– …Ты веришь в теплоту тел? – Что? – В теплоту тел! В секс без секса? В объятия. Рэй Бредбери «Смерть — дело одинокое»
Найтмер едва сдерживает улыбку. Этот горделивый придурок сейчас так смешон, но стоит только намекнуть ему на это, как Повелителю темных снов разобьют лицо. Да и он не хочет упускать момент, но об этом не скажет вслух, потому что… Блять. Это немного сюрреалистично. Потому что вот он, Разрушитель вселенных, на его специально стиранных сладким кондиционером простынях. Чтобы избежать вопросов, они пахнут то ли карамелью, то ли шоколадом, а это, как ни странно, работает. Эррор ничего не спрашивает, просто лежит, упираясь взглядом в стену, и вдыхает аромат, чего-то боится. Это немудрено, ведь Кошмар, может, и принц, но не на белом коне, а уж характер у него далеко не сказочный, но Глюк страшится вовсе не его. И от этого конкретно ведёт. Хранитель чувствует страх прикосновений, боязнь остаться брошенным, проявить слабость, довериться, но не его, Найтмера. Аура становится спокойной и расслабляющей. Тех, кто знает, что он способен на такое, совсем не много. Он не может сделать хорошо, как Дрим, не может успокоить, но в силах по крупице выудить из Крушителя все опасения. Хотя бы на время. Повелитель тьмы бережно обхватывает цветные пальцы. Вот красная фаланга, вот желтая, а вот и чёрные запястья. Даже самый маленький из пятерни вобрал в себя два цвета. Ладони на удивление узкие, а пальцы длинные-длинные. Поцелуй приходится на мизерное пространство на сгибе безымянного. Невольно Найтмер примеряется к нему, все же не удерживается и прячет улыбку в чужой ладони. Его лапа, иначе и не скажешь, крепка и широка, обжигает холодом или жаром, если того пожелает сам хозяин. На сей раз челюсти смыкаются в самом центре пястных костей, а тело под ним дёргается. Он не глядит в лицо Ошибки, ведь и без того ощущает его взгляд на себе. Эррор постоянно так делает — заглядывает в самое сердце и часто откровенно залипает, считая, что это остаётся незамеченным. Лунный даёт ему без стеснения заглядываться, пусть и хочется подарить ответный взор. Ничего. Он потерпит. Вторая рука мягко стискивает чужие запястья, чтобы резко поднять их вверх, над головой. Эррора подбрасывает от неожиданности, он пугается, а потом почти хнычет. Нет, нет, нет. — Пожалуйста. Не надо. — тихо лагает скороговоркой скелет, но даже так его понимают, однако не останавливаются. Принц Ночи неспешно опускается к ушному отверстию, грузно опаляет дыханием и даже в мыслях извиняется не искренне. Череп поворачивается в сторону вытянутых рук, глаза бегают от предплечий к ключицам, но Найтмер с глухим рычанием отстраняется и припадает ещё ниже, к рёбрам, оставляя самое любимое и лакомое на потом. Идиот тот, кто назвал Глюка чернокостным. Его цветовая палитра поражает даже сам сгусток негативных эмоций. Язык проходится по внешней стороне рёбер, она чёрная, с чарующим сапфировым переливом, а пальцы в то время касаются пары ложных рёбер насыщенного винного цвета, как и вся внутренняя часть клетки темной души. Грудина высоко вздымается, и хер с ним, что скелеты не дышат. Они монстры, а не живые мертвецы, могут позволить себе такую малость. Зубы скользят по косточкам, а руки так и чешутся ухватиться за душу оппонента, но приходится дожидаться. Комочек магии у Эррора такой же особенный как и его, разве что у Глюка он неосязаемый, теневой, а у Лорда Кошмаров — яблоко темных чувств. Подумаешь, велика ли разница. От внезапной идеи он замирает, затем заглядывает прямо во внимательно наблюдающие огоньки, прикрытые легкой, почти невесомой пеленой. От внезапности Разрушитель не успевает отвернуться и осознаёт, что его поймали с поличным. Щеки заливает золотистый румянец. Эррор, на чьём лице красуются два солнышка, пытается вырвать руки — желает позорно прикрыться, но безуспешно, их успешно удерживают чужие сильные конечности. За большой магический потенциал и нечеловеческую гибкость он обделялся физической силой, Негатив же, напротив — был силён во всех смыслах за исключением гибкости. Несправедливое распределение, но кто вообще интересуется их мнением. — Погоди секунду. Хочу кое-что попробовать. Кто бы мог подумать, что у Лунного расплодится так много фетишей за столь непродолжительный период. Найтмер опускает горячие ладони и, опираясь на локти, вектором притягивает со стола наливное яблоко особого сорта — медового, самый раз для сладкоежки, и складной нож. Плод скоро делится на четвертинки и оказывается во рту Крушителя, который благодарит всех и вся за выдержку этого склизкого скелета, ведь так смотреть… просто незаконно. Медовый сок течёт в глотку, поэтому он невольно боится поперхнуться, но страхи покидают тело, стоит только челюстям прильнуть друг к дружке. Язык проходится по зубам и особо тщательно по уголкам рта, слизывая полупрозрачные капли. Найтмер проводит им всё ниже, на мгновение задерживается на грудной клетке, чтобы жадно ринуться к ней. Глюка бьет дрожь, когда тёплый, ненасытный отросток выводит узоры во внутренней стороне рёбер, лаская окрашенный винным бархат. С опаской он концентрируется на самом важном для любого монстра кусочке магии, чтобы дать ему более материальную форму, чтобы вновь довериться. Мерцающее градиентом сердечко буквально выскакивает из грудины и чуть ли не льнёт к лицу напротив. Яркий василёк в глазницах Найтмера вспыхивает с такой любовью, что оба в неверии жмурятся. Касаний так чертовски много не то что за последний час, но и за всю жизнь гаптофоба, а ему все равно катастрофически мало. Кошмар дует на душу и до конца не разрешает себе поверить, что ему настолько сильно доверились. Безрассудно, он бы так не смог. А, впрочем… может быть, он давно желал этого. Широкая ладонь подбирает всеми забытый кусочек яблока и кладёт меж зубов владельца. Сок течёт по зубам, но не успевает дойти и до шейных позвонков, как оказывается в плену уже двух скелетов, которые неравно его раскусывают. Какое-то время они смакуют вкус, перекатывают половину дольки на языке и как-то слишком быстро сглатывают. Король Ночи нервно втягивает воздух, и он со свистом проходит промеж зубов, заполняя собой несуществующие легкие. Эррор не требует ответной искренности, но что поделать, если он сам желает того? Поддайся. Что тебе мешает? Всё. Ничего. Одновременно. Череп гудит от мыслей, и рык, протяжный, смирённый, вырывается сам собой. Разрушитель реагирует заторможенно: испугаться настораживающего звука и убрать драгоценное сердечко не успевает — в руки небрежно что-то всовывают. Эррор негодует. Какого чёрта этот осьминог стал таким резким, когда он ему, можно сказать, жизнь доверяет? Цветные пальцы в недовольстве сжимаются, Найтмер с шипением чертыхается и направляет на темную душу сильный поток воздуха, а чернокостный с изумлением чувствует пульсацию под пальцами. Быть того не может. Да нет, бред. — Я тебе повыдёргиваю руки к чертовой матери, если сделаешь так ещё раз. — врёт, впрочем, возможно, и нет. Белый и желтый зрачки косятся на пульсирующий предмет. — Нужно предупреждать. Я, блять, мог и швырнуть её случайно. А она и вправду похожа на яблоко. — Я тебе швырну, сука. Если по-хорошему, то это ты провоцируешь. Эррор едва успевает раскрыть рот, чтобы возмутиться, как вырывается протяжный, мать его, стон. Негатив позволяет себе ласковую улыбку, пока партнёр мечется от жгучего стыда, и нежно перекатывает душу на языке. Слава Создателям, магия Разрушителя податлива и пластична для таких махинаций, не то что его. Его плод даже при желании вряд ли уместится в рот. Тело под ним окончательно разомлело, и Кошмар наконец может насладиться обожаемым видом необычных костей. Темная черепушка с сияющими лазурными полосками отвернута, пальцы нерешительно теребят и поглаживают обсидиановое яблочко, ведь, упаси Звёзды, руки действительно могут оторвать. Найт склоняется к ключицам и чистосердечно пялится. Чёрт. Все черно-сапфировые части тела Глюка выглядят блядски фантастично. Он словно исцелован звездным небом. Эррор ненавидит, когда Повелитель Снов так делает, а тот никак не может этому противостоять: пересчитывает взглядом каждую веснушку-звёздочку, поцелуями вычерчивает созвездия, не упуская из виду ни одной маломальской точечки. О, Творцы, это так невыносимо хорошо! На Глюке не остаётся ни одного обделённого местечка: предплечья, плечи, ключицы, бедренные кости, коленные чашечки и даже стопы не скрылись от внимания. Пальцы касаются плюсны, и нога инстинктивно пытается спастись от легкой щекотки, но её перехватывают и принимаются за каждую фалангу на ноге. Реакция спасает череп Хранителя чувств от второй вертлявой конечности, чему Корректор не рад — подонок вбирает по очереди каждый пальчик, подолгу не выпуская, и этого хватает, чтобы начать истерически выкручиваться. — Найт! Щекотно! — фантомная боль заставляет скрючиться, Лунный сполна пользуется возможностью и переворачивает его спиной вверх. Векторы услужливо подкладывают под низ подушки. Пальцы вновь мимолетно (чтобы точно потом не прилетело) сжимают чужую душу. Предупреждение. Одного чертового предупреждения было бы достаточно. Бирюзовый язык проходится по копчику, затем выше, по крестцу, а после к поясничным позвонкам, вынуждая прогибаться. Хотя как вынуждая, чёрт возьми. О нет, подожди, не возьми! Одна рука перехватывает темное яблоко, подставляя то к истинно черной челюсти лежащего, а вторая подбирается всё ближе к тазу. — Молю, только не кусайся. Эррор был бы и рад, но его слишком быстро формирующаяся магия в опасной близости с чужой. Если уж спастись не выйдет, хотя бы этот монстр обеспечит не одностороннее удовольствие. Спастись? Не смеши. Ты даже не удосужился препятствовать. Глюк шикает, его партнёр принимает это на свой счёт и примыкает челюстью к крапинкам на крестце. Негатив пьянеет всё сильнее от переполняющих чувств, того, как голубые язычки неумело стараются обхватить темное яблоко, не в состоянии исполнить желаемое. Есть во всем этом доля эстетики. Кажется, Найтмер припоминает, почему любил в юношестве искусство. Сейчас он не боится его осквернить, как это было тогда, потому что Кукловод не считает его источником скверны, да и себя искусством тоже. Слепой придурок. Во всех смыслах. — Я понял, по какой причине ты не хотел видеться со мной чаще, — словив хмурый взор, он продолжил. — Сначала я подумал, что ты носишь моего ребёнка, — больной пинок пришёлся по «животу», но он стерпел. — А потом вспомнил, что с твоим зрением надо не «видеться», а встречаться. Что скажешь? Мычание, другого ответа быть и не могло. Темное сердечко парило под боком, доверчиво прижимаясь. Когда только Кошмар успевает манипулировать всем. Например, Разрушитель только и успевает, что удерживать неуместные полустоны. Неуместные, конечно, ему самому, а не в ситуации. Остаётся надеяться, что у покрытого слизью монстра проблемы со слухом. Хах, ты сам не раз убеждался в обратном. — Ну же. Смелее. Мне не страшно. — не вызов, не провокация. Он облизывается и усерднее припадает к плоду. Он сладок, странно. Ошибочный считал, вкус будет подстать хозяину. Горький и терпкий. Атмосфера вокруг мрачнеет и словно густеет, Найт ощущает это почти физически покалыванием в пальцах. Взгляд устремляется на шейные позвонки. Ничего. Конечно, сейчас там ничего, но Кошмар помнит и то, что было когда-то. Аккуратное касание помогает почувствовать, как напряжен чернокостный. Он тоже не придаёт забвению то время. Умница. Челюсть касается едва заметной звездочки на шее. Она даёт начало его любимому созвездию Рыб. Последнему среди 12, которых принято делить по месяцам. И смешно и грустно. Созвездие замыкающее, а период, конец февраля — начало марта, — праздник жизни, начало начал. С момента сотворения этот носитель звездного неба на плечах шёл наперекор Создателям: уничтожал больше положенного, крушил не то и не в то время, вовсе забивал на миры и обязанности, сотрудничал и враждовал со всеми и, главное, с собой. Ха. Он тогда ещё не знал, что подобные им не умирают насовсем. Найтмер хорошо это помнит. Такое не забывается. Они познакомились на 13-м самоубийстве Глюка. Тогда Ошибка покончил сперва с ним, а потом — с собой. После того случая Повелитель Снов жутко злился, намеревался поквитаться и нашёл свой особый способ, правда, не физический. Эррор намеренно лез на рожон, он узнал это от Рипера совершенно случайно. Кукловод уже успел погибнуть от рук Защитника, самого Бога Смерти и даже его светлого братца. С тех пор каждый раз, стоило только Эррору оказаться в шаге от желаемой кончины, его спасали. Не из чувства жалости, не смешите. Негативом двигала жажда мести, желание опустить соперника на самое дно глубочайшего отчаяния. Получалось успешно, даже более чем. Со временем пришла мысль, что такое сильное создание может и пользу принести, однако его предложения ожидаемо отклонялись, выражаясь очень мягко. Как отношения сменились на сотрудничество, а после — на партнёрство (никто из них не решался назвать их как-то иначе), загадка и для них самих, хотя догадки всё же терзали голову Лунного Принца. Разрушитель, наплевав на смущение и выпустив изо рта чужой сгусток магии, позвал: — Найтмер? Лоб устало опустился на лопатку, а птички-поцелуи вспыхивали то там, то здесь. Мысли загнали в тупик. — Я могу остановиться. Нам хватит и близости наших тел. — Ты веришь в теплоту тел? В ту самую дичь о сексе без секса? В силу объятий, единорогов и радужный закат? — Эррор плевался ядом, как мог, стремясь сподвигнуть другого скелета к хоть какому-нибудь действию. Он и представить боялся, как абсурдно выглядит с вогнутым позвоночником, оттопыренным тазом и душой Негативного, кажущейся в его руках мячиком, которым играют крошки-ребятишки. Он не умел и не знал, как себя вести, все его движения смотрелись по-детски неловкими и неуклюжими. — Ты и представить себе не можешь, насколько сильно исковеркал понятие, — череп скользнул к ушному отверстию. — Мне достаточно видеть тебя, согревать теплом и получать ответ, чтобы получать наслаждение. Крушитель растерялся. То ли от слов, звучащих непривычно из уст одного из самых грозных существ Мультивселенной, то ли от внезапного плавного толчка одного из наглых, напористых пальцев. Другие фаланги невесомо то поглаживали, то потирали, то мяли чувствительную плоть, а поцелуи разлетались стаей хищных птиц по канапушкам на спине. Вот Цефей, вот Хамелеон, Гидра и Кассиопея. По одной только этой части тела можно написать целый справочник. Найт улыбается, вспоминая, что на самой пяточке Грозы альтернатив сверкает кривоватый Орион, которому не хватает одной мерцающей точки. Но ничего, он и сам мысленно нарисует её в своём сознании. Когда обильно смазанные пальцы***
Время летит незаметно, но вместе с тем парадоксально медленно. Плед немного жаль, но пусть с ним разбирается Найтмер, ибо нехер так делать. Черепушка Разрушителя покоится на весьма удобном плече, а взгляд блуждает где-то далеко за окном. Там ничего не видно, и дело даже не в его плохом зрении. Просто наступила ночь и льёт самый обычный дождь, его песня играет по крыше. Эррор чутка зол на Хранителя, ведь там, внизу, горячее привычного. Магия капля за каплей пачкает покрывало и чувствуется так чертовски хорошо и правильно, что тошнит. Хоть себе признайся, что кривишься для вида. Ему бы в душ или ванную. Найт перебирает рёбра под рукой, чуть щекоча, и всё не может наглядеться на сияющие только для него небо. Другие никогда не застают и не застанут его. Иногда ему кажется, что он бредит. — Ты говорил, что у нас впереди вся ночь? — Именно. — И мы проведём её, — глюки тормозили речь говорившего. — занимаясь… — Теплота тел — тоже секс. — Тогда мы любовники с незапамятных времён. По-хорошему нормальные монстры уже венчаются в это время. Не смотри на меня так. Ничего не говори. Это шутка. Блять… забудь! В следующий раз, когда их объятья вновь станут немного теснее обычного, Эррор будет нервничать. Найтмер опять станет пересчитывать созвездия на лодыжках, когда глючный голос, безосновательно дёрганый, прошепчет: — И все же ты был прав. Когда носишь ребёнка под сердцем, еды поглощается немерено. Найтмер так и не вспомнит, когда сказал что-то подобное, зато отчетливо в память врежется, как загорится маленькая недостающая орионова звездочка.