Секрет долголетия из первых уст

— А-230385, — как гром средь ясного неба послышалась стальная словесная чеканка с немецким акцентом. Абрахам резко обернулся, выставляя блестящее в свете канделябра оружие вперёд. Белое золото словно светилось в полутьме, а голова волка злобно скалилась навстречу твари в червоточине глухого подвала. Аритмия, тремор, дрожь в коленях, интенсивное потоотделение — волшебный коктейль из сливавшихся воедино звуков и запахов. Ни капли страха, только неутолимая жажда мести. Впрочем, не он один до смерти жаждал этой встречи. Только вот голод второго был совершенно другого рода. Нет-нет, сие чувство ни в коем случае не вписывалось в концепцию животного, однако его не так просто описать. Абрахам прекрасно понимал особенности их отношений, мастерски маскируя их под плащом, которым он сейчас закрывал себя, создавая иллюзию массы тела. Такой уловкой можно обмануть медведя или волка, но никак не стригоя. Он и не для этого был нужен. В отличии от хозяина, Айхгорст не имел привычки театрально шелестеть одеждами и на определенных условиях двигался даже бесшумно. Но в тех же условиях, будь ты достаточно хитрым, и такую бестию удастся изловить. Абрахам практически полностью скрыл лезвия в ткани плаща, только кончик меча слегка оттягивал её. Мужчина замер, прислушиваясь и вглядываясь в обступившую его тьму. Он ждал, когда хотя бы один из неярких языков пламени одной из свечей хоть на долю секунды прогнётся под малейшим дуновением ветра. Вокруг стояло неясное затишье. Старый пленник и тюремщик не двигались. Оба, возбуждённо глотая спёртый воздух с нотками огарка, готовились нанести удар. Напряжение нарастало, как натяжение цепи у бешеного пса, но никто не торопился начинать. Конечно же, из этой битвы каждый уйдёт ни с чем, исход уже предрешён, как и в остальные бесчисленные разы, но оба переживали его как последний. Из тьмы проступило, будто сделанное из воска, лицо с двумя маслянистыми глазами. Слева от Сетракяна. Томас осторожничал, ему хотелось рассмотреть заклятого друга получше. Понятно, что его напрягало отсутствие визуального контакта с серебряным орудием — плащ был предусмотрительно выбран самый просторный из всех. Ошибка может стоить в лучшем случае руки. И его это не устраивало. На данный момент его самым эффективным и единственным рычагом давления была только провокация. Совсем рядом, с вжатой в плечи седеющей головой, просвистели в паре сантиметров острые когти. В принципах Айхгорста не было тактики распарывания горла противника, слишком уж он чистолюбив для подобного, но вот для игр вполне подходило. Сетракян машинально отправил клинок по траектории в направлении удара, но остриё разрезало только затхлый воздух. — Ты поседел, — мягко послышалось с той же стороны, с которой его изрядно выцветшего виска коснулось нечто прохладное. Долговязые бледные пальцы быстро исчезли также, как и появились. На этот раз мужчина просто слегка нервно повернул голову в ту сторону. Стригой ответил ему насмешливым взглядом. — А ты всё также отчаянно одинок, — больше с сожалением, чем со злорадством, ответил Абрахам. Он заметно расслабился, но всё также продолжил держать оборону. Томас перестал натянуто скалиться. На правду не обижаются, но в душе снова появилось скребущее чувство былой тоски. И, к сожалению, её не так просто заглушить, как бы он ни старался, как бы не умолял Мастера о забвении. И если для Айхгорста это было подобно любимому хобби, то для Сетрокяна больше подходило слово "одержимость". Они оба знали, что осталась только эта разросшаяся опухоль их былых отношений, ещё с тех времён, когда немец был "человеком". Нечто похожее на извращённую дружбу. Только тогда роли были распределены по-другому. Томаса уже некоторое время терзала одна безумная идея, которую он старался дробить на множество не связанных друг с другом мыслей, чтобы Хозяин не узнал о ней и не стёр до зачатков. Пальцы атаковала лёгкая дрожь, когда сейчас он обдумывал дальнейшие слова. Абрахама заинтересовало то, что повергало такого беспристрастного человека в неуверенность. Он ждал, пока Томас сформирует, похоже, не самое лёгкое предложение из тех, что когда-либо приходилось ему выдавать. Тот сделал короткий шаг в сторону профессора, будто пытаясь оставить их разговор только между ними, пускай фактически это и невозможно. — Один алхимик из Вены знает кое-что, что поможет, — тёмные глаза опасно заблестели, — нам обоим. Айхгорст протянул руку к Сетракяну и лёгким движением положил её поверх той, что крепко сжимала край плаща, закрывавшему по-прежнему тело мужчины. Тот, в свою очередь, крепче сжал другой рукой серебряный меч, точно направляя спрятанный тканью тонкий металл по траектории в голову стригоя. Одно движение одной из сторон, и их существование обоюдно прекратится. Не то чтобы еврея так пугала мысль о смерти. Нет. Его пугал тот факт, что он расстанется с жизнью ещё до того, как уничтожит корень зла, углубившийся в начало времён. Пускай он и заберёт вместе с собой голову этого гнилого трупа, коим представляет собой их род, тело останется жить и вырастет себе по меньшей мере замену поумнее. — Очередной изощрённый план, дабы продлить эти бессмысленные игры. Чтобы я продолжил играть с тобой в кошки-мышки? — Определённо, ключевое слово здесь - "продлить". Томас радостно улыбнулся, также, как когда-то улыбался он будучи фюрером в тот момент, когда он думал, что запуганные и безропотные концлагерные заключённые соглашались с любым его словом, будто и вправду понимали, а не пытались выиграть себе больше времени. Эта сцена длиною в жизнь прикипела к ним намертво. От былого охотничьего азарта не осталось и следа. Теперь это больше походило на напряжённую дискуссию, нежели на ожесточенный бой. До Абрахама доходил долго смысл нарочито брошенного акцента. Некоторое время охотник и хищник рассматривали друг друга. Томас внутренне смеялся над гуляющей челюстью оппонента, нервно царапая острым когтем плотную перчатку. Сетракян же просчитывал все подводные камни, что ждали его на пути к цели в Вене, попутно разглядывая швы в расклеившемся гриме вдоль всей линии чужого подбородка. Театральное искусство ещё не дошло до создания качественных материалов, но нужно отдать уважение — косметикой стригой пользовался лучше любого лицедея и женщины. Стоило лишь дать пищу для ума — Абрахам тут же ломился ради получения "единорога". И это исключением не стало. Немец это знал. Всегда. Поэтому после недовольно-положительного ворчания деловито рассказал врагу имя и адрес способного создать на основе вампирского материала особое средство по продлению жизни. Вряд ли Мастер на тот момент был занят чем-то настолько важным, чтобы не мешать своему протеже выдать скрытую веками тайну. А значит, он либо не видел в этом никакой угрозы, либо давал заместителю поиграться подольше. И мужчин несказанно радовало невмешательство Древнего. По своим причинам, разумеется. — Итак, — начал было Абрахам и отточенным движением достал из многочисленных карманов на своем плаще пустой пузырёк рукой, сжимавшей до этого ткань, — биологический материал, верно? Сетракян еле сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху от своего же вопроса и волнения. Не каждый день ты можешь помахать красной тряпкой перед быком и ничего за это не получить. Тем более если это ненавистный вампир-нацист, с которым вы в весьма долгих и болезненных отношениях. У Айхгорста чуть маска пополам не треснула от самой жуткой и широкой улыбки, что он выдавал за всю жизнь. С тех самых пор, как чувство превосходства после вступления в ряды Третьего рейха перекрыло то ощущение беспокойства и унижения на протяжении жизни "до". — Наступил в собственный капкан, да? — Уже более открыто провоцировал его Абрахам. Со стороны немца послышался утробный рык, исходящий в районе груди. Ещё больше ужасало то, что он даже рта не открывал, издавая его. Звук отразился от земляных стен и деревянных балок, обрушиваясь на профессора. У того сразу встал ком в горле. В безопасности он не был с самой секунды появления здесь, так что ему захотелось побыстрее исчерпать этот инцидент на нервной почве и покончить с этой встречей. Томас нервно поправил зачёс парика характерным движением и уже более собрано посмотрел на охотника, протянув ему ладонь. В неё бесшумно приземлилась стеклянная баночка. Какое-то время он просто стоял, крепко сжимая её, стараясь не наброситься на еврея и как можно больнее вырвать тому язык. И раз уж он всё это начал, то приходилось держать себя в руках. Пока что. Тонкие губы Айхгорста раскрылись, открывая вид на раздвоенный язык с двумя шипами. По краям щёк медленно поползли два лепестка дополнительных отростков, раздвигая тем самым закостенелые лицевые мышцы. Давно он не показывал себя в полной красе перед человеком. Ему казалось это неприятным зрелищем, но это был необходимый элемент их расы, которым он старался пользоваться только в редкие кормёжки. Сетракян застыл в благоговейном ужасе, в который раз поддаваясь отвращению при виде истинной сущности вампира. Он откровенно не привык видеть немца в таком виде. Ещё и в полумраке подвала — эта картина приобретала особенный тёмный подтекст. Трёхметровый язык показался лишь на одну десятую своей длины, но этого с лихвой хватило, чтобы засосало под ложечкой, и появилось пьянящее чувство нереальности происходящего. Покрытые сухой коркой остатки языка разошлись в стороны, показывая непосредственное место питания. Новый "рот" раскрылся, обхватывая горлышко бутылки. Один из шипов задел стеклянную стенку с противным звуком. Из отверстия медленно, с чуть ли не музыкальным тактом, посыпались белые тонкие черви, которые в беспокойстве изворачивались и пытались прогрызть себе путь сквозь прозрачную поверхность в поисках носителя. Абрахама начало подташнивать от такой картины. Ладони в перчатках моментально вспотели, а пальцы, сжимавшие меч, онемели от напряжения. После отсчёта в десяток червей, Томас мгновенно вернул жало обратно с хлюпающим звуком. Теперь он выглядел также потрёпанно как и раньше, будто ничего и не было. Стригой предусмотрительно закрыл покрепче баночку пробкой и, завернув её в шелковый платок из переднего кармана пиджака, протянул охотнику. Тот взял её с нескрываемой осторожностью. Профессор провёл большим пальцем вдоль образовавшейся царапины. — Полагаю, после всего увиденного я врядли могу расчитывать на прощальный поцелуй, — совершенно неискренне сказал Айхгорст, театрально вздохнув. — Ты не смог бы его получить, даже будучи человеком, — язвительно ответил Абрахам. Вампира высказывание не задело от слова "совсем". Только в памяти всплыло обрывочное воспоминание о запахе волос той единственной, которую он вероломно предал. Почти сразу. Почти безболезненно. В этом они были невероятно похожи. Только еврей побил этот рекорд почти на десяток лет. Их прощания всегда проходили одинаково: во тьме, в недосягаемости, и кто-то да обязательно убегал от другого. Также как и сейчас. Чтобы не нарушать традицию, оба молчали. Профессор первый решил уйти. Черви без носителя долго не протянут, а дорога предстояла не из лёгких, поэтому стоило торопиться. Бросив последний взгляд на заклятого друга, он отправил меч в ножны. Металл звонко звякнул и заскрипел, падая в искусный футляр. Охотник пошёл в сторону выхода. На первой ступеньке давно прогнившей лестницы Абрахама одолел неясный порыв. Он поднёс баночку к лицу, и пока его дешёвые туфли считали деревянные доски, беспозвоночные организмы продолжали тянуться к человеческому теплу, прижатому к стеклу. Айхгорст если бы мог, обязательно подавился бы спёртым подвальным воздухом. Но всё, что ему осталось — нервно поправить русый парик и горько заурчать. Средство продлит жизнь его безответной надежде ровно до судной ночи. Ведь только одночасная смерть имела право выжечь в их нервах токсичную зависимость.