***
Она должна рассказать. Люси понимала эту простую истину, но каждый раз либо Ацуши находился в компании друзей, либо она не знала как правильно начать. Попытки становились более неловкими. Люси то и дело заламывала пальцы, пока пыталась подобрать слова, которые предательски прилипали к нёбу. От смущения кровь вспыхивала под кожей, а лепестки издевательски щекотали меж ребер, заставляя задыхаться. Ацуши тем более делу не помогал, спрашивал всё ли в порядке у неё, не заболела ли она, предлагал воды, когда она начинала кашлять. От этого внимания путались мысли, и, продолжая дрожать от кашля, Люси уже раздражённо шипела на него. А время продолжало злорадно тикать и напоминать о себе. Особенно по утрам, когда готовиться к рабочему дню становилось всё тяжелее. Тело ныло от усталости, в горле першило после ночных приступов, рутинные действия стали отнимать больше сил. Чтобы вывести остатки сновидений, требовалась уже не чашка кофе, а целая кружка. Обычно Люси могла по полчаса сидеть перед зеркалом, чтобы насладиться процессом расчёсывания. У неё была красивая мягкая расчёска, украшенная россыпью изумрудов на обратной стороне — подарок Луизы —, и ей нравилось, как мягкие локоны огнём струились меж пальцев, пока она заплетала две пышные косы. Теперь же её сил хватало лишь на то, чтобы собрать высокий хвост и при этом не хватиться за ножницы. Работа была следующей пыткой. Посетители брезгливо морщились, наблюдая, как Люси пыталась подавить кашель, или смотрели гневно видите ли потому, что им больше не улыбались. Но, видимо, не всех отпугивало её скверное настроение. — Всё в порядке, Монтгомери-сан? — поинтересовался Дазай, наверное, впервые за всё время обращаясь к Люси не по поводу заказа. — А вам-то что? — с усталым раздражением ответила Люси, стоявшая за прилавком. — Ах, ну знаете, порой случаются в жизни такие проблемы, от которых, — Дазай смотрел в сторону, поджав губы и якобы пытаясь подобрать слова, — я бы сказал, от которых даже дышать трудно, — закончил он и выжидающе посмотрел на Люси. В малахитовых глазах блеснуло удивление. Короткая улыбка в ответ дала понять, что своей реакцией она только подтвердила догадку. — Это так заметно? — взволнованно спросила она, понижая голос до шёпота и бегло глянув на остальных членов агентства, что сидели за столиком. — Точнее, заметно ли это для Ацуши-куна? Определённо нет. Мальчик слепой, как Куникида-кун, который верит, что на работе я действительно пишу отчёты, а не составляю завещание в стихах. — Завещание в стихах? — недоумённо повторила Люси. Заметив в карих глазах озорной проблеск, как если бы спичку подкинули в бензин, она сухо добавила: — Мне не интересно. Собеседник только глаза закатил, нарочито тяжко вздохнув. — В любом случае, Монтгомери-сан, у вас проблема. Я конечно не врач, но лучше бы вам поспешить, — с приторным дружелюбием сказал Дазай. — Или же! — воскликнул он, доставав ручку из кармана пальто, взял со стойки салфетку и начал писать. — И что это? — Как что? Мой номер, конечно! — Наклонившись ближе и подперев голову руками, он смотрел так, словно предлагал поистине грандиозную идею. — Если вам надоест ждать взаимность Ацуши-куна и захочется пробудиться от этого раздражающего сна, который все называют жизнью, то я мог бы составить компанию в этом увлекательном путешествии в один конец! Люси понимала, что должна сохранять спокойствие. Во-первых, она не хотела, чтоб её уволили, а во-вторых, ведь это был Дазай. Дазай, который счёл своим долгом потрепать нервы каждой встречной девушке. Купиться за это всё равно что руку протянуть бешеной собаке. Но Люси была слишком уставшей, чтобы думать об этих мелочах. Сейчас были только скопившийся гнев и желание что-нибудь да сломать. Первым, что попалось под руку, был коктейль, который заказала Кёка. Судя по звонкому смеху Йосано и ехидным комментариям Ранпо, которые сливались с криками Куникиды и беспокойным голосом Ацуши, на Дазая не впервые выливают напиток. Ещё лучше, подумала Люси, так ей точно не будет совестно.***
Сам Ацуши был невыносим. Приходил в кафе, заказывал кофе и смотрел так преданно-сладко, словно котёнок (он и есть котёнок, фыркнула про себя Люси). От этого взгляда сад в её груди гноился ещё больше, капая ядовитыми лепестками на открытые раны. Люси до побеления костяшек сжимала поднос, подавляя желание врезать им по этому до смерти очаровательному лицу. Да так, чтоб челюсть сломалась, и Люси могла услышать это. — Всё хорошо? — вывел её из заманчивых мыслей голос Ацуши. Яркие и необычного оттенка глаза выглядели взволнованно. Эти глаза часто напоминали Люси закаты, которые ей доводилось наблюдать из окна на Моби Дике: когда солнце ещё не скрылось, плескаясь золотом над океаном, а по облакам растушевали аметистовую пыль. Только сейчас заметив лёгкое касание тонких и на удивление мягких пальцев на запястье, Люси ощутила, как смущение покалывало на щеках. — Тебе-то какое дело?! — зашипела Люси и резко развернулась, намереваясь уйти, но на секунду мир в зелёном отражении пошатнулся тёмной рябью. Несмотря на это Люси не остановилась, лишь слабое движение рукой, словно она искала опору, могло выдать её, если бы Ацуши не был слишком сконфужен ситуацией, чтобы заметить.***
Сад тем временем продолжал расцветать на пепле её сожженных чувств. Лепестков становилось так много. Всё тело ломило спазмами, лёгкие горели от нехватки кислорода, пока Люси приходилось самой вырывать эту гадость прямо из горла. Слюна стекала по подбородку, смешиваясь с кровью, в глазах мельтешили тёмные пятна, которые от слёз напоминали акварельные разводы. Люси хотелось расцарапать всю грудь, чтоб с корнем вырвать причину её страданий. Очередной бутон упал на пол, и девушка жадными глотками ловила воздух, сгорбившись над холодным кафелем. Лепестки прилипли к подбородку, кровь продолжала капать на ладони, киноварью стекая меж тонких, точно кукольных, пальцев. Фиалки. Некогда нежно-фиолетовые с жёлтой сердцевиной, сейчас же замаранные кровью. Кое-как Люси прислонилась к стене. Вид её был поистине болезненно-несчастный: взмокшие прядки чёлки прилипли к коже, зеленые глаза под пеленой усталости потеряли свой блеск и походили больше на равнодушные глазки кукол, лицо бледное, словно она умудрилась всю кровь выплюнуть. «А у Ацуши руки тёплые», — рассеяно подумала Люси, рассматривая собственные пальцы. Бледные, окровавленные и неприятно холодные. Мысль была не из лучших, так как после Люси вновь закашлялась.***
Если раньше у Люси Монтгомери было достаточно гордости и некоего смущения, то сейчас всем заправлял страх, который ночами шептал, что если она закроет глаза, то больше не увидит день. И если раньше голос был готов предательски вздрогнуть в любой момент, руки не могли найти себе места, а лицо пылало от смущения, то сейчас откровение, на удивление, легко слетело с губ, застывая в воздухе. Но в ответ лишь тишина, которая обычно возникает перед озвучиванием приговора. И снова то сочувствие, застывшее в закатных крапинках глаз, печальный изгиб бровей и пылкость смущения, окрасившего скулы. Люси видела, как Ацуши начал говорить, но слова словно не доходили до неё. Помехами скрежетали, деформируясь в один до тошноты простой вывод.***
Это несправедливо!Несправедливо. Несправедливо. Несправедливо. После всего пережитого Люси придётся умереть из-за любви! И не какой-нибудь красивой, о кой слагают сказки, а самой жалкой, не имеющей ни капли достоинства. Люси сжала ткань юбки. Некогда фарфоровые пальчики теперь были покрыты багровыми пятнами на костяшках в напоминание о гневной вспышке. Вены горели словно раскалённые прутья. Дивный сад фиалок, змеёй пригревшийся в груди, вытеснял весь воздух из лёгких. Люси приходилось дышать через раз короткими вдохами, которые больше напоминали всхлипы. Энн, её милая и преданная Энн, мельтешила туда-сюда в отчаянном стремлении хоть как-то утешить свою хозяйку и отвлечь от боли, пока та прислонилась спиной к стене, время от времени дрожа от кашля. Всё платье было замарано кровью и лепестками. Люси оглядела комнату, которая начала рассыпаться алой пылью, и коротко улыбнулась уголком губ. Очередная тонкая струйка крови потекла по подбородку, Протянув руку, Люси коснулась щеки Энн. У той не отражались эмоции на лице, но Люси всегда чувствовала их. И сейчас её подруга излучала страх и беспокойство. Было больно осознавать, что той тоже придётся расплачиваться за ошибку своей хозяйки. — Хэй, всё в порядке, я буду рядом, — хрипло прошептала Люси, хотя мысли упорно складывались в простое «я не хочу умирать, не хочу, не хочу». Да, умирать не хотелось. Но сейчас ей надо быть смелой. Ради Энн. И ради той маленькой девочки из приюта, которую никогда не успокаивали, оставляя на милость страха. Образ Энн тем временем продолжал рассеиваться под пальцами, выявляя осколки реальности, пока в поле зрения не остались белая стена её спальни и распахнутое окно, из которого виднелось голубое небо. У смерти вкус крови, запах фиалок и лицо Ацуши Накаджимы.