Подчинение

Мысль стать главой Семьи пришла в голову Куну в раннем детстве, сразу же, как только он узнал, что так можно. Он с самого начала подозревал, что занимать эту должность не будет похоже на весёлую сказку с радужными пони и огромным количеством мороженого. Не всегда человек становится счастливым от того, что исполняет мечту. Но Кун уже видел себя главой Семьи, стать им казалось естественным и необходимым. Он не мог свернуть на другой путь. Кун знал, что его ждут трудности. Только к одному он не мог подготовиться заранее: к тому, что лучший друг станет его избегать. Взойдя на престол, Баам изменился. Занимаясь государственными делами, он всё сильнее замыкался в себе, пока не стал совсем мрачным и нелюдимым. Он уже не мог улыбаться светло и беззаботно, как раньше. С друзьями они общались в основном по поводу государственных дел. Кун чувствовал печаль, вспоминая время покорения Башни, когда они сражались плечом к плечу. Он понимал, что отчасти сам виноват, что Баам не хочет разговаривать с ним. По правде говоря, он слишком сильно давил на него. Кун не знал равных себе по уму и в логике и использовал эти способности, чтобы заставлять друга принимать нужные решения. Конечно, друзья так не поступают. Но ведь это ради его же блага! Пути назад нет. Если сейчас они оступятся, Баама свергнут. И тогда им уже не жить в Башне. Кун рассуждал так, не подозревая, что Баам уже почти дошёл до точки кипения. И в самом кошмарном сне ему не могло привидеться ни то, что его лучший друг собирается с ним сделать, ни то, что ему это понравится. Начался очередной день, полный безотлагательных вопросов. Кун без стука вошёл в королевский кабинет. Утреннее солнце просачивалось сквозь занавески. Посреди богато обставленной комнаты, принадлежавшей когда-то Захарду, лежал на кипе документов Баам. Похоже, он разбирал бумаги на полу и утомился. От друга так и веяло отчаянием. Выражение лица было растерянным и совсем не королевским. Кун очень сожалел, что собирался только прибавить Бааму забот. – Господин Кун? – друг приподнял голову. На его лице мелькнула болезненная улыбка. – Баам, крестьяне Гадазы выбрали своим мэром лорда Игибра, – Кун сразу пошёл в наступление. – Мы должны немедленно направить туда войска. Надо опередить их! Уголки губ друга резко опустились вниз. Баам утомлённо посмотрел на Куна, затем встал и повернулся к окну. – Зачем? – спросил он. Кун чуть не взорвался. Ну не может же Баам так тормозить! – Я тебе говорил! Игибр был любимчиком Захарда. Крестьяне обожают его, потому что он разрешает им грабить приходящих на Этаж путешественников. И теперь он собирает партизан! Он так и сказал! И эти крестьяне с радостью за ним побежали. Ты хоть представляешь, какие будут жертвы? – Но они же ещё ничего не сделали. – Именно поэтому мы должны атаковать сейчас. Надо убить их всех, пока они ничего не успели. На лице Баама отразилось мучительное сомнение. Он не знал, что возразить. Как обычно. Он хотел спасти всех и при этом никем не пожертвовать. Как всегда. Наконец, сомнение сменила решимость. Кун, было, обрадовался... – Не желаю ничего об этом слышать, – отрезал Баам. Он прошёл мимо друга и вышел в коридор. Кун настойчиво последовал за ним. – Я всё понимаю, Баам. Ты не такой человек. Но быть королём – значит принимать жёсткие решения! Если не ты это сделаешь, то я сам распоряжусь устроить всё... Кун не закончил фразу. Баам оборвал друга, заткнув ему рукой рот и с силой впечатав в стену – всё это с такой скоростью, что Кун едва ли успел моргнуть. Одна ладонь короля накрывала губы друга, вторая сдавливала запястье. Кун оказался абсолютно беспомощным. Он мог бы ударить Баама свободной рукой, но не решался, испуганный резким выпадом. – Господин Кун, я очень уважаю ваш ум и ценю советы. Но не забывайте, что король – я, и вы мне подчиняетесь. Вы будете делать то, что скажу я, так, как я сочту нужным. В противном случае, вас ждёт наказание. Если поняли меня, то кивните. Кун стоял, парализованный. Он даже не мог возразить, потому что Баам зажал ему рот. Унижение пронзило его. Ещё никто так с ним не разговаривал, даже Баам... особенно Баам. Друг не походил на себя, он источал ярость. Все, что происходило с ними в последнее время, сложилось в единую картину. Кун вдруг ясно осознал, что если сейчас проявит характер, то оттолкнёт Баама навсегда. Поэтому он собрал силу воли в кулак, поборол унижение и молча кивнул. – Хорошо, – сказал Баам и убрал руку с губ друга. Кун перевёл дыхание. Его щёки порозовели, внутри клокотало от ярости. Он хотел что-то сказать. О, он много чего хотел сказать! Но только он открыл рот, как Баам холодно продолжил: – Тогда целуйте мне ноги. Куна будто окатило ледяной водой. Это действительно говорит Баам? Что за бес в него вселился? Неужели он правда думает, что Кун сделает это? Не рехнулся ли он? Кун не выдержал. – Ты с дуба рухнул? – воскликнул он. – Я не буду тебе ничего целовать! В конце концов, мы друзья. Я не собираюсь... Он умолк под тяжёлым взглядом Баама. Холод в глазах друга замораживал внутренности. Кун смотрел перед собой таким удивлённым взглядом, как будто его ударили по голове. В глазах побелело. Он медленно осознавал, что ему действительно придётся целовать ноги друга. Но Баам... он никогда бы так не поступил! Что заставило его так измениться?! Неужели, став королём, он окончательно потерял совесть? Превратился во второго Захарда? Неужели прежние свет и тепло, исходящие от него, уже не вернуть? Нет, Баам – это Баам. Пускай ему досталось суровое испытание, но Кун хочет только одного – находиться рядом с другом, поддерживать его, быть опорой. От того, что они стали королём и главой великой Семьи, их дружба не разрушится. Во что бы Баам ни превратился, он навсегда останется главным желанием Куна. Время шло. Баам молчал. Наконец, Кун набрался смелости. Он медленно опустился на колени и приник к полу. Унижение раздирало каждую клеточку его тела. Почему всё так вышло?! Он – последний, кто бы такое сделал! Все знали, какой он гордец. Но ради Баама, ради их дружбы... Преодолев себя, Кун поцеловал ботинок. На губах осталось прохладное прикосновение. Гнев ушёл, осталось ледяное спокойствие. Затем юноша всё также медленно встал и посмотрел в глаза друга. В его взгляде читался вызов. Он как бы спрашивал: «Что ещё ты мне сделаешь?». – Очень хорошо, – сказал Баам, – а теперь раздевайтесь. – Что? – оторопел Кун. Суровое выражение лица Баама не стало менее резким. Так он смотрел на врагов, которых собирался повергнуть, и ведь до сих пор не появилось никого, кто мог бы перед ним устоять. Кун не хотел быть его врагом. К нему постепенно приходило понимание: это первый раз, когда Баам сам требует секса. Раньше он никогда не проявлял инициативу. Да, Кун считал Баама другом, но при этом он обожал отдаваться ему, как последняя шлюха. Никому больше он не мог позволить видеть себя таким, только единственному человеку. Если бы они не были друзьями, он бы никогда этого не сделал. Они состояли в весьма неоднозначных отношениях. Кун чувствовал, что ему всё это нужно больше, чем Бааму, поэтому он ликовал: наконец-то дорогой ему человек первый инициировал контакт. Но к светлому чувству примешалась горечь: он просто хочет показать Куну его место в иерархии, «опустить». – Ты хочешь сделать это прямо посреди коридора? – осведомился Кун. Его голос охрип, но в целом он держался неплохо. Волнение выдавали только розовые щёки, выглядящие удивительно мило в сочетании с голубыми волосами. На самом деле в душе Куна царило смятение. Он всегда считал, что гордого человека унизить невозможно. Но в том-то всё и дело, что он теперь потерял всю свою гордость и жаждал, чтоб его унизили. В его воображении уже проносились влажные сцены, член приподнялся. Кун как будто бы потерял часть себя, но совершенно не переживал об этом, только наслаждался своей желанностью. Но присутствовала одна загвоздка. Она заключалась в том, что Кун с Баамом стояли посреди коридора, где в любую минуту мог появиться кто-то посторонний, а за поворотом дремала охрана. – Это будет ваше наказание, – сказал Баам. Кун ковырял пуговицу. Он лихорадочно разбирался в своих чувствах. Чёрт подери. Он хотел, чтобы Баам трахнул его прямо здесь, но стыд и унижение сковывали руки так, что он не мог заставить себя что-либо сделать. Внезапно он понял, что уголки его губ приподнялись, то ли от нервозности, то ли от радости. Кун не удивился этому. Вот доказательство, что воля Баама справедлива, и друг не причиняет ему вреда. Как будто пловец перед нырком, Кун сделал глубокий вдох, собрался с силами и принялся раздеваться. Он отцепил плащ и откинул его в сторону, аккуратно сложил рубашку, чтоб не помялась, стянул штаны и нижнее бельё и оказался перед королём полностью голый. Кун не хотел ложиться спиной на холодный каменный пол, потому встал на четвереньки и начал себя растягивать. Несмотря на боль, он засунул в себя сразу два пальца, затем три, четыре. Он понимал, что Баам войдёт без смазки, значит, будет больно. Конечно, это же его наказание, Кун должен быть готов. Наконец, когда он достал из себя пальцы, Баам пристроился сзади. Он не стал раздеваться, только расстегнул ширинку. Кун почувствовал прикосновение члена к анусу. Затем Баам немного надавил и вошёл. Куна пронзила режущая боль, но скоро она сменилась удовольствием от стимулирования простаты. Всё это время Кун не переставал думать, какой феерический конец наступит его репутации, если кто-то их увидит. Страх обострял ощущения, заставляя вырабатываться адреналин. Куна немного трясло, сердце учащённо билось, на ладонях выступил пот. Наслаждение смешалось со стыдом, юноша испытывал целую гамму эмоций. Кроме того, колени саднило: каменная кладка сдирала кожу. Сначала Баам двигался медленно. Его член выходил из задницы Куна и снова входил в неё. В тот момент, когда внутри него открывалась зияющая пустота, стоящий на четвереньках юноша отчаянно жаждал быть наполненным снова. Постепенно движения Баама превратились в быстрые и резкие. Он вдалбливался в Куна, как бездушный отбойный молоток. Но юноша чувствовал всё больше и больше наслаждения. Так продолжалось целую вечность, и её наполняло наслаждение. Наконец, Баам кончил. Кун ощутил пульсацию члена своей задницей, и сам кончил анально. Баам вышел. Кун опустился на пол, чувствуя себя полностью удовлетворённым тем, как его использовали. Он даже не вспоминал о том, что находится в коридоре королевского замка голым. Куну отчаянно хотелось поцеловать Баама, но он боялся всяких нежностей, как огня. Поэтому он просто лежал и смотрел в потолок, пытаясь отдышаться. По телу разливалось приятное тепло. Куну нечего было сказать другу. Так продолжалось с минуту. Баам застегнул ширинку. Оба лежали. Вдруг Баам заговорил: – Доброе утро, госпожа Хва Рьюн. Кун подскочил. В конце коридора стояла та, кого он меньше всего хотел увидеть – Хва Рьюн собственной персоной. По ехидной улыбке на её губах было ясно, что она всё видела. – Доброе утро, Виоле, – сказала она и прошествовала мимо двух молодых людей. Кун покраснел до корней волос. Он не сомневался, что сегодня же все в замке начнут перешёптываться о них с Баамом. Впрочем, что тут скрывать. Не так уж позорно быть подстилкой самого короля... *** Прошёл месяц с тех пор, как Кун получил наказание и понял, чем чревато не подчиниться Бааму. Он сделал выводы и с тех пор никогда не спорил с другом, но часто с постыдным удовольствием вспоминал об этом случае. От таких мыслей в груди всё замирало, и в животе начинали порхать бабочки. Кун понимал, что то, что он чувствует, больше подходит какой-то легкомысленной девице. Его утешало, что он позволял себе ложиться только под Баама – своего лучшего друга. Они, в конце концов, остались друзьями. Даже целовать ноги Бааму уже не казалось Куну чем-то ужасным. В первое время Кун дёргался от любого перешёптывания. Он боялся, что Хва Рьюн рассказала всем о том, что видела. Но, похоже, она так не поступила. Может быть, она хочет шантажировать его в будущем? Кто знает. Но какой позор! Главу великой Семьи Кун обнаружили в коридоре замка с раздвинутыми ногами! Скоро стало известно, что крестьяне Гадазы устроили восстание и поддержали Виоле. Оказалось, лорд Игибр сфальсифицировал результаты выборов. Никого не пришлось убивать. Баам, как всегда, оказался прав.