Дети

      Возвращаться из города всегда было тяжко и нудно, особенно в форме. Весеннее солнце безжалостно пекло и съедало. Ситуацию смягчал только ветер, забиравшийся под одежду.       — Смотри-ка, — Бельфегор, вместо того чтобы указать направление, сам направился к цели. Присев у песочницы, он набрал горсть песка в руку и просеял сквозь пальцы. — Какой-то слишком белый. Бледный.       — Кварцевый, — кратко ответил подошедший Маммон. Заметив сомнение в глазах принца, добавил: — Красиво, но пустая трата денег. Детям вообще всё равно.       Бельфегор не ответил, лишь тихо посмеялся и продолжил, сидя на корточках, водить рукой по песку. Все дети сгрудились на площадке. Им, может, и всё равно, но более яркие и блестящие вещи всегда подкупают.       — Что вы делаете? — Перед носом Бельфегора возник ребёнок. Ростом как сам принц, согнувшийся в три погибели, только тоньше в три раза и носит шорты да майку. — Вы наркотики прячете? Мама говорит, что это плохо. Нельзя так делать.       — Разговаривать с незнакомцами тоже плохо, — огрызнулся Маммон, но Бел, смеясь, его перебил.       — А ты знаешь, что такое наркотики?       Мальчик самодовольно кивнул головой и показал язык. Жест остался непонятым, но определённо что-то значил для ребёнка. Подошли ещё дети, и они были настроены ещё менее дружелюбно, чем первый.       — Дядя, почему вы здесь сидите? Это наша площадка.       — Не приставайте к нему, а то его мама вас поругает!       — Дядя, отстаньте от Фаби!       — Хватит звать меня Фаби, я Фабио!       «Хватит звать меня дядей», — подумал Бельфегор, но он мог лишь охнуть от неожиданной боли, пронзившей его голову. Маленькая девочка с чёрными волосами — на редкость красивый ребёнок — схватила его за волосы обеими руками и прерывисто потянула в разные стороны. В его возрасте не пристало давать ребёнку сдачи, и он лишь злобно оскалился, но...       — Дядь, а почему у тебя чёлка на всё лицо? Мама говорит, чёлки устарели.       — Потому что он некрасивый, некрасивый!       — Вы, маленькие... — сквозь зубы начал было Бельфегор, оттягивая девочку от своих волос. Он не выдержал и решительно встал на ноги. Хватит с него. Ещё и Маммон стоит не при делах, смотрит осуждающе. — Пойдём отсюда.       — Сестрёнка, ты, что ли, дружишь с ним? Он же страшный и злой! — Дети, заметив, что Бельфегор обращается к Маммону, метнулись к загадочной фигуре в плаще. — А ты тоже лицо не показываешь, наверное, ты очень красивая!       Парочка переглянулась в непонимании. Каждого одолевали разные вопросы: Бельфегора о том, по какому такому признаку они раздавали звания «красивый — некрасивый», а Маммона о том, какая ещё «сестрёнка».       — Моя мама работает в полиции, она его посадит, поэтому не ходи с ним!       — А моя — в суде, она его отправит в очень страшное место.       — А мой папа президент, он главнее всех!       Галдёж вокруг Маммона не стихал, и ему становилось дурно. Ему хватило Проклятия, ему хватило повозиться разок с тупой коровой и китаянкой, когда они с Белом ездили в Намимори и, боже упаси, ходили в школу. На его резкие выпады и ответы дети отвечали ещё веселее и всё больше смеялись. Почему-то дети за рукав тянут угрюмого низкого подозрительного типа в капюшоне, а не блондина с белоснежной улыбкой, он уж точно поярче да поинтереснее будет.       Словно участник торжественного шествия, Маммон плёлся среди детей от песочницы к турникам, оттуда — к каруселям, а затем — к горке. Проходя под канатными дорожками и мимо металлических спиральных спусков, он начинал закипать и ругаться на высоких тонах, однако детей это лишь больше раззадоривало. Наконец он поднялся вместе со свитой на этаж площадки. Бельфегор поначалу даже забавлялся происходящим, злорадствуя и скалясь: от него отстали, а терроризировать стали жабу. Буквально свершалось жертвоприношение.       Дети носились по висящим мостикам и деревянным ступенькам, запрыгивали на горку, карабкались, стирая кожу на коленях, и бегали за Маммоном, который, стоя под навесом, головой почти касался крашенного навеса и выглядел как старшеклассник, вспомнивший детство, но отнюдь не как один из сильнейших иллюзионистов мира мафии. Принц уже подошёл ближе. Он стоял уперевшись подбородком в руки, сложенные на каркасе сбоку от горки, и скучающе наблюдал за тем, как Маммон с неохотой пробирается вместе с детьми к спуску. Очень нелепо. Бельфегора, каким бы угрюмым и пугающим в тот момент он ни был, никто не замечал, и у его лица то и дело раздражающе мелькали маленькие кроссовки и сандалии. Обувь такого размера он держал в руках в последний раз, наверное, лет двадцать назад, когда и сам был таким.       — Маммон, уходи оттуда, мне надоело.       Тот его будто и не слышал, недовольно бормоча и пререкаясь с неугомонными детьми. Их никакое сопротивление не остановит, если им что-то понравилось. Стоило Маммону вырвать рукав плаща из чьей-то руки, как тут же ещё десять детских пальцев хватали его и сильнее тянули за собой.       — Теряешь сноровку, — раздалось позади. Бельфегор глянул через плечо: низкий светловолосый паренёк в школьной форме, такой же невозмутимый (лишь с виду), как и сам Маммон. Ещё и с ноткой недовольства.       Бельфегор несколько секунд молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию и переводя взгляд на фигуру в плаще, всё не оставлявшую надежды вырваться из адского круга и испариться с глаз долой. Это действительно было слишком просто. Парень уже прошёл мимо, к выходу с площадки. Бельфегор отлип наконец от деревянного сооружения, наигранно отряхнулся и нагнал его.       — Да это же как в «Наруто»! — его словно осенило, и Бельфегор громко, шипяще засмеялся, тряся спутника за плечо.       — Даже знать не хочу, о чём ты, — безразлично отозвался иллюзионист.       Пора было возвращаться.