Почуття*

В бокале шампанского, оставленном на кухонном столе, плавала расколотая льдинка. Белое платье выгодно подчёркивало все достоинства фигуры. А на тонком пальчике блестело обручальное колечко. Не заправленная в спешке кровать напоминала об утреннем разговоре и ждала возвращения хозяев уже в новом статусе. Марина проснулась от того, что неяркий луч зимнего солнца скользнул по её лицу, царапнув скулу едва ощутимым теплом. Поморщившись, она открыла глаза и, пихнув в бок всё ещё спящего Брагина, который храпел, досматривая крайне интересный сон про самую лучшую операцию в своей жизни, крепче укуталась в одеяло. Олег повернулся к ней спиной, храпеть перестал, но не проснулся, спасаясь от скользнувшего и по его лицу солнечного луча одеялом — уж очень ему хотелось узнать, чем всё закончится. Сегодняшний день обещал стать в жизни Нарочинской и Брагина одним из самых счастливых — это был день их свадьбы. Главное только, чтобы ничего из ряда вон выходящего не произошло, а то накроется торжественный «общий жор», как шутливо именовал запланированный банкет, на который были приглашены коллеги, жених, медным тазом. Марина задумалась о том, не было ли принятое ей решение выйти замуж за Олега слишком скоропалительным и необдуманным. Ведь никогда не знаешь, чего от него ожидать — с ним как на пороховой бочке. А ещё, как он сам и выражался, «стыдно, но весело». Хотя, после всего того, через что им пришлось пройти для того, чтобы их отношения стали именно такими, какими стали и приобрели вполне логичное продолжение в виде проштампованной четырнадцатой страницы гражданского паспорта, это решение казалось взвешенным и трезвым. Да и папа, покойный профессор Нарочинский, уходя, сказал ей то, что крепко засело в голове, хоть тогда и показалось очень смешным, учитывая все сложившиеся обстоятельства: — И всё-таки, Маришка, прости Олега. Он хоть и ведёт себя как дурак, но лучше, чем он, у тебя никого не будет. Я ему доверяю. А ты — самое дорогое, что у меня есть. Мне так спокойно будет. «Ты был прав, пап, — Нарочинская улыбнулась, глядя в окно на ясное небо и пытаясь сдержать подступающие слёзы. — Лучше него у меня никого и никогда не будет». Брагин же, довольный тем фактом, что операция, сделанная во сне, прошла успешно, тоже уже не спал и, лёжа к Марине спиной, размышлял почти о том же самом — а не поторопился ли он, сделав ей предложение? А что, если Нарочинской, привыкшей к спокойствию (хотя, какое спокойствие с работой в отделении неотложной хирургии?), он такой вовсе не нужен? Ведь он вечно лезет, куда не надо, вляпывается в какие-то проблемы, заставляя её нервничать и то и дело закрашивать поседевшие пряди… Хотя… Если бы он был ей не нужен, она бы не приняла его тогда, после развода с липучкой Михалёвой, от воспоминаний о которой у Брагина вдоль позвоночника всё ещё бегали неприятные мурашки. Она бы не приняла его предложения там, в рентген-кабинете. И не лежала бы сейчас рядом, плотно укутавшись в одеяло. — Спишь? — шёпотом спросил Олег, почему-то очень боясь нарушить царящую в спальне тишину. — Мг, — абсолютно не сонным голосом, но так же тихо, ответила Марина и прикрыла глаза. — Вставай давай. — Сам давай вставай, — почему-то очень хотелось смеяться. В квартире нет никого, кроме них двоих, а они разговаривают почти шёпотом, будто боятся кого-то разбудить или что кто-то узнает, что они провели ночь вместе, хотя не должны были. — Так это же… Мы жениться идём, — голос Брагина окреп, стал громче и зазвучал увереннее. — А может, я не пойду, — хихикнула Нарочинская, накрываясь одеялом с головой, почувствовав, как Олег завозился за её спиной. — Ты чё там? — мужчина сел на кровати, слыша, как девушка уже откровенно смеётся. Откопал её из одеяла. Положил руку на укрытое плечо. — Ты чё, передумала, что ли? — А можно да? — Марина кинула на него щенячий взгляд, полный мольбы. Девять утра всё-таки не самое лучшее время, чтобы выходить замуж — поспать ещё хочется. Брагин показал ей кулак: — Нельзя! — улыбнулся. — Не, ну это я… Загадал, — прикоснулся указательным пальцем к кончику носа смеющейся Нарочинской. Та попыталась укусить его, но не вышло. Пришлось довольствоваться сладким поцелуем — их маленькой, но такой милой утренней традицией.

***

— Счастливая ты, Маринка, — Нина обняла крутящуюся у зеркала подругу. — И Михалычу с тобой ой, как повезло. — А мне с ним что, не очень? — рассмеялась Нарочинская. — Хотя… Нет, Нино, ну ты представляешь, он сегодня забыл, во сколько у нас регистрация! Ещё и корзина эта… «Нормальный человеческий букет», блин. Я еле допёрла эту инсталляцию до дома! — кивнула в сторону белоснежных роз, стоящих на столике у дивана. — Да подожди ты, ну, — вышедший из ЗАГСа Брагин отмахнулся от начавшего играть саксофониста. Бахнул корзину с цветами на пол, немного отойдя от входа, и прислонился спиной к стене. Однако музыкант, на пару секунд всё-таки прервавшийся, наблюдая за происходящим, снова затянул какую-то мелодию. — Ну подожди, ну чё ты, ну! — Ну чего ты грубишь человеку? — Марина тоже прислонилась к стене. — Это не человек, это мой знакомый. Я его неделю назад оперировал. Вот, хотел сюрприз тебе сделать. — Спасибо, — Нарочинская с улыбкой посмотрела на своего всё ещё жениха. — Спасибо, — кивнула музыканту. Тот поклонился в ответ. — Пожалуйста, — буркнул Олег. — Ну ты могла записать точное время регистрации?! — Я? — девушка в недоумении посмотрела на мужчину. — Ну! — Ты рядом стоял, ты чего не записал?! — А я-то чё? — «А я чё?»! — передразнила его Марина. — Блин, мне же ещё на работу… Ну ладно, будем ждать. — А ты на что? Рядом же стояла, когда заявление подавали! Чего не запомнила? — фыркнула Дубровская. — Ой, вечно ты его защищаешь, — усмехнулась Марина. — Да у вас у обоих голова плановыми и не очень забита. Вы друг друга стоите, короче, — Нина прекрасно знала их обоих. — Вечно у вас всё не как у людей! — Брагин сегодня то же самое сказал! — девушки рассмеялись. — Поехали уже, а то на банкет опоздаем!

***

— Какая же ты красивая, моя девочка! — Олег смотрел на Марину с нескрываемым восхищением. Прижимал её к себе крепко-крепко, кружа в танце, будто бы боясь, что она исчезнет. А Нарочинская тонула. Тонула в глазах любимого человека. Обычно тёмные, сейчас они были какими-то невероятно светлыми и напоминали ей янтарь. Тёплый солнечный камень, пахнущий морем и напоминающий о давно ушедшем детстве и каникулах на Прибалтийском побережье. Тонула в нём самом. В осознании того, что она теперь не просто какая-то случайная очередная, а законная жена. Единственная. До конца дней. — Ну ты чего, маленькая моя? — Брагин осторожно вытер подушечкой большого пальца слезинку, потёкшую по щеке жены. — Не плачь. Я люблю тебя. — И я люблю тебя, — Марина уткнулась лбом в плечо мужа. И даже если бы вся Вселенная, включая жителей внеземных цивилизаций, смотрела бы на них сейчас, они бы всё равно не замечали никого, кроме друг друга. Для них сейчас никого не существовало. — Кайф? — улыбнулся Олег, утыкаясь губами в светлую Маринину макушку, пахнущую лаком для волос. — Кайф, — подтвердила Нарочинская, крепче прижимаясь к мужу.

***

Крики «Горько!», сладкие поцелуи, трогательные поздравления нарядных коллег, льющееся рекой шампанское, зажигательные танцы и даже Павлова, поющая «Очи чёрные» в караоке… Всё это могло бы быть именно так, но… Ослепившая на момент вспышка заставила зажмуриться, а раздавшийся грохот инстинктивно прикрыть голову руками. Последнее, что она увидела — как Олег, подобно тряпичной кукле, отлетел к стене, отброшенный взрывной волной. Зазвенело битое стекло — разлетевшиеся на осколки дверцы шкафов. Запахло порохом, кровью и палёной плотью. Разлетелись ворохом исписанных листов амбулаторные карты. Загорелись, хороня информацию о своих хозяевах, превращаясь в пепел. И там, среди всего этого хаоса, сидел он. Не мигая, смотрел в одну точку перед собой. Весь в крови. Дым разъедал слизистые, а Нарочинская уже не сдерживала слёз, сидя в своём безукоризненно белом платье на полу рядом с Брагиным и боясь прикоснуться к нему, чтобы не причинить боль. — Не надо, — тихо сказал Олег, ласково глядя на неё, глотающую солёные капли, портящие макияж. — Не плачь. А Марина не то, что плакала. Марина рыдала. В голос. Абсолютно не сдерживаясь. Судорожно втягивая в лёгкие воздух. Ей было всё равно, кто там и что о ней подумает. Главное, чтобы с Брагиным ничего не случилось. — Не плачь, — повторил мужчина, чувствуя, как холодные, но такие родные ладони обхватили его лицо. Хотелось их зацеловать, но шевелиться лишний раз было почему-то очень и очень страшно. — Я тебя так люблю… — признался шёпотом, чтобы только она услышала. — Не плачь, ладно? — Всё хорошо, — она не знала, кого в этом убеждает — его или саму себя. — Всё хорошо. Металлический привкус его крови остался на её губах после того, как она оставила на его губах поцелуй, который в этот момент значил для них обоих очень многое.

***

Пока Олега везли на каталке в нейрохирургию, он видел только Маринины глаза. Голубые океаны, в которых сейчас плескалась смесь неподдельного ужаса, бессильной злости и дикого волнения. Голоса сливались в белый шум. Чётко среди них слышался только один — самый родной. Её голос. — Тихо-тихо, — шептала она. Не понятно, кого успокаивала. Себя, чтобы не выпустить каталку и не сползти на пол, начиная биться в истерике на глазах у коллег, которые так и не добрались до ресторана из-за его дурацкого геройства? Его, не понимающего, что будет дальше и видящего только её голубые глаза и перепачканное в туши для ресниц и крови лицо? — Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо, — твердила как мантру, не убирая ледяной от страха руки с его плеча. Дверь операционной отрезала их друг от друга. Сделала обоих беспомощными. Его приковала по рукам и ногам к операционному столу, её — к окну, через которое можно было наблюдать за ходом операции. И к чёрту то, что от следов крови кожу на лице начало стягивать. И то, что платье из белого превратилось в грязную окровавленную тряпку, которую она выбросит в ближайшую к Склифу помойку, как только всё это закончится. Страх сковывал по рукам и ногам. Бил под колени. Но Марина, как стойкий оловянный солдатик, всё так же наблюдала за происходящим за стеклом. — Асистолия! Все от стола! — рявкнул Костя. Двести, двести двадцать, двести пятьдесят… Разряды, проходящие через тело Олега, казалось, проходили и через неё. Заставляли вздрагивать. — Давай же, Брагин! Ты не можешь так просто сдаться! — сквозь слёзы прошептала Марина, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Дико хотелось колотить по стеклу и орать, умоляя коллег сделать хоть что-нибудь. — Живи! Как ты там говорил тогда? «Сегодня никто не умрёт потому, что я женился»? Брагин, не умирай, слышишь? Пожалуйста… Ты ведь женился сегодня. Не смей умирать! Я просто не смогу без тебя. Слышишь?!

***

Золотое колечко всё так же поблёскивало на тонком пальце. Марина Владимировна Брагина-Нарочинская уверенно шла по коридору НИИ имени Склифосовского. — Я тебе ещё нужна? Ты меня ждёшь? — она смело вошла в нужную операционную. — Ты мне всегда нужна. Я всегда тебя жду, — Брагин мыл руки, готовясь к операции. — Давай, мойся и погнали. Очень интересный случай, знаешь ли, — он скрылся за пластиковой шторой, отделяющей «чистую» зону, а Марина лишь улыбнулась, сжимая в кармане халата только что снятое с пальца обручальное кольцо.