Звериные радости

— Капитан, пошли. У меня сейчас мочевой пузырь лопнет. Зик поднялся, быстро натягивая на себя штаны. Полоса желтого света, падавшая через прорезь входа в палатку, скользила по обнаженному телу. Пряжка позвякивала, резкий звук быстро привел Ливая в чувство. Сознание медленно плавилось от внутреннего жара и упустило смысл произнесенных слов. Что? Уходит? Когда он сел, то оказался уже один — спальник напротив пустовал, а значит Зик действительно вышел, не показалось. Ливай тут же выскочил наружу. Еще бы — цель номер один без присмотра. На свежем воздухе у него слегка закружилась голова, зато от притока кислорода прояснилось в мозгах. Палатка внутри будто напиталась ароматами нежданной течки и гона, дышать там невозможно — все пропахло Зиком, его потом и смазкой. Одуряющий запах, несвоевременный и вынуждающих их обоих спариться — желательно не раз, а целые сутки напролет. Это очень плохо, потому что Зик не муж и не любовник — он враг, как бы тот не утверждал обратное. Он превратил в решето всех сослуживцев Ливая много лет назад, а теперь по непонятной причине сдался на милость Разведкорпуса. В лагере присмотр за ним сопровождался тяжелыми раздумьями убить ли его сейчас или все же дождаться проступка. Но когда у Ливая внезапно началась течка, все это улетучилось и во главу угла встал иной, совершенно позорный вопрос: дать или не дать? От воображаемых поз и способов, какими можно узнать ответ, бурлила кровь. У дерева за палаткой Зика не было. Куда он отошел, отлить? Не похоже. Ливай медленно втыкал в каждый ствол перед собой, пытался сфокусировать взгляд, но не получалось. Вокруг пусто, хоть шаром покати, тот, за кем надо было следить, окончательно потерялся. Медленно росла паника. Ослабевший, потерявший зоркость и ощущение тела, Ливай начал поиски: заглядывал за деревья, крутил головой, но все без толку. Он положился на обострившееся обоняние и впотьмах шел на запах, отчаянно втягивая в себя воздух. Вскоре за одной из огромных упавших веток обнаружилась кучка одежды вместе с сапогами. Стоило к ней приблизиться, как ноги подогнулись, и Ливай оказался на коленях. Он поддел за край лежавшие сверху трусы и поднял в воздух, чтобы как следует обнюхать. Носом случайно ткнулся в холодное пятно смазки и тут же брезгливо отбросил белье. Коснулся испачканной кожи с желанием стереть выделения, но порывисто запихнул палец в рот. От слабого вкуса Ливай понурил голову, будто его парализовало. Зик выходил в туалет, но то предлог. Быстро сдался гону, обезумел и вместе с штанами скинул с себя все человеческое. Теперь где-то бродил с истекающим смазкой членом. Где? Он очень срочно нужен тут. В смысле, Зик. Ведь его ищут, чтобы вернуть в лагерь, так ведь? Так. Это важно помнить. Ливай вскинул голову и, преодолевая слабость, поднялся на ноги. Глубоко дыша лесным воздухом он побрел искать сбежавшего, страшно переживая, что его не получится найти, и что он так и останется с этой ноющей болью в паху. Две нерешенные задачи одновременно это ужасно. Это катастрофа. Позади раздался шорох. Вытаращив глаза Ливай резко обернулся и увидел выглядывавшего из-за ствола Зика. В свете лагерных огней его белая кожа почти светилась, а опасный, налившийся кровью орган притягивал взгляд. Зик с напряженным лицом выбросил руку вперед, но Ливай отпрянул. Пошатнулся и упал — Зик тут же бросился на него и получил пяткой в лоб. Немедля поднявшись Ливай умчался вглубь леса, чтобы озабоченный альфа его не словил. Думать о том, что будет, если его поймают, не получалось. Тело все горело, между ягодиц вверх-вниз полз набрякший от смазки вкладыш на трусы. Позади отчетливо слышался топот, хруст веток и тяжелое дыхание, но когда Ливай оглянулся, то уже никто за ним не бежал, и звуки стихли. Утерев пот со лба, он пошел обратно, но без предупреждений на него откуда-то сбоку накинулся обнаженный Зик. Ливай не успел уклониться, свалился на спину, придавленный мускулистым телом одичавшего от инстинктов альфача. Весь пот с его влажной горячей кожи впитался в одежду; запахом Зик подавлял Ливая, и у того в животе все скрутило. Некомфортно, но терпимо. — Я думаю у нас нет выбора, — Зик притерся к его паху, вжимаясь крайне возбужденным членом к ширинке. — Помоги с одеждой. До Ливая с задержкой доходило, что ему говорят — альфачья аура прибивала к земле и размягчала мозги. Все должно быть не так, не с ним, не здесь. А как обычно, в снятом домике на отшибе, где два раза в год он в глубоком одиночестве занимался дикой дрочкой. Но на этот раз течка явилась как гром посреди ясного неба, не по графику, не по плану, и теперь он вынужден умирать от сокращений набухшей дырки и невнятных желаний тела. Прямо под своим врагом. Во время самой важной миссии на Паради. — Мне плохо... — Охренеть от тебя несет, — торопливо прошептал Зик, ощупывая все ремни на теле. — Сейчас, сейчас я нам помогу! Он стащил сапоги и взял выпавший карманный нож. На знакомый щелчок, с которым распрямилось лезвие, Ливай дернулся и задержал дыхание. Кромка металла коснулась его бедра и быстро, не давая испугаться, разрубила один кожаный ремень. Зик с уханьем перерезал остальные, до дрожи напрягая мышцы всего торса. Не было никаких сомнений в том, что он и без ножа отлично бы управился — разорвал бы голыми руками не только экипировку, но и одежду. Вот это желание! Вместе с ремнями спали оковы долга и силы — двух самых важных вещей в жизни капитана Аккермана. Его покладистая натура выбралась наружу, и отличить реальность от секс-фантазий стало еще сложнее. Устрашившись того, что его действительно возьмут силой, он сговорчиво расстегнул пуговицы на ширинке. Штаны проворно поползли вниз, Зик быстро отбросил их, поднялся к лицу и, видя, как Ливай страдает от сильного желания совокупиться, раздел его до нижнего белья. С треском разошлись трусы, Ливая перевернули, скинули в кусты склизкий тампон и развели ноги. От проникновения он негромко вскрикнул, боль заставила таз дернуться вверх, но лежавшие руки на бедрах потянули назад, насаживая до упора. Зик поднял его на четвереньки, и Ливай от каждого толчка непонимающе ныл — почему удовольствие не идет, почему его тугая, истекающая влагой дырка не чувствует ничего приятного, лишь растяжение и тычки по внутренним органам. Яйца Зика болтались так сильно, что вместе с ними качалась вперед-назад мошонка Ливая. На его несчастные звуки Зик ничего не говорил, только подхватывал поудобнее, тянул на себя, подрачивал болтающийся член. Напыхтевшись, он принялся размашисто трахать взопревшее от возбуждения тело под собой, и под быстрые шлепки излился. Несдержанно он продолжал частить не прерываясь на отдых — Ливай ужаснулся мысли, что впереди целая ночь со слетевшим с катушек альфой, который даже не приласкает. Что теперь, ради проблесков удовольствия придется все время терпеть боль? И с облегчением выдохнул, когда из зада выскользнул толстый член. Между ягодиц потекла сперма, наконец-то внутри все перестало драть. Ливай с облегчением упал на бок, растекшись по земле как желе. Зик шумно отфыркивался, будто понюхал перец, и прижал ладонь к лицу. — Одуреть можно как хорошо. Твой запах... Эта задница... Раздвинув пальцы он смотрел на ослабевшего Ливая, чувствовавшего себя настолько несчастным, насколько это вообще возможно. В течке, то ли возбужденный, то ли нет, застанный неприятелем, в глазах которого он теперь не человек, а просто дырка для приема спермы, он чувствовал себя слабым и очень уязвимым. Одновременно хотелось сбежать и остаться здесь, обдумать все в одиночестве и не думать ни о чем. Глаза легко увлажнились — хотелось по-омежьи расплакаться от бессилия, но невыносимый Зик увидит слезы и будет зло насмехаться над ним... — Спокойно, я не причиню тебе вреда, — на четвереньках тот подобрался ближе и смахнул с его щек. — Я никому не расскажу. — Мы никому не расскажем, — настоял Ливай. — Да, мы, — Зик пожирал его глазами, огладил бедро и рассеянно выдохнул: — Я столько лет держался подальше от течных омег, что... все... я... Речь рассыпалась. Он перевернул его на живот, подхватил бедра и рывком поднял к себе, зарываясь лицом между ягодиц. Щеками, носом, языком — всем он терся о растраханный анус, а когда принялся его лизать... Ливай застонал, прогнулся под ласку и потек еще сильнее. Со стыдливой радостью он осознал, что ему нравятся эти нежности, и что чертова случка из пытки становится сладким наваждением. Смотря на все вверх тормашками он увидел почти полностью вставший альфачий член — дергающийся, толстый, с чуть увеличенным узлом у основания. Не выдержав удовольствия от касаний, он расставил ноги, сел прямехонько своей мокрой дыркой на достоинство Зика и поскакал. Позабыв всякий стыд, он радостно прыгал охая и ахая от скольжения внутри. Праздник от каждого толчка, праздник от ощущений, праздник удовольствия — и все это было в его теле. Зик прижался сзади, размазал бородой смазку по шее, укусил за ухо, еще за что-то, чего Ливай в предоргазменном запале не смог отследить. — Сильнее, пожалуйста, сильнее! — просил он в полубреду. И получил: предплечья легли поперек торса, подняли вверх, прижали спиной к животу и крепкими — по ощущениям стальными — руками натянули на стоявший колом хрен. Тело Ливая оказалось в клетке — неважно как сильно он бы начал вырываться, его бы использовали и использовали, как безвольную перчатку, вдеваясь рукой, толкаясь членом, двигаясь сколько угодно. От таких мыслей, удивительно связных и ярких, Ливая развезло. Захлебываясь в слюне, он достиг оргазма, толком не успев растянуть удовольствие от процесса. Это не расстраивало — быстрое возбуждение и скорая разрядка в природе вещей. Течка превращает тела в секс-механизмы, и в первый час случки их даже толком не настроили, лишь убедились, что они работают. Твердый член жестко двигался внутри, внутренности ритмично сжимались, и эти ощущения казались куда приятней, чем сокращения в члене. Зик трахал не сбавив темпа — от гона он стал нечеловечески вынослив и силен. Когда он кончит, его узел безжалостно растянет дырку Ливая так, что та больше не закроется. На добрые пять минут они окажутся обездвижены, расслаблены и примирены с природой своих тел. А потом все повторится. Снова, и снова, и снова. «И так эту ночь и весь следующий день», — подумал Ливай и содрогнулся. Но не от предстоящих испытаний, а от вновь вернувшегося желания, которое нахлынуло как волна во время прибоя и полностью утопила в себе.

***

Следующим вечером они оба очнулись от холода. Слабыми и грязными, уставшими и исцарапанными древесной мелочью, валявшейся на земле. Неподалеку стояло ведро стылой воды, чистые полотенца и две стопки одежды, которые заботливо принесли им из лагеря. Что там слышали и о чем говорили во время звериных радостей в лесу, Ливай знать не хотел. К нему вернулись силы, он вновь почувствовал себя собой, и, честно говоря, не знал, как теперь смотреть на Зика. Он колебался между вариантами оставить все как раньше или проявить снисходительность к их связи. Беззлобие и мягкотелость течной омеги еще не выветрились из головы, второй вариант казался все лучше с каждой секундой. Но за умыванием Зик с ошметками засохшей смазки на морде потянулся оттереть грязь с лица Ливая, и это отрезвило. Нет, Зик был явно не худшим из альф, с которыми приходилось коротать течку, но это ничего не меняет. Враг есть враг. Из неприятных последствий от случки можно назвать только беременность, и как всякий незамужний омега Ливай знал, что с ней делать. Остались еще воспоминания — как они обнимались, переговаривались, в какой позе лучше заниматься сексом, просили друг друга терпеть холод и боль. Но это можно и даже нужно забыть. Между ними ничего не могло произойти, а случившееся лишь одна сплошная ошибка. Он с брезгливостью оттолкнул протянутую ладонь. Контроль вернулся к нему.