Поцелуи

— Поцелуешь меня? — небрежно спросил Вэнь Кэсин и снова как ни в чем не бывало продолжил болтать несуразную ерунду. Кажется, речь шла о местности, где они сейчас проезжали и ее богатых народных традициях. Что-то насчёт их диковинной посуды? Или ночных горшков? Или выпивки? Нет, про выпивку он бы точно запомнил. Чжоу Цзышу молча ждал продолжения фразы, но ее не последовало. Как типично. Игривые намеки, как бы случайные прикосновения и сладкие льстивые речи Вэнь Кэсина обычно совершенно ничего не значили. Наверное, это был своеобразный способ скоротать время и разогнать скуку. Или под предлогом интереса вызнать все его секреты и выгодно продать. Впрочем, какая разница, если жить ему осталось меньше трёх лет, гвозди давно делали свое дело. По утрам всегда екало в груди, но причина была вовсе не в любовном томлении или душевной тревоге. Вэнь Кэсин... Чжоу Цзышу больше на него не сердился — он отрекся от всех чувств, когда добровольно оставил пост главы Тянь Чуан. Просто таков уж Вэнь Кэсин был по характеру — точно манящий запахом цветок, но как известно водой вдалеке не утолить жажды. В итоге Чжоу Цзышу решил, что ему послышалось. Ведь Чжан Чэнлин и Гу Сян, сидевшие совсем рядом, невозмутимо продолжили играть в карты. — Любит не любит, — безжалостно обрывая лепестки цветку, пропел Вэнь Кэсин. — Бросит, поцелует. А-Сян, я когда-нибудь учил тебя гадать на суженного? А-Сян звучало так похоже на а-Сюй, что непроизвольно Чжоу Цзышу повернул голову и прислушался к их, очевидно, бессмысленному разговору. Сегодня было жарко, и уставший после тренировки Чжан Чэнлин задремал на лугу, а эти бездельники отправились рвать цветы. И охота же? — Нет, господин, — отозвалась Гу Сян. — Если этот дурак меня бросит, на кой он мне нужен?! Нет ли какого-нибудь другого, более надежного, гадания? Чтобы мой будущий жених точно никуда от меня не делся? — Думаю, ни одно гадание на свете не может тебе этого обещать. Мир полон лжи и предательства, моя милая а-Сян, — говоря со своей служанкой, Вэнь Кэсин сейчас выбирал ту же интонацию, с какой обращался к Чжоу Цзышу, когда они оставались наедине. Бесстыдство его не знало границ. Чжоу Цзышу было жаль бедную девушку, вынужденную это терпеть. Жалко и немного завидно. — Но говорят, что истинным чувствам это не помеха. Так бабочка любуется красотой цветка прежде, чем он увянет. Из леса Вэнь Кэсин вышел с огромным цветочным венком в руках, напоминавшим корону, что, несомненно, отвечала размеру его раздутого самомнения и страсти к скоротечной красоте. Чжоу Цзышу заранее скривился, но никак не ожидал, что пышный венок водрузят ему на голову. Он встряхнул головой, и пыльца посыпалась ему на нос. Вэнь Кэсин засмеялся, быстро сунул палец в рот, смочил его и коснулся кончика его носа. Было немного щекотно и самую чуточку неловко. Когда Чжоу Цзышу возглавлял Тянь Чуан, даже младшие братья не смели так над ним шутить. Он не успел поймать виновника за руку, только скорчить еще более зверскую рожу. — Эй ты! — В сказках колдунья надела на лесного духа венок, чтобы превратить его в писанного красавца, — заявил Вэнь Кэсин. — Думал и с тобой сработает. Если бы созданный при помощи тайных техник грим можно было стереть, послюнявив палец, наставник Чжоу Цзышу умер бы от стыда. Или, скорее, хорошенько его перед этим выпорол. — Больше никаких венков, — отрезал он и снял с головы венок, бросив его на землю. — Не подходи ко мне. Во время ужина сидели они с Вэнь Кэсином друг напротив друга, соприкасаясь коленями, потому что места на бревне было мало. Колени у Вэнь Кэсина были костлявые, а когда он пялился на его губы, есть становилось совсем невозможно. Как и не пялиться на него в ответ. Наконец Чжоу Цзышу не выдержал и спросил: — Чего опять? — У тебя осталась на губах пыльца, — заметил Вэнь Кэсин. — Но ты уже всю ее съел. Поделишься, какова она на вкус? Чжоу Цзышу привычно закатил глаза и отмахнулся от него. Честно говоря, он не знал, что ответить — ведь вкусы он перестал чувствовать неделю назад. Он до сих пор помнил яркий привкус крови во рту, но не знал, как оценить цветочную пыльцу. Есть ли у нее вкус? Или Вэнь Кэсин выдумал это все, чтобы над ним посмеяться? — Сладки медовые уста красавицы, — мечтательно протянул Вэнь Кэсин. — Прекрасен... Чжоу Цзышу не стал дальше его слушать — очередные стихи, Вэнь Кэсин мнил себя великим знатоком, а положил себе ещё рыбы и жадно впился в нее зубами. Когда скоро умрешь, лучше наслаждаться тем, что ещё имеешь, а не думать о том, почувствовал бы ты вкус чужих губ. — Не хватает лишь красавицы, чтобы ее поцеловать, — небрежно бросил за столом Вэнь Кэсин, не сводя с него глаз. Если бы здесь не сидело ещё человек тридцать, это было бы неприлично. — Верно я говорю, хорошие господа? — Дело говорит! — Хозяин, давай сюда красавиц! — Пойдемте к красавицам! Разносившая еду молоденькая служанка густо покраснела. Под дружный смех собравшихся никто не заметил, как Вэнь Кэсин под покрытием широкого рукава погладил его руку. Пальцы у него были холодные, совсем ледяные. Ещё пару лет назад за подобную дерзость глава Тянь Чуан не просто сломал наглецу руку, а отрубил ее своим легендарным мечом. Возможно, вместе с головой. Но сейчас он был беспечным и безобидным пропойцей. Негоже на веселой гулянке затевать драку. Что новая родня Чжан Чэнлиня о них подумает? — Ты успел оценить прелести местных красавиц? — небрежно спросил Чжоу Цзышу. — Когда я стучался к тебе ночью, ты не открыл, — доверительным шепотом на ухо прошептал ему Вэнь Кэсин. — Пришлось искать красоту в другом месте. «Что ж ты не подошёл к зеркалу или чаше с водой для умывания, чтобы полюбоваться своим отражением?» — хотелось спросить Чжоу Цзышу, но он был приличным человеком и на людях себе такого не позволял. Тем более, Вэнь Кэсин врал от первого до последнего слова. Если, конечно, не называл красавицами отряд убийц, посланных по душу Чжан Чэнлиня. С ними он расправился настолько ловко, что в прошлой жизни Чжоу Цзышу это бы крайне заинтересовало, но в новой Вэнь Кэсин имел право творить, что хотел. Интересно, как далеко бы он зашёл, если просто сдаться и позволить ему... Чего он там от него добивался? Решив проветриться, Чжоу Цзышу перелил вино во флягу и вышел во двор. Внутри было слишком жарко, вот и вино вместо того, чтобы слегка пьянить, туманило голову. Хотелось того, чего быть никак не могло. — У-у-у, призрак Висельника такой жуткий! — вытаращив глаза, выдохнул Вэнь Кэсин. — Нас непременно ждёт жуткая смерть в глухом темном лесу! Если бы Чжоу Цзышу знал его хуже, то принял бы издёвку за настоящий испуг. — Не мели чушь. И отойди подальше. — Разве не опасно разделяться? — вкрадчиво спросил Вэнь Кэсин. Вместо того, чтобы отойти, он, наоборот, придвинулся. — Разве тебе совсем не страшно? — И правда. Боюсь, ты никогда от меня не отстанешь, — вслух пожаловался Чжоу Цзышу. — Или ещё хуже, спугнешь Призрак Висельника своей болтовней. — Ты мне льстишь. Этот трус сбежал бы, вдалеке заслышав мой голос. Ничтожная лживая шваль, а не Висельник. Я бы мог одним ударом сломать ему шею. — Что, больше не умираешь от страха? — поддел его Чжоу Цзышу. — Надоело притворяться безобидной овечкой? — Боюсь только одного, что ты умрёшь нецелованным, а-Сюй. Ай-ай, какая чудовищная несправедливость. Прямо над ними на тонких лесках висел труп и плавно покачивался на ветру. Кровь тонкой струйкой стекала на землю. Чжоу Цзышу поморщился при виде крови. Вэнь Кэсин молча, одним взмахом веера отрезал ему рукав. Так просто, будто это была голова Призрака Висельника. — Так гораздо лучше, — заявил Вэнь Кэсин. — Сделать меня обрезанным рукавом? Кажется, ничто на свете не способно было смутить Вэнь Кэсина. Он и за столом-то при всем честном народе ни в чем себе не отказывал, а в лесу совсем распоясался. Он засмеялся, поправил волосы, и ответил: — Еще никто не сумел устоять перед моим обаянием и красотой. Наверное, Чжоу Цзышу был пьян сильнее, чем думал. Без вкуса определять это стало сложно. — Хорошо. — Я угадал! — просиял Вэнь Кэсин. — Твое настоящее лицо преисполнено столь суровой красоты, что никто не решался тебя поцеловать или... — Я передумал. Все же Вэнь Кэсин слишком много болтал. Чжоу Цзышу решил, что проще снять кого-то в борделе или выкинуть фантазии из головы. Ему не нравились люди, которые много болтали. — О, всё-таки кто-то успел, да? Значит, ты точно редкий красавчик! — всплеснул руками Вэнь Кэсин. — Я же говорил. Первоначальное предположение Чжоу Цзышу, к несчастью, подтвердилось: Вэнь Кэсин шутил, а не предлагал что-то настоящее. Его не следовало воспринимать всерьез. — Или ты правда? — спросил Вэнь Кэсин и несколько опешил. — О, так... — Один раз, — твердо сказал Чжоу Цзышу. — И закроем тему. Перестанешь меня донимать. — Один раз я тебя целую или, если попытаюсь, ты один раз пронзишь меня за это своим красивым длинным мечом? — Не в губы, — попросил Чжоу Цзышу. — Ты скромен, как девицы в публичном доме. Наверное, пока предлагать раздеться тоже не стоит? Чжоу Цзышу считал, что он использует эту возможность, чтобы проверить досконально грим, поэтому отказался от поцелуев в губы. Да, обычные поцелуи он раньше выдерживал и никто его не раскрыл, но зная бесстыдство Вэнь Кэсина… Поцелуй вышел неожиданно целомудренным — чужие губы невесомо коснулись виска. Чжоу Цзышу не успел ничего почувствовать, как он сразу отстранился. Остаток пути они проделали молча. Вэнь Кэсин вел себя неожиданно прилично, словно ни мимолётного поцелуя, ни разговора в помине не было. — В следующий раз, когда я тебя поцелую, это будет твое настоящее лицо. Чжоу Цзышу пожал плечами. — С таким строением черепа у тебя должны быть красивые губы, — заметил Вэнь Кэсин. — Будь моя воля, я бы искусал их до крови. Или сначала прикусывал, а потом легонько посасывал. Провел по ним языком и... Вдалеке что-то зловеще взвыло. Чжоу Цзышу положил руку на рукоять меча. — Или в следующий раз будет твоя очередь меня целовать? Когда Чжоу Цзышу выбрался из иллюзии и нашел Вэнь Кэсина, тот разговаривал с мертвецом такой теплотой и уважением, будто разлагающийся труп приходился ему родным отцом. — Познакомься, это Чжоу Цзышу. Я уже столько тебе о нем рассказывал. Красавчик, а? Маме точно понравится! Чжоу Цзышу не знал, что поразило его больше — то, что его назвали настоящим именем, или все же то, что представили, как приведённую в отчий дом будущую невестку. Пожалуй, и то, и другое. Когда мертвец разинул рот, высунув распухший темно-синий язык, и потянул к нему лапы, Чжоу Цзышу без колебаний проткнул его мечом. Чтобы разрубить его на куски хватило бы четырех ударов, пятый Чжоу Цзышу нанес чисто потому, что с ожившими покойниками всегда лучше быть начеку. Убедись, что мертвое осталось мертво. Вэнь Кэсин засмеялся, подошел и похлопал его плечу. Должно быть, до сих пор не выбрался из оков Пьянящей Мечты. Что он там видел? Кем представлял покойника, раз порадовался его смерти? — Зря ты так, — покачал головой Вэнь Кэсин, — вы ведь и познакомиться толком не успели. Обычно я убиваю его в самом конце — иначе никакого веселья. — Выпей, — Чжоу Цзышу протянул ему лекарство. — Оно приостановит действие яда. — Ты и от меня избавиться решил? — с недоверием посмотрел на него Вэнь Кэсин. — Не хочу! И не буду! Сам его пей. С Пьянящей Мечтой чем дольше человек подвергался действию яда, тем сложнее было вернуть его к реальности. Многие потом по несколько дней жаловались на галлюцинации наяву и мучительные ночные кошмары ночью. Нельзя было терять ни минуты — Чжоу Цзышу положил лекарство под язык и передал его изо рта в рот. Сжатые в тонкую нитку губы Вэнь Кэсина разомкнулись, стоило их лизнуть. «Ни в коем случае не дать ему выплюнуть», — подумал Чжоу Цзышу. Поставив себе цель, он мог быть не менее упрям, чем Вэнь Кэсин, решивший за ним таскаться, пока не выведет на чистую воду. Однажды бывший Тянь Чуан сумел на протяжении двух дней в одиночку удерживать перед воротами города вражескую армию, расположив трупы своих товарищей таким образом, что издалека они продолжали напоминать вооруженный до зубов гарнизон, а не гору бронированного поджаренного мяса. Во время несения службы один вражеский лазутчик еще от него не ушел, а информатор не сумел ничего скрыть. Несмотря на подначки Вэнь Кэсина, не он один умел ловко работать языком. Одна молодая княжна так и вовсе потеряла голову от главы Тянь Чуан и добровольно сдала все секреты своего отца. Когда ей отрубали голову за измену, Чжоу Цзышу остался посмотреть, но даже не прослезился. Впрочем, сейчас из-за остаточного действия яда, смешанного с алкоголем, голова шла кругом. Даже раны в груди почти не болели. Покойники пока их больше не тревожили, а губы у Вэнь Кэсина были на удивление нежными — и не скажешь, что с его уст обычно срываются разные дерзости. Чжоу Цзышу разорвал поцелуй, когда Вэнь Кэсин застонал ему в рот и бедром потерся о его ногу. Губы занемели под маской. — Это хороший сон, — счастливо улыбнулся Вэнь Кэсин. — Куплю целую бочку того вина, если после него так сладко спится. И в следующий раз... Тут Чжоу Цзышу не выдержал и ещё раз уколол его ладонь мечом — так, чтобы пошла кровь. Пора бы и честь знать! Прежде, чем прийти в чувство, Вэнь Кэсин уверенно пообещал: — В следующий раз моя очередь! Боли почти не было. Плечо обожгло холодом, а затем чужие губы осторожно коснулись плеча, а язык обвел края ранки. На миссиях Чжоу Цзышу не раз приходилось делать это для товарищей или принимать помощь — лучше пожертвовать гордостью, чем глупо погибнуть от яда. Да и какая особая гордость у наемных убийц? Вэнь Кэсин в целом был прав — глаз на спине у него действительно не было. Вот только с каждым мгновением Чжоу Цзышу казалось, что в ранку впрыскивают, а не высасывают яд. От прикосновений по телу распространялась приятная истома. Но что он мог ему сказать? Не мог бы ты не так бережно высасывать из моей раны яд? Убери руку с моей спины? Но ведь и сам Чжоу Цзышу раньше так делал — гораздо удобнее придержать, чтобы раненный не дернулся от боли и не выбил тебе случайно зубы. Когда спасаешь кому-то жизнь, любое действие можно выдать за продиктованное необходимостью. Когда ты все равно умираешь, разве не перестает волновать переход границы приличий? Да и потом, Вэнь Кэсин вел себя не более развязно, чем обычно. Сейчас в его действиях появилась молчаливая сосредоточенность. Он правда старался ему помочь, не ценить это было черной неблагодарностью. В итоге Чжоу Цзышу закрыл глаза. Как говорится, чего глаза не видят, того душа не ведает. — Сплюнь, — посоветовал Чжоу Цзышу, не поднимая ресниц. — А то подавишься. Вэнь Кэсин отстранился и сплюнул, а затем снова облизал края языком. Чжоу Цзышу едва удержался от замечания, что в ту ранку никак не могло попасть столько яда, что нельзя отсосать его за один раз, тем более, столь долгий и тщательный. Возможно, на самом деле Вэнь Кэсин был озерной нечистью, по ночам пьющей человеческую кровь. Или злым духом, живущим жаждой крови и похотью — тогда они не так уж сильно отличались. Может, он зря за него переживал? Разве могла опасная змея подавиться ядом? Через некоторое время Вэнь Кэсин отстранился и со смешком сказал: — Удивительно, твоя кожа не везде имеет горький привкус косметической краски. Это все-таки не твое настоящее лицо? Чжоу Цзышу замотал рану, поправил одежду и соврал: — Это всего лишь загар, а яд — всегда искажает восприятие. Думал, тебе об этом известно. — Верно. Когда мой разум был затуманен, померещилось, будто ты долго целовал в меня в губы, — Вэнь Кэсин облизал окровавленные губы. — От столь опасного яда недолго и помереть. Учитель когда-то учил его: никогда не ввязывайся в сражение, если точно знаешь, что не сможешь его выиграть. Лучше временно отступить или использовать бесчестный прием, чем своим телом кормить червей в земле. Чжоу Цзышу сам не знал, зачем ввязался в эту драку. Почему они до этого столько времени бесцельно носились друг за другом по лесу, впустую расходуя силы? Даже яд, подстрекающий к глупым поступкам, не должен был действовать так долго. Да и сколько было того яда, если большую часть высосали жадные губы Вэнь Кэсина? Уходя от удара и перескакивая на другой конец лодки, Чжоу Цзышу подумал, что сражение их не только бессмысленно, так еще ни один из них не знает, что будет делать в случае победы. Раньше он дрался до тех пор, пока противник не падал замертво, или на подмогу не прибегали его люди, чтобы связать наглеца и в пыточных застенках Тянь Чуан заставить пожалеть о том, что смерть не нашла его раньше. Минули и те времена, когда он лично показывал всем новобранцам приемы рукопашного боя, потому что слишком привязывался к тем, кого обучал, а их смерть ставил себе в вину. Но с Вэнь Кэсином... он вспомнил, каково это отдаваться бою с той же страстью, с какой в постели любовным ласкам. Не жаждать чужой крови, не желать покалечить, а радоваться приятному, практически равному бою. Восхищаться ловкими, грациозными движениями своего противника, любоваться влажным блеском его глаз. Даже раны... Даже раны почти не болели, и это было так странно, потому что в последнее время любое неосторожное движение в драке могло привести к тому, что Чжоу Цзышу опять начинал харкать кровью. Вэнь Кэсин будто нарочно его берег. Как будто ему мало бы разузнать его секреты — ведь раз он звал его по имени, то давно догадался, — а желал получить что-то еще. Что-то, чего у Чжоу Цзышу никогда не было. Нечто большее, чем его настоящее лицо, и более опасное, чем все сокровища мира. Учитель был прав: когда Чжоу Цзышу понял, что выиграть он никак не способен, он оттолкнулся от борта лодки и с разбегу прыгнул в воду. Вода была очень холодной, а речка — заболоченной. Водоросли норовили забиться в нос, но Чжоу Цзышу это не пугало. Ему приходилось, затаив дыхание, сидеть в канаве с нечистотами. Он сделал несколько гребков руками и ушел глубоко, на самое дно. Вряд ли Вэнь Кэсину ведомы тайные техники задержки дыхания или поиска человека под водой, которыми славились бойцы Тянь Чуан. Скорее всего, он покричит его некоторое время, а потом навсегда исчезнет из его жизни. Невозможно бесконечно в полумраке преследовать тень, которая не желает быть найденной. Мягкий речной ил щекотал пятки. Одежда намокла и тянула вниз. Маска отошла от лица вместе со старательно нанесённым гримом — капля воды не могла нанести ей вреда, но нырять в грязную воду в ней точно не стоило. Чжоу Цзышу отбросил ее и подумал, что в следующий раз надо перевоплощаться в деревенскую девушку с грубыми, резкими манерами. Из-за своего роста он редко выбирал женщин, да и выпивать столько в их облике не получалось, но можно найти какого-нибудь глуповатого старого крестьянина и скоротать оставшиеся дни, притворившись его названной дочерью. Неожиданно он заметил на поверхности воды темный силуэт. Этот дурак все же прыгнул в воду в надежде его отыскать. Вода в реке была очень мутной и можно было запутаться в водорослях и потонуть, пока достанешь до дна. С его бледностью из Вэнь Кэсина вышел бы прекрасный утопленник. Чжоу Цзышу выругался и погреб к свету. Они встретились на полпути к поверхности — при виде его настоящего лица Вэнь Кэсин замер и перестал грести. «В следующий раз, когда я тебя поцелую, это будет твое настоящее лицо», — пообещал Вэнь Кэсин, но не сумел сдержать свое обещание. Чжоу Цзышу схватил его за плечо и губами нашел его губы, то ли желая отобрать у него воздух, то отдавая последнее. Им пришлось отстраниться почти у самой поверхности, когда вода стала забиваться в нос. Они вместе вынырнули, рука Вэнь Кэсина обнимала его за здоровое плечо. Сердце стучало где-то в горле. Чжоу Цзышу не помнил, как они выбрались на берег — только, что успели жарко поцеловаться еще несколько раз. Теперь, когда скрывать было нечего, ему трудно было остановиться. — Что ж ты, — на выдохе прошептал Вэнь Кэсин. — Такой красивый. — Надо развести костер, чтобы высушить одежду. Вэнь Кэсин пальцем поддел края его верхних одежд, другая рука лежала на поясе, а губы легонько коснулись виска. Вода была холодной и Чжоу Цзышу продрог, но от этих прикосновений его снова бросило в жар. Пальцы Вэнь Кэсина были не менее нахальными и бесстыдными, чем его губы. — Если раздеться, так она гораздо быстрее высохнет. Интересно, скольких он уже вот так раздевал? Скольким нашептывал пылкие любовные признания? Верхние одежды Чжоу Цзышу вскоре упали на землю. Чтобы не натворить глупостей, следовало перестать его целовать. Где сейчас легендарная сдержанность главы Тянь Чуан? Или он отрекся от нее, когда оставил пост, чтобы предаваться пьянству и разврату? Пальцы Вэнь Кэсина случайно задели то место, куда был воткнут гвоздь, и Чжоу Цзышу поморщился от боли. Гвозди на три осени. Пожалуй, это было единственным, что могло привести его в чувство. Кем бы ни был на самом деле Вэнь Кэсин, Чжоу Цзышу не собирался показывать, что медленно умирал. Чужая жалость была куда хуже внезапной похоти. — Нет, — отрезал Чжоу Цзышу. — Не стоит. — А может... — протянул Вэнь Кэсин, пальцем ведя по его груди. Чжоу Цзышу перехватил его руку прежде, чем он бы снова, не ведая, потревожил очередной гвоздь, и предупредил: — Еще раз тронешь — сломаю руку. — Ты открыл мне свое истинное лицо, но стыдишься полученных ран? — Я не знаю даже твоего настоящего имени, — пожал плечами Чжоу Цзышу. — И стыдиться мне нечего. Просто мои раны — совершенно не твое дело. Он думал, что Вэнь Кэсин станет спорить — напомнит, что еще недавно отсасывал яд из раны на его плече, или на том же берегу они целовались, как сумасшедшие, — но он сразу же пошел разводить костер. — Ты очень красивый, Чжоу Цзышу. Еще про тебя говорят, что ты столько народу порешил, что носишь все свои шрамы с гордостью. Выходит, это неправда? — И ты прочитал это все, мельком взглянув на мои лопатки? — придвинувшись к костру, спросил Чжоу Цзышу. — Тогда ты как минимум Небожитель. Или злой дух. — В последнее время я исключительно хороший и порядочный человек, — заметил Вэнь Кэсин. — Отсосал яд, прыгнул за тобой в речку, и ты меня-то зовешь злым духом? — Если ты и злой дух, то мне все равно, — пожал плечами Чжоу Цзышу. — Но надеюсь, что ты приготовишь ужин. — Ты слишком многого ждешь от злодеев. — Ты вкусно готовишь, — заметил Чжоу Цзышу. Хотя вкуса он не чувствовал, но все равно нуждался в пище. — Гораздо лучше, чем твоя служанка, а я давно ничего не ел. На ужин Вэнь Кэсин убил сразу двух кроликов.