Кровь на снегу

      — Ты же знаешь, она не вернётся, — сказала Снежная Королева, — И всё равно приходишь. Не надоело?       — Ты тоже знаешь, — огрызнулась Разбойница. — И тоже приходишь.       Никто больше не называл её Маленькой. Некоторые безрассудные мужчины осмеливались называть Прекрасной, но никто из них не прожил достаточно долго, чтобы это прозвище прижилось.       Снежная Королева ограничивалась холодным «Ты». Она не придавала особого значения именам Сказочных жителей, потому что они её не интересовали.       — Я прихожу посмотреть на траву, — бесстрастно ответила Королева. — На эти штуки… как они называются?       Рука в расшитой хрустальными бусинами перчатке, коснулась ветки яблони. Белые лепестки посыпались вниз, прямо на колени Разбойнице, которая сидела под деревом, скрестив ноги, и курила свою трубку.       — Цветы, — фыркнула она. — И не притворяйтесь, что вы не знаете, вы знаете всё на свете, я никого умнее не встречала.       Королева смотрела на неё сверху вниз, и глаза у неё были цвета грозового неба.       — А я не встречала никого нахальнее, упрямее и назойливее тебя. Маленькая Разбойница.       Сердце Разбойницы сжалось, пропустило удар, а потом забилось быстрее. Она судорожно сжала трубку зубами, торопливо вдохнула горчащий дым.       — Значит, мы обе особенные, — заявила она дерзко и выпустила колечко в сторону Снежной Королевы.       Королева неторопливо повела рукой, зазвенели хрусталики-льдинки — и дым растворился в воздухе.       — В сказках все особенные, — возразила она. — Иначе ты никого не удивишь и не заинтересуешь.       — Мне плевать, зачем это надо, — Разбойница подняла с колена лепесток, покрутила в пальцах. — Я такая, какая есть, этого разве недостаточно?       Королева вскинула голову и посмотрела вдаль, в сторону обычных, человеческих земель. Границу нельзя было заметить ни с этой стороны, ни с той, её и не было по сути — просто за очередным поворотом реки ты вдруг оказываешься в другом мире.       Если граница тебя пропустит.       Разбойницу она не пропускала никогда, иначе бы она отправилась к людям давным-давно — искать свою единственную особую подругу.       Королева могла пересечь границу только вместе с северным ветром и снегом. Каждую зиму она отправлялась туда, каждую зиму могла заглядывать в окна, касаться ледяными пальцами румяных щек.       Сначала Разбойница завидовала и ревновала.       Потом перестала, потому что волшебные сани раз за разом возвращались пустые.       — Да, ты такая, — медленно произнесла Королева. — И ты не меняешься, в этом несомненно, отчасти твое преимущество.       — Эй! Я меняюсь! — Разбойница стряхнула лепестки с юбки и поднялась на ноги.       — Посмотри-ка на меня внимательно, Снежная Королева, я выросла на две головы и стала гораздо сильнее!       — Действительно, — Королева вдруг улыбнулась, безмятежное холодное лицо дрогнуло, обозначились ямочки на щеках. — И сколько же тебе на это понадобилось времени?       — Не так уж и много, — а ведь сердце Разбойницы только-только успокоилось.       — Человеческая девочка за это время успела бы состариться и обзавестись внуками, — насмешливо сказала Королева и улыбка её погасла.       — Ты лжешь мне, — Разбойница отпрянула. — Этого не может быть. Я знаю, она никогда не вернётся, но как же «долго и счастливо»?       Она обняла старую яблоню, вцепилась в шершавую кору, прильнула щекой.       — Это и есть человеческое долго и счастливо, глупая девчонка, — Снежная Королева повернулась и пошла прочь, и там, где длинный её плащ касался земли, на траву ложился иней.       — Я тебе не верю! — крикнула Разбойница в эту прямую спину.       И Королева обернулась:       — Хочешь убедиться? Приходи сюда снова, когда листва с яблони опадёт и подует северный ветер. Я возьму тебя с собой.       Говорят, в мире людей краски тусклее, а запахи и вкусы слабее. Разбойница так и не заметила разницы.       Грязь здесь была цвета грязи, а сумерки — цвета сумерек. Снег сыпал и сыпал с неба, прятал под своей белизной грязь и сухую траву.       Сани опустились у церковной ограды, и Разбойнице сделалось не по себе при виде распятия над входом.       — Не волнуйся, — сказала Королева, бросая поводья.       — Ещё чего, — фыркнула Разбойница и выпрыгнула из саней. — Резным куском дерева меня не напугаешь.       — Тебя и Страшным Судом не напугаешь, — Королева подобрала юбки и выбралась следом. — Бесстрашие твоё от недостатка воображения.       — Или информации. А всё потому что все всё время недоговаривают. И приходится в буквальном смысле допытываться. Вот что мы здесь забыли?       К страхам и сомнениям, с которыми она жила и боролась летом и осенью, добавился восторг от полета в санях — всё внутри нее кипело от возбуждения, требовало немедленных и понятных действий: бежать, скакать, стрелять.       — Прояви хоть немного терпения, — Королева же медленно шла вдоль церковной ограды, трогая неровные камни и оставляя на них ледяную корку.       И Разбойнице приходилось тащиться за ней следом.       — Ты сказала, что покажешь мне её. А это место не похоже на …       Королева остановилась.       — Эй! Скажи уже хоть что-нибудь! — Чтобы хоть немного успокоиться, Разбойница положила руку на рукоять пистолета. Варежка мешала взяться, как следует, скользила по полированному дереву.       Против Королевы пистолет бесполезен, но за него можно было уцепиться, как за плечо верного товарища.       — Покажу, — Королева наклонилась, смахнула снег с одинокого плоского камня, торчащего из земли.       Это не камень, вдруг поняла Разбойница.       Королева стояла рядом, белая и безмолвная.       — Это неправда, — сказала Разбойница. — Это не может быть правдой!       В животе у неё стало холодно-холодно и тяжело, словно она проглотила огромный кусок льда.       — Я никогда не лгу, — ответила Королева.       Разбойница посмотрела на камень — надпись была выбита как попало, неровно, но тени всё равно складывались в имя.       Кусок льда в животе шевельнулся, царапая её внутренности острыми краями.       — Может быть, я ничего не знаю о человеческом мире, но считать я умею, — Разбойницу била дрожь, и голос её срывался. — Я могу вычесть одну цифру из другой, и то, что получается — никакое не «долго»!       Ей так хотелось свернуться в клубок, обхватить живот руками и притвориться, что это лишь страшный сон.       Королева запрокинула голову и посмотрела на тёмное небо.       — Я никогда не лгу. И никогда не ошибаюсь в людях.       Она глубоко вдохнула и с силой выдохнула — порыв ледяного ветра яростно закружил снег вокруг них.       — Как? — спросила Разбойница. — Как это случилось?       — Этот испорченный мальчишка бросил её, — голос Королевы звучал почти равнодушно.       Ветер взвыл и заметался по кладбищу.       — Она разбила зеркало и осколками порезала себе руки, — Королева взяла ладонь Разбойницы, сдвинула вверх рукав тулупа, обнажив запястье. — Вот тут. И так. И вот так.       Она касалась кожи еле заметно, почти ласково, но от этих прикосновений по руке расползался холод.       — Когда я нашла её, она ползла по снегу. Кровь текла и текла, алая, горячая, растапливала снег. Много, много крови. А она ползла и звала меня.       Разбойница судорожно вздохнула, и Королева выпустила её руку и взглянула прямо в глаза.       — Ей всегда был к лицу красный.       Разбойница резко отвернулась — чтобы не видеть этих глаз — и ветер бросил ей в лицо пригоршню ледяных игл. Она опустилась на колени и уткнулась лбом в шершавый камень. Комок льда внутри неё стал таким большим, что распирал изнутри грудную клетку и мешал дышать.       — Она обняла меня, и руки у неё были холодные. И я забрала её боль и укутала лучшим своим снегом, мягким и блестящим.       — Она не могла, — хрипло сказала Разбойница. — Только не она! У неё было самое отважное, самое сильное сердце на свете.       Она стащила свои варежки, прекрасные замшевые варежки, вышитые разноцветным бисером и отороченные мехом, и положила их на стылую землю перед надгробием.       — Может быть, всё было не так, негромко согласилась Королева. — Разве тебе станет легче, если я расскажу другую историю?       Разбойница подняла голову и посмотрела на неё снизу вверх. Силуэт Королевы дрожал и расплывался перед глазами.       — Что она тебе сказала?       — Сказала, что я во всём виновата.       Завывания ветра неожиданно стихли, и на кладбище опустилась тишина. Крупные снежные хлопья медленно падали вниз — самый красивый, самый мягкий снег.       Вот сейчас, вдруг поняла Разбойница, сейчас Королева солгала.       Они возвращались в молчании. Разбойница пыталась согреть озябшие руки в рукавах тулупа и всё думала и думала о Герде — о живой девочке в красной шубке, обнимающей за шею северного оленя.       Ресницы смерзлись от слёз, и она закрыла глаза. Сани мягко покачивались, а она так устала и озябла.       — Проснись, — сказала вдруг Королева. — Проснись, девочка, мы приехали.       Сани стояли на знакомом холме, и яркие звёзды сияли между заиндевевшими ветвями яблонь.       — Я не девочка, — по привычке буркнула Разбойница, выбираясь из-под меховой полости.       Королева совершенно неожиданно, и очень по-человечески хмыкнула, но Разбойница решила, что ослышалась.       Она выпрыгнула из саней, расправила юбку, проверила пистолет.       — Спасибо, — неохотно сказала она.       Королева посмотрела на неё, приподнялась тонкая бровь — удивление или насмешка, не разобрать.       Разбойница сглотнула, продолжать ей не хотелось, но был ещё один вопрос, который она должна была задать:       — Почему ты не сказала мне раньше?       Королева отвела взгляд и тронула поводья.       — Потому что ты перестала бы приходить под яблоню.       — Эй!       Но снежные кони рванули с места, и сани скрылись в вихре пушистых белых хлопьев, и Разбойница осталась на холме одна.       Чертыхнувшись, она достала трубку и кисет, озябшими пальцами забила табак, раскурила трубку и отправилась по сугробам в пещеру.       — Сколько раз вам повторять, недоноски и бестолочи? Мы! Не! Грабим! Девиц! Может, мне пора прострелить чью-нибудь тупую башку? Это поможет запомнить!       Банда заворчала, загудела возмущенно:       — Мы никого не грабили!       — Мы не такие!       — Не наговаривай на нас, Разбойница!       Она упёрла руки в бока и вскинула подбородок:       — Ну, конечно! А сундук с неба упал.       — Может, и не с неба, — Верзила выдвинулся вперёд. — Он, получается, стоял под дубом, в сугробе. Может, кто другой …       — Ага, так и вижу: кто-то другой в нашем лесу ограбил карету, а сундук оставил нам. Поделился. Или подарок тебе, Верзила?       — От зазнобы его, — загоготал кто-то сзади, и все заржали тоже.       — Приданое!       — Посмотри, Верзила, может, там колечко припрятано или записка!       — Моей зазнобе такое не поднять, Ослиная Голова, это наверное, твои бабы встретились, наконец…       —… и насобирали вскладчину!       — Гы-гы-гы!       — Девчачьи шмотки-то, — негромко заметил Старик, протолкавшись к Разбойнице. — Богатые. Такие сундуки, небось, у принцесс и бывают, слышишь, Разбойница?       — Слышу, — сказала она, пыхнув трубкой. — И слышу, и вижу. Под дубом, значит?       — Значит. И дорога там нетронутая, ни следочка, заяц только пробежал. Я им говорил, что не к добру.       Разбойница смотрела на сундук — нарядный, резной, выкрашенный в голубой с белым цвет, замок и ручки начищены до блеска. В задымлённой пещере на грубых грязных шкурах ему было не место.       Да чему тут вообще место, подумала вдруг с раздражением Разбойница. Что мы тут делаем?       Она подошла к сундуку, подняла тяжёлую крышку — внутри всё комом, порылись, дурачьё, теперь не вернёшь «как было», даже если захочешь.       И кому возвращать?       Старик прав. Такие вещи в Сказочных краях не к добру, здесь что ни дар — то проклятье, потерянная вещь — всегда завязка сюжета, и если ты простой разбойник, то развязка тебе скорее всего не понравится.       — А дурни-то правы, — Старик осторожно потянул синюю ткань, сверкнуло серебряное шитье, заблестел бисер. — Только эт не приданое, эт свадебные дары. И, хоть убей меня, Разбойница, но кроме тебя, тут свататься не к кому.       — Рехнулся, старый? — Разбойница забрала ткань у него из рук, встряхнула. — И кто ко мне сватается? Король или заморский принц?       Мягкий бархат, гладкий атласный подклад — в роскошный плащ хотелось завернуться немедленно, прижаться щекой к серому меху — песец? соболь? Кто бы этот сундук ни собирал, он отлично был осведомлён о главной слабости Разбойницы: красивую одежду она любила, ценила больше золота.       — А может, и принц! Вот в соседнем королевстве был однажды случай … девицу из моря достали, и так она там принцу приглянулась, что наплевал на все обычаи и женился, а она возьми и окажись морской ведьмой.       — Околдовала? — лениво осведомилась Разбойница, роясь в сундуке.       История её заинтересовала мало, но Старика она любила и всегда при случае показывала, что готова его слушать. Всё равно сдохнет скоро, как тот олень.       — Приворожила! — восторженно подтвердил Старик и с готовностью углубился в подробности.       Кроме плаща в сундуке нашлось платье, синее и голубое, с тугим корсажем и нижними юбками. И батистовая рубашка, полупрозрачная, расшитая белым по белому — морозные узоры на окне, птичьи следы на снегу, заиндевевшие травы в сугробах.       Разбойница трогала вышивку кончиками пальцев, и злилась на себя за обломанные ногти с грязной каймой, заусенцы и царапины. Чтобы носить такое нужные ухоженные мягкие руки, служанка и дворцовые коридоры.       — … и вот тогда люди стали требовать, чтобы жену принца изгнали обратно в море, потому что каждой твари своё место.       — А что она? — Разбойница отбросила рубашку и тончайшие чулки, и чудесные подвязки с синими лентами и кружевом, и перчатки, и меховую шапочку с алмазной брошью и удивительными яркими перышками.       — А она захохотала, прокляла всё королевство, обернулась морской птицей и улетела.       — Да неужели?       — Мамой клянусь, — Старик постучал себя по впалой груди, на которой болтался кожаный мешочек якобы с прахом его покойной матушки.       — Ты какую маму имеешь в виду, Старик, — насмешливо спросила Разбойница, доставая со дна сундука последний свёрток. — Ту, которая вышла замуж за короля фей и получила стрекозиные крылышки, или ту, которая украла волшебную горошину?       — Зачем ты запоминаешь все мои истории, а? Никто так не делает.       Разбойница уселась на пол и принялась разматывать плотное полотно.       — Потому что ты скоро помрёшь, старый дурень, — сказала она ласково, — И кто тогда наболтает мне так складно столько чуши?       Внутри должны быть сапожки, решила Разбойница, только обуви тут и не хватает, но очертания свёртка были какие-то неправильные, что-то лишнее торчало там, где должна была быть подошва.       — Тебе бы тоже научиться убедительно врать, девочка, — захихикал Старик.       Под последним слоем ткани рука нащупала длинную металлическую полоску с острой кромкой. Изгиб-завиток. Ремешки с пряжками.       — Чтоб меня черти драли, — изумилась Разбойница. — Это же коньки!       Она раздумывала две недели. Металась по пещере, как дикая кошка в клетке, из угла в угол, пиная всё, что попадалось на пути, и выкуривая по десятку трубок за день. Разбойники благоразумно от неё попрятались по углам или насочиняли себе важные и срочные дела подальше от убежища.       Платья она скомкала и засунула в сундук, а сундук приказала отнести в самую дальнюю часть пещеры. Потом передумала — достала, расправила, развесила у своей постели. Засыпая, она смотрела, как белеет в темноте батистовая рубашка, а просыпаясь, любовалась вышивкой и переливами жемчужных бусин. Так продолжалось три дня, а на четвёртый она снова передумала, сдёрнула всё и спрятала.       Оставила только коньки.       Платье можно было объяснить, как угодно, но коньки были приглашением. Пришла Длинная Ночь — разбойники жгли костры перед пещерой, пили и плясали до самого рассвета. И Разбойница, украсив волосы веточками можжевельника, тоже пила и плясала вокруг огня, пока ноги не загудели, а голова не опустела.       Сон её был долгим и спокойным, и проснулась она поздно, когда низкое солнце перевалило за полдень. Тогда Разбойница встала, умылась холодной водой, напилась кофе, взяла коньки и отправилась к озеру.       Под закатным солнцем ледяная гладь плыла и пылала расплавленным золотом. Коньки были впору и скользили превосходно. Разбойница выехала на середину озера, проехалась по кругу, постепенно разгоняясь и радуясь простору, золотому свету и слабому морозу, от которого горели щёки.       Снежная Королева выплыла навстречу из нестерпимого сияния, и Разбойнице пришлось резко повернуть, чтобы в неё не врезаться       — И всё-таки бесстрашная, — сказала Королева. — Не думала я, что ты появишься. Платье тебе не подошло?       — Цвет мне не идёт. Ты слишком много решаешь за меня, — сердито сказала Разбойница, отбрасывая с лица прядь волос. — Если не думала, зачем звала?       — Считай это любопытством.       Сегодня Королева была в белой меховой шапке и в коротком отороченном мехом кафтанчике — никаких льдистых граней и жёстких, как доспехи, тканей, только плавные линии глубоких вечных снегов.       — Ха! — Разбойница медленно объехала вокруг Королевы. — Затеяла очередную игру? Не старовата ли я для твоей мишени? Или тебе нужен новый инструмент?       — Да, — согласилась Королева. — Мне нужно новое зеркало.       Она толкнулась ногой и тоже заскользила по льду, не оставляя никаких следов на его поверхности. Крошечные снежные вихри крутились вокруг её сапожек.       — Почему бы тебе не украсть очередного бестолкового мальчишку? Надоели?       — Они все одинаковые, — равнодушно ответила Королева.       — Тогда девчонку, — Разбойница обогнала её и покатилась спиной вперёд, чтобы видеть лицо Королевы. — Нет ничего сложного в том, чтобы заколдовать мальчишку, верно? Но вот как заманить к себе девочку с горячим сердцем? Чтобы она пришла сама?       Бледное холодное лицо было бесстрастно, не дрогнула ни одна чёрточка, только серебристые ресницы опустились и поднялись.       — Какое дерзкое предположение, — Королева толкнулась сильнее и догнала Разбойницу. — И как же долго ты над этим раздумывала.       Лицом к лицу, как в танце, слишком близко. Одно неверное движение — и Разбойница упадёт.       — Пришлось вспомнить детские сказки, — она повернулась боком, и Королева повторила её движение как отражение. — Но зачем она тебе понадобилась? Ты проклята?       — Неоднократно, — Королева усмехнулась.       — И теперь ты хочешь повторить? Хочешь, чтобы я нашла тебе ещё одну Герду? Этого не будет, слышишь?       — Слышу, — Королева покатилась вперёд, ломая зеркальный рисунок танца. — Я тебя прекрасно слышу. Разбойница.       Разбойница остановилась. Сердце билось в груди отчаянно, словно пыталось выпрыгнуть.       — Тогда чего ты от меня хочешь?! — крикнула она.       — Ты знаешь, — Королева взмахнула рукой, посыпалась, заискрилась золотом и розовым снежная крошка.       — Не смей снова исчезать, эй!       Заходящее солнце било прямо в глаза, и Разбойнице приходилось щуриться — а Королева растворилась в этом сиянии, словно её здесь и не было.       Зимой добычи мало и новостей тоже обычно мало, вся жизнь в Сказочных землях замирает. Но эта зима не была обычной во многих отношениях.       — Новый, получается, капитан Королевской Стражи, — делился впечатлениями Верзила, навещавший время от времени свою зазнобу в городе. — Росту — во, усы как у твоего кота, во все стороны торчат, но самое главное — нога! Ноги у него нету одной.       — И как же это он без ноги, а капитан? — язвительно поинтересовалась Разбойница.       — А так, получается, что у него там палка приделана, и он скачет на этой палке и на костыле бодрее многих.       Разбойница захохотала, и вся банда этот хохот подхватила.       — Вы можете мне не верить, — обиженно заявил Верзила. — Я говорю, что видел своими глазами. Только вот он вскорости явится в наши леса, тогда и убедитесь. Время нас рассудит, во.       — Нахрена, прости Господи, ему сюда переться-то? — Ослиная Голова пихнул Верзилу в бок. — К Разбойнице посвататься? Мож, это его сундук-то был?       — Он, получается, клятву дал Ее Высочеству Принцессе, что искоренит весь разбой и бандитизм в Королевстве.       — А, — сказала Разбойница. — Молодец какой, отважный. С удовольствием посмотрю, как он по нашим оврагам и подлеску на одной ноге скачет.       — И отлупит Верзилу костылём! — с восторгом добавил Ослиная Голова. — Прямо по жирной жопе!       — А у тебя что голова, что жопа — всё едино!       — А я слышал, у него пистоль есть волшебный, он пальнёт, и выскочит из воздуха здоровенная собака и раскидает всех врагов, — поделился Рябой.       — Хорошие тебе Старик сказки на ночь рассказывает, — одобрила Разбойница. — И ездит этот одноногий герой тоже на огромной собаке? С горящими глазами?       — В наших краях и не такое бывает, — Рябой, в отличие от Верзилы, был необидчивый. — Ты вот зря, Разбойница не веришь.       — Я не верю, что Король такое одобрит, — Разбойница зевнула и потянулась. — Ну и кто тогда будет у него на дорогах пошлину с приезжих взимать? Солдаты их игрушечные? Или тролли? Тролли на такой процент не согласятся, как мы, им всю добычу целиком подавай и нежную человечинку раз в месяц.       — Нет в тебе никакой романтики, — укоризненно заметил Старик, — Одни только цифры в голове. А это может быть началом сказки с плохим сюжетом. Той, где разбойников выгоняет из леса настоящий герой.       — Мне романтика без надобности, королевский казначей её не принимает, — Разбойница выбила трубку. — Вот что, одноногий он там или нет, сюжет или не сюжет, но раньше весны никто к нам не явится. И нечего головы этим забивать пока. Подкиньте лучше полешко в огонь.       Старик был не прав — не о цифрах она думала. Раз за разом приходила она на замерзшее озеро, кроме тех дней, когда вьюга запирала разбойников в пещере. Но каталась Разбойница теперь в одиночестве. Она звала. Проклинала, призывала, дразнила. Однажды даже спела песню — и охрипла на несколько дней. Она чертила на льду неприличные рисунки — чтобы видно было из пролетающих по небу саней.       Королева не приходила.       Разбойница возвращалась в пещеру, в свой закуток, снимала задубевшую юбку и чулки в ледяных комочках, валилась на меховые одеяла перед огнём.       — Какого чёрта ей от меня надо? — говорила она огню.       Поленья потрескивали и искрили.       Я знаю, думала Разбойница, знаю, но не могу сообразить или вспомнить.       Однажды она спустилась вниз, в самое глубокое из подземелий, туда, где банда хранила свои сокровища, и нашла там старую кожаную сумку. Внутри лежала маленькая и когда-то белоснежная муфта на красном шнурке.       Разбойница сунула руки в муфту, прижала её к животу. Комок льда всё ещё был где-то там внутри, ворочался, колол острыми гранями.       — Ты бы не хотела, чтобы я её ненавидела, верно? Но она, она во всём виновата. Если бы не она! … если бы не она, мы бы с тобой и не встретились никогда.       «Если бы» горчило на языке.       Всяких «если бы» было очень много и без Королевы — если бы Герда пошла другой дорогой, если бы она не попала к Принцессе, если бы Принцесса не посадила её в карету с гербом и не нарядила, как дорогую куклу…       Разбойница вытащила руки из муфты и посмотрела на неё внимательнее.       На месте Короля Разбойница давно бы приказала ободрать всю лепнину с фасада — просто неприлично, что в опочивальни их Высочеств может так легко пробраться кто угодно. А балкон? А окна от пола до потолка?       Она перелезла через перила, стряхнула снег с сапог, прильнула к стеклу: в спальне Принцессы горела одинокая свеча и тени метались по стенам.       Теней было две, и вторая, преклонившая колено перед Принцессой, определённо принадлежала не Принцу.       Очень интересно, подумала Разбойница.       Можно было подождать, пока они закончат, но мёрзнуть на балконе полночи в планы Разбойницы сегодня не входило.       Шпингалеты на окнах тоже, разумеется никуда не годились.       Разбойница достала пистолет, взвела курок, и толкнула ногой раму.       Стекла жалобно задребезжали, порыв ветра рванул занавески.       — Доброй ночи, Твоё Высочество, — дружелюбно сказала Разбойница и навела пистолет на Принцессу.       Принцесса взвизгнула и тут же зажала рот рукой. Человек у её ног замер, глядя на пистолет в руках Разбойницы.       Разбойница сделала пару шагов вперёд и остановилась.       — Простите, что прервала ваш, несомненно, важный разговор, — ехидно сказала она.       — Конечно, о государственных, разумеется, делах. Не шевелитесь, господин Капитан, это не в ваших интересах.       Верзила не соврал, у нового капитана действительно не было ноги ниже колена, и долго стоять на одном колене ему, должно было быть мучительно больно. Что ж, не Разбойница его так поставила.       — Конечно, о государственных, — сердито отозвалась Принцесса, прикрывая рукой смятые кружева на груди. — Тебе этого не понять!       — Не бойтесь, Ваше Высочество, — страстным шёпотом заявил Капитан и потянулся за саблей. Сабля вместе с мундиром лежали на кровати.       — Да где уж мне, — согласилась Разбойница. — Хотя такое много кто не поймёт, включая Короля. Не шевелитесь, сказала же! Я особа нервная, рука дрогнет, и нет Принцессы. А я по важному вопросу.       — По важному вопросу приходят днём и через дверь, — Принцесса положила руку на плечо Капитана и легонько сдавила. — Я и не боюсь, друг мой, я верю, что с вами мне ничего не угрожает.       Капитан вскинул подбородок.       — Ничего страшнее скандала, — хохотнула Разбойница. — Или Принц знает?       — Это и есть твой важный вопрос? — Принцесса поморщилась, потрогала пальчиком направленное на неё дуло. — Можно это… убрать?       — Нет, извини, Твоё Высочество, это останется. Уж очень свирепо твой кавалер сверкает глазами.       — Мы в неловком положении, — Принцесса поджала пухлые губы и стала похожа на собственный парадный портрет. — Звать стражу неудобно, объясняться после выстрела — тем более. И господин Капитан это понимает, не так ли? Говори же скорее, что тебе надо и уходи.       Капитан стиснул челюсти и кивнул.       Разбойница опустила пистолет, но убирать не стала, нашли дуру.       — Мне надо знать, — начала она, тщательно подбирая слова. — Почему Твоё Высочество … или лучше спросить, зачем? Нет, давай по-другому: о чем ты, черт побери, думала, снаряжая Герду в дорогу?       Принцесса вопросительно подняла припудренные брови.       — Что это ты имеешь в виду, Разбойница?       — Ты знала, куда она едет. На кой хрен все эти слуги, кони, карета, сундуки со шмотками, шёлковые, прости Господи, сорочки?       — Ах, и вот ради этого ты влезла в моё окно? Я просто собрала свою подругу в путь, как собиралась бы сама, — Принцесса деланно зевнула.       — Я сперва тоже так подумала, — Разбойница прищурилась. — И все остальные тоже. Да только в этом нет никакого смысла — ты же, дорогуша, не такая идиотка, как хочешь казаться. И не настолько щедрая, верно? Достаточно было доброго коня и тёплого тулупа.       — В чём это ты меня подозреваешь? — Принцесса встала с постели и сложила руки на груди.       Высокая её причёска, увитая жемчужными нитями, покачивалась перед глазами Разбойницы, и той невыносимо вдруг захотелось эту причёску разворошить.       — Может быть, смысл был в том, чтобы мы эту девочку остановили, — вкрадчиво сказала Разбойница. — Трудно не заметить карету с гербом и сундуками.       — Если бы я хотела её остановить, достаточно было запереть в башне, — фыркнула Принцесса.       — Но тогда плохой оказалась бы ты.       Порыв холодного ветра влетел в комнату, и Принцесса поёжилась.       — Я. Её. Не предавала, — отчеканила она. — Я хотела помочь!       — Кому? Герде? Королеве? Или ты пыталась усидеть на двух стульях разом, милая умная Принцесса?       — Иди ты к чёрту! Что я могла поделать? — Принцесса ткнула Разбойницу в грудь. — Ты отвечаешь за горстку сброда, а я за целое королевство! Как я могу себе позволить поссориться с Ней?       — Так что она тебе приказала? — Разбойница перехватила руку Принцессы и дернула её к себе. — Собрать её… для чего?       — Я… не знаю, — шёпотом сказала Принцесса и вдруг всхлипнула. — Я, правда, не знаю, Разбойница! Она сказала… наряди её, как невесту. Я испугалась, очень испугалась! Ты же слышала сказки, да?       — Угу, — сказала Разбойница. — Все мы тут слышали сказки, мы, чёрт побери, тут в них живём.       Краем глаза она заметила движение, толкнула Принцессу на кровать и прыгнула к балкону.       Нож, выхваченный Капитаном из сапога, вонзился в правое плечо, разрезав кожу тулупа, руку ударило болью.       Разбойница выстрелила наугад — на каминной полке что-то разлетелось, Капитан бросился к ней — но она уже схватилась за перила балкона и прыгнула вниз.       Высокий сугроб, которого еще полчаса назад здесь не было, мягко принял её в свои объятья и тут же рассыпался, выпуская.       Над головой верещала Принцесса, кричал что-то Капитан, по парку заметались факелы. Разбойница, спрятавшись за колонной, ощупала горящее плечо, выдернула нож и наспех перетянула руку шарфом — лишь бы не наследить кровью.       И выругалась беззвучно.       Она почти дошла. Оставалось совсем немного — спуститься в овраг и еще семь сотен шагов вдоль ручья. Если по прямой, без погони за спиной. Разбойница не слышала собак и не видела огней за спиной, но от человека, спрятавшего в сапоге нож, можно было ожидать всякого.       Нет, обычной дорогой идти нельзя, думала она, надо петлять, слишком много следов она оставляет.       Кровь пропитала шарф насквозь, и всё никак не останавливалась, рука полыхала огнём, мысли путались, а ноги налились тяжестью и не слушались.       Шевелись, говорила себе Разбойница, шевелись, дурища, не можешь идти — ползи.       Она съехала в овраг на заднице, перебралась через ручей и полезла вверх по склону, хватаясь левой рукой за корни и кусты. Это заняло чудовищно много времени. Правая её рука, обычно такая ловкая и сильная, превратилась в неуклюжий, мешающий кусок мяса, при каждом движении дёргающийся от боли. Она обронила варежку и ободрала щеку.       Искусала губы в лохмотья.       На кромке оврага она позволила себе полежать — и зря, потому что встать на ноги не смогла.       Плевать.       Ползи.       Шевелись.       «Когда я нашла её, она ползла по снегу. Кровь текла и текла, алая, горячая, растапливала снег. Много, много крови», — сказал голос Королевы в её голове, и Разбойница хрипло расхохоталась и перевернулась на спину.       — Не дождёшься! — крикнула она в чёрное небо.       Колючие звёзды удивлённо моргнули.       А потом Разбойница провалилась в темноту.       В темноте было хорошо.       Чьи-то прохладные пальцы ласково гладили по горячим щекам.       Чьи-то губы почти невесомо касались лба и щёк.       Чьи-то голоса шелестели над головой, а может, это кроны деревьев в лесу.       Пахло травами и мёдом, и дымом от очага, и копченой рыбой пахло.       И талым снегом.       — Я всякую падаль лечить не нанималась, — ворчала старуха. — Ишь, повадилась. Я те кто? На-коть, выпей. И не морщись, неча морщить нос-та. Некрасивый будет, вона как у меня. Я тож морщила да морщила, на одного морщила да на другого, таперича живу одна, и чо, хорошо?       — А плохо? — весело спросила Разбойница.       Солнце светило прямо в низкое окошко, и на пригорке из земли проталкивались тугие зеленые стебли подснежников.       Царапина на лице затянулась, а вот на плече остался шрам, ровный, но со следами стежков, которыми старуха стягивала рану. Рука уже почти и не болела. Слушалась только неважно, и Разбойница, разминаясь по утрам, брала палаш в левую руку.       — Чо плохо-то, — отозвалась старуха. — И не плохо. От ты щаз воды натаскаешь мне, вообще хорошо будет. Супу наварим. Надоел, небось, суп-то?       — Надоел, — призналась Разбойница. — И рыба надоела. Мяса охота.       — Ишь! Мяса-а, — старуха неодобрительно зацокала языком. — На оленя идти, за мясом-то. Куды ты с одной рукой и на оленя? А птиц-то нету ещё, рано ещё для птиц. Да и то, лук тянуть тоже две руки надоть. Бери давай ведро, иди.       Они варили суп, густой и жирный, а потом Разбойница драила котелок, слушая несмолкающее старухино ворчанье, перетекавшее плавно в песни и истории — словно голос древней реки.       Скрюченные узловатые пальцы перебирали блестящий разноцветный бисер, ловко подхватывали на иглу.       — … а и то, завтра стопим баньку, попаримся, — сказала старуха. — Хорошее дело.       Разбойница встрепенулась — её опять разморило от старухиных разговоров и от скольжения бусин по нити. Разморило и чуть не унесло в сон.       А сны здесь ей снились смутные, тревожные, в этих снах её касались и гладили чужие руки, и огнём горело всё тело.       — Послушай, старая, — Разбойница оттерла руки тряпкой и села поближе к очагу. — Мне пора уходить.       Старуха опустила иглу и посмотрела на неё. Маленькие непроницаемые глаза — как бусины из чёрного стекла.       — Пора, так иди, — старуха не глядя подхватила на иглу пару бисерин, кроваво-красную и белую. —       А ты знаешь, куды идти-то, а?       — На юг. Через лес.       Бисерины друг за другом складывались в длинную извилистую линию, цвета сочетались беспорядочно, без определённого ритма, но в конце концов всё равно получался узнаваемый рисунок — вот оленьи рога, а вот цветок, а вот это женщина с поднятыми к небу руками.       — Ишь. Через лес. Это ж сколько ты дней ковылять-то будешь, родимая? Сани по небу вжих, а ногами медленно, топ да топ, через буераки, да овраги, дорог-то там и нету.       — Я ей не служанка, сидеть тут и ждать, — сердито сказала Разбойница. — когда госпожа изволит про меня вспомнить и на санях отвезти. Может, следующей зимой? У меня свои дела есть.       — А и кто тебя тут держит-та? — старуха хихикнула. — Шибко ты зла-то на неё. Так, мож, не в лес тебе надоть, а в другу сторону? Прийти в замок-то ейный и высказать всё?       — Ещё чего, — буркнула Разбойница. — Не было такого и не будет, чтобы я за ней бегала.       — А от неё, значит, ждёшь? Гонор-то у тебя непомерный, девка, до неба, хорошо. Иди куды хошь, то меня не касается. Дам тебе одну вещь, будет путь указывать.       Вещь оказалось маленьким бубном — деревянный обод, обтянутый мехом и кожей с выжженными рисунками, перья и бубенчики.       — Бей и слушай, — сказала старуха. — То место, в которое надоть, по-другому говорит. Слушай.       Разбойница слушала. Звук бубна не менялся, и она собиралась уже высмеять старуху, но потом вдруг уловила — не стук и звон надо слушать, а то, как откликается на них сам мир. От каждого удара словно оставалось еле слышное эхо — шум, шелест, шорох, равномерный гул, и с одной стороны оно всегда было сильнее и отчётливее.       Мир прокладывал ей тропинку — и она пошла по ней, медленно, но решительно.       Старуха оказалась щедра, дала и одеяло, и котелок, и запас копченой рыбы и даже полосочку оленины — видно, бисера Королева отсыпала ей много. Табаком не поделилась только, а свой собственный запас Разбойница выкурила.       И вот она шла и думала, как сядет у очага в пещере и набьёт трубку самым любимым своим, вишнёвым, и выкурит, не торопясь. А потом найдёт способ подкараулить Капитана и вернуть ему нож. И всё станет, как обычно было.       Какая-то часть её знала, конечно, что не станет.       Та часть, которая по ночам видела сны. Сны с каждой ночью становились всё жарче и жарче, и теперь не только её ласкали чужие руки, но и она сама гладила и целовала жадно белоснежную кожу, и сыпались лепестки яблони, кружились снежными вихрями.       Поутру она просыпалась со вкусом крови и снега на губах.       Бубен вел её по лесу несколько дней, а лес неторопливо просыпался от зимней спячки. От ночевок на земле рука опять разболелась, тело стало тяжёлым и неловким и в горле что-то зудело — Разбойница решила, что это от недостатка табака и вина. Фляжка с лечебным старухиным самогоном была слишком маленькая, а путь длинным и непредсказуемым, и Разбойница решила его беречь.       На седьмой день Разбойница заметила, что путь сворачивает к западу.       Она стукнула в бубен ещё раз — направление не изменилось.       Проклятая штука вывела её на опушку леса к бескрайним ледяным полям. Вдалеке на горизонте мела метель, размывая границу между землей и небом.       — Мне туда не надо, — зло сказала Разбойница, бросив бубен на землю.       От удара бубенцы зазвенели.       «Надо», — отозвался мир шорохом и гулом.       Проклятый бубен, проклятая бабка!       Ишь. Не касается её!       Разбойница повернулась спиной к ледяным просторам и шагнула в лес — подлесок во все стороны одинаковый, сугроб на сугробе, а небо затянуло тучами, и солнца не видать.       — Ладно, — сквозь зубы сказала Разбойница. — Ладно!       Она развела костёр и решила дождаться завтра.       Завтра наступило, а тучи над лесом стали ещё плотнее, и деревья словно сдвинулись. Бубен же так и торчал из снега, разметались пёстрые перья-подвески, алели бусины на кожаных шнурках.       Разбойница подняла его и отряхнула. Ударила кончиками пальцев. Мир загудел, приглашая её шагнуть в метель.       В сказках всё устроено так, что герой не может отказаться.       — Да я никакой не герой, черти вас всех дери!       Она подумала, не набрать ли хвороста, но потом решила, что это бессмысленно, если уж ей суждено пройти, то она пройдёт, а если нет — то костёр не поможет. Она бросила и одеяло, и котелок, оставила только то, что в сумке.       Взяла покрепче бубен и шагнула на наст.       Сначала её слепило солнце, отражавшееся от снега, потом буря ударила по глазами мириадами колючих ледяных кристаллов, но Разбойница упрямо шагала и шагала вперёд, стиснув зубы и мысленно бормоча имена всех известных ей демонов. И буря стихла, выпустила её под тёмное небо, озарённое полярным сиянием.       Чертоги Снежной Королевы высились перед ней белыми бастионами и и высокими башнями. Ледяная лестница с тысячей ступеней вела наверх к чёрному провалу входа.       На каждой ступени стояло по статуе из полупрозрачного льда — мужчины и женщины, воины и прекрасные дамы, обнаженные и одетые, все прекрасные и совершенные.       Всполохи северного сияния раскрашивали фигуры в разные цвета.       Разбойница села на нижнюю ступеньку под статую ангела с лилией в руках и достала из сумки полоску вяленого мяса. Отхлебнула из фляжки — самогон не пьянил, только грел.       Голова была совершенно пуста. И сомнения, и вопросы, и злость, которые привели её в это место, — всё растворилось в метели, осталась только усталость и желание, чтобы всё поскорее закончилось, так или иначе.       По ступеням она поднималась целую вечность.       Дворец был пуст — анфилады огромных залов, один красивее другого, снег, лёд и серый камень. Опять статуи, застывшие водопады, снежные колонны, мерцающие в полумраке — и никакой мебели.       — Отлично, — сказала она и снова приложилась к фляжке. — Я просто замёрзну здесь, дожидаясь, пока она вернётся.       В центре следующего зала было большое замёрзшее озеро, а на острове посреди него стоял огромный трон. Трон был пуст, но на нем лежала белая медвежья шкура и Разбойница решила, что встречать смерть следует с комфортом и достоинством.       Она шагнула на лёд и тут же споткнулась — по поверхности озера были разбросаны тонкие полупрозрачные пластинки, которые складывались в затейливые узоры и слова.       Перед самым троном красовалось слово «Вечность».       — Надо же, — удивилась Разбойница. — Кто-то его всё-таки собрал.       Она вскарабкалась на трон и упала на шкуру. Задрала ноги на подлокотники и закрыла глаза.       — Удобно? — спросил её бесстрастный голос. — Признаю, мне никогда не приходило в голову, что на троне можно сидеть подобным образом.       Разбойница открыла глаза.       Королева стояла перед троном и смотрела на неё, склонив голову набок. Белоснежные косы сложным венцом оплетали её голову, костяные заколки торчали из них, как изящные рожки.       — Не советую пробовать, — сказала Разбойница, садясь нормально. — Слишком жёсткое у тебя сиденье, как ни устраивайся — задница болит.       Королева усмехнулась.       — Это сиденья, как ты изволишь выражаться, не для дерзких девчонок.       — А другого тут нет. Хорошо же ты гостей встречаешь! После такой-то дороги — и даже присесть негде.       — У меня нечасто бывают гости, — Королева сложила руки на груди, постучала указательным пальцем по подбородку.       — И неудивительно!       Движения её пальца раздражали Разбойницу, заставляли вспоминать о том, о чём вспоминать не хотелось.       — Тому, кто приходит без приглашения, негоже сетовать на плохой приём.       Разбойница поднялась на ноги. Озябшее тело двигалось неохотно, требуя свернуться калачиком и сохранить остатки тепла.       — Собираешься выгнать меня? — спросила она с отчаянным весельем. — Зачем притащила тогда к бабке? Хотела избавиться от чувства вины?       — В твоей голове одни вопросы, — Королева склонила голову набок, палец замер у бледных губ.       — На которые ты отвечать не собираешься, — Разбойница спрыгнула к подножию трона, подошла к Королеве вплотную.       Ледяные буквы, составлявшие «Вечность», захрустели под каблуками сапог, но с места не сдвинулись.       — Я думала, его сложить невозможно. Разве это не загадка с подвохом?       — Невозможно, — согласилась Королева, — если складывать из кусочков льда. Слово «Вечность» можно написать только горячей кровью.       Она топнула ногой, и буквы рассыпались.       Разбойнице вдруг показалось, что весь дворец покачнулся.       Королева подхватила её за локоть, не давая упасть.       — Зачем ты явилась, глупая Разбойница? — спросила она, и тонкие острые брови сошлись на переносице.       Не сердито, озабоченно.       Разбойница навалилась на неё и улыбнулась посиневшими губами.       — Ты знаешь. За ответами.       — А ты знаешь, что ответы тебе не понравятся, — твердые холодные пальцы коснулись её щеки и отдёрнулись, словно обожглись.       — Ты мне снилась, — Разбойница с усилием выпрямилась. — Это то, что тебе нужно?       — Это твои сны, значит, это то, что нужно тебе, — Королева выпустила её руку и отступила на шаг.       Впервые Разбойнице почудились неуверенность и растерянность в этом холодном голосе.       Она шагнула к Королеве, ломая кусочки ледяной головоломки.       — Неправда, — сказала Разбойница.       — Я никогда не лгу.       — Зато ты не договариваешь. Молчишь. И убегаешь. Ещё немного, и я подумаю, что древняя и могущественная Снежная Королева боится глупую дерзкую девчонку.       — Убегаю? Я? — Королева сузила глаза. —Твой бедный мозг, видимо, промёрз насквозь. Мне следует отвезти тебя домой, и поскорее.       — Вот! Ты опять решаешь за меня. Собираешься опять стоять в стороне и только смотреть?       — Ты не понимаешь, о чём говоришь, Разбойница! — Королева повысила голос.       Её имя запрыгало по стылым залам, многократно отражаясь от стен:       — Разбойница!       —…ойница!       —…ца-ца-ца!       Ветер за ледяными окнами взвыл.       Разбойница сняла варежки, сунула за пояс.       — А если знаю? Если я тоже этого хочу? — она приложила ладони к щекам Королевы и заглянула в её глаза.       Королева замерла.       Сердце Разбойницы пропустило удар, а потом забилось быстро-быстро.       — Я пришла сюда по своей воле, — сказала Разбойница. — На мне нет никаких чар. Принимаешь ли ты мой дар?       — Принимаю, — ответила Королева и опустила ресницы.       Сказки устроены так, что от некоторых предложений невозможно отказаться, если произнесены правильные слова.       — Отлично, — довольно прошептала Разбойница. — Тогда увези меня отсюда поскорее, пока я не пополнила твою коллекцию ледяных людей.       В лесах Сказочных Земель полно охотничьих сторожек, ведь местные Принцы и Принцессы, равно как и все их многочисленные придворные, обожают охоту. Лесничие следят за тем, чтобы в лесных домиках всегда был порядок и запас сухих дров, — никогда не знаешь, что случится на охоте в волшебном лесу.       Эта сторожка была очень старая и принадлежала одному покойному барону, сыновья которого ввязались в нехорошую историю и временно охотой не интересовались. Егерь давно сюда не наведывался, и разбойники облюбовали небольшой деревянный домик для разных разбойничьих дел.       Сегодня Разбойница не стала разжигать огонь.       В домике было теплее, чем в чертогах Снежной Королевы, и сейчас ей было этого достаточно.       Здесь были кровати, на одной из них они раскинули меховой плащ Королевы — и этого тоже было достаточно.       Волосы Королевы были гладкие и почти невесомые. Разбойница вытащила шпильки и медленно расплетала косу за косой, выпутывала нити хрустальных бусин. Королева сидела, не шевелясь, кажется, не дыша, величественная, словно статуя, только тонкая голубая жилка пульсировала на виске.       И когда последняя белая прядь легла свободно, Разбойница прикоснулась к этой жилке губами.       Королева запрокинула голову. Разбойница толкнула её на кровать.       Это было: как целовать мрамор, как растапливать снег руками, как ловить языком снежинки. Это было точно так же, как во снах, и одновременно иначе.       Кажется, Разбойница стала невосприимчивой к холоду.       Кажется, тело Королевы становилось теплее и мягче под её ласками и бледная кожа порозовела.       Они сплетались тесно и льнули друг к другу, чтобы затем отпрянуть, посмотреть — и снова соединиться. Слова были не нужны, они больше ничего не значили — только сбившееся дыхание, стоны, скрип кровати, шелест и шорох, тихий довольный смех.       Утром Разбойница проснулась в одиночестве, укрытая тяжёлым мехом. За окном гомонили птицы, и полоска солнечного света лежала поперёк кровати. Кто-то сложил аккуратно разбросанную одежду Разбойницы и принёс кувшин с водой.       От ледяной воды сводило зубы.       Длинный белый волос зацепился за подвеску на шее Разбойницы.       Она чувствовала себя опустошённой и оглушённой — ночью случилось что-то особенное, но утро словно всё стёрло.       Разве мир не должен был измениться вместе с ней?       Ничего подобного — всё те же зубчатые тёмные ели за окном, то же солнце… тревожные птичьи крики.       Разбойница вскочила с кровати, подхватила палаш и бросилась к окну.       Скрипнула дверь, долго и протяжно.       — Сегодня я пришёл не вовремя, Разбойница, — насмешливо сказал Капитан. — Где же твой грозный пистолет? Или ты надеешься отвлечь меня своими прелестями?       От него пахло кровью и порохом. Единственный щегольской сапог был забрызган грязью, костыль и протез — в тёмных потёках. Зато золотые эполеты и пуговицы блестели невыносимо ярко.       — Ну что ты, — Разбойница отбросила ножны и встала в стойку. — Не приходится рассчитывать, что такой любитель голубых кровей обратит на меня внимание. Я, конечно, недурно сложена, но где уж мне сравниться с Принцессой.       Капитан хрипло рассмеялся.       — Ты же не думаешь, что я буду с тобой драться?       — А почему нет? Достойный поединок — голая девица против одноногого калеки. В любом балагане мы имели бы успех.       Разбойница толкнула раму свободной рукой, но крепкое дерево не поддалось.       — Я собираюсь устроить другое представление — знаменитая Разбойница пляшет в веревочной петле для почтенной публики, только один раз! Не старайся, милая, это бесполезно. Ты же не думаешь, что я пришёл один?       — А ты взял с собой всех своих солдат или только половину?       — Мои солдаты отправились навестить твоих людей. А я взял с собой собаку. Говорят, ты любишь животных — моя подружка должна тебе понравиться.       Капитан заливисто свистнул — и снаружи ему ответил лай, перешедший в глухое рычание.       Разбойница закрыла глаза и глубоко вдохнула. Опустила палаш.       Воздух в комнате всё ещё слабо пах талым снегом.       — Вот и прекрасно, — самодовольно сказал Капитан, и в этот момент Разбойница бросилась на него.       Его клинок принял удар на гарду, но неожиданная атака достигла своей цели — секунда промедления, слегка неустойчивое положение — Капитан пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, а Разбойница проскочила мимо него в дверь, скатилась вниз по лестнице и выбежала из дома.       Собака у Капитана была не одна.       Три адские гончие разлеглись перед домом, и каждая была больше лошади. Глаза — как чайные блюдца, огромные пасти раззявлены, жёлтые клыки напоказ.       Собаки встретили Разбойницу оглушительным лаем.       — Ну же, не стесняйся, — крикнул Капитан, весьма резво прыгая на своей деревянной ноге по дому. — Познакомься с моими девочками. Правда, красавицы?       — Не то слово, — буркнула Разбойница, медленно сходя с крыльца.       Нагретая солнцем влажная земля мягко проседала под босыми ногами. Собаки вскочили на ноги и зарычали.       Одну достану, подумала Разбойница, всё лучше, чем в петле.       — Иди сюда, дурная псина, — сказала она собаке по центру, глядя ей в огромные глаза с вызовом, и та вдруг поджала хвост и заскулила.       Разбойница шагнула вперёд — собаки попятились.       Что-то внутри неё словно проснулось, какая-то радость и уверенность, и озорная сила, которая требовала выхода.       — Что с вами, девочки? — раздраженно спросил Капитан. — Хватайте её!       — А без собак ты ничего не можешь, обрубок человека? — насмешливо спросил холодный голос.       У ног Разбойницы закружились снежные вихри.       Капитан побледнел и вытаращил глаза, и Разбойница тоже вытаращила глаза и заулыбалась наиглупейшим образом.       У женщины, которая вышла из-за угла сторожки, была светлая кожа с нежным румянцем и удивительной красоты косы — золото с серебром. И платье голубое, как апрельское небо.       Собаки взвыли и бросились в лес.       Бегите, бегите, подумала Разбойница, и снежные вихри рванулись следом за тварями.       — Понятия не имею, кто вы, госпожа, — зло сказал Капитан, — Но вам здесь находиться не следует. Эта девка — опасная преступница. Эй, ты, Разбойница! Что ты сделала с моими собаками?       — Ничего, — честно ответила Разбойница. — А ты уверен, что это твои собаки?       — Конечно, мои! Они достались мне в честном бою, — Капитан фыркнул и вытащил пистолет. — А тебе в любом случае не уйти!       — Уж не ты ли тот доблестный воин, что отрубил старой ведьме голову, чтобы забрать её золото? — Королева усмехнулась. — Очень честный бой, ничего не скажешь.       — Не лезьте не в своё дело, благородная дама, — посоветовал Капитан, целясь в Разбойницу. — Последний раз говорю, бросай саблю и сдавайся, наглая девчонка.       — И не подумаю, — сообщила Разбойница, приготовившись прыгнуть.       — И не подумаю, — сказала Снежная Королева, поднимая руку.       Капитан не успел выстрелить, он даже курок взвести не успел — снежная крошка покрыла его с головы до ног и осела на крыльцо маленьким сугробом, который тут же растаял, оставив после себя лужу — и металлическую фигурку солдатика в ней.       — Надо же, — удивленно произнесла Королева, подбирая фигурку, — обычно они просто замерзают.       Она покачала солдатика в руке, хорошо размахнулась и швырнула в кусты.       Разбойница схватила её ладонь.       — Ты не утратила свою силу! — воскликнула она.       — А должна была?       — Но разве я тебя не расколдовала? Ты не стала снова обычной женщиной? Ты… ты же выглядишь, как …       — Как живая? — Королева рассмеялась. — Понятия не имею, откуда в твоей голове такие глупости. Но я — одна из сил природы, не больше и не меньше, и всегда ею останусь. Я тебя разочаровала?       — Нет! А… — Разбойница прикусила язык и посмотрела на неё ещё раз.       Незаданный вопрос бился внутри, словно кто-то бил в бубен. Слушай — и мир отзовётся.       Королева улыбалась ей, но глаза её были цвета грозового неба.       — А вот ты изменилась, — сказала она и, и подцепив пальцами волосы Разбойницы, показала ей серебристую прядь. — Не слишком свежо для прогулки в раздетом виде?       — В самый раз, — Разбойница фыркнула. — Гость не захотел ждать, пока я переоденусь к завтраку. Ты же привезла завтрак, я надеюсь?       — Я похожа на посыльного из трактира? — Королева шагнула к дому, и Разбойница пошла следом за ней.       Теперь она чувствовала не только холод — всё свое тело, каждую его часть. И ободранные о раму пальцы, и синяк на локте, и шрам на плече, и озябшие ноги, и ноющий от голода желудок, и неожиданное возбуждение.       — Ты похожа на благородную даму, — ехидно и весело сказала она в спину Королеве.       — А ты на наглую девчонку, — так же ехидно ответила Королева. — Ты не хочешь знать, что стало с твоими разбойниками?       Босые ноги оставляли на деревянном полу грязные следы. Такие же следы оставил Капитан, и Разбойница теперь старалась на них не наступать.       — У всех историй о разбойниках конец одинаковый, — Разбойница пожала плечами. — Все мы знали, что рано или поздно что-то такое случится.       — И ты не жалеешь? — Королева всё-таки оглянулась. — Не будешь чувствовать себя виноватой?       — Я только надеюсь, что большая часть из них успела разбежаться и попрятаться. Королевские солдаты не слишком-то усердные ловчие, а некоторые из них в родстве с разбойниками. Жалею я лишь о бочонке с табаком и отличном окороке в кладовой.       И это было правдой — никаких сожалений не осталось в её душе, никаких сомнений и ожиданий тоже никаких, только смутное предвкушение чего-то нового.       Снежная Королева рассмеялась, и в этом смехе стучала капель и звенели ручьи.       — Одевайся, — сказала она. — Найдём трактир и закажем там самый сытный завтрак для тебя.       Никто больше не называл её Разбойницей. Некоторые говорили, что она может призывать ветер с любой стороны света и завязать узлом, что ей известен язык всех животных и значение всех трав, что она всегда знает заранее, когда пойдёт снег или начнется паводок.       Они говорили: Та, Кто Знает, или Мудрая Женщина, или даже Хозяйка Яблонь, потому что вокруг её домика росли яблони.       Она жила долго и очень по-разному.