Это было так неправильно

Мэй наблюдает, как Питер отступает назад, его плечи опустились, взгляд нечитаемый. От её жизнерадостного и весёлого мальчика, какого она помнила до превращения в пепел, ничего не осталось, когда она наконец смогла увидеть его по окончанию войны. Все они знали, что потерь следует ожидать, но скольких и каких героев потерял мир было чем-то, чего даже Мэй Паркер не предвидела. Смерть Тони Старка сломала сотни (тысячи, миллионы) людей. Дорогих и близких ему, совершенно не знакомых, но почитающих его чуть-ли не как божество и всех-всех-всех. Она сломала Питера. Сердце Мэй сжимается от боли и сочувствия к нему. Она понятия не имеет, как именно это произошло; Питер не расскажет, а давить на рану вопросами совершенно не хочется. Но человек, которого она сразу (сердцем чувствовала) мысленно приняла уже за родного для своей семьи при первой встрече с ним, становился даже для неё все более и более важным. По правде говоря, он был важнее, практически наравне с Питером, по обстоятельствам мира и чувствам души («как Бен», — могла бы сказать она, вспоминая точно такие же чувства и эмоции свои и племянника в день его смерти). Именно поэтому в тот момент, когда она увидела Миссис Старк и Питера, таких болезненно бледных, опустошенных и таких сломанных-переломанных, ей хотелось тут же взять оружие-сковородку, достать Таноса куда-бы-он-там-ни-отправился и самой выбить из него — дух, — всю дурь. В ту секунду Мэй приняла окончательно тот факт, что их жизнь никогда не станет прежней. Ни для кого. Всё будет совершенно иначе. Не будет больше весёлых вечеров, когда они сидели за столом, ужинали что-бы-это-ни-было по её приготовлению с шутками и искренними улыбками. Не будет больше тех невозможно больших монологов Питера о том, что они там делали со Старком в его мастерской. Она находит Питера в его комнате и первое попавшееся ей на глаза была его грязная одежда и костюм в куче на полу. Не зная, что делать дальше, Мэй остается неподвижной, внимательно прислушиваясь. Тем не менее, единственный звук, который она слышит, — это тихий звон от тишины. После нескольких минут ожидания она начинает переживать, ее беспокойство вытесняет рациональные мысли. Она подходит к открытой двери и, глубоко вздохнув, выглядывает из-за угла. Вот он, стоит к ней спиной. Не двигаясь, руки уперлись в стену перед ним, голова опущена. Чуть пригланувшись, она видит на полу ту самую фотографию со Старком (Господи, как же он на ней выглядит живым), где они с Питером, лучезарно улыбаясь, держат его сертификат официальной стажировки. Сердце Мэй мгновенно забилось быстрее, увидев Питера в таком состоянии. Кожа даже отсюда была бледной, а через зеркало на стене рядом с его головой она увидела его лицо. Питер смотрел своими безжизненными чуть прикрытыми глазами куда-то вниз. Лицо, бледное и безжизненное, было украшено всё ещё золотыми веснушками, но уже не такими коричневыми. Но даже при том, что Мэй не может помочь своим чувствам, реагируя на него, сердце и разум, ее душа еще больше тянутся к нему, не желая ничего, кроме как утешить его в этом душераздирающем состоянии, в котором он находиться сейчас. Прежде чем она даже осознает, что делает, она полностью входит в маленькую комнату, стоя немного позади Питера, не говоря ни слова. Он не поворачивается и не двигается, но Мэй знает, что он заметил ее присутствие. Он всегда так делает, когда хочет побыть наедине с собой.  — Оставь меня в покое. От звука его голоса, такого усталого и сломленного, потекли слезы. Это было так неправильно. Так не должно было произойти. Не по отношению к Старку. Не по отношению к Питеру. Мэй понимала это, как никто другой, потому сердце чуть не разрывалось на части от вида племянника, так и кричащего о такой несправедливости. Мэй делает неуверенный шаг вперед, ее разум не может сформировать связную мысль. Однако она останавливается, когда замечает, что Питер слегка напрягается.  — Пожалуйста, Мэй, — сейчас она едва слышит его из-за нового прорыва ветра из окна. Слезы текут по ее щекам, дорожки от них отчетливо видны лице. Мэй рассеянно вытирает их и тихо (хотя она знает, что Питер все равно слышит) вздохнула. Ее разум пуст, ее глаза медленно скользят по его грязной одежде на полу и более менее чистой на нём самом, будто оттягивая момент. Питер все еще не двинулся с места, но на этот раз он слегка наклонил голову, когда услышал, что она приближается к нему. Мэй подходит к нему ближе, беспокойно оглядывая с ног до головы. Ее руки скользят вверх и вниз по его спине, нарисовывая круги. Уперев подбородок ему в голову, она слышит, как слёзы текут, а тихие всхлипы тихо вырываются. А весь он дрожит так, будто лежит в холодном снегу вот уже несколько часов.  — Всё хорошо, милый. Я рядом. Он дрожит в ее объятиях, хотя Мэй не уверена, из-за открытого настежь окна или всё так же из-за его эмоций. Всхлип вырывается из его горла, и, наконец, он начинает двигаться, отрывая руки от стены и поворачиваясь в ее руках, прижимаясь к ней, как будто от этого зависела его жизнь. Они стоят так, словно вечность, просто держатся друг за друга, как за спасательный круг, — ни один из них не говорит ни слова. В этом нет необходимости. Питер медленно расслабляется, его дыхание приходит в норму. Он ослабляет хватку Мэй, но не отпускает, позволяя поглаживать свою израненную под футболкой спину. Питер отстраняется, так что его глаза, наконец, встречаются с глазами Мэй. Эмоции кружатся в них, заставляя силой сдерживать крик душевной боли. Одна рука все еще крепко обнимает за плечи, а другую руку она зарывает в его запутанные волосы, перебирая кудряшки. Она без всяких сомнений знает, что самое страшное позади, но боль всё равно остаётся разрывать тело до глубины души, словно какой-то люмбаго. Не смотря на свою прямую осанку и поразительную женскую стойкость, она позволяет себе быть тоже слабой, чтобы Питер ни в коем случае не подумал с отвращением о своей собственной слабости в данный момент.  — Он всегда будет рядом. На его губах появляется легкая улыбка. Не его обычная улыбка, которая всегда заставляет настроение повышаться, но пока даже этого достаточно. Чтобы справиться с потерями, потребуется время, а оно лишь накладывает повязки, чтобы слетать и раскрывать не зашившие раны снова и снова.  — Откуда ты знаешь? — качает головой парень.  — Я не знаю, — уверяет его Мэй. — Просто верю. И ты верь. «Потому что ничто не убивает тебя так, как собственные мысли»