Сто дней принятия

      Рассвет едва занимался на горизонте, отчего в келье медленно светлело, и тьма ночи постепенно серела, уступая место ясности утра. Капитан Тревиль сидел на низком табурете, сгорбившись, уставшим взглядом глядя куда-то в одну точку на полу. Периодически он просто отключался на несколько минут, прежде чем снова приходил в себя, встряхивая головой и отгоняя сонливость. Переживания тёмными метаниями скручивали внутренности, и он то и дело бросал обеспокоенный взгляд на постель.       Арман спал глубоким сном, который лишь сейчас, ближе к рассвету, стал спокойным. До этого он беспокойно метался по постели, шептал что-то бессвязное в полубреду, больным лихорадочным взглядом бездумно глядя вперёд и вверх. Его било крупным ознобом, но к счастью, больше не тошнило. Температуры тоже не было, но он весь взмок от холодного пота, пробивавшего его. И Тревиль всё это время сидел рядом, словно верный пёс, и чувствовал себя совершенно бессильным, не зная, что делать.       Арамис заглянул ближе к вечеру. Проверил состояние кардинала и принёс целебный укрепляющий отвар. Помог капитану напоить им Армана и по доброте душевной предложил подежурить вместо уставшего и нервного Тревиля. Тот сдержанно поблагодарил мушкетёра, но отказался: в сложившейся ситуации он не хотел покидать своего омегу ни на одно лишнее мгновение. Инстинкты защитника кровью пульсировали в висках, и сейчас альфу было опасно трогать. Тем более что отравитель так и не был пойман, и Тревиль одновременно опасался за жизнь кардинала и жаждал мести.       Но ближе к рассвету состояние Армана улучшилось и успокоилось, и он мирно спал, отдыхая от потрясения. Неудавшееся покушение благодаря профессиональной помощи Арамиса не нанесло ему никакого серьёзного вреда, хотя и заставило перенервничать всех вокруг. К счастью, никак оно не сказалось и на ребёнке, и никто, кроме Арамиса, не узнал их великую тайну. Впрочем, на своих мальчишек капитан всегда мог положиться, а потому не сомневался, что Арамис сохранит секрет.       И тем не менее ему было неспокойно. Уставший взгляд с тревогой метнулся к бледному лицу. Бесследно покушение всё же не прошло, и теперь Арман был слаб. Ему понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя, ведь он уже давно не молод и полон сил, и деликатное состояние также заставляет с собой считаться. И Тревиль готов оставаться рядом столько, сколько нужно, чтобы уберечь своего наречённого и позаботиться о нём.       Шорох заставляет старого вояку вздрогнуть и моментально вскинуться. Рассвет разливается ярче, и в келье становится светлее. Арман слабо шевелится, и судорожный стон вырывается из его груди. Морщится, приоткрывая веки, и мутным взглядом рассеянно смотрит вперёд. — Жан? — хриплый голос звучит тихо, и Тревиль оказывается рядом ещё до того, как его позовут. — Я здесь, мой дорогой, — он мягко накрывает холодную взмокшую ладонь, пряча её в своих руках, и Арман морщится, поджимая ноги и сильнее кутаясь в одеяло. Озноб возвращается, пробивая мелкой дрожью, но Арамис предупреждал, что это нормально. Что вовсе не означало, что Тревиль не беспокоился. — Побудь со мной, — Арман редко показывал свою слабость, но сейчас он был так уязвим. Повернулся набок, лицом к альфе, и свободной рукой накрыл едва начавший округляться живот. — Я здесь, — капитан поднёс к губам холодные пальцы, согревая своим дыханием и в своих руках. — Как ты себя чувствуешь? — Слабо, — прикрыв веки, кардинал вздохнул. — Голова немного кружится. Слабость. Мутит. И холодно, — он вздрогнул. Тревиль заботливо поправил одеяло и наклонился, оставив тёплый поцелуй на взмокшем лбу.       Арман снова провалился в глубокий сон, и альфа остался рядом, охраняя его. Снова такую ошибку он не допустит и больше никому не позволит навредить своей семье.