Часть 1
1 марта 2021 г. в 23:49
Юнги себе обещал, что не будет представлять, как целует Хосока.
Не будет вспоминать детально всё его родинки на щеках, не будет думать, как мог бы вести по ним носом, соединяя, слегка задыхаясь. Не будет вспоминать его идеальную кожу — ему так нравятся эти оттенки, Боже, — представляя, каково чувствовать её губами. Юнги кажется, что кожа у Хосока будет неровной, но не шершавой, обязательно тёплой, и о Боже, будет так восхитительно пахнуть, как весь Хосок, как его одежда, как цвет его волос вперемешку с цветом кожи.
Юнги себе обещал не гадать, какие наощупь губы Хосока и не представлять, как идеально они бы ложились на его собственные. Одна мысль о нём заставляет его беспокоится, одно воспоминание, одна корректировка фантазией — и у Юнги сердце бьётся бешено, в животе ураган из чувств, в груди тянет и голова пустеет.
Юнги себе обещал, потому что Хосок не заслуживает. Такого помешательства на самом себе не заслуживает. Такого почти сталкера, который дрожит от одной найденной фотографии и сохраняет каждую, но не лайкает, чтобы себя не выдать, не заслуживает.
Хосок слишком добрый, слишком солнечный, слишком тёплый, слишком самый, чтобы такому, как Юнги, помешанному, отвратительно влюблённому, можно было хотя бы часть его улыбок забрать себе. Юнги не хочет Хосока трогать, целовать тоже не хочет — слишком прекрасный, слишком чистый, чтобы обременять его своей любовью. Юнги уверен, что Хосоку этого не надо, а он должен быть счастлив, он должен делать то, что он хочет.
Юнги даже думать и представлять себе запрещает. Хосок в его воображении ему отвечает, он в мыслях тоже, но даже тогда Юнги на периферии сознания боится, что тому не нужно, потому что помнит, что Хосок совсем не тоже.
Но Господи, как же это сладко и как же это рвёт душу в то же время на части. Юнги оберегает, сжимает легко, совсем не больно, гладкие рыжие волосы на чужом затылке, доходит пальцами до корней (они чёрные, потому что Хосок давно не красился), пока на его спине хосоковы руки, тёплые, тонкие, такие самые и единственные для него. У Хосока в юнгиевых мыслях губы прохладные и матовые, Юнги в забытье проводит по ним языком, касается хосокового осторожно, так тепло и сладко и больно одновременно, Боже…
Хосок вот этого всего и не заслуживает. Юнги, когда его видит, своих мыслей стыдится и не хочет его любить совсем, но как же это сладко, как же это отвратительно, Боже.
Юнги себе обещает, что не будет думать, как он целует Хосока. Что не будет вспоминать, что ниже и что мог бы вставать на носочки, пока Хосок будет целовать его сверху, наклонив лицо, а Юнги — отвечать, приподняв голову. Не будет вспоминать, как Хосок обнял однажды, и проецировать это на картинку в своей голове, где Хосок сидит за ним и обнимает со спины, положив подбородок на его плечо, смотрит в экран на коленях Юнги, сидящему у него между ног. Это так тепло и так успокаивает, это почти делает счастливым. Почти, пока не вспомнить, что в реальности ты один в комнате и что за спиной холодно и пусто. Что Хосок сейчас Юнги не знает даже где и что тот точно о нём не думает. Что ему не понравится всё то, что Юнги себе представляет. Чего так хочет.
Юнги ловит себя на мысли о том в какой-то момент, что хочет увидеть, как Хосоку хорошо. Он видит, как тот полностью расслабляется, когда смеётся, и как он счастлив, когда улыбается и слышит любимый трек, но возможно, Юнги хотел бы увидеть, как Хосоку будет хорошо настолько, насколько это возможно. Ещё услышать и почувствовать собственным телом.
Юнги думает, что Хосоку было бы хорошо так с ним. Что он сам смог бы заставить его забыть обо всём и сделать счастливым. Хосок такое вряд ли одобрит, но Юнги согласен смотреть, когда тот будет в максимальном наслаждении, даже если это будет не с ним. Это ранит немного, но Юнги правда хотел бы убедиться, что Хосоку нравится. Он бы выглядел и звучал прекрасно, Юнги знает. Хосок всегда прекрасен, но, наверное, это свело бы Юнги с ума.
Насколько Юнги знает, У Хосока нет девушки, парня тоже нет, Юнги вообще склоняется к тому, что Хосоку парни не нравятся.
Юнги говорит себе, что большое не будет, просит у Хосока в мыслях прощение и игнорирует мысли. Без поддержки они уходят сами, Юнги позволяет себе только смеяться с Хосоком вместе, улыбаться ему, шутить и дурачиться, заставляя хохотать, не контролируя себя. Юнги успешно не думает, не представляет, не вспоминает. Он же обещал себе не целовать Хосока даже в мыслях.
Хосок целует его сам. Догоняет после того, как все уже попрощались, смотрит непонятно и за плечи хватает, целуя, втягивая носом воздух громко, дышит Юнги в лицо.
Юнги думает, что сходит с ума. Что так не бывает, нереально такому случиться просто, он даже ответить не может, стоит истуканом в хосоковых объятиях внезапных, с раскрытыми глазами, с сердцем, которое своим биением отдает в горле.
Хосок делает всё сам. Прикрывает глаза и наклоняет голову, и в его движениях почему-то такое же отчаяние, которое живёт в Юнги уже несколько месяцев. Потому что Хосок отстраняется с такой же болью в глазах, в приоткрытом рте и чувственных губах, как у Юнги в сердце, его пальцы скользят по линии юнгиевой челюсти, соскальзывают с лица и почти отпускают. Ему тоже сладко до невыносимого и тоже рвёт душу на кусочки, так, что это даже приятно.
Юнги цепляется за Хосока отчаянно. Зажимает его губы своими крепко, но так, чтобы не причинить боль, тянется руками к затылку, сжимает легко чужие волосы гладкие, невыносимые, зажмуривает крепко глаза, чтобы не видеть его лица, потому что страшно, хотя хочется до безумия.
Хосоковы руки у Юнги за спиной, обхватывают крепко, чтобы Юнги точно знал, что Хосок рядом, чтобы не боялся больше. Он вычерчивает языком что-то тёплое, почти щекочущее на чужом нёбе, зубами мягко цепляет чужую губу и прижимается языком сразу, наклонив голову, заставляя Юнги держать лицо приподнятым.
Юнги обещал себе Хосока даже в мыслях не целовать, но Хосок нарушил его обещание первым, выбил все мысли из головы, заставил забыть всю сладость того, чтобы предоставлять, потому что сейчас — это объёмно, это с запахами и прикосновениями, это без мыслей и ассоциаций, это когда захватывает всего полностью и ни для чего больше места не остаётся.
Им больше не сладко до боли и не рвёт душу на части до приятного, им теперь не проще и не сложнее, им теперь только так и никак иначе, только если вместе и на двоих.