что мне там нужно подписать?       — Вы уверены, что готовы к этому? — просто обязан был поинтересоваться Джонатан.       — Конечно. Мне хотелось бы стать бессмертной на пике молодости, а не как отец, — заявила она, беря в руки назначение. — К тому же раз вы говорите, что всё в порядке, я вам верю, доктор. Хоть вы и девственник, которому сто лет в обед.       «Никакой я не девственник», — подумал Рид, но вслух ничего не сказал.       На рассвете следующего дня Джонатан отправился в Саутуарк. Было всё ещё темно, а солнце лишь слегка выглядывало из-за горизонта, когда он добрался до бывшей ночлежки — полузаброшенного штаба стражей Привена. Удивительно, что до этого места, расположенного практически в самом центре громадного района, до сих пор не добрался ни клуб Аскалон, ни граф Бристольский со своими аристократами и отрядами. Взглянув на обветшалую английскую постройку георгианской эпохи, Джонатан отметил про себя один неприятный факт: здание неуместно смотрелось на общем фоне современного города, создавая впечатление эдакого огромного несуразного монстра, пожирающего целый квартал. Рид прекрасно помнил это сооружение: в прошлом веке оно связывало между собой несколько линий канализации, где жили помойные скали во главе со Старой Бриджет. После сокращения штаба Стражей и их переезда в Вест-Энд, помойные скали покинули стоки и со временем приспособились к новой жизни в современном Лондоне. К началу двадцать первого века Стражи расселись по многим крупным районам города, а после разгрома Ридом их убежища в его собственном доме, основали в Саутуарке главный штаб. Джонатану было отлично известно, кому это место принадлежало раньше и где этот мужчина находился сейчас. Неясным для него оставалось лишь одно — каковы были мотивы Печального Святого.       Припарковав «Бентли» у самого входа, Джонатан вышел в студёное утро последнего дня февраля. В тот день он надел длинное пальто, защищающее от солнечных лучей, холода и ветра: лондонская зима и без того немало раздражала его своей переменчивостью, а в штабе вряд ли было тепло и не сквозило. Главный вход в ночлежку был заколочен досками, и Джонатану пришлось обойти здание, чтобы найти запасной. Внутри стоял терпкий табачный запах, будто впитавшийся в дряхлые стены и скрипучий пол. Пройдя дальше, Рид сосредоточил вампирское чутьё и, как ни странно, ничего не почувствовал.       Решив, что время было ранним, он осмотрелся: по всему периметру штаба располагались койки, покрытые многолетней пылью; кажется, они стояли здесь ещё с прошлого века. Второй этаж был давно разрушен и обвален, и вместо него высоко над головой виднелся сводчатый потолок. Сбоку находился вход в кабинет, которым раньше заправлял Шон Хэмптон. Именно оттуда Джонатан спускался в лондонские стоки ровно сто лет назад. Сейчас тайный проход был намертво запечатан возникшей неизвестно откуда каменной стеной, а стражи, должно быть, разыскали другой вход в канализации. В центре главного зала стоял массивный дубовый стол, служащий рабочим местом главарю Привена. Подойдя к нему, Джонатан вытянул руку вперёд и провёл пальцами по поверхности, огибая рельефные углы.       Неожиданно позади него раздался громкий стук — это закрылась дверь. Послышалось скрипучее лязганье, словно кто-то царапал металлом пол. Экон мгновенно бросился к противоположной стене. Спрятавшись за углом, он слился с тенью и сосредоточился. Снова ничего не почувствовал. Приоткрыв левый борт пальто, он вытащил из внутреннего кармана пистолет и замер, обхватив оружие двумя руками. Благодаря службе в армии, стрелял он изысканно и точно. Прикинув, откуда шёл звук и где мог находиться вошедший, он поднял курок и выглянул из-за угла. По ту сторону стены никого не оказалось. Джонатан не успел перестроиться, как вдруг услышал гул. В следующую долю секунды его пронзила боль в районе затылка и горла. Он опустил взгляд и выпучил глаза от удивления.       Прямо из его собственной трахеи торчала длинная арматура, разорвавшая в клочья кожу и мягкие ткани.       Кровь подступила к носоглотке и фонтаном вырвалась наружу через рот. Острая боль насквозь прожгла тело, заставляя мышцы пульсировать. Для человека такой удар стал бы смертельным. Существо за спиной знало, что перед ним стоял вампир. Джонатан сжал пистолет, резко направил его в сторону и выстрелил. Прямо перед его глазами стремительно проскользнула тень, увернувшаяся от пули.       Воспользовавшись замешательством, Джонатан с силой вырвал арматуру из горла, страшно зашипев от боли. Враг подлетел сбоку и с силой навалился на экона, стискивая рёбра до жуткого треска.       Незнакомец зарычал, силясь расплющить тело доктора. От звука знакомого голоса Рид вздрогнул и покачнулся. Затем он повернулся и схватил существо за рукава, сбивая его с ног на землю и падая вместе с ним. Яркая артериальная кровь брызнула в лицо соперника, вырисовывая на нём обезображенную гримасу лютой ненависти. Джонатан не нашёл лучшего способа обезвредить озверевшего врага, как всем своим весом прижать его к полу. Обхватив мужчину руками и ногами, доктор жадно вгрызся клыками в плоть и немедленно начал высасывать кровь, чтобы хоть немного восполнить свою собственную. Противник под ним заорал, изо всех сил колотя коленями жилистые бёдра и бока.       — Пусти! — вырвался наружу сдавленный, неистовый рык, и Джонатан ослабил хватку, боясь навредить. Враг же тем временем изо всех сил врезал вампиру кулаком по лицу, отпихнул от себя и подскочил на ноги.       Обхватив ударенную щеку рукой, Рид встал на четвереньки и жадно проглотил остатки крови: дыра в трахее затягивалась на глазах.       Противник метнулся к брошенному пистолету.       На этот раз Джонатан успел среагировать. Он завалился набок и схватил оружие правой рукой. Подлетев к доктору вплотную, соперник с силой наступил на его руку и стал выдавливать из неё пушку, рыча и плюясь ядом:       — Ёбаный мудак! Я тебя нахуярю!       Джонатан, не ослабляя хвата, протянул свободную руку к окровавленной арматуре. Крепко сжав железку, он со всей силы вонзил её в ногу соперника так, чтобы не повредить собственную ладонь. Тот вскрикнул и отпустил руку экона. Рид поднялся, схватил мужчину за шиворот и рванул на себя. Прижав дуло пистолета к чужому лбу, он с издевательской ухмылкой произнёс:       — Как же некультурно ты выражаешься, дитя.       Перед ним с испачканным в крови лицом брыкался Джеффри МакКаллум. В нос ударил аромат крови, исходящий от шеи и пробитой ступни. Джонатан притянул разъярённого охотника поближе и прошептал:       — Благодарю за тёплую встречу.       Презрительно скривив рот, Джеффри отклонил голову и плюнул вампиру прямо в лицо.       — Ты заслужил самую мучительную смерть, — едко выдавил из себя нимрод.       Джонатан вытер лицо рукавом свободной руки и отбросил пистолет в сторону. Затем он сжал Джеффри в руках, приподняв над полом и впечатал его крепкое тело в соседнюю стену.       — И что же такого я сделал? — оскалился Джонатан.       — Шесть лет назад ты приехал в Ирландию, чтобы убить меня. Что, уже забыл? — прорычал Джеффри, отчаянно мечтая разорвать окровавленную шею экона.       — И как? Получилось? — насмешливо спросил Рид.       МакКаллум в ответ кинул злобный взгляд прямо в глубину бледно-голубых глаз — в этот раз он целился, чтобы плюнуть прямо в них. Словно догадавшись о намерении потомка, Джонатан ослабил хватку и отпрянул, окончательно отпустив ворот куртки охотника. Джеффри согнулся пополам и вырвал из ноги железку. Тяжело задышав, он старался успокоиться, чтобы ускорить регенерацию.       — Почему ты меня не добил? — прохрипел Джеффри, заметно ослабев: потеря крови сказывалась на бессмертном теле.       — Стал бы я до этого тебя спасать, если намерен был убить? — криво улыбнулся Рид. От этой улыбки Джеффри передёрнуло. — Ты не против, если мы спокойно поговорим? — уточнил Джонатан на всякий случай.       МакКаллум отошёл от стены и опустился на стул. Он явно бесился: полученные раны доставляли ему неудобство и не позволяли возобновить атаку. Достав из кармана куртки пачку сигарет, он закурил, сердито поглядывая на экона. От прежней его спеси осталось маловато; теперь он больше походил на угрюмого потрёпанного отца четверых детей, вернувшегося домой с третьей подработки за ночь, чем на разъярённого зверя. Джонатан был уверен, что сам выглядел не лучше.       — Не поделишься сигареткой? — спросил Рид.       — Сто фунтов, — пробубнил МакКаллум, затягиваясь.       — Что?       — Сто фунтов.       Убрав пистолет в кобуру, пошарив в карманах длинного испачканного в крови пальто и найдя бумажник, Джонатан вытащил нужную купюру и приблизился к мужчине. Тот вздрогнул, снова увидев лицо экона, выражающее заинтересованность и совершенно идиотскую радость, прямо перед собой. Положив сто фунтов в карман куртки Джеффри, который так и замер с сигаретой во рту, Джонатан самовольно вытащил оттуда же почти полную пачку. Взяв одну сигарету, он сжал её зубами.       Их лица вдруг оказались слишком близко. В следующую секунду, обхватив запястье МакКаллума, Рид слегка наклонился и прикурил от зажжённой сигареты, что торчала изо рта мужчины. Взмокшие от крови и пота волосы Джонатана упали Джеффри на лицо, и потомку пришлось приложить немало усилий, чтобы оторвать от своего создателя взгляд.       — Ах, — блаженно простонал Рид, выпрямившись и сделав пару затяжек, — я не курил словно чёртову сотню лет.       Их взгляды встретились. Джеффри первым отвернулся, посмотрев на запертую дверь.       — Я следил за тобой несколько дней подряд, — нахмурившись, отозвался охотник.       — Да ладно, — наигранно удивился Рид. — Ты ведь не шутишь? Я тебя не замечал.       — Потому что я следил тайно, болван, — громко выговорил Джеффри, — Я находился у отеля Роузвуд пару дней назад. Ну и видок у тебя был, — презрительно скривившись, продолжал он. — Ещё и дорогущую машину себе купил. Зачем вампиру автомобиль? — задал риторический вопрос он, а затем сплюнул прямо на пол и выругался: — Блядские понты.       Он прервался на очередную затяжку, а затем продолжил, видя, как умело Джонатан уклоняется от провокаций:       — Те люди были согнаны туда, словно скот. Их бы и так убили. Весь этот спектакль ради того, чтобы запугать тебя, а ты и рад ему поддаться. Куда делась та сила воли, благодаря которой ты спасал Лондон? — уже тише спросил он. Кричать не было никакого смысла, ведь Рид стоял слишком близко, выдыхая дым прямо в перепачканное в крови лицо. Джеффри замер, опустив сигарету; он взглянул в глаза напротив, и по его телу прошла дрожь.       — Моя сила воли никуда не делась, — произнёс Джонатан, потушил недокуренную сигарету о спинку стула, на котором сидел Джеффри, выбросил окурок и добавил, увидев недоумение на лице потомка. — Я могу это доказать.       — Как же ты это докажешь? — поинтересовался Джеффри, с вызовом приподняв подбородок. Два глубоких, безжизненных омута — всё, что он тогда мог видеть перед собой. Эта бесконечная бездна голубых глаз вдруг становилась всё ближе, затягивая его глубже. «Как же ты это докажешь?» — оказалась его последняя сознательная мысль, прежде чем бездна безвозвратно поглотила его, а чужие губы коснулись его собственных.       Не выкуренная сигарета упала на пол, оставив за собой тонкий столб дыма. Поцелуй Джонатана оказался неожиданно жадным, настойчивым и колючим из-за бороды.       Джеффри много раз представлял себе вкус его губ — какими они оказались бы на самом деле — и невероятно сильно стыдился этих мыслей, тщательно скрываясь от них долгие годы.       «Как ты решился на такое?» — подумал в тот момент Джеффри, приоткрывая рот шире и впуская чужой язык внутрь. От Джонатана разило смертью. Запах охотника ничуть не лучше — его лицо воняло кровью. Не желая отвечать на телепатический вопрос, Рид нашарил длинными пальцами молнию на куртке охотника и расстегнул её. МакКаллум в ответ слегка подался вперёд, обнимая экона и в беспамятстве ероша чёрные волосы. Рид с напором прижался к мужчине, прикусил его нижнюю губу и отпрянул, заглянув в ярко-голубые с сероватыми проблесками глаза. Снова приблизившись, он стал тщательно вылизывать укус, смакуя на языке свежую кровь. Затем, потянув на себя, он заставил Джеффри встать со стула, бесцеремонно толкнул его вглубь зала и прижал к массивному дубовому столу лидера Стражей Привена, напирая всем телом. Поток однообразных мыслей, струящихся в голове охотника многие годы, постепенно ускользал, забирая с собой остатки той самой воли, о которой он же и твердил.       — Остановись, — возразил Джеффри, прерывая поцелуй. — Ты совершил ошибку.       «Я думал о тебе», — проскользнули в голове нимрода чужие мысли. Невзирая на протесты, Джонатан прижимался к потомку снова и снова — нахально, дерзко, ненасытно.       «Я знаю», — откликнулся МакКаллум, тщетно сопротивляясь этому напору.       «Я рад, что ты вернулся в Лондон», — настойчиво продолжил проникать в его разум Джонатан; и на самом деле теперь уже не только в разум.       «Я знаю», — повторил Джеффри, ощущая под футболкой требовательные руки.       — Я не думаю, что совершил ошибку, — вслух сказал Рид, снимая с себя испачканное пальто и прижимаясь щекой к щеке нимрода. Щетина Джеффри кололась в ответ, сплетаясь с густой чёрной бородой. Джонатан схватил охотника за бёдра, усаживая на стол.       — Ты, случаем, не перепутал меня с женщиной? — возразил Джеффри.       — Не думаю, — повторил Джонатан.       — Тебя что, заклинило? Не смей больше отвечать: «Не думаю», — скривился МакКаллум.       Руки сжали чужую одежду, ощущая под ней упругую кожу. Их раны давно зажили; от драки остались лишь засохшие кровавые следы.       — Ты когда-нибудь трахался с мужчиной? — полюбопытствовал Джеффри.       «О, Боги! Когда же вы прекратите задавать мне подобные вопросы», — раздражённо подумал Рид, случайно допустив в эти мысли своего потомка. Вслух же он сказал следующее:       — Однажды я трогал мужчину. Это было давно, на войне.       — Ты спасал его жизнь, трогал как врач или типа того?       — Я трогал его член. Это считается врачебной услугой?       — И что же произошло потом?       — Он кончил и после этого больше ко мне и на милю не подходил. Мы даже не разговаривали.       — А потом?       — Он умер от огнестрельного ранения. Мы так и не поговорили.       — Херово.       Джонатан вдруг как-то тоскливо улыбнулся, поглаживая пресс охотника кончиками пальцев через одежду. В ответ на прикосновения кожа трепетала, словно по ней раз за разом проходились электрическим током.       «Я тоже о тебе думал. Иногда», — отозвался Джеффри. Эти мысли, словно сорвавшись с цепи, оглушительно ударили по самолюбию и гордости нимрода. Он сдерживался семнадцать лет и думал о своём создателе далеко не «иногда», однако истина, до тех самых пор тревожившая его лишь в душе и во снах, сейчас вырвалась наружу, больно ударяя по затылку: его целовал безжалостный убийца, преступник, — впиваясь в губы, а не клыками в шею; вампир, нет, экон — враг охотников; враг Стражей Привена и всего сущего; враг человечества… Однако, насколько близко сам Джеффри сейчас был к этому «человечеству»?       — Я должен был избавиться от тебя раньше, — прошипел Джеффри, стискивая зубы от злости и обиды на самого себя и снова отталкивая Джонатана. — Ты — то самое низкое и порочное, от чего я бежал целый век. Ты — причина потери моей человечности.       — Гляжу, любишь ты поговорить. Я это учту, — усмехнулся Рид, возвращая руки на бёдра мужчины, касаясь пуговицы на брюках.       — Отъебись, — окончательно взбесился МакКаллум, сбрасывая с себя упрямые руки доктора: он не мог позволить себе скатиться настолько низко. — Ты… совершил ошибку, приблизившись ко мне… И я тоже совершил чёртову ошибку, допустив это. Почему ты меня поцеловал?       — Я решил, что за сто фунтов могу получить не только сигарету, — хитро улыбнулся Рид.       — Я что, похож на шлюху? — воскликнул Джеффри, нахмурив брови. Его голос вырвался словно из граммофона и ударился о стены. — На какой хер ты вообще всучил мне свои деньги?       — Из вежливости. Ты ведь попросил, — спокойно ответил Рид. Его лицо, в отличие от рук и губ, не выражало непотребства и казалось невозмутимым. Как он мог оставаться таким спокойным — оставалось загадкой для Джеффри.       — Да ты, блядь, просто истинный джентльмен, — возмутился охотник.       — Хочешь узнать, насколько я вежлив на самом деле? — соблазняюще прошептал экон, придавая лицу томное выражение. Он был несравненным мастером актёрской игры — решил Джеффри. Джонатан коснулся губами шеи потомка, вызвав в его теле дрожь не задействовав рук. — Ты ведь этого хотел со мной? Прости, я ничего не понимал вплоть до той недели в Ирландии, когда ты подумал о…       — Мне плевать, — перебил его Джеффри, — что ты там понял и привлекают ли тебя мужчины, Джонатан. Дело в другом…       — Повтори моё имя ещё раз, — попросил вдруг экон, касаясь пальцами голубоватой вены на шее, переплетений артерий на коже, твёрдого выступающего кадыка.       Джеффри не отвечал, хмуря ровные брови, уклоняясь от рук и поцелуев, стараясь больше не поддаваться.       — Повтори, — говорил Джонатан, коварно щурясь. От прежнего доктора Рида у него остались только шрамы на лице, кривой нос, густая шевелюра, ухоженная борода, статная фигура и покрытые тёмными волосками руки. Характером он сильно отличался от прежнего невинного Джонатана. Поразившись его неожиданной порочной уверенности, Джеффри с трудом представлял, что тот прежний Джонатан когда-то существовал.       Немало разочарованный молчанием потомка, экон схватил его за ворот чёрной футболки, рыча подобно освободившемуся зверю, и грубо впился в губы. Попытавшись сопротивляться, Джеффри сам же приговорил себя к ещё большему унижению.       — Нравится, когда берут силой? — зашипел Джонатан, скаля острые клыки. — Что ж, можно и так.       — Отпусти меня, — запротестовал Джеффри, хватая Рида за волосы и с силой оттягивая назад. От неожиданности экон потерял равновесие, но в следующую же секунду, успев сосредоточиться, вырвался из крепкого захвата, повернулся кругом, ловко меняясь с мужчиной местами. Заведя руки МакКаллума за спину и крепко их сжав, он лишил мужчину возможности пошевелиться.       Джеффри гневно заорал, прямо как тогда, разрывая глотку Джонатана толстой арматурой.       Добрый ласковый убийца и доктор Рид умел быть грубым. Поддавшись искушению, он уже не знал пощады и не мог остановиться, пока не поглощал жертву полностью. Опустив ладонь на голову Джеффри, он принудительно наклонил её, открывая доступ к шее. Затем, оголив клыки, он наклонился, точным и быстрым движением впиваясь в им же сотворённые прежде раны. Кровь хлынула в рот горячей струёй, опьяняя похлеще крепчайшего алкоголя. Воспоминания вперились в голову, пульсацией отдались в висках; его рецепторы сохранили данные о вкусе этой крови с прошлого раза, когда он пришёл за нимродом, чтобы его убить.       Кровь Джеффри не казалась такой же манящей, как человеческая, но она сводила с ума своей особенной терпкостью. Он скучал по этому вкусу. Оставив обессиленные руки Джеффри в покое, Джонатан провёл ладонью по его пояснице, требовательно надавливая. Затем он освободил шею мужчины, и тот от неожиданности тяжело упал на гладкую поверхность стола. Джеффри жаждал провалиться в беспамятство и даже был бы благодарен вампиру, если бы он это ему позволил. Однако Джонатан не отступал: прикоснувшись к поясу брюк своего потомка, он расстегнул замок и ловко проскользнул внутрь, кладя холодную ладонь на пах и властно поглаживая. Он коснулся затвердевшего влажного члена, выдавливая скользкую смазку из головки и отчаянный стон из приоткрытых губ Джеффри.       — Не задавай мне вопросов, Джеффри. Я возьму тебя, потому что я так хочу. И ты тоже этого хочешь, судя по твоему состоянию.       — Чёртов мудила, — тяжело выговорил охотник, до белых пятен-галлюцинаций жмуря глаза, лишь бы не видеть своего создателя и не срываться на предательские стоны.       — Расслабься, — тихо попросил Джонатан, с усмешкой добавив: — Позволь мне услышать твои мольбы. Искренние, как и положено послушной жертве. Не сдерживайся, и я тоже больше не буду.       Расправившись с брюками, Джонатан задрал чёрную футболку Джеффри, жадно целуя крепкую спину между лопаток, покрытых старыми шрамами. Рид глубоко вдохнул: ни запах, ни грубость мужского тела не шли ни в какое сравнение с ощущением женского тела под губами. В охотнике присутствовала невероятная, первобытная сила, что-то такое развратное, что пробуждало звериное естество. Они были на равных, и от этого хотелось завладеть им ещё сильнее. Это неожиданно для него самого заставило тело изнывать от вожделения, наслаждаясь видом обнажённой, взмокшей от пота и крови кожи.       «Тебе ни за что не услышать мои мольбы», — проскользнули в голове Джонатана пылкие мысли охотника.       «Посмотрим», — лезвием по сознанию резал насмешливый ответ.       В следующую секунду Джеффри вздрогнул, до острой боли прикусив нижнюю губу: Джонатан провёл прохладными и отчего-то влажными пальцами у него между ягодиц, надавив на узкий вход. Охотник с опаской покосился назад, избегая прямого взгляда своего создателя: оказалось, Рид щедро смочил указательный и средний пальцы собственной слюной. Не отрывая жадного взгляда от Джеффри, он вцепился в его волосы, повернул голову, заставив посмотреть на себя, и демонстративно положил пальцы в окровавленный рот, облизывая их и возвращая обратно. Брыкнувшись в ответ, Джеффри получил взамен крепкий шлепок по правой ягодице. Его самолюбие взвыло: он проклинал чёртового вампира за тот поцелуй; за все поцелуи, что были ему им посланы. Гордость трубила тревогу, а обычно бледные холодные щёки запылали ненавистью пуще прежнего. Он не успел вырваться на свободу: Джонатан снова сцепил его руки за спиной, обездвиживая.       «Да откуда, чёрт возьми, в нём столько силы?» — проскользнула мысль у МакКаллума в голове, и в тот же миг он ощутил, как в него толкнулись два пальца сразу. Рид действовал быстро, не давая охотнику шанса на побег. Не оставляя больше желания сбежать. Тело Джеффри вытянулось, словно натянутая струна, мышцы свело глубоко под кожей, и он попытался остановить подкатывавший к тазу оргазм.       — Говорю, не сдерживайся. Тебе же нравится, — прошептал Джонатан в самое ухо, медленно проводя по нему языком, обжигая чувствительную мочку. — Сколько раз ты мечтал об этом? С каких пор? Признайся.       Слова экона стыдили; Джеффри хотелось забыться, спрятаться, отгородиться от них, сбежать на край света, подальше, на этот раз не в Ирландию — она слишком близко. Хотя что могло теперь остановить Рида, например, пересечь океан?       Он тяжело выдохнул: пальцы коснулись глубже, ища подходящий угол, беспощадно шарили внутри него, сводили с ума.       — Не так давно, — с трудом, но отчего-то откровенно стал объяснять МакКаллум. — До поры до времени, как тебе известно, я считал тебя врагом… и одновременно скромным, но циничным доктором.       — Вот как, — усмехнулся Рид, толкая пальцы уверенней. — Неужели я всё-таки перестал быть для тебя врагом?       — Все вампиры для меня — враги.       — Ты противоречишь себе, мой дорогой запутавшийся охотник. Ты называешь врагом того, кто о тебе заботился. Ты отвечаешь на поцелуй этого врага, а потом он же имеет тебя в зад пальцами.       — Заткнись, — выплюнул Джеффри, бросив через плечо яростный взгляд. — Считай это услугой за спасение.       — Деньги всё-таки не считаются? В таком случае, ты должен мне трижды, — коварно улыбнулся Рид.       — Это с хера ли? — прорычал МакКаллум.       — Когда закончим, посчитаем вместе, — ласково пропел Джонатан, поглаживая гладкие упругие ягодицы мужчины свободной рукой.       Держать потомка больше не было необходимости; более того — он сам теперь еле заметно подавался навстречу. Слегка разведя пальцы внутри, Рид обильно сплюнул, смывая кровь с краешков губ, и с упором надавил на стенки заднего прохода. Джеффри сжал зубы, грязно выругавшись:       — Блядь, Джонатан.       — Наконец-то, — удовлетворённо прошептал тот, — ты повторил моё имя.       Джеффри захотелось врезать себе же по лицу за свой развязный язык — во всех смыслах. Тем временем Рид с отвратительным пошлым, чавкающим звуком выудил пальцы из задницы охотника и расстегнул ширинку собственных брюк. Джеффри захотелось повернуться, чтобы разглядеть член экона, но в следующую же секунду он мысленно отвесил себе оплеуху за непристойные желания. Вырвавшиеся на свободу мысли уже не вернуть, как и то, что его собственный орган больно упёрся в стол, явно намереваясь взорваться от напряжения, несмотря на недостаток крови в теле. Джонатан в очередной раз усмехнулся, и МакКаллуму невыносимо захотелось стереть эту дурацкую пренебрежительную ухмылку с его лица, сменить её на гримасу боли и разочарования. Проведя между ягодиц потомка собственным членом, Рид решительно надавил на задний проход.       Джеффри стало до тошноты противно от осознания происходящего. Мечтая, чтобы это закончилось, он завёл назад правую руку, опираясь свободной о стол, и вцепился в бедро вампира, сильно царапая когтями и разрывая ткань брюк. Джонатан перехватил его руку и сжал, нахмурив ровные брови.       — Если будешь мешать, то ничего не выйдет, — сказал он и толкнулся вперёд.       Острый спазм сковал тело охотника — и без осмотра понятно, что причиндал у кровососа немалый.       — Ох, Джеффри, — выдохнул Джонатан. — Ты чересчур узкий.       От возмутительных слов и пронзительных ощущений щёки МакКаллума пылали, хотя с виду не изменилось ровным счётом ничего: он по-прежнему хмурил тёмные брови и сжимал губы, не позволяя жалкому скулежу вырываться наружу.       — Это ты слишком широкий, — процедил Джеффри сквозь зубы.       — Правда? Спасибо, — громко усмехнулся Рид, засаживая член внутрь по самые яйца.       Снаружи давно встало солнце: МакКаллум ощущал теперь томительную сонливость. Джонатану же хоть бы хны. Ухватившись за бёдра охотника цепкими длинными пальцами, он ровными уверенными толчками то проникал вглубь, то вовсе вынимал, словно дразня. Зажмурившись, Джеффри ждал, рыча и раз за разом выплёвывая проклятия. Поначалу он справлялся просто прекрасно, но по мере того, как распалялся Рид, сохранять невозмутимость становилось всё сложнее.       — Ах, — блаженно стонал экон, — стоило заняться этим с тобой раньше. Признаться, меня это не очень интересовало.       — Сукин ты сын, — с трудом выдавил МакКаллум, — и кто ещё тут попиздеть любит?       Рид вдруг издевательски рассмеялся, слегка отстраняясь. На секунду он замер, и Джеффри почувствовал на себе его скользящий оценивающий взгляд. Именно таким взглядом создатель одаривал его раньше во время их встреч. «И как раньше этого не замечал?» — подумал МакКаллум.       — У тебя отличный зад, — вдруг произнёс Джонатан, касаясь пальцами пульсирующего входа и разгоняя мурашки по коже Джеффри. — Готов поспорить, за семнадцать лет многие в нём побывали. Хотя к чему эти споры? Ты ведь сам говорил мне об этом.       — Благочестивый доктор Рид брезгует? — нахально усмехнулся Джеффри.       Краем глаза нимрод заметил, как поползли наверх от возмущения брови Джонатана; как распалилось его стойкое, до этого дня тщательно сдерживаемое вожделение; как он согнулся, нависая над крепким мужским телом; как немалый ровный член погрузился в плоть вновь; как он стал судорожно двигаться, раздражая стенки ануса; как мир для охотника понемногу стал терять свою яркость, приобретая исключительно мутные серые оттенки.       Их бой превращался в жадное, голодное испытание, в котором не было победителей. Они истязали друг друга. Они ненавидели друг друга. Они испытывали друг к другу то, что не могли объяснить; то, чему не находилось разумного объяснения. У них всегда имелся выбор, и в тот момент они его приняли.       Оказавшись наконец в объятиях желанного врага, всё, о чём мог тогда подумать Джеффри — это о свободе, которую он больше не сможет обрести. Решение вернуться в Лондон, найти своего создателя и потребовать от того объяснений оказалось для него губительно. Охотник попался в руки убийцы. Убийца же — в руки врага. Их бесконечная гонка друг за другом в тот день приобрела новые оттенки.       Джеффри ни о чём ни у кого не просил. Он не взмолился. Опустив одну руку на собственный член, другую — на стол, он молча забылся, расслабился и получил долгожданное удовольствие, которое принёс ему бывший враг.       С рваным выдохом Рид в очередной раз подался вперёд. Громкие шлепки растворяли утреннюю дремоту. Тело Джеффри окончательно отказалось принимать реальность: он бессильно упал на стол, беспрепятственно принимая Джонатана внутрь.       «Соберись», — говорил он себе, пока Рид наклонялся, чтобы обхватить его шею руками. «Тебя бесстыже имеет экон», — снова проскользнуло в голове, непослушно. Джонатан торжествующе усмехнулся. «Тебе ведь нравится». МакКаллум скривился так, словно целиком сожрал лимон. Руки Рида душили его, а тело отказывалось слушаться. Он хрипло застонал, и Джонатан, словно в благодарность, поцеловал его в висок.       «Кончай уже поскорее».       «Для этого мне нужна твоя помощь».       Ухватившись за крепкую талию, экон отстранился и заставил охотника повернуться. Кровь застыла в жилах Джеффри от осознания того, что Джонатан собирался делать дальше. Лёгким толчком Рид уложил потомка на стол, а сам навис сверху. На нём всё ещё оставалась перепачканная в крови рубашка и брюки, на Джеффри — лишь чёрная футболка.       «Потерпи. Смена положения может снова причинить боль».       «Не понаслышке знаешь?»       «Я доктор. Мне знакома анатомия, Джефф».       «Не называй меня так».       Джеффри наконец-то удалось разглядеть его достоинство. Внушительный агрегат доктора уверенно потёрся об его собственный, вызывая целый табун мурашек. До этого дня охотник думал, что вампиры и мурашки — вещи несовместные. Так же, как Джонатан и секс.       Погладив оба члена одной рукой, экон скользнул вниз, проникая внутрь до упора. Из груди Джеффри вновь вырвался хриплый стон, — он готов был убить себя за несдержанность. Тело невольно реагировало на прикосновения ненавистного кровососа, обостряя ощущения до предела. Погладив прохладной ладонью мускулистую грудь своего потомка, Рид коварно прищурился и оскалился, показав два выпущенных клыка.       «Не смей кусать».       «Хотя бы чуть-чуть».       «Ни за что».       Не послушавшись, Рид наклонился и впился губами в левый сосок потомка, надкусывая нежную кожу. Джеффри болезненно зашипел и возмущённо воскликнул.       — Прекрати!       Экон отстранился, скользнул взглядом по коже потомка.       — Джонатан… Грёбаный монстр, — ненавистно стонал Джеффри его имя сквозь сжатые зубы: ненавидел и одновременно желал.       Джонатан снова наклонил голову и заглянул в глаза охотника, слизывая с груди выступившую кровь. МакКаллум крепко стиснул плечи своего создателя и с силой принялся отталкивать, сопротивляясь. Рид же только сильнее впился в сосок, словно пиявка, вырывая из чужих губ очередной яростный крик.       «И это тоже тебе нравится».       Джеффри откинул голову на стол и зажмурился, с силой сводя колени. Джонатан отпустил его грудь и вцепился когтями в бёдра, разводя их шире.       «Не сопротивляйся».       Горячая волна наслаждения прокатилась по телу охотника: он поднял руки, пряча в них лицо. Джонатан тяжело и громко вздыхал, ускоряясь в толчках. Запустив ладонь под футболку Джеффри, он провёл ею снизу вверх, дошёл до ключиц, вытащил пальцы из-под горловины и надавил на чужие губы, размыкая их. МакКаллум крепко сцепил зубы в ответ, сопротивляясь. Джонатан с силой толкался вперёд, грубо трахая потомка, выбивая громкие чёткие шлепки и совершенно не сдерживаясь перед животной страстью. Джеффри зашипел, показав клыки, и Рид, воспользовавшись этой слабостью, провёл по зубам мужчины кончиками пальцев, срывая глубокие гортанные хрипы, словно бутоны роз.       Джеффри кончил первым, спрятав глаза и пылающие щёки в прохладных ладонях. Джонатан в ответ пренеприятнейше оскалился, опустил руку на ладони мужчины, которыми тот прикрывал собственный стыд, другую — на взмокшее бедро, а затем безжалостно двинул бёдрами вперёд, разрывая раздражённую плоть изнутри.       Всё закончилось так же быстро, как началось. Найдя в себе крупицы сил, Джеффри преодолел дикую слабость, встал и оделся, демонстративно отвернувшись от своего создателя, поправляющего на себе неизменно длинное пальто.       — Тебе понравилось? — вдруг раздался спокойный голос доктора, дарующего успокоение пациентам, но только не Джеффри.       — Заткнись, — проворчал охотник.       — Упрямец, — усмехнулся Джонатан.       Надев куртку, Джеффри достал из кармана пачку сигарет и снова закурил.       — Как тебе удалось привыкнуть к курению? — спросил у охотника Рид, но тот молчал, медленно затягиваясь.       Минута шла за минутой. Солнце поднималось всё выше. Утомлённость и потеря крови сказывались на обоих: веки мужчин тяжелели, мышцы расслаблялись, а голова, наоборот, болела. Оперевшись локтями о ноющие колени, Джеффри уставился на пол под ногами.       — Что дальше? — неожиданно выдавил он.       Джонатан непонимающе взглянул на него, а потом вдруг улыбнулся краешками губ, словно догадавшись о чём-то, и насмешливо выдал:       — Если хочешь, можем ещё раз этим заняться.       Джеффри отреагировал мгновенно, сердито посмотрев на своего создателя.       — Ну и физиономия у тебя, — резко выпалил охотник, хмуря брови.       Неожиданно, МакКаллума настигло непреодолимое желание броситься в объятия этого улыбающегося доктора, забыв о семнадцати годах, проведённых вдалеке; о вражде, что бурлила в нём на протяжении целого века; о ненависти, что заставляла его крушить вампиров; о слабости, что толкнула на самый безрассудный поступок в его жизни. Откуда эта назойливая мысль взялась в его голове, он никогда бы не смог объяснить самому себе и ни за что не раскрыл бы её вампиру напротив, а потому поскорее отогнал её прочь от себя. Ненависть была его уделом, его целью и смыслом. Что же он обрёл теперь, вернувшись в Лондон?       — Я говорил не об этом, — объяснил Джеффри.       — Ах, — вздохнул Рид, скромно улыбнувшись. МакКаллума тошнило от этой кривой маски полнейшей невинности: — Жаль, — состроив грустные глаза, продолжил Джонатан.       «Что дальше?»       Это — вопрос, на который никак не находилось ответа. Он незаметно вибрировал, словно натянутая струна, готовый вот-вот без предупреждения разорваться и провалиться в пропасть. Он повис в воздухе между двумя мужчинами, не подозревающими, что это «дальше» идёт крадучись, поджидает за поворотом, поднимает курок, готовится выстрелить, собирается, словно ураган, ворваться в дряхлое убежище.       Неожиданно раздался скрип старой двери, а за ним крепкое ругательство:       — Какого хера эта чёртова дверь заперта?       Послышались шаги. Джеффри подскочил со стула, в недоумении уставившись на Джонатана. Тот, прищурившись, перевёл взгляд со стены, за которой послышался мужской голос, на своего потомка. Мужчины одновременно вздрогнули, когда в дверях общего зала показалась рыжая макушка. Низкорослый Шеймус Мёрфи оцепенел, увидев открывшуюся перед ним картину: два взрослых вампира в залитой кровью и ужасно потрёпанной одежде — Джонатан с разорванными брюками, а Джеффри с дыркой в ботинке — стояли прямо перед ним и глядели растерянно, словно два провинившихся пса.       — Какого хера тут происходит? — только и смог выговорить он.