Videbamus Occasum

      Раскаяние. Громкое слово, которым разбрасываются многие из тех, кому на самом деле раскаяние неведомо. Стоя перед Создателем, вглядываясь в вечную глубокую тьму, любой готов покаяться. Более того, каждый сделает что угодно, лишь бы пройти через священные врата избавления — смерти. Вампирам же эта сакральная встреча неведома, многие и вовсе оставили идею о покаянии. Они смиренно ждут свой бесконечный час, чтобы опуститься в самые глубины преисподней.       Джеффри МакКаллум хмуро склонил голову, доставая пачку сигарет из кармана потёртой, но не совсем ещё изношенной куртки. Сожалеть о чём-то было слишком поздно: он сам, по собственной воле пришёл к Джонатану и встал перед ним на колени. Охотник на вампиров спит с вампиром. Как изощрённа на всевозможные пошлости жизнь. Как банальны хитросплетения судьбы: зачастую описываемое лишь в романах случается в действительности… Его мутило от одной мысли и воспоминаниях о ночи, проведённой с чистейшим воплощением зла. О, нет, он предпочитал не думать. И пусть кто-нибудь попытается напомнить ему об этом — Джеффри мгновенно эту сволочь задушит.       Нимрод закурил, обратив взор к небесам, выдыхая в них серый дым.       «Если на меня прямо сейчас смотрит какой-нибудь божественный засранец, то пусть нашлёт на меня чёртов небесный огонь или, на крайний случай, молнию», — решил Джеффри.       «Не смей об этом молить», — мелькнули мысли Джонатана Рида у него в голове, и нимрод досадливо скривился.       «Ты отнял у меня мой крест».       «Но веру я у тебя не отнимал. Или верующего из тебя делает только символ? — удивился чужой разум. Джеффри ничего не ответил, и тогда Джонатан продолжил: — Если так, то значит, ты болван. Возвращайся ко мне послезавтра».       Туман стал рассеиваться к часу ночи. МакКаллум шагнул в блеклое марево, сделав пару наклонов головы и вытянув вперёд руки, разминая мышцы: поганый Рид не унимался, терзая его тело два часа кряду.       — Чёртова пиявка, — прямо как в последний раз сто лет назад, сокрушаясь на Джонатана, пробубнил себе под нос Джеффри, прежде чем слиться с темнотой.       В том же часу Анна Крауч вернулась домой. Она всегда предупреждала Джонатана о своём приходе по его же просьбе, ведь тот мог быть занят работой, пациентом, новым экспериментом или… кто знает? В безнравственном распутстве женщина никогда не уличала своего серьёзного сожителя, как и не ловила его в объятьях других женщин. Вот и теперь она встречала его одного. Он стоял посреди гостиной у камина и задумчиво разыскивал некую тайну в языках алого пламени. Распрощавшись накануне с пылким любовником, уверенная в себе леди вошла в комнату и вдруг поморщилась, учуяв инородный запах.       — Что это за вонь? — спросила Анна, подойдя к доктору ближе.       — Ах, это антисептик, дорогая, — отозвался Рид.       — Ты кого-то принимал вне кабинета?       — Один из подопытных попытался сбежать, пришлось перерезать ему сухожилия и продезинфицировать пол… на всякий случай.       Анна скривила губы и, косо поглядев на мужчину, медленно обошла комнату вокруг, задержавшись у подоконника, на котором стояли горшки с цветами.       — Нужно перевезти подопытных в лабораторию, им не место в доме, — медленно протянула она, коснувшись пальцами буковой тумбы, стоявшей у одного из кресел.       — Сейчас не самое лучшее время, но я подумаю над этим, — миролюбиво отозвался Джонатан: ему хотелось поскорее завершить бессмысленный диалог.       Женщина придирчиво осмотрела его с ног до головы, подозрительно сощурилась и пропела:       — Ты выглядишь рассеянным. Что-то случилось помимо этого?       Джонатан как ни в чём не бывало опустился в кресло, стараясь не выдать стойкого удовлетворения, что буквально светилось на его лице. Жар похоти ещё не успел сойти с кожи; запах Джеффри витал в воздухе: их тела совсем недавно источали мириады энергии, сплетаясь друг с другом, и это с трудом могло оставаться незамеченным перед чутким обонянием другого высшего вампира.       — Всё в порядке, — ответил Джонатан, сжав правой рукой подлокотник: он просто ненавидел врать, даже ей.       Повисло тяжёлое молчание, в котором глухо барабанило, резонируя с пространством, летящее вперёд время.       — Ты с кем-то здесь был, верно? — прервала напряжённую тишину Анна, явно догадавшись о чём-то.       — Даже если и так… неужели ты сейчас действительно станешь требовать от меня верности?       — Кто она? Скажи мне, кто она?! — неожиданно закричала она. Вмиг ощетинившись, она сделала пару шагов вперёд, опасно прошипела и выпустила когти.       Джонатан встал, беспомощно развёл руками и возразил:       — Ты ведь сама уходишь почти каждую ночь. Думаешь, я слепой болван? Чего ты от меня ждала: неужто святого целомудрия?       — Ты, жалкий, ущербный мелкий учёный, — с презрением и злобой прорычала она, пересекая комнату и готовясь напасть, целясь когтями в лицо мужчины.       Рид отреагировал решительно. Он схватил её и отшвырнул прочь. Затем метнулся вперёд, цепляясь крепкой рукой за её шею. Она прохрипела, сверкнув сузившимися, осквернёнными тьмой зрачками:       — Я помогла тебе влиться в наше общество вновь, когда ты вернулся. Ты ведь барахтался в современном Лондоне, словно неумелый ребёнок.       — Ах, как я сразу не догадался, — оскалился Джонатан, — что ты будешь манипулировать мной с помощью этого, превознося свою значимость в моей жизни. Дорогая, Лондон — это мой дом. Каким бы этот город ни был, я приму его, а он примет меня.       — Манипуляция? — усмехнулась она, жалко барахтаясь в его руках и рыча, словно дикая кошка, пытающаяся высвободиться. — Ты даже понятия не имеешь, что это такое, наивный маленький экон.       Джонатан с неким сочувствием заглянул в её холодные, нечитаемые глаза и в следующую секунду освободил её. Она отпрянула, хватаясь на шею. На её бледной коже остались кровоточащие следы от его когтей: они опухли, порозовели и стали затягиваться на глазах.       — Ответь мне, — метнула она на него взбешённый взгляд, — кто та, которую ты предпочёл мне? Меня распирает любопытство, будь так добр утолить хотя бы его!       — Это не твоё дело, — отстранённо пробормотал Джонатан, проведя рукой по взъерошенным волосам.       В коридоре послышались шаги Арчибальда. Скаль с опаской заглянул в арочный проход, обвёл комнату удивлённым взглядом и слегка сочувствующе посмотрел на Рида, спросив:       — Я могу чем-то помочь, сэр?       — Нет, — взмахнул рукой доктор, пряча рассвирепевший взгляд под выпавшими из причёски прядями. Анна стояла неподвижно, сжимая кулаки от гнева. Джонатан же добавил, отвернувшись и продемонстрировав свой строгий профиль: — Ты свободен.       Когда Арчибальд поднялся наверх, в гостиной снова стало тихо, как в гробу. Сощурившись, Анна молчала; Джонатан снова смотрел на огонь в камине, тщательно стараясь не давать хмурым мыслям выхода из темницы сознания; кот Дориан давно скрылся в лабиринте комнат, и лишь высоко на стене у окна ровно отбивали бесконечное время антикварные отцовские часы. Закончив концентрироваться на пламени камина, доктор Рид медленно закатал рукава, достал из домашнего бара две закупоренные бутылки: одну — с вином, другую — с кровью; смешал две жидкости в одном бокале и выпил залпом. Анна такое не пила. Он и не предлагал.       — Что ж, — вдруг подала голос вампирша, когда Джонатан начал смешивать вторую порцию, — если это не моё дело, то прежде чем мы разойдёмся по своим комнатам, позволь объяснить, что бы случилось, если бы я тобой по-настоящему манипулировала.       Джонатан с досадой покосился на неё, явно не желая слушать продолжение. Анне же на его желания было наплевать.       — Так вот, дорогой, я бы уже давно грозилась, что уйду, — равнодушно продолжила она, поправляя растрепавшиеся волосы и смятое бордовое платье, — и тогда ты остался бы совершенно один и со временем непременно привлёк к себе общественное внимание. Нарушение правил эконов грозит наказанием и потерей доверия.       Джонатан молча слушал, морща лоб и потягивая кровь с вином из высокого бокала. Ему хотелось сбежать от этой женщины на край света, но уже было слишком поздно.       — Думаешь, они вечно будут всё тебе прощать и спускать с рук предательства? — не унималась Анна. Она медленно прошла вперёд, вновь приблизившись к доктору, и выдохнула ему прямо в лицо: — Вот что называется манипуляцией, Джонни. Ну а если бы мой уход на твои отношения с клубом никак не повлиял, тогда лорду Редгрейву однажды птичка на ушко совершенно случайно напела бы о том, что твой драгоценный потомок и недотёпа-охотник на вампиров Джеффри МакКаллум по какой-то неведомой причине всё ещё был жив.       Джонатан застыл в миллиметре от лица Анны, держа напиток в правой руке и с трудом подавляя неумолимое желание снова сжать её тонкую шею свободной рукой, вонзиться когтями в плоть, насквозь разорвать кожу тонкими копьями-тенями, навеки предать сырости и затхлости земли в тёмной могиле. Ладонь его слегка дрогнула, и он торопливо опустил бокал на тумбочку.       — Как ты узнала? — спокойным, тщательно сдерживаемым тоном отреагировал Рид, стараясь спрятать от неё любые мысли, что могли затронуть потомка.       — Думаешь, я слепая дура? — повторила его слова женщина. — Я всё ещё помню его запах: этот стойкий, терпкий аромат опасности. Я учуяла его пару дней назад. И чую до сих пор. Прямо здесь и сейчас. Так значит, это была не женщина. Он вернулся, не так ли, Джонни? — коварно усмехнулась Анна.       — А что насчёт тебя? — вдруг откликнулся Джонатан после недолгих раздумий: он не намерен был больше терпеть. Его глаза мгновенно налились буйством огня и крови, и он прорычал — опасно, по-звериному, предупреждающе: — Неужели не беспокоишься больше о своих соратниках; о вампирах, которым мы помогали?       — Это больше никакого отношения к тебе не имеет.       Они так и стояли — вплотную друг другу: нога к ноге, колено к колену, грудь к груди. Он чувствовал её учащённое сердцебиение мелким покалыванием по соприкасающимся участкам тел, каждым нервом глубоко под собственной кожей.       — О, неужели? — наигранно удивился Рид. — Притворяться идеальной супружеской парой для тебя теперь потеряло всякое значение? Что же скажет общество, когда узнает, что ты ушла от экона, променяв его на любовника — скаля?       Он с удовольствием отметил, как брови Анны поползли вверх, а бессильный гнев окрасил причудливым цветом её холодные глаза. Он смаковал каждое слово на языке и слизывал остатки терпкой крови с дёсен. Продолжая свой блестящий ритурнель, Джонатан коварно щурил взгляд, горящий демоническим огнём, на фоне которого тускнело пламя камина:       — Как же отреагирует несчастный лорд Редгрейв, который по собственной наивной благорасположенности допустил твоё появление в привилегированном клубе? А что же насчёт самого любовника? Ведь его, должно быть, разрубят на части и бросят в кровавую Темзу, так что и следа не останется.       — Ты мне угрожаешь? — сдавленно прошипела она.       — А ты мне — разве нет? — спросил Джонатан, изображая сочувствие на лице. — Моя бедная дорогая жена, что веками отторгала скалей и звала их самыми ничтожными из существ, раздвигает ноги перед одним из них. Моя жена — лицемерка, — самодовольно скривил губы он. — Теперь ты понимаешь? Не у меня одного есть секреты, — прошептал он, а затем вдруг провёл кончиками ледяных пальцев по бледному, искажённому гневом лицу женщины. Он завёл руку назад и мягко опустил ладонь ей на затылок. Крепко вцепившись когтями в короткие густые волосы женщины, он неожиданно грубо потянул назад, обнажая её беззащитную шею.       — Забудь о том, чтобы мной манипулировать, моя прекрасная леди, — продолжил он, — как и том, что тебе удалось почуять сегодня в этой комнате. Посмотри правде в глаза: ты — в моём доме, под моей властью. И до тех пор, пока Лондон не превратился в прах, даже не думай о предательстве.       Закончив свою тираду, он рывком освободил её. Она отступила, склонила голову и изо всех сил постаралась сдержать жгучую неуёмную ярость, что колола ей щёки и грудь, пытаясь вырваться наружу. А после она озлобленно зыркнула на мужчину. На сей раз Джонатан одержал победу.

***

      До нижних этажей убежища под отелем Булгари добраться не так-то просто, особенно смертному с низкой выносливостью. Приложив немало усилий и дойдя до изоляторов, любой мог заметить невооружённым взглядом изменения: за годы ренессанса вампирской власти под роскошной гостиницей стало больше заключённых; вокруг камер были сооружены специальные хранилища для экспериментов и оборудования, чтобы всё необходимое для допросов всегда находилось под рукой. В тех же помещениях располагались и личные вещи лидера Братства Святого Павла. Место это являлось надёжным и защищённым, но не очень практичным для Эммануэля Честера Голдмана.       К длинной дороге прибавлялось и то, что всякий раз, минуя стражу и направляясь в личный кабинет, лидеру приходилось выслушивать целый гомон из камер, где сидели самые настоящие чудовища, ожидающие часа своей казни.       Представить только, что пришлось вынести ранимому мистеру Голдману, ведь в ту ночь он снова туда спустился. Шагнув вперёд, мужчина улыбнулся уголками губ, рассматривая коридоры камер.       — Мистер Голдман захотел нас проведать? — сразу же послышалось чьё-то коварное, заискивающее шипение.       Все остальные мгновенно подхватили:       — Поглядите, сегодня он совсем один и подошёл очень близко.       — Почему бы вам не зайти к нам, мистер Голдман? Мы сможем хорошенько вас удовлетворить.       — Вы ведь любите сосать вампирские члены, мистер Голдман? Ну а мы не откажемся от вашей сладкой крови.       — Давайте поможем друг другу.       — А если вы нас освободите, то мы сможем пустить вас по кругу, дорогой лидер.       — Только представьте, как хорошо вам будет…       Эммануэль закусил нижнюю губу, озорно оглядываясь по сторонам, тем самым дразня преступников ещё сильнее. Подобные речи возбуждали его. Он любил внимание. Свободные эконы ни на что подобное не были способны и продолжали делать вид, что уважают мистера Голдмана, заискивая перед ним. От заключённых в подземельях вампиров больше не разило лицемерием, ведь им нечего было терять. От них веяло дерзостью, запахом естественной звериной природы. Они потеряли свободу, но жаждали вновь ею обладать.       Впрочем, и эконов за пределами этого адского дворца у Эммануэля язык не поворачивался назвать в полной мере свободными.       Острые когти протискивались сквозь стальные прутья камер и тянулись к лидеру со всех сторон; змеиные глаза горели дьявольским огнём из темницы безумия и смерти; шёпот усиливался, соблазнял, проникал в самое нутро. Однако он пришёл сюда не ради них.       В одиночном дальнем изоляторе, покрытом электрической сеткой для надёжности, находился ценный экземпляр. Тьма сидела в той камере. Самая настоящая — опаснейшая тьма.       — Вот и явилась наша певчая птичка, — прохрипела она сразу же, завидев лидера, и вынырнула из своего закутка, где до этого пряталась. — Что же ты тем несчастным на ушко не спел? Ведь это именно то, чем должны заниматься певуны вроде тебя.       Эммануэль слишком умён, чтобы вестись на подобные провокации. Он знал, что существо перед ним могло сожрать его целиком. Лидер достал из массивного кармана пальто блокнот, оплетённый мягкой коричневой кожей и украшенный тремя древними, витиеватыми знаками Братства на корешке. Затем он медленно обошёл помещение, сел за стол, скрестил ноги и стал что-то внимательно изучать в собственных записях.       — Делаешь вид, будто ты — настоящий учёный? — коварно прищурилась тьма. — Учёный, который любит трахаться с кровососами, — рассмеялась. — А на мне ты не попрыгаешь? Ради эксперимента, — прошипела вновь слегка ехидно, не мигая, расплываясь и постепенно превращаясь в бесформенную плотную массу.       Эммануэль еле слышно прочитал запись, которую судорожно выводил в толстом рабочем блокноте два года назад:       — Может менять форму.       — Это мы уже выяснили, — с насмешкой отозвалась тьма.       — Идеальный слух, — продолжил читать Голдман, не глядя на существо в клетке.       — Да-да, и это тоже. Лучше расскажи что-нибудь новенькое. Например, каково это, когда тебя имеет в зад настоящий экон?       В помещении вдруг моргнул и без того тусклый свет. Создание в клетке стало метаться в разные стороны и, хватаясь за голову, рычать: министр Смит пытался вырваться, овладевая сознанием своего опасного двойника.       — О моих предположительных связях знал только Рид, он видел меня в баре Скарфс, — прочитал запись, сделанную два дня назад лидер. — Существо тесно связано с ним кровью, но не является его потомком. Знает ли об этом сам Рид? Или, может, догадывается?       — Ну ты и дурак, — прекратив метаться, расхохоталась тёмная сущность министра. Сам же Смит обречённо замер в углу своей темницы, обхватив голову руками: он снова проигрывал двойнику. Существо оскалилось: — А может, я просто мысли его читаю?       — При нападении на Рида шесть лет назад подопытный говорил про кровь, из-за которой не мог найти покоя, — медленно проводил глазами мистер Голдман по записям, написанным рукой Джона Херви. Густые ресницы лидера мелко дрожали, а губы улыбались, символизируя жизнь и превосходство перед существом в клетке.       — А впрочем, ты довольно наблюдательный дурак. Это гниющее ничтожество меня выдало. Только посмотри на него, — с отвращением указало чёрными пальцами-нитями существо в сторону, и Эммануэль взглянул на министра.       — Что же ещё ты мне расскажешь? — вздохнул Голдман.       — Это ты у меня или у него спрашиваешь? — усмехнулось существо, указывая на Смита.       — Оно похоже на войдов, но по своей сути совсем другое… — размышлял светловолосый мужчина, полностью игнорируя слова монстра.       — А-а, значит, ты так пытаешься говорить со мной — не напрямую. Чёрта с два я что-то тебе расскажу, — оскалилась сотканная по подобию министра тьма, а затем зловеще расхохоталась.       Свободно пройти мимо стражи у изоляторов было задачей непростой, однако Старая Бриджет владела особой привилегией: по долгу службы у графа, как ассистентка и приближённая, она могла проверять заключённых, налаживая порядок в тюрьме для вампиров. В тот день она тоже решила спуститься на нижние этажи и, ступив на белоснежный мрамор массивных плит подземелий, поняла вдруг, что не прогадала: мимо высоких колонн, поддерживающих потолки, по широкому коридору торопливо шагал лидер Братства. Он был единственным существом, осчастливившим тюрьму своим присутствием той ночью, и Старой Бриджет захотелось присоединиться к его странному, одинокому путешествию.       Сердце её встревоженно забилось, и женщина поторопилась его успокоить — уж сколько времени прошло с тех пор, как она узнала об измене Джона Херви. Было ли это единственным его предательством? Конечно, нет. Неужели прежде она не имела о пристрастиях графа ни малейшего представления, когда тот клялся ей в вечной любви с ледяным выражением лица? Конечно, имела. Всегда.       Будто уличив лидера в чём-то, она решила отправиться за ним следом. Ни охраны, ни прочих смертных, ни самого графа — Эммануэль Голдман пребывал в камерах тайно, и шёл он мимо собственного кабинета, не сворачивая.       Она же теперь брела за ним по пятам, но не приближалась: опытно и умело — слежка давно стала её привычным делом. Заметив, что лидер вошёл в изолятор, она застыла вдалеке от камер с озверевшими от голода эконами, обостряя вампирские чувства, чтобы узнать о происходящем внутри. Заключённые её побаивались, поэтому и не говорили ни слова.       У дверей, за которыми держали министра Смита, находилась небольшая ниша с пунктом управления электрической клеткой. Щитки счётчика намертво были подняты на значение: «Включено». Там-то вампирша и притаилась, слившись с тенью, отбрасываемой стенами. Она прислушалась. Минуты шли. Что-то стукнуло, упало. Стены подавили звук. Вдруг раздался ехидный смешок, будто совсем рядом с ней. Затем — яростный крик. Кто это кричал? Министр? Или лидер? Или, может, кто-то из заключённых?       Треск электрической клетки. Магнитный диск на счётчике завертелся с бешеной скоростью, заставляя цифровые барабаны мельтешить и непреодолимо лететь вверх. В изоляторе существовало только одно орудие, которое могло давать такие показатели: это были прутья, проведённые по дну камеры. Их использовали в единственном случае: когда хотели наказать существо в клетке, причинив ему невероятную боль. Старая Бриджет поморщилась, представляя агонию на лице министра, которую уже не раз наблюдала прежде. «Что лидеру от него нужно? Может, таково распоряжение графа?» — эти вопросы крутились у неё в голове.       — Что ты здесь забыла? — раздался вдруг неподалёку голос, вырвав женщину из собственных мыслей.       Бриджет вздрогнула, выглянула из ниши, служившей ей прикрытием, сверкнула мутными глазами-каплями, да так и застыла, глядя на знакомый силуэт мужчины напротив. Затем, спрятав сомнения за ярым гневом, она ответила:       — Тоже самое я должна спросить у благочестивого лорда. Неужели граф позабыл о своей шавке, и тот пустился бродить в подземельях, следя за подданными?       Перед ней стоял лорд Редгрейв собственной персоной. Он неприятно усмехнулся и холодно заметил:       — Дерзости тебе не занимать, жалкая сука, — выплюнув с отвращением. В её присутствии ему не хватало сил вести себя сдержанно, как подобает истинному джентльмену.       — Должно быть, ты подумала, что тебе удастся остаться незамеченной. Кого это ты здесь выслеживаешь? — спросил он с подозрением.       — Какая тебе разница? — огрызнулась Бриджет. — Это место кишит вампирами, а я — всего лишь смотритель.       Старой Бриджет требовалось совсем немного усилий, чтобы по-настоящему разозлить лорда Редгрейва. Бывшая леди Веллингтон всегда действовала на его самообладание по-особенному, выводя спящие веками эмоции на предельный уровень за считанный секунды, когда разум отключался, а воля уступала чувствам, заполняя мысли гневом. В злости Редгрейв был страшен, словно сам дьявол; безжалостен, словно лживый Бог; и точен, словно опытный воин. Он стремительно и быстро сократил футы, разделявшие их. Затем, преградив женщине путь к побегу, закрыл собой проход между двумя узкими стенами и прошипел:       — Ты никогда не умела врать. Отвечай, для кого ты шпионишь?       Женщина усмехнулась, с вызовом вглядываясь в тусклые серые зрачки лорда. Не выдержав этого взгляда, он обхватил её двумя руками за шею, приподняв над мраморными плитами и мгновенно перекрыв доступ к воздуху. Однако она всё равно не отвела от него своих больших, некогда живых глаз. Он отлично помнил этот взгляд и именно его ненавидел больше всего.       — Ты помнишь, — прохрипела она, — как ты обозвал меня Помойным Псом сто лет назад лишь за то, что я пряталась в канализациях? Я скрывалась там от тебя, дорогой.       — Закрой свой поганый рот, — прорычал он, сильнее сдавливая её шею. — Назвать тебя Помойным Псом было слишком слабовольно с моей стороны. Такая потаскуха, которая спит с эконом, чтобы потом выдать кому-то другому все секреты, не достойна существовать в одном со мной мире. Кто это ничтожество? — выпытывал он, опасно оголив клыки. — Кто ещё помимо графа трахает твою разлагающуюся плоть?       — Тебе так интересно, потому что хочешь стать третьим? — криво усмехнулась она, с трудом выговаривая слова.       — Ах ты, — его лицо исказила зловещая гримаса, и он, по-прежнему держа женщину за шею одной рукой, замахнулся другой для удара.       — Убей, — довольно прошипела она, расплываясь в злобной ухмылке. — Убей меня! — прокричала, не боясь быть услышанной. — Может, так ты, наконец, отомстишь мне за смерть нашего сына.       В ту же секунду что-то померкло в серых глазах лорда, зрачки стали наливаться кровью, сочась по контуру, а сердце больно забилось, словно сжатое в когтях зверя. Секунда. Две. Минута… Его руки больше не касались её кожи. Вместо этого они беспомощно свисали, сжатые в кулаках.       «Ты всегда нас ненавидела».       «Ошибаешься… Я любила. А ты эту любовь погубил».       Он один. Застывшая ровная фигура посреди холодного подземного коридора. Он не дрогнул, даже когда рядом послышался мужской певучий голос:       — Вы отпустили её?       — Она вас больше не потревожит, — ответил лорд кратко.

***

      Когда Джеффри добрался до бывшего штаба стражей Привена, на горизонте уже забрезжил рассвет. Появление робкого розоватого света не пугало его тем утром, ведь в паре страстных порывов, случившихся в особняке на Джеймс-стрит, он вновь вкусил кровь Джонатана, наполненную защитной эссенцией. Временно резистентный к ультрафиолету, мужчина собирался бодрствовать весь предстоящий день — впервые за десятки лет. Он хмуро шагал по брусчатке между высоких однообразных домов. Блуждая по улицам, нимрод приводил спутанные мысли в чувство. Это заняло у него так много времени, что он совсем забыл позаботиться о своём внешнем виде. Войдя в бывший штаб стражей, он заметил, как солнце, заглянувшее в щели массивной двери сквозь побитые стёкла в окнах и трещины в кладке, осветило лица двух измученных, совершенно сонных и помятых после бессонной ночи смертных мужчин. В тот же миг из-под стола послышалось тихое сопение, а затем — звонкий лай пса, учуявшего запах хозяина.       — Эйприл, — с заметным облегчением в голосе произнёс Джеффри: он уже успел подумать, что никогда больше не осмелится вернуться к прежней жизни за пределами существования особняка на Джеймс-стрит, Рида и собственных назойливых мыслей о проведённой с ним ночи.       Пёс тотчас же ринулся к бывшему охотнику в объятья, широко раскрыв пасть и вывесив мокрый язык наружу.       — Ну наконец-то. Он меня уже достал: скулил всю ночь напролёт, — проворчал один из мужчин за столом. Это был Джеймс.       Выпустив пса из объятий, Джеффри выпрямился и шагнул на свет, прямо к стражам. Пират молча качнул головой, а Шеймус присвистнул, оглядывая лидера с головы до ног:       — Нихера себе. Вернее, доброе утро. Теперь ты у нас и света солнечного не боишься, шеф? Мда-а, — протянул он, — ну и видок. И где это тебя так потрепало?.. Постой, я угадаю. Хмм…       В ту же секунду Джеймс метнул на него предупредительный взгляд, а Шеймус как обычно его проигнорировал:       — Наш драгоценный кровосос был не очень нежен с тобой, да, босс? Но зато солнцезащитным кремом поделился, — увидев недовольную мину на лице лидера, Мёрфи победно добавил: — Или от солнца принимают пилюли? Тогда как он умудрился её в тебя против воли затолкать? Изо рта в рот? Или… — слегка повысив голос и ехидно сощурив глаза, проворковал он.       Джеффри молчал, укоризненно глядя на мужчину в ответ: он явно сдерживался, ведь пообещал себе задушить того, кто напомнит ему о Джонатане.       — Перестань убивать меня этим своим взглядом, Джефф, — догадался Шеймус. — Ты ведь знаешь, что можешь всё нам рассказать. По крайней мере, одну вещь точно. А мне действительно очень интересно: как давно вы с этим чуваком трахаетесь?       — Не понимаю, о чём идёт речь, — нахмурился МакКаллум.       — Ну да, конечно, — усмехнулся рыжеволосый страж, — и за шею тебя Эйприл, видать, только что укусил. Ярко-фиолетовый засос тоже пёс оставил?       Пёс заскулил, услышав свою кличку, а Джеффри по инерции коснулся пальцами того места, куда и губами, и клыками впивался Джонатан: рана заживала, но не так быстро, как того хотелось бывшему охотнику. След от глубокого укуса останется ещё на несколько дней, хотя Рид даже толком его не выпил: то ли заботясь о самочувствии потомка, то ли переживая исключительно за себя. Во второе Джеффри верил гораздо охотнее. Засос нащупать пальцами у него не вышло, и он понадеялся, что Мёрфи пошутил. А ещё, что подобные шутки однажды выйдут ему боком.       — Я пришёл не для того, чтобы обсуждать свою личную жизнь, — сказал как отрезал Джеффри, однако Шеймуса такой расклад явно не устраивал.       — Ах, значит, он теперь — твоя личная жизнь? — искренне изумился страж.       — Заканчивай, Шемси, — строго отозвался Джеймс, закуривая очередную сигарету.       — А ты поменьше кури, болван, — грозно выдал в ответ Мёрфи.       Джеффри обвёл тяжёлым взглядом помещение и, заметив прибавление в боеприпасах и снаряжении, опустился на стул напротив товарищей и серьёзно спросил:       — Вижу, вылазка прошла успешно. Где удалось всё это добро добыть?       — Кое-что я достал самостоятельно, — объяснил Джеймс, похлопав рукой по коробу у своих ног. Тот охотно звякнул, заявляя о том, что полон патронов, пуль и прочих полезных стражам вещей до краёв.       — А что насчёт всего остального? — с подозрением уточнил МакКаллум, поглядывая то на стеллажи с пушками, то на Шеймуса, словно в чём-то того подозревая. Мёрфи же, спрятав взгляд яшмовых глаз, отвечать лидеру явно не собирался. — Язык в жопу засунул, Шемси? — сильнее нахмурился Джеффри. Джеймс озадаченно смотрел на друзей, подперев подбородок рукой.       — Ничего особенного, — скромно пожав плечами, ответил в конце концов Мёрфи, — многое из этого мне выдавали на неофициальной работе, а я просто ещё не успел вернуть.       — Дальше? — напирал МакКаллум.       — Пару пистолетов я купил за вырученные в магазине деньги.       — Допустим, я в это поверил. Дальше?       — Остальное купил доктор Рид.       — Чёрт тебя дери, Шемси! — воскликнул Джеффри, вскочив со стула.       — Да какая разница? — возмутился Мёрфи, тоже поднимаясь со своего места и слегка пятясь назад. — Он богат, и к тому же ты с ним спишь!       — А ну иди сюда, Шемси, — рванул прямо на рыжеволосого стража Джеффри. — Я тебе устрою взбучку, чтобы навсегда запомнилось: нехер лезть в мою жизнь без спроса, — приговаривал МакКаллум, догоняя друга, хватая за плечи и сгребая за волосы в охапку.       — Успокойтесь! Оба! — рявкнул Джеймс, грозно приблизившись к сцепившимся мужчинам. Неподалёку громко фыркнул Эйприл. Маккартни продолжил: — Тебя, Шемси, ебать не должно, с кем трахается босс, пусть это хоть сотня вампиров. А ты, Джефф… — задумавшись на секунду и переведя злой взгляд на нимрода, добавил затем он: — Не афишируй этого. И поосторожнее с этим упырём.       — Что? — прямо отвисла челюсть у Шеймуса.       — Что слышал. Джеффри прав: мы здесь не личную жизнь обсуждать собрались, — поджав губы, заявил страж.       Стражи прекратили бороться и, не глядя друг на друга, вернулись обратно к столу.       — Так-то лучше, — устало пробормотал Джеймс. Эйприл снова устроился под столом, положив голову на передние лапы, и успокоился, наблюдая за дальнейшим развитием событий.       — И что же ты прикажешь нам делать теперь, капитан? — продолжал подначивать Мёрфи.       — Ни черта ты всё-таки не изменился, Шемси, — вздохнул Джеффри.       — Ну конечно, если ещё и я начну спать с вампирами, что же тогда с нами станет? Всю операцию смело в жопу можно будет послать, — насмешливо, с ноткой ревности в голосе ответил рыжеволосый страж.       — Не ты ли говорил, что Рид — привлекательный мужчина? — перехитрил друга Джеймс. МакКаллум удивлённо уставился на Шеймуса. Тот стушевался, отвёл взгляд карих глаз, умолк. Маккартни же добавил, как ни в чём не бывало: — Впрочем, сейчас это неважно, — после чего тоже замолчал, принимаясь за очередную сигарету. Лицо его приобрело оттенок глубокой задумчивости, а в глазах промелькнуло беспокойство. Он замер, прислонившись к стене, ритмично выдыхая сигаретный дым, который, клубясь, поднимался к прогнившей крыше ветхого здания. Сощурив единственный глаз и сведя бровь к переносице, охотник на вампиров глядел прямо перед собой, но при этом куда-то вдаль, словно не на братьев своих вовсе.       Минута проходила за минутой, и никто из присутствовавших не решался нарушить размышлений шотландца. В глубине души у мужчин зародилась надежда на спасение, которое мог принести им страж порядка. Однако неожиданно, вырвавшись из глубин нерадостных мыслей, Джеймс сказал:       — Нужно найти способ снова связаться с братьями и убедить их сотрудничать с нами.       Шеймус выпучил глаза от удивления и возразил:       — Разве не ты позволил им уйти, в то время как я был против?       — Тогда было другое время, Шемси. Сейчас о нашем существовании вампиры могут и не догадываться вовсе, полагая, что переманили всех лондонских Стражей Привена на свою сторону. Мы отлично скрывались.       — Вряд ли они не догадываются, — отозвался Джеффри.       — Поэтому нужно действовать осторожно, — заметил Джеймс. — Стоит попытаться для начала встретиться с ними. Хоть они и не говорили об этом, но в душе всегда уважали тебя как лидера, Джефф: твоя воля и твои способности являлись для них примером того, как вампир мог сражаться с самим собой, укрощая жажду. Часть из них уже могла стать нимродами, как и ты. А возможно, все успели заслужить бессмертие.       — Ага, или пойти на корм скалям, потому что эконам так захотелось, — невесело выпалил Шеймус. — Ты сам подумай, умник: кому нужно, чтобы тысячелетиями истребляющие вампиров людишки обрели вдруг силы, которые дарит проклятая кровь при заражении?       — Отрицать подобного нельзя. Некоторых из стражей, возможно, действительно убили в отмщение. Другие же могли спастись. Вероятнее всего, вампирам от них нужны были данные о службе Привена по всему миру. Нам необходимо узнать, живы ли наши воины.       — И что ты предлагаешь, командир? — снова иронично улыбнулся Шеймус, покручивая рыжие кудри у виска. Джеймс, глядя на это, мгновенно сконфузился.       — Впредь нужно совершать не просто вылазки в районы отчуждения, а целенаправленно искать «Штаб Мёртвых» и подать сигнал оставшимся в живых стражам Привена так, чтобы кровососы этого не заметили.       — И кто из нас это сделает? — спросил Мёрфи, нервно почесав затылок.       — Мне действовать открыто нельзя, сами понимаете. Но есть тут кое-кто, восставший из мёртвых, на примете, — усмехнувшись, отозвался Джеймс, глядя в упор на Джеффри.       — Не нравится мне этот твой взгляд, — сощурился лидер. — Что бы там ни было, сегодня ночью я занят, а на закате собираюсь прогуляться, — вспомнив слова Рида об осторожности, увильнул он.       — Наслаждаешься возможностью спокойно гулять под солнцем? — оскалился Шеймус. — Может, тебе коробочку волшебных пилюль у доктора взять, да принимать их почаще?       — Изобретения Братства Святого Павла мне не нужны, — раздражённо проворчал Джеффри и скривил губы в отвращении, припоминая мистера Голдмана.       — Я бы ответил тебе кое-что на это, босс, но лучше промолчу, — покосившись на недовольную физиономию Джеймса, бросил Мёрфи.       Пират, потушив сигарету, выбросил окурок в урну и перевёл взгляд на Джеффри. В его глазах теперь читалось открытое любопытство, когда он спросил у лидера:       — Чем ты будешь занят ночью?       — Чёрт, и кто только что убеждал меня не лезть в личную жизнь босса, — вставил своё слово Шеймус.       — Я буду работать, — проигнорировав слова рыжеволосого стража, ответил МакКаллум.       — О, Боже! — воскликнул Мёрфи, привлекая внимание друзей. — Даже кровососам приходится работать. Ты только представь, Джейми: стать бессмертным и целую вечность вставать на работу. Настоящий ад для лентяя.       — Ты это про себя? — в один голос спросили мужчины.       — Заткнитесь, — только и сумел выдать Шеймус, не терпящий нападок в свою сторону.

***

      Закат, ознаменовавший наступление следующей ночи, окрасил вечернее небо меланхоличным багрово-чёрным цветом и пророчил ненастную погоду. Тяжёлые чернильные тучи плыли по небу, словно огромные зловещие стервятники, предвкушающие пир. Это было время, когда упыри ещё не успели наводнить улицы. Час, когда смертные спешили спрятаться за стенами, с трудом их защищавшими. Миг, который вот уже ровно сто лет не встречал Джеффри МакКаллум. Он любил закаты. Наслаждение приносил ему вид тусклого солнца, склонившегося к горизонту: оно означало начало охоты. Так было раньше. Теперь же закатное солнце напоминало ему самого себя, преклонившего колени перед тьмой.       Резные шпили Саутуаркского собора незатейливо сверкнули, отразив блики покидавшего Лондон небесного светила, и сразу померкли. Внутри было тихо: ни шороха, ни лишнего вздоха. Главный зал пуст, и в нём лишь один верующий.       — Отче, во искупление грехов наших молю я тебе. Упаси нас и души наши. Коли внемлешь моему гласу, вслушайся. Морок пришёл на эти земли…       Джеффри с осторожностью ступал по каменным плитам, озираясь на кресты, глядевшие со всех сторон. Он следовал вглубь собора, стараясь не издавать ни звука, чтобы не мешать молитве. Шон Хэмптон стоял на коленях у алтаря, одетый в рясу. Голос его стал тише, стоило бывшему охотнику на вампиров приблизиться.       — Я знал, что однажды ты вернёшься, — прошептал Печальный Святой, прикладываясь лбом к алтарю. Затем он поднялся с колен, оправил рясу и повернулся к Джеффри. В его глазах заблестели мелкие прозрачные грозди слёз. — Ты жив…       — Шон, — увидев лицо скаля, обомлел МакКаллум.       — Он жив… Я знал, Всевышний… — бледными дрожащими губами судорожно бормотал священник. Его широкий лоб, не изуродованный язвами, сморщился, и он заплакал, горячо и крепко прижимаясь к вампиру.       — Я рад тебя видеть, Шон, — сдержав накатившие вмиг чувства, спокойно произнёс Джеффри.       — Прости, — придя в себя и мигом обтерев лицо рукавом рясы, скомкано ответил Святой и отстранился, скользнув взглядом мутных глаз по розоватому почти затянувшемуся укусу, украшавшему шею лидера Стражей. — Я был удивлён лицезреть тебя здесь, внутри собора. Это меня растрогало, — объяснил он, опустив взгляд.       Джеффри сделал вид, что поверил словам священника, легонько коснулся его плеч, снова приковывая к себе внимание, и настойчиво проговорил:       — Мне нужно кое-что с тобой обсудить. И будет лучше, если мы сделаем это прямо сейчас.       Когда мужчины вышли в церковный сад, солнце уже село за горизонт. До первого рабочего дня у Джеффри оставалось три часа. До нового рассвета — двенадцать.       — Однажды меня навещал Джонатан, — прервал затянувшееся молчание Шон, наблюдая, как выражение лица бывшего охотника начало меняться: от хмурого до взволнованного; от холодного до гневного и даже стыдливого. — Что-то случилось. Между ним и тобой… — медленно, тягуче озвучил свои подозрения Печальный Святой.       Джеффри не отвечал, задумчиво глядя в сторону.       — Я понимаю… я видел укус на шее. Ты бы больше никому такого не позволил. Если это было добровольно… — блуждая в собственных догадках, запинался Шон.       — Да, — откликнулся вдруг нимрод, остановившись у стены, оплетённой густым плющом. — Это было добровольно. Я хочу исповедоваться, Шон. Спустя век я честно попытался вновь обрести себя, но у меня так и не получилось. Я был близок… Но он отобрал у меня и достоинство, и волю, и веру. Он — зло, но, возможно, я — ещё большее.       Теперь наступила очередь Печального Святого молчать. Вместе они шагнули под ветви ольхи, разросшейся в саду, и сели на низкую каменную скамью. Джеффри продолжил:       — Я столетие придерживался идей человечности. Однако при этом слишком долго старался убедить себя в том, что всё, связанное с ним — это грех. И потом я кое-что сообразил, Шон…       — И что же?       — Я никогда не искал в нём утешения. Напротив, он — причина моей ненависти. С тех самых пор, как я его встретил, всё пошло наперекосяк. Сначала испанка, затем Вторая мировая, а потом… он покинул Лондон. Всё это время кровопийца притворялся святошей, а я… Я потерял всякий смысл в жизни той самой ночью, когда он меня обратил, — прервавшись, он достал из кармана сигарету и закурил. — Этот проклятый Рид стольких моих людей уничтожил, скучая от собственного бессмертия, а я, словно трус, целое столетие бежал от него и не мог убежать. Скрывался где удобно, лишь бы подальше от него.       — Почему, Джеффри?       — Потому что я считал его воплощением греха. Однако теперь я вижу, что нет и не было никакой жалости, похоти или роковой ошибки. Я его хотел. Грех — не он и не наша близость. Грех — это я. Я невероятно сильно хочу быть рядом со злом, столько раз спасавшим меня от попыток найти в себе добродетель.       — Добродетель… — печально улыбнулся Святой, и голова его поникла. — Она относительна, Джеффри. Послушай, что я тебе сейчас скажу, — подняв вдруг взгляд, внимательно посмотрел он на нимрода, а затем продолжил, будто молясь у алтаря: — Нам хочется быть добрыми. И всегда хотелось до превращения в монстров. Однако… Доброты просто нет. Природа всякого существа нейтральна. Любое создание из плоти и крови не доброе и не злое. Да и вообще, нет никакой природы ни у человека, ни у вампира. Все мы, дорогой мой охотник, просто существуем. И мы не только такие, какими себя представляем, но и такие, какими хотим стать. Лишь мы определяем это.       — Что же мне тогда делать?       — Для начала определиться с собой; понять, на чьей стороне хочешь быть ты. Но… видится мне, ты уже сделал свой выбор.       — Почему ты его не порицаешь? Он убивал людей…       — Ты ведь тоже.       — Я убивал не людей, а монстров.       — Что по-твоему есть монстр?       — Это вампир, высасывающий кровь смертных.       — Джеффри, ведь для кого-то ты тоже монстр: охотник, убивающий бессмертных. К тому же и сам вампир, а значит, предатель рода. А я — скаль и священник. Как же я смею кого-то порицать?       МакКаллум застыл с сигаретой в руках, во все глаза глядя на Шона. Ему словно только что снизошла великая тайна, сокрытая доселе в самом основании Лондона, за пеленой дождей.       — Добродетель относительна, — повторил Шон. — Я не оправдываю убийств. Доктор Рид убивал, как и ты. Он выбрал свою добродетель, избавляя мир от тяжелобольных, от преступников и психопатов, от гнусных священников и политиков… Но и ты тоже выбрал свою, убивая вампиров и не разбираясь, кто из них пьёт кровь людей, а кто — нет. Ты убивал вампиров, которые когда-то сами были людьми.       В воздухе повисла гудящая тягостная тишина, как после урагана. Однако дождь лишь только собирался, и воздух заполнил густой аромат надвигавшейся стихии. В траве и ветвях ольхи гулял ветер: он сталкивался со стенами собора и нёсся дальше, ввысь, во все стороны — вечная масса, наполняющая собой каждую частичку этого мира. На голову Джеффри словно свалилось тяжёлое небо, и ошарашенный он поднёс сигарету к губам и глубоко вдохнул, ловя полуатрофированными лёгкими каждую частичку отравленного углекислого газа. В соборе вдруг мирно забили колокола. Шон снова первым прервал молчание:       — Мы с доктором Ридом тогда тоже сидели здесь вдвоём, в этом самом саду. Его раздражали отзвуки цивилизации, доносившиеся снаружи. Сейчас их практически не слышно, жизнь изменилась за каких-то несколько лет.       — О чём вы говорили?       — О Стражах Привена. Он искал способ связаться с ними. Я тогда поступил как ребёнок. А впрочем… Прости меня. Ты, вероятно, не об этом пришёл говорить.       Заинтересованность, появившаяся на лице Джеффри МакКаллума, мгновенно исчезла и сменилась выражением холодного безразличия. Теперь он о чём-то размышлял, глядя себе под ноги. Когда нимрод решил обратиться за помощью к Шону, всё казалось ему куда проще. Подняв голову, бывший охотник обратил свой взор в бездонную мглу ночного неба, и вдруг ему на лоб упало несколько капель дождя.       — Я тоже кое-кого ищу, — промолвил Джеффри, опустив взгляд на священника. — Мне необходимо найти двух женщин, скалей. Их фамилия — Петрел…       — А, — неожиданно перебил его Шон. — Снова эти сёстры. Что же такого они натворили?       — О чём это ты?       — Эти скали находятся под моей защитой. Ими интересовались эконы.       — Я больше не охочусь и не причиню им вреда, если ты переживаешь об этом. От них мне нужно лишь подтверждение наших чёртовых догадок.       — Наших? — приподняв брови, удивился Шон.       Слегка растерявшись, Джеффри покашлял в широкую ладонь, а затем нехотя объяснил:       — Наши с Ридом догадки.       Шон слегка дёрнулся и замер; мутные зрачки его, выражавшие безграничную печаль, бегали из стороны в сторону, словно крысы в клетке. Он перевернул опущенные на колени ладони, ловя ими холодные капли мартовского дождя, и сказал:       — Я говорю следующее лишь потому, что верю тебе и помню обещание, которое ты давал мне почти век назад — не трогать скалей, которых я защищаю. Сёстры Петрел здесь, под Саутуаркским собором. Меня, как священника, эконы не трогают, они-то и к церкви близко подойти боятся, так что многие скали прячутся сейчас в старых катакомбах, в убежище.       — Могу я поговорить с ними?       — Тебе лучше спросить об этом у них самих, — безучастно отозвался Шон, принимаясь царапать ногтями правой руки кожу на левой.       Заметив это, Джеффри потушил сигарету, утоптав окурок во взмокшую землю, схватил ладонь Шона в свою и тихо спросил:       — Ты до сих пор так делаешь?       — Как всегда наблюдателен. Но, прошу, перестань делать вид, что тебе не всё равно.       — Ты этим причиняешь себе боль.       — Тебе прекрасно знакомы мои чувства, а также известно, что прежде я готов был кожу свою в клочья разодрать. Особенно, когда мы с тобой… — он умолк, и рука его потеплела, сплетаясь с ладонью нимрода.       — Прости, — только и смог выдавить из себя МакКаллум.       — Это ерунда, Джеффри, тебе не о чем переживать. Рад, что ты вернулся в Лондон, но я не собираюсь больше вредить себе. Всё уже в прошлом. К тому же у меня появилась цель, подобная прежней — защитить скалей.       — Теперь я спокоен, Шон, — искренне ответил бывший охотник.       Разговор был окончен. Догадавшись об этом, Хэмптон скомкано улыбнулся и добавил:       — Я провожу тебя в убежище.       Приют лондонских скалей теперь и в самом деле находился под огромным зданием Саутуаркского собора. Больше не прогнившие зловонные стены канализаций привечали низших, а полузаброшенные подвалы культового сооружения, где верующие служили Богу. И защищал собор их впредь не от охотников на вампиров, а от самих вампиров. Высшими бессмертными предполагалось, что скали, как и люди, во веки веков предназначены служить эконам, потому была открыта новая охота.       «Значит, смертных и вулкодов ты здесь не прячешь?» — спрашивал тогда Джеффри.       «Нет. Вулкодов я давно нигде не видел, а смертных в городе намного больше, так что, будь они поблизости, велик риск того, что на них нападут мои братья и сёстры, — отвечал Шон. — Их стоит защищать правительству, но что же делать, если оно заодно с эконами — заключено в их цепких лапах, соблазняющих перспективой вечной жизни?»       «Дать знать об этом правительствам других стран?»       «Тем самым заявив о существовании бессмертия на весь мир и запустив цепочку необратимых последствий?»       «Какие же последствия ты видишь?»       «Например, война. Люди достаточно глупы, чтобы начать войну за крохотный шанс обладать этим проклятым даром. Не-ет, я рад, что власть имущим эконам ещё хватает ума не лезть в другие государства».       «А если всё же полезут?»       «Быть беде, Джеффри. Быть беде», — сокрушался Шон.       Под двумя этажами складов со всевозможной церковной утварью, в глубине громадного строения кишел целый рой скалей. МакКаллум решил, что некоторые из них, кому, вероятно, удалось добиться в прошлой жизни чего-то стоящего, выглядели вполне себе сносно — современная хирургия сотворила с ними чудеса. Другие же, кому повезло уже меньше, как и прежде были нелепыми уродами Джеффри вспомнил, как последний раз спускался в бывшее убежище помойных скалей, чтобы заключить договор: «Вы не трогаете людей, мы — вас». То был единственный раз, когда он подобные сделки заключал. Мужчину слегка передёрнуло, и он покосился на Шона: не заметил ли тот.       — Здесь я тебя оставлю, — напоследок произнёс Хэмптон. — Сёстры Петрел в дальней комнате. Они всё-таки женщины, так что постучи, прежде чем войти.       С этими словами он, благословляя, похлопал Джеффри по плечу, а затем развернулся и зашагал обратно, к лестнице. Бывший охотник осмотрелся: на стенах огромного зала ещё столетия назад образовался специфический конденсат, пропитавший помещение запахами сырости и затхлости. Низшие вампиры занимались своими делами, притворяясь, что не обращали внимания на Джеффри. Никого из присутствовавших МакКаллум не знал лично, однако многие были записаны в его старом досье. В одном он был уверен точно: скали по очевидным причинам с опаской относились к нему, поэтому чтение книг или игры в шахматы было лишь прикрытием. Вампиры оставались настороже, готовые напасть в случае опасности.       Дойдя до комнаты, о которой говорил Шон, Джеффри остановился и прислушался. Внутри было подозрительно тихо. В мысли его закралась навязчивая идея держать когти наготове, однако он тут же постарался унять инстинкт, заметив, как остальные скали с подозрением начинали на него поглядывать.       «Это мирный визит», — убеждал он себя.       Выдохнув, МакКаллум постучал в дверь, и та вдруг качнулась, отворившись. На пороге его встретила скальша, одна из сестёр. Её нечитаемые мёртвые зрачки в упор глядели на Джеффри, словно выискивая на лице мужчины ответы на непроизнесённые вопросы. От неё больше не исходило резкого запаха формалина. Перед ним стояла Кейси Петрел. Из глубины комнаты послышался раздражённый голос второй сестры, Джейн:       — Ну и что ты застыла? Спроси у него, чего он хочет, — её силуэт расплылся в приглушённом свете и исчез.       — Я не собираюсь ни в чём вас обвинять… — начал было Джеффри.       — Как необычно для охотника на вампиров, — прищурившись, перебила его Кейси.       — Мне нужны ответы, — твёрдо заявил он.       — Какая настойчивость, — отозвалась другая сестра из тени. — Впусти его, нечего стоять на пороге.       Кейси шагнула назад, пропуская МакКаллума внутрь. Войдя в комнату сестёр, Джеффри вновь осмотрелся: это была маленькая каморка с двумя кроватями и рабочим столом, на котором находились колбы. От ёмкостей воняло крысиной кровью. Полки на стенах были забиты книгами. Вероятно, в убежище скалей сёстры Петрел занимались добычей крови, как и прежде.       — И что же ты хочешь узнать, потомок Рида? — с подозрением спросила Джейн, словно из ниоткуда появившись совсем рядом с мужчиной.       — О моём похищении семнадцать лет назад.       Джейн Петрел вдруг рассмеялась, обнажив клыки. Кейси строго на неё посмотрела.       — Что ж, дорогой нимрод, ты пришёл не по адресу. Мы тебя не похищали, — закончив смеяться, оскалилась скальша.       — Вы были связаны с исчезновением донорской крови из отделения, — сжав кулаки, продолжил напирать Джеффри.       — По просьбе эконов, — злобно выплюнула Кейси.       — Кто это был?       — Сначала к нам пришёл твой создатель, доктор Рид. Он просил о помощи бедненьким собратьям из элитных районов Лондона. А потом…       — А потом? — почувствовал раздражение МакКаллум, услышав имя Джонатана.       Женщины переглянулись друг с другом. Кейси пожала плечами, сказав Джейн следующее: «Мы ведь теперь с Шоном. А он, кажется, этому нимроду верит, раз пустил его сюда». Её сестра в ответ кивнула.       — Садись, — указав на стул, скомандовала Джейн Петрел, — и слушай внимательно, охотник.       Джеффри сел на предложенный ему стул у рабочего стола, разжал кулаки и стал слушать.       — Нас обманули, — начала Кейси. — Семнадцать лет назад, спустя год после визита Рида, некий граф Бристольский пришёл в госпиталь и предложил нам сотрудничество. Он обещал величайшую вещь из всех нам когда-либо обещанных — равенство.

***

      — Мы начнём жить как равные, — улыбнулся граф кончиками губ, открыто глядя на сестёр. — Кровь станет объединяющей нас целью. Бессмертные вампиры, все без исключения — и вулкоды, и скали, — это высшие существа, и лишь они должны занимать своё почётное место в пищевой цепи, — с громогласной уверенностью твердил он. Сёстры Петрел внимали каждому его слову: никто прежде не предлагал скалям подобного сотрудничества.       — Как же вы добьётесь этого, сэр? — спросила тогда старшая, Кейси.       — Доверие приспешников — главная цель. Мы завоюем его у элит, а потом — дело за малым. Когда они узнают, что скали нам не враги, а союзники и помощники в общем деле, они изменят своё мнение.       Поверив графу, сёстры приняли сотрудничество и помогли наладить постоянные поставки донорской крови эконам в богатые районы. Цель оправдывала любые средства: у низших вампиров появился шанс стать равными высшим. Уверенно шагая по трупам смертных, количество которых стремительно увеличивалось от нехватки крови, женщины протаптывали дорогу в светлое будущее скалей. Однако все надежды рухнули в тот самый миг, когда выяснилась истинная цель графа.       — Разве для нашей цели так необходима кровь потомка Рида, сэр? — спросила Джейн, глядя через стекло процедурного кабинета, как чёрные бесплотные тени приковывают Джеффри МакКаллума к вывезенному ранее из операционной хирургическому столу.       — Вы всё это время думали, миледи, что эта «наша» цель действительно существует? — оскалился он, жадно вглядываясь в выделяющиеся вены на руках бездыханного охотника. Граф продолжал с упоением: — Вы помогли мне заслужить доверие элит, поставки крови налажены, потомок Рида в моих руках, но… Существует лишь моя цель, и только она сейчас важна. Вы — ничтожество. Скали — всего-навсего побочный эффект вампиризма, необходимая жертва, гнойный прыщ на идеальной коже. Быть вам на дне этого мира до тех пор, пока не наступит час Алой Королеве возродиться. Вот тогда-то вы и возвыситесь, но лишь для того, чтобы исчезнуть навсегда, ведь для того и созданы, чтобы стать катализатором долгожданного возвращения Морриган и её сыновей в наш мир. Боги и эконы — вот истинные творцы жизни. В звеньях этой цепи, этого союза, нет и никогда не будет места вам, — прорычал граф, и его ровные черты лица исказила гримаса отвращения, белки почернели, а из глубины тёмно-карих зрачков возникло и загорелось адское пламя, стремившееся сжечь всё на своём пути.       Ужасающая тирада заставила Джейн в страхе отступить, и тут она заметила, что тени, схватившие МакКаллума, окружили и её. Теперь они клубились повсюду, протягивая свои тонкие нити-щупальца вперёд. Скальша ринулась к выходу, пролетая сквозь тьму их плоти, однако те оказались цепкими, быстрыми, словно ветер. Они оплели её тело, заволокли собой свет, струившийся из маленьких квадратных окон дверей. Она дёрнулась назад, чтобы сбежать через стеклянные ограждения процедурного кабинета, однако существа, на глазах превратившиеся в сплошную липкую массу, намертво удерживали её тело. Последнее, что она увидела — как её сестру, Кейси, по ту сторону кабинета уже схватили и поволокли прочь по коридору.       Граф заполучил Кровь Ненависти. Охотника на вампиров освободил его создатель. Сёстры Петрел же пробыли за решёткой несколько долгих лет, пока однажды какое-то странное существо не освободило их и других заключённых из подземной тюрьме вампиров.       — Почему никто из них нас не убил? Даже не спрашивай, нимрод, мы не знаем ответа. О мотивах подобных психопатов сложно судить, — заключила Джейн.       Выйдя в церковный сад, Джеффри снова закурил. Ливень обжёг его ледяное лицо подобно лаве. Сигарета потухла под водой. Он плюнул, и слюна его смешалась с грязью под ногами. Во второй раз за ночь он втоптал окурок в священную землю. Губы его приоткрылись, и он застонал, обхватив голову руками и сжав в ладонях мокрые волосы. Согнувшись пополам, он с трудом сдерживал крик. В конце концов чувства его вылились через край, и он метнулся к дереву ольхи, изо всех сил ударяя по его тугому стволу кулаками.       — Джеффри, — послышалось где-то позади — совсем неосторожно, ведь нимрод теперь не слышал голоса и разбирать не желал, кому он принадлежал. Ярость ослепила зверя, и он сжал ладони вокруг чьей-то шеи. Жертва захрипела, безнадёжно пытаясь вырваться. Очнулся вампир лишь тогда, когда чужие руки слабо погладили его пылающие влажные щёки, проведя пальцами по вздутым венам в прерывистом танце. Он прозрел: его руки сжимали Печального Святого. Сквозь пелену агонии и злобы в глазах нимрода мелькнул прежний свет и отразился в перепуганном взгляде скаля. Джеффри рывком отстранился. Шон беспомощно упал на землю, сквозь кашель стараясь наполнить лёгкие воздухом.       — Теперь ты видишь? — простонал МакКаллум. — Не притворяйся, будто не понимаешь, о чём я, святоша, — в следующий миг хищно прорычал он. — Я — зло, как и он. Не-ет… Нет, святой отец, даже большее зло. Так услышь меня, Всевышний, потому что дороги назад больше нет: я от тебя отрекаюсь! Мне не нужно твоё благословение, ведь я собираюсь жестоко расправиться со своими врагами, чтобы раз и навсегда избавить мир от этой язвы.       Ночной воздух после дождя свеж и полон озона. Землянистый запах успокаивал и одновременно кружил голову, отравлял. Пара окурков смешаны с землёй в церковном саду. Ряса безнадёжно испачкана. Но самому священнику будто плевать на это — он сидел всё на том же месте, на влажной траве и, обхватив голову руками, медленно покачивался из стороны в сторону.