23:55

Темно. Лишь на часах горит тоскливо «Двадцать три пятьдесят пять». Марин, усталостью гонима, Упала навзничь на кровать — Истерзанная битвой с проигравшей Очередной марионеткой Моли, Спокойствие в миру отвоевавши, Она так хочет получить немного воли. Вот, наконец, померкли звуки, Потухли образы, утихли думы. Несутся по квартире часов стуки, Безжалостно считая свои суммы. Холодный воздух вдруг лицо пронзил, Взгляд глаз, что распахнулись в шоке, Фигуру в лунном свете зацепил, Которую признало сразу девы око. «Котенок?» — Удивление. Испуг. Смущение? Шагает навесомо, сходу вспоминая Свое немыслимое потрясение, И место «потресенья» тоже узнавая. Та крыша дома, где когда-то Столкнулись две души нечайно, Давно забылась ей та дата, Но помнит, истории их здесь начало. — Миледи, — непривычно тихий голос Развеян ветром по округе. — Какой Вам будет с меня спрос, Коли ответ на мой очередной вопрос Лишь то, что я для Вас не больше друга? Беззвучный выдох в небо: «Кот, — Фигура Леди замерла на месте. — Каким бы не был наш исход, Мы все равно не будем вместе…» -…Да, знаю, знаю. Вы твердите, Что станем вниз тянуть друг друга. Врага повергнуть на рассвете — Должны мы миру ту услугу. Но Вы ошиблись, моя Леди. Хотя, моей Вы не были ни мига. Не замечаете Кота потери, Пусть даже я открыт для Вас, как книга. Миледи, милая Леди, помните ли, Как мы ночами по крышам ходили? Милая Леди, Леди, знаете ли, Вы мне тогда весь мир заменили? Но не поняли, Леди, своей Вы здесь роли. И, вновь и вновь оставаясь один после битвы, Стоял я отвержен, внутри изнывая от боли, Улыбаясь, терпел, с душой, изрезанной бритвой. Какой сейчас будет Вам с меня прок? Не стоит пытаться — это конец, Леди Баг. Ушел дух героя, истек мой срок, Не нужен Вам рядом такой слабак. «Котенок, о чем ты? Ты что говоришь? Я себя без тебя не могу и представить! Не думала я, что виной всему лишь «Люблю», что не могу себя сказать заставить! Кот, ты достоин правды ответа, И не пойду никогда на обман. Я не хочу, чтоб тебя, лучик света, Погасил грязной лжи туман.» Дрожащей рукой потянулась к плечу, Но не посмела разрушить сей миг. Было все видно у ней по лицу: Совести мук, пониманье обид. Парень встал, отвернувшись от края, Неторопливо оглядываясь по кругу, Будто и вовсе не замечая В миллиметре зависшую руку. — Плагг, спасибо. Прости. Прощай, друг. — Скользнуло, блеснув, на ладонь кольцо, Зеленая вспышка расцвела вокруг, Освещая еще одно знакомое лицо. «Адриан?! Того не может быть!» — В тиши раздался изумленья крик. — «Но как могла я это упустить? С тобою в мыслях каждый миг. Тобой жила, тебя любила, И день, и ночь с тобой В мечтах я проводила. Но не было дано понять самой, Что о Коте все время я грезила, Что шутка Агреста с ума меня сводила — Судьбы иронию сполна вкусила. И слепотой своей я нас двоих душила.» Кольцо упало звонко на бетон, Покуда парень снова возвращался к краю, И, вновь на все смотря, запоминая, он Заговорил, слова едва уж подбирая: -Прощайте, Миледи, Милая Леди. Кот будет другой теперь в Вашей тени. И думайте лучше, что трус я последний, Иначе сил мне уже никогда не найти. Хотя, я рад, что Вы не видите сейчас меня — Уж коль моя душа чиста не будет, То совесть Черного Кота, и не браня За эту слабость, меня скорей забудет. Так пусть все закончится здесь и сейчас, Ведь давно сломалась моей жизни ось. Сожгу последний мост, в последний раз В том месте, где все для меня началось. Опалили слова эти Леди льдом кости, Пронзая кончики пальцев шипами, Тугой ком вбивал в горло ржавые гвозди — Наконец к ней пришло осознанье всей драмы. К плечу вновь, дрожа, потянулась Казавшаяся камнем девы рука, Но плоти вовсе она не коснулась — Просочилась насквозь подобием облака. «Нет, Котёнок… Адриан. Нет!"- От крика голос ее надорвался. Край кофты слегка теребя в руке, Парень с миром своим навсегда прощался. Девушка билась, кидалась, кричала, молила, В тело руки вцепила, пытаясь остановить хоть так, Пока с губ спокойных фраза скользила: «Каково это — летать, Леди Баг?» Оцепенев, куклой сломанной та замерла, Смотря на пустеющий объятий круг. Он встал на парапет, ноги скользят слегка, Воздух скользит у разведенных грациозно рук. Последний вдох, улыбка, свобода, Он смотрит в облака на небесах И вниз летит, под ветра завыванья оды С последним детским «мама» на устах. Крик резал тишь квартиры криво. Маринетт резко села на кровать, Покуда на часах едва мигало сбито «Двадцать три пятьдесят пять.»