Негатив

Если такая вещь, как счастье, существует в этом мире, то она должна походить на беспредельное ничто. То, что видят мои глаза, не имеет смысла. То, что не могут увидеть мои глаза, не существует. (с) Улькиорра Шиффер*

Чернота и темнота – вот что окружает Иноуэ Орихиме. Темнота и чернота – это небо, воздух, вода, земля, её руки, пара истерзанных чужим мечом крыльев и волосы Улькиорры. А так же его руки и ноги. И хвост – кончик болтается в «воде». Чернильные слёзы, чернильное сердце... Густая нефть. Топлёный асфальт. Это всё – первичные ассоциации. Учебник психологии, принадлежавший брату, вторая глава, страница пятьдесят один. Пахнет старыми автомобилями. Если запрокинуть голову наверх, то там – где-то очень-очень далеко – будет небо, как потолок. Орихиме не знает, на чём держится купол, так как никаких деревьев-кристаллов тут нет, хотя подземелье явно одно и то же. Песок не падает. Песок жрёт блёклый свет месяца Уэко Мундо, напитывается, не пускает его лучи вниз. Вместо земли тут вода, точнее, нечто, что можно принять за воду. Ведь в мире пустых нет воды, а эта жидкость – чёрная и маслянистая, как бензин. Дурно пахнущая нефть. Чёрное золото мира живых, кладовая земного богатства. Ненужный мусор отрицательного мира, чумная яма. В самом центре есть маленький островок напитавшейся влагой земли. Утрамбованный песок, растёртые в пыль кораллы.** Крохотный клочок, наверное, овальный – как раз для двоих, сидящих на коленях лицом к лицу. Тут нет ветра, быть не может, но Иноуэ слышит, как волны-невидимки бьются о мёртвые тела жителей глубин. Склеп, где вместо тел – песочное крошево. Крылья Улькиорры поникли. У него ещё были силы смягчить их совместное падение от слишком сильной атаки обезумевшего спасителя, напавшего на спасаемую, но сейчас они уже иссякли. Потрачены на сохранение жизни проблемной пленницы господина Айзена. Не дал утонуть в машинном дёгте. Предпочёл удариться о гладь, чтобы не разбилась хрупкая фарфоровая кукла с рыжими волосами, которая только и могла, что восстановить его тело. Обессиленные зелёные заколки. Обессиленные зелёные глаза. Цвет бутылочного стекла. Они одного цвета – но здесь нет места цвету, поэтому они, так же как и волосы, глаза, кожа Орихиме кажутся картонными, ненастоящими. Особенно волосы. Хотя нет – глаза Шиффера настоящие, так как всегда – ну, с их первой встречи – были такими. Не холод, но спокойствие и равнодушие. Ничего не изменилось. Темнота, чернота, чумная яма, бутылочное стекло, её по-глупому яркие волосы, Улькиорра Шиффер... Ночь без луны, звёзд, облаков и карманного фонарика. А летучие мыши, маленькие пустые – белые. Иноуэ отлично их видит, будто они сами светятся. Эти маленькие пародии на второй релиз Четвёртого из Эспады такие же, как его пергаментная кожа. Порождения негативной плёнки, шныряющие над пропастью. Улькиорра – противоположность темноте и черноте. Её белое платье. Орихиме зачёрпывает нефть и мажет ею по груди своего уже не охранника. Сначала было страшно к нему прикасаться и противно от мазута на пальцах, но сейчас она увлеклась. Руки погружаются чуть ли не по локоть – девушка не ленится наклоняться – и собирают на себя чёрную жижу. Голова кружится от запаха, к горлу подступает тошнота. Ядовитые испарения точат организм, проникая в него через лёгкие и поры. Но, разумеется, Куросаки-кун придёт в себя и вытащит её отсюда, а она как-нибудь вытащит Улькиорру. Дна, разумеется, нет, или просто не достать. Руки Улькиорры затянуты в перчатки, созданные из его реяцу. Иноуэ начала мазать от них: левая рука, права рука, ключицы, отпечатки её пальцев на его шее... Парадокс, но Шиффер горячий, как печка, и Орихиме боится, что нефть вспыхнет от жара, а потом огонь перекинется и на неё тоже и пожрёт. Как песок – свет, а пустые – души. С его рогов на волосы стекают излишки жижи, но арранкар не шевелится. Замер, как статуя, и сидит себе. Сколько времени уже прошло? Год, месяц, неделя? Иноуэ думает, что как минимум век. Что волосы, на которые капает с рогов, уже вполовину отросли, а чёрные пятна намертво въелись в её кожу. Просто она страшно медлительная и бесполезная. Бездна уже их поглотила. В Уэко Мундо вечно кто-то кого-то жрёт, так как на этом строится здешний мир. Мелкие пустые жрут реяцу, мелких – пустые побольше, больших – меносы и так далее... По цепочке, пищевой. В мире живых всё точно так же. Иноуэ обнимает худую поясницу и щедро красит Улькиорре спину. Смущения нет, да и зачем? – она всего лишь красит. Ей в миг становится жарко, ступням холодно, а крылья Шиффера на ощупь не кожистые, как ожидалось, а бархатистые. Девушка не сдерживается и гладит их. Улькиорра дышит всё так же ровно и на секунду закрывает глаза. Орихиме этого не видит, но чувствует. Интуиция. Шестое чувство – но шестое ли? Чувств же гораздо больше. Когда она отстраняется, ей приходится вновь гнуться, чтобы достать до своей туши. «Тушь» холодная, как земля. Её капли замарали подол платья; рукава пропитались чёрным. Теперь у неё тоже есть перчатки, длинные, выше локтя. «Принцесса» рисует на чужой груди. Абстрактная живопись. Музей современного искусства. Первичные ассоциации, страница пятьдесят один. Иноуэ осторожно проводит возле дыры. От неё вниз и так тянется, стекает, намертво въевшись в кожу Шиффера. Будто внутренности или выплеснутое наружу отчаяние. Девушка касается кромки – Улькиорра вздрагивает и шумно выдыхает. Сглатывает. На её памяти, он второй раз теряет над собой контроль. Первый – это, конечно, Куросаки-кун, который так легко воздействует на своих врагов. Упёртый он, Куросаки-кун. Орихиме борется с соблазном проверить, сквозная ли дыра. Хотя, скорее всего, да, как у клыкастого богомола с повадками Зараки-тайчо. Но вот убедиться самой и интересно, и стрёмно; Иноуэ трусит и, задумавшись, гладит край. По телу арранкара проходит ощутимая дрожь от прикосновений, грудь вздымается часто и высоко. Кожа вокруг дыры – сантиметр, не более - неожиданно нежная и, судя по реакции, чувствительная, как побелевший шрам, с которого уже давно сошла бурая корка. Это ведь и есть шрам, так как это то, что осталось от с корнем вырванной души. Наверное, это больно. - Болит? У Орихиме горят ладони. Улькиорра молчит и вдруг тянет руку к её лицу. Когти чуть царапают, но пальцы горячие; Шиффер рисует две смазанных, но относительно линии от глаз вниз по щеке, затем – перекрестье ключиц, чуть ниже маленькой ямочки между ними. По ткани расплывается пятно, но Иноуэ этого не видит, так как её взгляд прикован в идеально круглой пустоте. Пустота. Пустота вокруг. Пустой мир, где живут пустые. Спасите, пожалуйста, она не хочет быть пустой. Девушка поднимает взгляд и вдруг понимает – Улькиорра счастлив, не улыбается, не меняется выражение его глаз, но счастлив. Ему хорошо, а у неё на лице чернильные слёзы, нарисованные его руками. Пустота, темнота и чернота. Растворитель. А они, оказывается, похожи больше, чем может показаться. Орихиме хочет поднять уголки губ вверх, но не может – лицо одеревенело. Телу уже совсем плохо от запаха машин, на которых она никогда не сможет больше ездить. И видеть. И вообще - надо будет попытаться после окончания школы переехать за город, подальше от автострад. - Болит? – голос арранкара невероятно чужой и самый родной. Одновременно. Его пальцы давят так, что действительно становится больно. Иноуэ не выдерживает, руки безвольно виснут вдоль тела. Устав, она валится вперёд и закрывает глаза. Улькиорра что-то говорит – «яд», «возможны галлюцинации», «спи» - но Орихиме улавливает только последнее слово. Может, действительно поспать? Крылья, в которые её, их, с тихим шорохом укрыл Шиффер – как одеяло, а плечо твёрдое, но удобное. К тому же теперь, когда она утыкается носом ему в шею, никаких лишних запахов не ощущается. Наверное, Улькиорру не нужно спасать, да и её тоже. Ей уже ничего не надо. Орихиме тоже счастлива – ей тепло, спокойно, а в голове нет лишних мыслей. Орихиме тонет в черноте и темноте. Гладкие волосы Улькиорры щекочут скулу, его руки покоятся на талии. Крылья надёжно прячут. Хорошо. Откуда-то доносится грохот, крик, что-то падает в жидкую бездну. И осколок старого мира: - Иноуэ, где ты?! Орихиме закрывает глаза и засыпает. *Цитата взята из экстра 50 «Не быть, но быть». **Чёрные кораллы действительно существуют, но они очень редкие.