Доверие

Питер очарован им. Он очарован Томом с самого первого рукопожатия. Очарован легкой улыбкой и светлым, немного затравленным, взглядом. И тем, как легко Том переменился ко второй их встрече. Вдруг из солидности и богатства, стал простым парнем в очках на мотоцикле. Он искренне считает Тома интересным, добрым, красивым, талантливым. Он очарован наигранной застенчивостью, которая наверняка когда-то была личностным качеством, а сейчас стала лишь приманкой для таких впечатлительных людей как Питер. Он очарован им до такой степени, что почти не верит в происходящее, когда Том ступает на причал в Венеции. Питер осторожен с ним. Это его правило – быть осторожным с Томом. Самое первое. Самое главное. Том самостоятельный, умный, знающий себе цену. Но для Питера он будто загнанный зверек, которого необходимо приручить. И Питер осторожен с ним во всем. В разговорах. В желаниях. В мыслях. Он аккуратно задает вопросы в оттенках полутонов. Он говорит с ним ласково и очень спокойно, будто если потревожить его, Том замкнется, забьется в угол собственной клетки. Той самой темной комнаты, в которую Питер так хочет пустить свет. Питер никогда не настаивает. Он позволяет Тому принимать решения за себя и за него, и за них. И даже получив положительный ответ, Питер каждый раз взвешивает ключи от квартиры на ладони, прежде чем войти. Единственное, что он позволяет себе, - очень осторожно позволяет обнять Тома. Дальше решает Том. Только Том. Вариантов всегда два. Том аккуратно убирает его руку со своего плеча и идет к бару. Он не позволит сегодня большего. Только дружеский вечер с клубничным мартини, который Том делает профессионально, философскими беседами или громким смехом. И когда на пороге опьяневший и осмелевший Питер почти на ощупь находит губы Тома, он знает, что Том с готовностью ответит на поцелуй. У него всегда горячие губы в такие моменты. И это каждый раз как баловство, как что-то совсем несерьезное и ни к чему не обязывающее. Но чаще Том не отталкивает его. И Питер, получив свободу, наслаждается им. Целует шею, заставляя Тома наклонять голову. Согревает холодные влажные губы теплым дыханием. Обнимает нежно, не позволяя себе лишней грубости. Ему нравится видеть, как Том меняется, как под прикосновением рук становится тихим, как поддается навстречу почти испуганно. Питер знает – для него это большой шаг, довериться кому-то. И принимает этот шаг с нежностью, с благодарностью, каждый раз опасаясь сделать что-то не так. И когда Том стонет, пропуская вдохи, когда скользит пальцами по спине Питера, когда еле разборчиво все-таки произносит его имя, Питер торжествует. Он словно добирается до сердцевины, до того настоящего Тома Рипли, который себя уже давно потерял. Только тогда Питер решается говорить то самое искреннее «люблю», только тому Тому. И когда Питер заворачивает их в одеяло, Том позволяет ему обнимать себя со спины. Том доверяет ему. Целую ночь. Питер доверяет ему всегда. Это еще одно правило Питера – доверять Тому. Доверять, когда Том молчит и не пускает его в свои мысли. Когда задумчиво наигрывает на пианино меланхолические мелодии или смотрит в окно. Доверять, когда Том срывается, кричит во сне, без сомнения в ужасных кошмарах, которые заставляют его метаться по кровати, неровно, с надрывом бормотать имена и страшные-страшные слова, которые Питер предпочитает не слышать, не слушать. Он предпочитает доверять Тому. Доверять, когда Том причиняет боль. Когда, прижав его к постели, берет жадно, грубо, в желании вбить в него все свои ошибки, страхи, сомнения, грехи. Будто всего этого темного слишком много в нем, таком простом и светлом мистере Рипли. Питер не спрашивает, только вгрызается в запястье и старается не замечать безумный взгляд. Он предпочитает доверять Тому. Доверять, когда Том в очередной раз лжет, наивно улыбаясь, придумывая оправдания на ходу. И даже когда на шее затягивается петля, Питер предпочитает доверять Тому.