***
— Честно, — вздыхаю я, наблюдая за тем, как ты пытаешься откупорить бутылку какого-то дешевого вина, — Ничего не поняла, ну и ладно. Хмыкаешь, вытягивая руку в мою сторону, а я только непонимающе смотрю на твою раскрытую ладонь. Хочешь, чтобы я дала «пять», что ли? Ты поднимаешь лицо и удивленно пялишься на меня, когда я без задней мысли хлопаю тебя по ладони. — Ну так вот всегда, — поджимаешь губы, пытаясь скрыть улыбку, — Штопор дай. Я закрываю лицо руками, мысленно ударяя себя побольнее, и тихо вздыхаю. Вот так всегда, да, и с этим ничего не поделать. Немного сдвигаю пальцы с глаз, чтобы глянуть на тебя. Похоже, понимая, что от меня ничего не дождешься, ты придвигаешься поближе к корзине и сам достаешь этот несчастный штопор. — У меня по жизни так, я привыкла уже жить с таким мозгом, — криво улыбаюсь, отводя взгляд в сторону. Слышу твой смешок и пытаюсь сгладить ситуацию, — Люблю самоиронию, точнее, самоиздевательства. — Мне не понять, — ты качаешь головой, разливая по бокалам вино, и протягиваешь один мне. С трудом пересиливаю неловкость и киваю в знак благодарности, не спеша делать глоток. Вместо этого разглядываю твои пальцы, аккуратно обхватывающие ножку бокала, а после перевожу взгляд на твое лицо. — Ну да, у нас не одинаковый мозг. — Ну, я себя до уровня тряпки при других точно не принижаю. — Здесь… — я совсем не обращаю внимания на сказанные тобой слова и встаю на ноги. Хихикаю, немного покружив на месте под твой удивленный взгляд, — Можно все, и тебя никто не увидит, не услышит, не узнает, — усаживаюсь обратно на тонкую скатерть, но уже немного подальше от тебя, — А вот в жизни я отрываюсь на других, потому что, считай, травма. — Это да, но ты же меня знаешь, эгоист везде. — Пф-ф, а кто не эгоист? Все только и думают о себе, хотя даже пытаются это отрицать. Обожаю этих лицемеров, прям не могу. — Все, конечно, просто в большей мере это эго, а в меньшей — обычная сущность людей. Ты задумчиво смотришь куда-то сквозь меня и неоднозначно киваешь, как бы невзначай касаясь коленом моей ноги. Тихо ойкаю и тут же отдергиваю край задравшейся юбки. Боковым зрением замечаю, как уголки твоих губ стремительно поднимаются вверх. — Да блин, я же тоже лицемерка, — продолжаю, пытаясь скрыть свое смущение, — И при этом говорю что-то про других, — на эту фразу ты только многозначительно хмыкаешь, и я понимаю, что снова ляпнула не то, — Ну и ладно, я всегда так делаю.***
— Ты склоняешься к типу «я ничтожество», чем к «я лучше других», — слишком верно отмечаешь ты, вынуждая меня недовольно поежиться. Твои слова проходятся словно ножом по моему сердцу. Запрокидываю голову назад, стараясь сдержать неожиданно выступившие на глаза слезы, и крепко-крепко жмурюсь, практически уверенная в том, что ты заметил мою попытку не расплакаться, как маленький ребенок. — М-м-м, нет, я скорее склоняюсь к типу «я так ахуенна, но такое чмо», — наконец возражаю я, взлохмачивая волосы, — Хотя постоянно прикидываюсь той еще самовлюбленной сукой. — Думаешь из-за этого сильной кажешься? — смеешься, откидываясь спиной на камни, и тут же недовольно шипишь, вероятно, от боли, — Да нет, обычная ноющая и слабая девка. Хмурю брови, понимая, что ты абсолютно прав. Еле различимые отголоски гордости отчаянно кричат и просят наконец по достоинству ответить тебе, но я только молча смотрю на твое безмятежное лицо, даже не пытаясь подобрать с пола ошметки своего самоуважения. Спустя какое-то время киваю, переводя взгляд на темный небосвод, на котором начинают слабо поблескивать звезды, и набираю в легкие как можно больше свежего воздуха, сразу же выдыхая. — Я слабая, да. Пытаюсь казаться сильной, потому что иначе меня раздавят. Раньше я и не прикидывалась сильной, была собой, можно сказать, то есть тряпкой, — и меня каждый день унижали. Из-за твоего звонкого смеха возникает очень двоякое чувство: хочется одновременно и разреветься, и рассмеяться в ответ. Я совсем не могу определиться с эмоциями, беспомощно поджимая губы. — Тебя уже раздавили, мир раздавил, а ты все барахтаешься. — Еще нет, — осипшим голосом отвечаю, пугаясь тому, каким же жалким получился мой ответ. — По тебе видно, да. — отвечаешь слишком резко, отчего по спине бегут мурашки, и я немного вздрагиваю от неожиданности. По копошению слышу, как ты привстаешь на локтях, и буквально чувствую прожигающий мою спину взгляд. Я оборачиваюсь, натыкаясь на твой удивительно теплый взгляд, совсем не вписывающийся в контекст нашего диалога. — Правду знаю лишь только я, и ей поверят не все, — получается слишком неуверенно, чем я ожидала изначально. — Потому что правда лишь с твоей стороны, и ты не можешь осмотреть её своим глазом, а я твоим, — ты улыбаешься и манишь меня пальцем, а после, встречая мой непонимающий взгляд, поясняешь, — Иди ко мне. На секунду колеблюсь, но все же доверчиво ложусь рядом, вздрагивая, когда спина касается необычайно холодных камней. Чувствую, как твоя теплая рука обхватывает мою талию, и судорожно выдыхаю, когда ты прижимаешь меня ближе к себе. Никогда не подумала бы, что мы с тобой окажемся когда-нибудь в таком положении. Обнимаю тебя одной рукой, другую поудобнее подкладывая под себя, и немного ерзаю. Ты недовольно что-то бубнишь про то, чтобы я перестала двигаться, и я тут же послушно замираю. Теснее жмусь к тебе, вдыхая запах свежестиранного белья и сигаретного дыма. Слышу, как размеренно бьётся твое сердце, и становится до ужаса неловко, когда я замечаю твое горячее дыхание и легкое прикосновение губ к своей макушке. Затаив дыхание, стараюсь совсем не двигаться, чтобы ненароком не испортить такой момент. — Я смотрела на правду и чужими глазами, если так можно сказать, — тихо проговариваю я, нехотя отстранившись от тебя, и опираюсь на локоть, заглядывая тебе в глаза, — Я всегда смотрю на свои действия с чужой стороны. В большинстве своем, они отвратительны. — Все равно не то, ведь это остаёшься ты. Человек так уж устроен. Медленно киваю в знак согласия, в который раз признавая твою правоту. Улыбка с твоих губ совсем не сходит, и у меня совсем не получается обижаться на все те неприятные слова, сказанные тобой ранее. Все же мы друзья, а ты лишь говоришь правду, совсем не располагая целью задеть меня. — Не могу поспорить, хотя очень хотелось бы.***
Со временем лето становится немного более прохладным, чем в прошлые годы, и кардиган, который я неизменно надевала на каждую нашу встречу, в какой-то момент сменился теплой толстовкой. Разочарование в твоем взгляде я уловила сразу же; оно и понятно — теперь придется лезть в карман моих джинсов за зажигалкой, либо просить меня достать ее самой. Тем же недовольным взглядом ты смотришь на меня и на этот раз, но уже по совершенно другой причине. Твои глаза сейчас источают лишь холод, в них не осталось ни капли от былого тепла и заботы, а каждое твое слово было будто пропитано ядом, медленно отравлявшим меня с каждой твоей репликой. Между нами затянулось слишком долгое молчание, и я уже минут десять пытаюсь собраться с мыслями, чтобы наконец сказать тебе хоть что-то. Но вместо этого я только раздосадовано вглядываюсь в твое лицо, надеясь найти знакомые черты. Ты очень изменился, признаю, сначала я тебя и вовсе не узнала. — Кстати, ты с ней общаешься? — спрашиваешь, не называя конкретного имени, но я все равно понимаю, о ком идет речь. Задумчиво разглядываю свою обувь, будто она может подсказать, как правильно ответить на этот вопрос, чтобы вновь не расковырять старые раны ни тебе, ни себе. Рассказывать об этом совершенно не хотелось, но и оставлять тебя без ответа — тоже. — После моего отсутствия много чего случилось, — неуверенно начинаю я, поджимая ноги к себе и обхватывая их руками, — Оказывается, она начала новую жизнь, а тут появилась я, «прошлое». И все пошло по пизде. — Ну, а как ты хотела? — это скорее утверждение, нежели вопрос, и я только неопределенно дергаю плечом, — Мы ждали, ты кинула после своего нытья «я никогда от вас не уйду». Я неловко хихикаю, утыкаясь носом в колени, и закрываю глаза. Рассмеяться в такой момент было, несомненно, не самым лучшим решением, но разве я могу контролировать неожиданные приступы смеха? — Помню, но вот ей я и до этого все объяснила, — киваю и зарываюсь рукой в волосы на затылке, — И она ждала, представляешь, ждала пять месяцев. — Ну, тебе не дано, как ей, смирись, — фыркаешь, отчего я оборачиваюсь к тебе. Ты совсем не смотришь на меня, а на твоем лице нет даже намека на улыбку. Я удрученно вздыхаю и тянусь к тебе, чтобы взять за руку, но ты моментально одергиваешься, вынуждая меня остановиться. Наверное, глупо было полагать, что после всего случившегося ты так быстро и просто примешь меня. — Ну да, я постоянно так-то кидаю людей, — незаметно вытираю слезу, скатившуюся по щеке, решаясь окончательно доиграть роль стервы, — Не люблю все одинаковое каждый день, уж простите. — Это видно. — Не просто видно, это ахренеть как заметно. С расстояния в сто километров заметно. — Только с Никой больше тогда не связывайся, — ты дергаешь меня за плечо, вероятно, чтобы я взглянула тебе в глаза, и я невольно сжимаюсь от твоей резкости, — ей такие не нужны такие, на один месяц. — Ника не такая, как другие, — скидываю твою руку с себя, замечая, как ты морщишься, будто тебе противны мои прикосновения. — Она не скучная, не однообразная, неожиданная и для меня полна сюрпризов. — Пх, скольким людям ты это говорила? — кривишь губы в усмешке, — Иль не считаешь? — Ну, никому, если честно. Вообще, у меня действительно такое мнение на счет нее. Да, в последнее время я не общалась с ней — я особо ни с кем не общалась. — Тебе это заслуженно, все равно же бросишь. Не отводишь проницательного взгляда от моего лица, точно испытывая меня на прочность. Ждешь ответа, но я попросту молчу, обессиленно прикрыв глаза. Ты совсем не понимаешь, что, как бы мне этого не хотелось, ответить я уже не смогу. Я давно стала тебе противна.***
Знаешь эти строчки: «и, вроде бы, все хорошо, но иногда кажется, что все не так»? В последнее время мне они стали слишком знакомы. Единственный вопрос, который меня мучает, это только то, почему ты все еще продолжаешь приходить на наше место и разговаривать со мной, если тебе на меня плевать? — Я человек конфликтный, люблю спорить, знаешь ли, — я хихикаю, покрутив в руке стакан с каким-то очередным дешевым пойлом, — Поэтому, привет, мне говорят, что я неправильная. Ну, а еще то, что я «неправильно мыслю». — Может, отвратительная, — нарочито медленно протягиваешь ты, задумчиво разглядывая мое лицо, — «Неправильная» странное определение, по-моему. Невольно хмурюсь от твоего грубого тона, но продолжаю улыбаться, как будто твои слова ни капли не задели меня. Да и, в целом, делать вид, что я совсем не заметила открытого оскорбления с твоей стороны. — Мне серьезно прямо сказали, что я неправильная. Причем, сразу несколько человек, — я негодующе качаю головой, тихо икнув, — Прям так и сказали: «ты такая неправильная». — Тогда глупые люди были, не знающие терминов, — хмыкаешь, вытаскивая из кармана пачку сигарет. Я машинально протягиваю зажигалку, и ты удовлетворенно улыбается. Надрессировал меня, словно собачку, и радуется, вот поганец. — Там была тема такая, и все были одного мнения, соглашались, а я была против, — пояснила я, — Мне не нравилось, я выразила свою позицию, и, ура, я неправильная! — Это не называется «неправильность». — Знаю я, знаю, — киваю, — Говорю так, как сказали они. — Просто глупые людишки, вот и все. — Говоришь так, будто ты сам не человек. Ты задумчиво хмуришь брови и, глубоко затянувшись, выдыхаешь мне прямо в лицо. Смеешься, пока я возмущенно откашливаюсь и стараюсь посильнее треснуть тебя, а на мой недовольный взгляд только ядовито улыбаешься. — Человек, но это не мешает мне их презирать, — усмехаешься, стряхивая пепел в сторону, — Человек же давно судит другого человека, — все в рамках этого мира, хотя оказаться нечеловеческой расы было бы приятно. — Пхах, понимаю-ю. Знаешь, я всегда ждала правды, — я делаю глоток алкоголя, совсем не замечая твоего непонимающего «что?» — Поэтому… спасибо. — Обращайся, — как-то неуверенно отвечаешь ты, а я только с наслаждением наблюдаю за твоим растерянным лицом. Жаль, что ты тут же приходишь в себя, возвращая привычную спокойность, — Только правда это наполовину. Два человека — два моих отношения. — Может, правда на все сто? — с надеждой предлагаю я, но ты отрицательно качаешь головой. — Нет, именно пятьдесят, — твердо заявляешь ты, а уже через несколько секунд, похоже, передумав, продолжаешь, — Ты в прошлом — классная, ты сейчас- отвратительная. Как-то так. — Я всегда была отвратительна. Сейчас я этого не скрываю, а раньше всегда пряталась за масками, чтобы меня просто-напросто не отшили. — Можешь думать, что лгу, но доказывать я не буду, раз сама не поймёшь, — пожимаешь плечами, — Ты сама страдаешь из-за того, что сама и разрушила, так что хватит размусоливать свою «неправильность» — это всего лишь слабость. Кстати, раз ты любишь ссоры, то почему боялась, что тебя отошьют? — Не знаю, я полна противоречий, — неопределенно хмурю брови, вглядываясь в остатки алкоголя, покоившиеся на дне стакана, и допиваю его, — Я не люблю людей, хочу быть одна, чтобы все просто ушли, но при этом не могу в одиночестве. — Как глупо. Синдром маленькой школьницы, что ли? Как бы объяснить… те, кто пишут грустные статусы и ставят авы с порезанными венами? Снова молчу, чувствуя на себе твой выжидающий взгляд. На этот раз ты понятливо фыркаешь, даже не пытаясь вытянуть из меня ответа. И пускай мне отчаянно хотелось опровергнуть все то, что ты сказал, мы оба знаем, что ты совершенно прав в своих суждениях. Лучшим решением будет просто промолчать. Ты уже давно поставил на мне своеобразное клеймо, которое разрушить, либо же просто изменить, я попросту не в силах. Упрямый баран — твое самое верное определение. Как бы я не старалась вымолить у тебя прощения и вернуть наши былые отношения, все мои попытки терпели неудачи, разбиваясь об прочную ледяную стену, которую ты выстроил еще несколько лет назад. Я забираю у тебя почти догоревшую сигарету и слабо затягиваюсь. Выдыхаю, наконец осознавая, почему тебе так нравится курить. Вместе с дымом я будто отпускаю в полет все свои проблемы и переживания, а от неожиданно навалившейся легкости все тело моментально расслабилось. — О чем ещё поговорим? — спрашиваешь, вновь заставляя вздрогнуть от неожиданности. — Даже не знаю. Мне все равно, лишь бы говорить с тобой. — У меня идей нет, вот и спрашиваю, — ты встаешь на ноги, взлохмачивая короткие волосы, а я так и продолжаю сидеть, устроив голову на своих коленях, — Ну, если не о чем, то тогда до следующего. — До следующего, почему бы и нет. Было даже как-то интересно, спасибо, — благодарно улыбаюсь на прощание, совсем не заботясь о том, что сижу к тебе спиной, и ты не увидишь моего жеста, но тут же окликаю его, засуетившись, — Хотя, нет, у меня есть вопрос. Ты сказал: «Два человека — два моих отношения. Ты в прошлом — классная, ты сейчас — отвратительная.» — Да, так. — Что ты думаешь обо мне в прошлом? — О тебе в…? — мой вопрос застал тебя врасплох, потому как твои брови удивленно взмыли вверх, — Обычная девушка, с которой можно было повеселится, впрочем, так как-то. — А я сейчас? — Хм, в тебе я нахожу тоже плюсы для себя, позабавиться, сегодня неплохо было. Но в общем, ты для моего обозрения обычный нытик, из тысячи людей, которые говорят «я другая». Раз уж ты спросила, то что насчёт меня сейчас и тогда? Я поджала губы, немного нахмурив брови. Обидно? Еще как. Грустно усмехаюсь, чувствуя, как по щеке стекает непривычно горячая слеза. Сама напросилась, знала ведь, чем заканчиваются подобные разговоры. — Ну, ты всегда честен. Мне кажется, только это отличает тебя от множества других людей, которые постоянно только и делают, что врут и лицемерят. Как понимаешь, себя я к ним тоже отношу, — я тихо смеюсь, заправляя прядь волос за ухо, — И нет, сейчас это не нытье, сейчас это — самоирония. Сейчас и тогда — я не вижу разницы. Один и тот же человек, в которого влюбилась, разлюбила, бросила, вдруг появилась и стала извиняться, желая исправить ситуацию. — Хм, ясно, то есть у меня получается быть прямолинейным. Тренируюсь для жизни, ты мне чем-то помогаешь. Пожимаю плечами, не решаясь повернуться к тебе. Увидишь мои слезы и вновь подумаешь о том, какая я слабая, либо же в очередной раз съязвишь. Знаешь ведь, куда надо давить побольнее. — Наверное, прямолинейность — это хорошо. — Можешь попробовать, поймёшь ошибку. — Даже пробовать не буду — не по мне это. — Я заметил, — по голосу понятно, что ты улыбаешься, — А было бы забавно посмотреть на твои попытки. Оборачиваюсь и уже открываю рот, чтобы ответить, но взгляд тут же натыкается на твою отдаляющуюся спину. Ты просто уходишь. Спокойно, без всяких сожалений и заминок, полностью уверенный в себе и в том, как правильно поступить. Именно этой своей уверенностью ты кардинально отличался от меня. Помнишь ли ты свои слова в тот день, когда мы в последний раз разговаривали? Однако то, что похожее у нас обоих и, наверное, единственное — это цитата «Я ненавидел ложь, но лгал.» Каждый год в один и тот же день мы сидели на небольшой скалистой местности недалеко от одного и того же озера. Разговаривали ни о чем, смеялись, жаловались на жизнь, просто веселились. Мне всегда было приятно находиться в твоей компании, чувствовать теплые объятия, запах сигарет и ту близость, что была между нами. Я не понимала, зачем ты подарил мне эту чертову зажигалку, и только сейчас до меня дошло, что ты был просто ленивой задницей, которая не хотела постоянно таскать ее с собой. Проще было одолжить ее у меня при нашей встрече. Но на этот раз ты ушел, так и не отдав уже потертую зажигалку, с которой давным-давно слезла ядовито-зеленая краска. Следующим летом я сидела на холодных камнях, в одиночестве выкуривая за раз пачку недавно приобретенных сигарет, кутаясь в тот самый серый кардиган, который тебе очень нравился.