***
— Тебя господин Автолик ждет, — словно бы между делом заговорщическим тоном заметила няня Алета, проворно укладывая волосы подопечной. — С утра уж приехал. — Он у себя? — уточнила Антиклея и с видимым нетерпением посмотрела в окно. Листья раскинувшейся под окном оливы нежно шелестели, словно рассказывали о чем-то. Закат догорал, окрашивая небо в яркие золотисто-розовые тона, и девушке не терпелось закончить поскорее с домашними хлопотами и утомительными разговорами и прогуляться немного. — Ну вот, готово, — объявила наконец старуха и подала Антиклее овальное бронзовое зеркало, украшенное позади изображениями трех граций. Та осмотрела себя придирчиво, поправила на плече золотую фибулу и в конце концов удовлетворенно кивнула: — Я готова. — Тогда вперед, — улыбнулась Алета. Домой Антиклея вернулась уже чуть больше часа назад. Она занесла добычу на кухню, поболтала с кухаркой, выспросив у нее последние сплетни, а после прошла на женскую половину, чтобы поздороваться с матерью и привести себя в порядок. Теперь же, когда с первоочередными делами было закончено, стоило пойти и поискать отца. Мысль о предстоящем замужестве вновь заставила дочь Автолика скривиться. Хотя бы знать, кого он ей подобрал! Одним движением вскочив на ноги, она стремительным, летящим шагом вышла из комнаты и сбежала по лестнице во внутренний дворик. Там, в центре мозаичного пола, окруженного мраморными колоннами, бил фонтан, радостно искрясь в лучах заходящего солнца. Нежные цветы в массивных кадках покачивали разноцветными головками, будто здоровались. «Где же искать его?» — подумала Антиклея и решила для начала посмотреть в андроне. Толкнув дверь из ясеневого дерева, она вошла и сразу увидела Автолика. Он сидел на ложе со свитком в руках и что-то правил в нем, сосредоточенно хмурясь. — С возвращением, папочка, — поприветствовала его дочь и, порывисто подбежав, поцеловала в щеку. Тот оторвался от своего занятия и, подняв взгляд, широко улыбнулся: — Здравствуй, родная. Ну, как охота? Удачно, говорят? Он похлопал рядом с собой по подушкам, и Антиклея, присев, принялась рассказывать. Тем временем колесница Гелиоса окончательно скрылась за горизонтом, уступив место ночи. Свет померк, и служанки неслышно вошли, чтобы зажечь светильники. — Отдашь мой клык мастерам, чтобы они вырезали из него какую-нибудь фигуру? — С удовольствием, — отозвался Автолик. — Но что именно ты хочешь? Антиклея задумалась. — Быть может, изображение Артемиды? — предложила она. — Твоей покровительницы? Хорошо, завтра же и схожу. А пока, если не возражаешь, я тоже расскажу тебе новости. Девушка забеспокоилась, понимая, что вот теперь и настал тот самый час, которого она так ждала и одновременно опасалась. И что бы изменилось, если бы она вдруг ответила сейчас: «Нет?» Решительно ничего. Антиклея кивнула, и сын Гермеса, прищурившись, тяжело поднялся и прошелся по комнате. Казалось, даже цикады перестали стрекотать за окном. Пламя светильников вздрогнуло, выхватив из полумрака фреску на стене с изображением нимфы, преследуемой сатиром. — Я отыскал тебе мужа, — наконец произнес Автолик, словно камень в колодец уронил. Девушка вздрогнула и облизала пересохшие губы. — И кто же он? — чуть хриплым голосом уточнила она. Тот глубоко вздохнул: — Лаэрт. — Что? — возмущенно вскрикнула Антиклея, вскочив. — Царь Итаки? Отец кивнул: — Да. Он самый. Антиклея в отчаянии заломила руки и прошлась по комнате несколько раз из угла в угол. Бесплодная, каменистая страна, населенная нищими жителями! — Что я там буду делать? — спросила она. — Коз пасти?! Автолик рассмеялся: — Вряд ли тебя заставят заниматься чем-то подобным. У женщины много иных обязанностей. — Например? Антиклея остановилась и, обернувшись на отца, гневно блеснула глазами. Тот покачал головой и тяжело вздохнул. — Я все понимаю, — вновь заговорил он некоторое время спустя. — Это не златообильные Микены и не Семивратные Фивы. И все же быть царицей — не самая плохая участь. Это лучше, чем пасти коров. Девушка возмущенно фыркнула, но ничего не ответила. Ободренный ее молчанием, отец продолжал: — Да и сам Лаэрт успел отличиться. Он плавал с Ясоном за Золотым руном. — Вместе с тобой. — Верно. — И все же я предпочла бы остаться здесь, дома. — По-прежнему охотиться, сопровождая Артемиду? — Почему нет? — Ты хочешь посвятить этому жизнь? Слиться с толпой? А что потом? Подумай — после тебя ничего не останется. Ни сыновей, ни дочерей. Никого, кто бы принес жертву во имя твое и мое подземным богам. Пламя в светильнике вдруг ярко вспыхнуло, взметнув к потолку густой сноп искр, и дочь с отцом, склонив головы, прошептали краткие слова молитвы. — Поразмысли еще раз обо всем хорошенько, — продолжил Автолик. — Договор уже заключен, меньше чем через месяц прибудет жених, и мне бы не хотелось брать слова назад. — Хорошо, я подумаю, — пообещала Антиклея. — Вот и умница.***
«Сдаться? Подчиниться воле отца, а после всю жизнь выполнять распоряжения мужа?» Антиклея никак не могла успокоиться и все ходила по комнате. Сердце гулко стучало, отдаваясь болью в висках. На небо давно взошла Селена-луна, посеребрив сады и воды залива вдалеке. «Что делать?» Один и тот же вопрос, на который она никак не могла отыскать ответ. Будущее казалось безрадостным и мрачным, словно Эреб, а все, что было в жизни светлого и хорошего, оставалось позади, за спиной. Там, куда отныне больше не будет возврата. Плечи Антиклеи вздрогнули, она в отчаянии закусила губу и решила, что попросить совета у богов будет вернее всего. Выглянув в окно, она убедилась, что перистиль пуст; да и домашние давно легли спать. Кивнув удовлетворенно, она спустилась вниз и прошла на кухню, чтобы захватить оттуда кувшинчик вина. Большой домашний алтарь располагался во дворе и представлял собой круглую каменную плиту с фигурами богов по краям. В самом центре же его стояло изображение Гермеса, родного дедушки Антиклеи. «Хитрейший из Олимпийцев! Кто лучше него сможет дать совет?» — так размышляла она. Совершив возлияние, дочь Автолика протянула руки и зашептала со страстью: — Помоги, дедушка, подскажи. Как мне лучше всего поступить? Она прикрыла глаза, представив блистательный Олимп и того, к кому теперь обращалась, и вдруг в этот самый момент услышала за спиной тихий, вкрадчивый шепот: — Присмотрись к Сизифу. Девушка обернулась и увидела открывшийся дромос, из которого выходил Гермес. В крылатых сандалиях, с кадуцеем в руках, лукаво и, как всегда, приветливо улыбающийся. — Что ты имеешь в виду? — спросила она, рванувшись навстречу. Бог встал наконец на плиты пола и поцеловал внучку в лоб: — Сейчас объясню. Он сделал приглашающий жест в сторону низкой мраморной скамейки и сам первый с комфортом уселся на ней. Антиклея устроилась рядом. Где-то вдалеке в яблоневой рощице пел соловей, и девушка невольно заслушалась. Светили звезды, щедро рассыпанные по небу. С залива тянуло приятной прохладой. Но вот Гермес взмахнул рукой, и двор накрыла тишина. — Мне кажется, — негромко начал он, — что ты не о том просишь свою предводительницу. Посмотри на небо. Что видишь там? Девушка послушно подняла голову. — Луна? — предположила она. Гермес кивнул: — Верно. Такая красивая и такая холодная. Совсем как ее покровительница. Любой, кто видел луну, непременно восхитится, и все же выберет горячее солнце. Так зачем тебе уподобляться ей? Антиклея задумалась и закусила губу. — Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжал бог. — Но в браке есть и приятные стороны. Он даст тебе гораздо больше возможностей. — О чем ты? — Например, сын. Дети — самый верный способ для женщины прославиться. Воспитать великого отпрыска, о котором будут помнить в веках и слагать легенды — это ли не шанс? Только надо грамотно подобрать отца. Дочь Автолика вспыхнула: — Но ведь муж уже найден. — Разве я о муже сейчас говорил? — рассмеялся Гермес. — Вовсе нет. Позволим Лаэрту дать свое имя ребенку и оставить ему наследство. Итака — не такой уж плохой кусок. По крайней мере, там нет склочных соседей, которые постоянно грозят войной. Но жизнь твоему сыну пусть даст другой. Присмотрись к Сизифу. «Но ведь он женат», — хотела ответить Антиклея, но промолчала. Конечно, брак не имел к тому, о чем говорил дедушка, ни малейшего отношения. Она вспомнила взгляд, которым сегодня на нее смотрел сосед, и тело ее охватили одновременно и дрожь, и жар. Дыхание участилось, и непонятное томление родилось внутри. Захотелось вскочить и бежать, бежать куда-то… Она и сама не понимала — куда. Гермес же, посмотрев на нее, вкрадчиво прошептал: — У тебя не такая холодная кровь, как у моей сестры. Так зачем же обрекать себя на ее участь? Он наклонился и, положив руку внучке на плечо, посмотрел ей в глаза. В зрачках бессмертного отца Автолика отражалось небо и все созвездия, что горели теперь в вышине. Голова Антиклеи закружилась. — Завтра к вечеру Сизиф придет в ваш дом, — прошептал бог. — Зачем? — так же тихо спросила девушка. Гермес усмехнулся: — Увидишь. К этому времени будь готова. Я сделаю так, чтобы вас никто не услышал. Ничего не бойся. — Хорошо. — Вот и умница, — улыбнулся Гермес и ласково поцеловал внучку в щеку. — Познай сперва объятия мужчины, а уже потом решай, какая участь тебе приятна. Антиклея подняла глаза и посмотрела на бога в упор: — Но после Артемида уже не примет меня. Тот лишь громко хмыкнул в ответ: — Если ты все же выберешь участь спутницы богини-девы, я сам решу с ней этот вопрос. — Обещаешь? — с надеждой спросила Антиклея. — Клянусь водами Стикса. Дочь Автолика облегченно вздохнула, а дед ее встал и одним движением открыл дромос: — Мне пора. Не волнуйся и не переживай ни о чем. Я рядом. — Спасибо тебе. — Пока совершенно не за что, поверь мне. Он исчез так же быстро, как появился, а она еще долго сидела во дворе, глядя в темное небо над головой и гадая, что принесет ей наступающий день. Тени сгущались, а когда зашла луна, Антиклее показалось, у стены мелькнула какая-то смутная, плохо различимая фигура. Дочь Автолика встревожилась и ходила некоторое время по двору, высматривая возможного татя, но никого не обнаружила. «Не отец ли это снова отправился воровать стада у Сизифа?» — предположила она. Но даже если это было и так, то сделать она, разумеется, ничего не могла. А потому после недолгого размышления решила вернуться в свои покои и лечь отдыхать. Там и застал ее поутру рассвет — на собственном ложе, сладко спящей.***
— Ну и зачем тебе это надо? — насмешливо прищурившись, спросила Афина, жестом указывая на пустующее напротив пиршественное ложе. Только что переступивший зал Олимпа Гермес взял со столика кубок с вином и с комфортом разместился. — Я хочу правнука, — охотно пояснил он. — Такого, который заменит Автолика и станет ему достойным преемником. — Одного сына тебе уже мало? — О нет, я им вполне доволен. Он получился превосходным. Но удел смертных краток. Тут бог тяжело вздохнул, и в глазах его отразилась неподдельная тоска. Глубокая, словно бездна Тартара. Афина отпила глоток амброзии и посмотрела на собеседника с куда большим вниманием. — Я должен думать о том, кто придет ему на смену, — наконец закончил Гермес. — Мне казалось, твоей крови вполне достаточно, чтобы сын Антиклеи вырос пройдохой, — усмехнулась Паллада. — Зачем подкладывать бедняжку под Сизифа? — Не хочу рисковать, — весело прищурившись, ответил сын Майи. — Вдруг кровь Лаэрта окажется сильна? Он неплохой парень, но, по большому счету, ничего особенного из себя не представляет, тут моя внучка, увы, права. — И что ты намерен делать? — Пусть родит от Сизифа. Афина возмущенно фыркнула и с силой ударила кубком о стол: — Ты негодный мошенник! — Это не тайна, — покладисто согласился Гермес. — Вспомни, как ты овладел матерью Автолика? Ты же просто усыпил ее и использовал! Ее собеседник беспечно пожал плечами: — Зато потом она во всеуслышание хвасталась, от кого родила. Да и сын никогда не жаловался на мои дары. И я, правда, люблю его. — Только поэтому я еще слушаю тут тебя. Гермес поднял взгляд и, прищурившись, посмотрел на Афину. — Ты возьмешь моего правнука под свое покровительство, когда он родится? — спросил он прямо. — Хочу, чтобы он стал настоящим героем. Дочь Зевса усмехнулась и, взяв из рук Гебы новый кубок, задумчиво прищурилась: — Посмотрим. Сперва мне нужно взглянуть на него. — Но ты подумаешь над моей просьбой? — не сдавался Гермес. В этот момент послышались звуки музыки, и бог, оглянувшись, увидел, что Аполлон взял лиру. — Даю слово, — ответила наконец Афина, и сын Майи в свою очередь с благодарностью отсалютовал ей кубком. — Спасибо тебе.***
С самого утра Антиклея не находила себе от волнения места. Сперва она пыталась ткать, но нитка все время соскальзывала, а ткань рвалась. Оставив бесплодные попытки, дочь Автолика встала и принялась бесцельно бродить по комнате. Перед глазами вставали картины того, что могло произойти вечером. «Нет, не возможно, а непременно случится! Но хочу ли я этого? Быть может, еще не поздно отказаться? Просто не выйду и все, а после объясню дедушке». Мысль, что ее никто не станет заставлять силой, помогла немного унять волнение. Девушка подошла к окну и замерла, любуясь золотыми отблесками на ровной, словно стол, морской глади. Конечно, Сизифа она встречала и прежде. Но, пока она была ребенком, он не обращал на нее никакого внимания. Однако теперь все изменилось — она стала женщиной. Пусть еще достаточно юной, и тем не менее. Она снова вспомнила вчерашний взгляд, и душу в очередной раз охватило волнение, смешанное пополам с нетерпением. Ноги внезапно ослабели, и Антиклея предпочла сесть на стул. Расплетя волосы, она принялась их расчесывать и укладывать заново. Закончив работу, оглядела себя придирчиво, но осталась недовольна и начала все сначала. Колесница Гелиоса уже успела проехать по небу значительную часть дневного пути, когда у ворот дома показались подруги. Они звали дочь Автолика с собой на охоту, но та отказалась. Конечно, в таком состоянии она не смогла бы попасть даже в самую простую неподвижную цель и наверняка опозорилась бы. Ни к чему давать злым языкам повод для сплетен! А картины, встававшие в воображении Антиклеи, становились все откровеннее. Жар, однажды родившийся в глубине ее существа, волнами разливался по телу. Щеки ее пылали, а пальцы мелко подрагивали. Теперь она при всем желании не смогла бы оттолкнуть Сизифа. «Пусть все случится! — в конце концов решила она. — И будь что будет». Запретив служанкам и няне входить к себе, она открыла сундук и стала выбирать наряд. Но все они казались ей слишком целомудренными, а потому не подходящими для задуманного. Перебрав все вещи, она остановилась на том самом охотничьем хитоне, что был на ней вчера. Антиклея оделась и, немного подумав, решительно расстегнула фибулу на левом плече. Ткань соскользнула, обнажив одну грудь, и девушка придержала ее. Окинув взглядом комнату, она заметила стоявший у стены чернофигурный киаф и, уверенно подхватив его, поставила на плечо. «Что ж, — подумала она, — теперь я готова». Небо у западного края успело расцветиться нежными золотисто-розовыми тонами. Птицы не пели, будто замерли в ожидании чего-то неведомого, и Антиклея, вздохнув поглубже, попыталась унять вернувшуюся дрожь. Вдруг в перистиле в этот самый момент раздался шум, и дочь Автолика, прислушавшись, различила возбужденные, сердитые голоса. Можно было подумать, что там собрались все их соседи разом. «Что происходит? — подумала она. — Сизиф пришел, как обещал Гермес? Или случилось что-то иное?» Приоткрыв дверь, она поправила на плече киаф и незаметной тенью выскользнула из комнаты. Пришло время посмотреть и убедиться во всем самой.***
— На этот раз ты не отвертишься, Автолик! — бушевал Сизиф Эолид. Соседи, которых он привел с собой, подхватили его возмущенный крик и стали указывать пальцами на дорожную пыль, где слишком отчетливо, к досаде хитрого Гермесида, отпечатались копыта коров с вырезанной на них надписью «Украдено Автоликом». Следы эти вели прямиком с улицы к нему во двор. Сизиф благословлял тот час, когда голову его посетила мысль пометить свои стада таким вот образом. Теперь наверняка удастся припереть вора к стенке и все доказать! Последнюю пропажу он обнаружил нынче днем. Выпоров на скотном дворе пастухов-лодырей, которые в очередной раз прозевали кражу, он отправился собирать соседей. И ведь как нарочно, пока Гермесида не было дома, стада Сизифа никто не трогал! Это ли не доказательство? Еще одно. Но в нем уже не было необходимости. В перистиль то и дело выглядывали перепуганные слуги Автолика вместе с его домочадцами. Увидев, что скандал с каждой минутой все больше разгорается, они убегали, а Сизиф размышлял, какую виру потребует за свои убытки. Внутренний двор пересекла служанка. Остановившись у фонтана, она некоторое время с нескрываемым любопытством наблюдала за происходящим, а потом, перехватив взгляд Сизифа, вспыхнула и убежала. А у того в памяти всплыла картина, так поразившая его накануне — дочь Автолика на охоте. Ее глаза, глядевшие открыто и дерзко, длинные стройные ноги, а также нежная грудь, призывно просвечивавшая сквозь ткань хитона и колыхавшаяся на бегу. Дыхание мужчины вмиг участилось, а во рту пересохло. Дорого бы он отдал сейчас, чтоб приласкать ее в каком-нибудь темном углу! Скрипнув зубами, Сизиф усилием воли заставил себя вернуться к Автолику и украденным коровам. — Раз так, я верну тебе все, — пообещал тот, поняв, должно быть, что даже все дары его пройдохи-папаши не помогут на этот раз отвертеться. — То, что украл сегодня, а заодно все прошлые разы, — уточнил Сизиф. Соседи согласно загудели, а Гермесид скривился. — Да-да, до последнего теленка! Сын Эола махнул рукой и отошел к фонтану, намереваясь напиться, как вдруг неожиданно вздрогнул, заметив мелькнувшую за колоннами тень. Плеснув прохладной влагой в лицо, он пригляделся, и тут предмет его дум, сама прекрасная Антиклея, показалась во дворе в том самом наряде, что был на ней накануне. Остановившись в тени одной из колонн, она посмотрела прямо на Сизифа и, приоткрыв губы, медленно провела свободной рукой по животу. Не спеша, по-прежнему не сводя с Эолида глаз, она приподняла киаф, что держала на плече, и ничем не закрепленная ткань соскользнула, явив его жадному взгляду обнаженную грудь. В голове мужчины гулко зашумела кровь, а в чреслах потяжелело. Понять превратно такой призыв было просто невозможно! Он оглянулся и, убедившись, что на него давно никто не обращает внимания, сделал шаг по направлению к Антиклее. Та сорвалась с места, подобно ускользающей на охоте быстроногой лани, и скрылась между колоннами. Сизиф бросился вслед за ней. Миновав прохладную галерею, он огляделся, размышляя, где искать дочь Автолика, и почти сразу заметил в тени одного из дверных проемов ее короткий хитон. Сделав последний решительный шаг, он вошел и сразу же наткнулся на желанную добычу, терпеливо поджидавшую его у порога. — Убегаешь? — прошептал он, обнимая девушку и прижимая ее к себе. — От меня не скроешься. Антиклея дрожала, то и дело покусывая губы, но, глубоко вздохнув, нашла в себе силы ответить: — Даже не собиралась, мой господин. Эолид открыл было рот, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Вместо этого он провел как можно бережнее ладонью по ее плечу, по спине и талии, и дочь Автолика, расслабившись наконец в его объятиях, обняла его плечи своими мягкими, округлыми руками. — Боишься меня? — уточнил он. — Вовсе нет, — покачала головой Антиклея. — Значит, волнуешься, — догадался Сизиф и пообещал: — Я не обижу тебя. Он наклонился и порывисто коснулся губами груди девушки, укрытой тканью хитона. Дочь Автолика тихонько вскрикнула, а мужчина посмотрел ей в лицо почти безумным взглядом и со страстью прошептал: — Как можно причинить вред такой красавице? Резким движением он задрал подол Антиклеи, бережно провел шершавой, грубой ладонью по ее нежным ягодицам, затем просунул руку между бедер и погладил там. Дыхание девушки участилось, она закусила губу, а Сизиф ощутил, как собственная плоть его до краев наливается силой, требующей немедленного выхода. В голове его окончательно помутилось, он уже ничего не соображал. Где он? В чьем доме? Все это сейчас не имело никакого значения. Он видел женщину, которую страстно желал, и даже боги едва ли смогли бы его в этот момент остановить. — Ты прекрасна, — прошептал он ей прямо в ухо, руками тем временем продолжая ласкать. — Прекрасна… Сизиф подхватил Антиклею на руки, и та обвила его за шею, крепко прижавшись. — Туда, — взглядом указала она дорогу. Он повиновался и поднялся со своей драгоценной ношей на второй этаж. Пинком распахнув нужную дверь, Эолид бережно уложил дочь Автолика на ложе, жадным взглядом оглядел обнажившиеся бедра, а после вернулся к двери и подпер ее изнутри сундуком. — Готово, — объявил он, довольный, возвращаясь к подруге. — Теперь нам никто не помешает. Он рывком содрал собственные одежды, и Антиклея, увидев его мужское достоинство, заметно вздрогнула. Сизиф застыл, давая ей возможность привыкнуть к зрелищу, а после спросил: — Ты ведь еще не делила ложе ни с кем? Та в ответ покачала головой. — Чудесно. Тогда дотронься до меня. Не бойся, попробуй, — подбадривал мужчина подругу. — Сама убедишься, что он вовсе не страшный. Антиклея повиновалась, и нежные, тонкие пальцы ее дотронулись до части тела Сизифа, которая не давала покоя мыслям ее два последних дня. Он стиснул зубы и сдавленно зашипел. Ждать и терпеть было невыносимо. Заходящее солнце заглянуло в окно, окрасив ложе и фигуру любовницы в золотые тона. Сизиф помог ей разоблачиться, затем опустился на колени и накрыл манящие, мягкие губы девушки поцелуем. Мягко толкнув ее, уложил на постель и, еще раз окинув горящим, нетерпеливым взором ее тело, восхищенно выдохнул: — Прекрасна! Прекрасна… Антиклея посмотрела на него, облизала медленно губы, и Сизиф позабыл все. Он целовал ее страстно, до изнеможения — лицо, уста, мочку уха и шею, а после линию ключиц и два мягких полушария, что так удобно помещались в его ладонях. На груди он задержался надолго, не в силах оторваться. Целовал, сосал, ласкал сосок языком, а после снова брал его в рот. Рука Эолида между тем ласкала живот, бедра, горячее, влажное лоно девушки. Она часто дышала, нетерпеливо хватая ртом воздух, выгибалась, вцеплялась в волосы Сизифа. А тот, оставив наконец в покое грудь, спустился ниже, прочертив целую тропку из поцелуев, и, раздвинув пошире бедра Антиклеи, коснулся языком самых сокровенных мест. Та громко вскрикнула. — Кричи, — прошептал он, довольный ее реакцией. — Кричи. Посмотрим, как ты станешь извиваться потом, когда я… Он не договорил, вернувшись к прерванному занятию. Он ласкал языком любовницу там, куда и сам с таким нетерпением стремился попасть. Дочь Автолика вздрагивала, все шире раздвигая бедра, совершенно недвусмысленно его приглашая. А он ласкал одновременно губами и руками, доводя до изнеможения. Наконец, когда Сизиф ощутил, что и сам уже больше не выдержит этой пытки, он порывисто поднялся и лег на ложе, удобно устроившись меж бедер Антиклеи и накрыв ее своим телом. Та мгновенно обхватила его торс ногами, крепко прижав к себе, и тогда Сизиф, вдохнув глубоко, рывком вошел. Антиклея вскрикнула от первой боли, и ее любовник замер, давая возможность привыкнуть к своему присутствию и размеру. Чуть позже, когда дыхание девушки выровнялось, а ладони ее стали гладить его плечи и спину, он вновь наклонился, с жаром поцеловав, и начал двигаться. Он чувствовал, что его вот-вот разорвет, или же он просто-напросто сойдет с ума, и все же сдерживался, мечтая, чтобы в первую очередь получила удовольствие она. Та, что лежала сейчас под ним, обнаженная, покрытая каплями пота, прерывисто дышащая и от нетерпения кусающая губу. До боли, до крика желанная. Сизиф целовал Антиклею, и его язык раз за разом проникал в манящее тепло ее рта. Воздуха не хватало. Он двигал бедрами, то входя внутрь лона любовницы до самого основания, то почти целиком выходя, и тогда она, ища его, подавалась навстречу. Волосы обоих растрепались, дыхание и пот смешались. Он двигался то быстрее, то медленнее, и наконец резким движением вошел в последний раз, и громко, почти по-звериному зарычав, излился. Антиклея содрогнулась, выгнулась всем телом и закричала в голос, и ногти ее вцепились ему в спину, оставляя на коже отметины. Но Сизиф не жалел ни о чем. Он смотрел, не отрываясь, как его любовница мечется в агонии страсти, а после с великим трудом приходит в себя, и испытывал наслаждение, почти столь же сильное, как только что испытанный экстаз. Без сил опустившись на ложе, он ткнулся лицом в грудь Антиклеи, и та обняла его упрямую голову и принялась осторожно перебирать короткие, жесткие волосы. — Настоящая женщина, — шептал он, целуя все то, до чего мог дотянуться — ее губы, глаза, подбородок, плечи. — Не могу уйти… — И не надо, — ответила Антиклея. Сизиф поднял голову, не сразу осознав услышанное, а после впился жадным поцелуем в ее уста, с восторгом ощутив, как собственная плоть его снова гордо вздымается, обещая любовникам поистине незабываемую ночь. Вскоре колесница Гелиоса окончательно скрылась за горизонтом. Небо потемнело, показались звезды, и белоснежная луна, заглянув в окошко, осветила две тесно переплетенные на девичьем ложе фигуры. До конца ночи Сизиф еще трижды овладел Антиклеей, а поутру, когда розоперстая Эос распахнула небесные врата, дочь Автолика прошептала, провожая любовника: — Я хожу на охоту почти каждый день. Буду ждать тебя ровно в полдень у кипарисовой рощи. — Я приду, — пообещал Сизиф. — И даже смерть мне не помешает! Он еще раз горячо поцеловал Антиклею и, схватившись за ветку оливы, выскочил в окно. Спустившись по дереву, пересек двор и перелез через стену, словно и не было его. И только отметины на теле заласканной дочери Автолика недвусмысленно давали понять, что все произошедшее ей не приснилось.Эпилог
— Как это, интересно, ты собираешься доказать свою невинность господину Лаэрту, — проворчала няня, — когда тебя весь этот месяц объезжал этот паскудный негодник Сизиф, причем почти не слезая? Завязав наконец ленты в прическе своей подопечной, она еще раз критически оглядела работу. Антиклея чуть заметно усмехнулась и пожала плечами: — Есть способ. Надо просто рыбий пузырь наполнить кровью. Алета демонстративно заткнула уши руками: — Даже слышать не хочу о таких безобразиях. Чего и ждать от женщины, чей родной дед — сам бог обмана. Дочь Автолика рассмеялась в голос. Подойдя к окну, она выглянула во двор, где уже шли последние приготовления к свадьбе. — Местные кумушки судачат, — продолжала няня, — будто Сизиф тебя изнасиловал, желая отомстить твоему отцу за кражу скота. — Пф, — презрительно фыркнула в ответ Антиклея, — пусть думают так, если эта мысль их утешает. Она мечтательно улыбнулась и, закусив губу, на мгновение прикрыла глаза. Лицо ее изнутри осветилось столь чистым и ясным светом, что Алета не решилась сказать что-нибудь едкое. — Надеюсь, что Лаэрт, — прошептала вдруг Антиклея, — достойно себя покажет на брачном ложе. Иначе мне придется почаще навещать родной дом. Листва зашелестела, и девушка встрепенулась, почти по пояс высунувшись в окно. Найдя кого-то взглядом, она улыбнулась широко и помахала рукой. Няня не выдержала, возопив возмущенно: — Не собираешься же ты встречаться с Сизифом в день своей свадьбы? Антиклея обернулась и с заговорщической улыбкой приложила палец к губам. Потом опустила взгляд и ласково погладила свой еще плоский живот: — Наш сын. Я чувствую, что это будет великолепный ребенок… И в этот самый момент под окнами раздалось уханье совы.