Ride it til' I Say Stop

Правило — один из набора явных или понятных положений или принципов, регулирующих поведение в рамках определенной деятельности или сферы, или проще известно как "что-то, что Феликс откровенно игнорирует назло". Это было не потому, что он был неуважителен или что-то в этом роде, ему просто было скучно, очень просто, и что может быть лучше, чем занять время, чем делать то, что Чан специально сказал ему не делать? Феликс не может придумать ничего, поэтому для чего нужно что-то менять? Так он оказался на коленях, с большим силиконовым членом, наполняющим его полностью, слёзы текли из его глаз, пока он извивался на простыне. На половине постели Чана тоже. У него были большие неприятности. Эта мысль только заставила его бёдра дернуться вперед, толкая игрушку внутрь себя, так восхитительно прижимая ту к простате. Он сидел неподвижно в течение, казалось, нескольких часов, ожидая, пока он успокоится достаточно, чтобы двигаться, каждое чувство, казалось, обострилось. Он глубоко вздохнул, сжимая юбку в своих маленьких кулачках, которую надел, зная, как сильно Чан любит его в ней. Даже когда он вёл себя так эгоистично, он всё ещё думал об этом человеке, и если бы Джисон был здесь, Феликс не услышал бы конца "хлестающих" комментариев. При мысли о хлыстах его член дернулся, и он решил пошевелиться, пока не испортил оргазм, это было бы не весело, тогда он не был таким же чувствительным и возбужденным, когда Чан, наконец, доберётся до него. Он всхлипнул, приподнимаясь, прежде чем снова опуститься. Чан бы так разозлился, если бы, придя домой, нашел Феликса запыхавшимся, полуобнаженным, с дурацкой улыбкой на лице и смазкой на бёдрах и животе. Ему не потребовалось много времени, чтобы приблизиться к тонкой грани оргазма. Вот тогда-то он и услышал. Безошибочно узнаваемый звук открывающейся входной двери, звон ключей, когда Чан бросил их на стойку. Феликс замер, фаллоимитатор был наполовину внутри, когда он услышал, как Чан приближается к спальне. Он оставил дверь открытой именно по этой причине, чтобы лишить себя возможности скрыть то, что он делал. Даже когда он был под контролем, он не был, и жалобный всхлип вырвался, когда Чан остановился в дверях. Недовольство отразилось на лице Чана, когда он увидел перед собой взъерошенного мальчика, лениво моргающего на своё хныкающее "папочка", слетевшее с его губ. — Что здесь происходит, детка? — спросил он нейтрально, расстегивая пуговицы на куртке и ожидая ответа. Феликс молчал, не смея пошевелить ни единым мускулом, сжимаясь вокруг игрушки. — Не смущайся, ты опять ослушался, так что можешь рассказать мне, каков был твой мыслительный процесс, — и от его небрежного безразличия у Феликса подогнулись колени. — Тебя так долго не было, — отклонился Феликс, его щеки покраснели, когда он увидел, как Чан снимает рубашку. — Не-а, принцесса, не вини меня в своём непослушании. Напомни мне, кто придумал правило "не играй с собой без разрешения", — предложил он. — Я-я, но- — Да, и почему? — спросил он, не утруждая себя выслушиванием оправданий. — Потому что я хотел, чтобы ты к-контролировал, это просто- — Верно, ты сказал мне, что управляешь всем в своей жизни, разрывая себя на части, чтобы удержать всё вместе, поэтому ты хотел, чтобы я был тем, кто контролирует тебя, когда ты разваливаешься, не так ли? — спросил он риторически. Феликс нервно сглотнул, когда Чан посмотрел на свои часы — совершенно обыденная практика, которую он каким-то образом сделал настолько чертовски сексуальной, что у парней кружится голова. — Уже почти семь, так что я пойду приготовлю ужин, пойдём со мной, возьми с собой дилдо, — приказал он, не надевая рубашку, лишь лениво завязав спортивные штаны. Феликс кивнул, слезая с кровати и задыхаясь, когда игрушка выскользнула. Он был благодарен юбке, которая ниспадала на его затвердевший член, скрывая его под тканью. Чан доставал кастрюли из ящиков, когда Феликс подошел к двери. Он не потрудился поднять глаза, пока не закончил с тем, что делал, и не подошел к нему. Феликс поднял глаза, пытаясь сохранить тот вызывающий вид, который, как ему казалось, у него был. Он потерпел неудачу, когда Чан обхватил его веснушчатые щеки, наклонился и нежно поцеловал. Это было очень мягко по сравнению с тем, как он выхватил фаллоимитатор из рук Феликса и прилепил присоску на конце к стене, на идеальной высоте, чтобы Феликс мог отступить и вставить его обратно. Он даже не понял, что происходит, не совсем, когда Чан поцеловал его глубоко и медленно, мягко отталкивая бёдрами. Он потянулся назад, раздвигая его так, чтобы фаллоимитатор мог легко войти. Феликс заскулил ему в рот, его тело выгнулось в красивом изгибе. — Скачи на нём, пока я не скажу остановиться, и не кончай, иначе будет ещё хуже, — приказал он губами, прежде чем отступить, чтобы вернуться к готовке. Феликс стоял неподвижно, глубоко дыша, и подпрыгнул, когда Чан рявкнул "шевелись", заметив отсутствие движений. Кто такой Феликс, чтобы ослушаться? Он был хорошим мальчиком, он мог поклясться в этом. Он начал медленно, чтобы добавить немного стимуляции помимо тупого трения. Всё в порядке, пока нормально. Он сосредоточился на том, чтобы двигаться так, чтобы это не утомляло его и не позволяло ему кончить. Это было довольно легко — это определенно не было его худшим наказанием. Он вспомнил время, когда Чан привязал его к столбикам кровати, лежа на животе, и использовал кожаный ремень с маленькими прорезями по бокам, и нанес столько ударов, что он дважды кончил только лишь от этого. Его задница была вся в синяках, и на следующее утро у них был самый нежный секс, который у него вообще когда-либо был. Он вспомнил, что это потому, что его застукали целующимся с каким-то парнем в клубе, куда они тоже ходили. Он был пьян, и это происшествие на самом деле не повредило их отношениям, Чан знал, что Феликс ничего не имел в виду под этим действием, но сам Феликс запомнил, что никогда больше этого не сделает. Несмотря на то, как завораживающе было прижимать пальцы к синякам всякий раз, как была возможность. Всхлип, когда Чан приказал ему быть быстрее, пока нарезал овощи. Судя по тому по ингредиентам, разложенным на столе, он мог сказать, что они будут есть его любимое блюдо — рамён, и эта мысль заставила его скулить и тереться задницей, насаживаясь прямо на простату. Его бёдра дрожали от напряжения, но он был так готов угодить в этот момент, что сделал бы всё для Чана. — Папочка, — позвал он, сжимая руки в кулаки. Чан проигнорировал его, точнее, не совсем проигнорировал, просто сделал вид, что не слышит. Всё это время он присматривал за своей деткой, желая убедиться, что с ним всё в порядке. Феликс заскулил, сцепив руки за спиной и хватаясь за стену. Его руки казались пустыми, он хотел, чтобы они были связаны, чтобы он был привязан, чтобы его движения были ограничены. Но этого не было, поэтому он сделал всё, что мог, вцепившись в стену. Он тоже прижался затылком к стене, пристально глядя на полуобнаженную фигуру Чана. Он отчетливо видел, как под кожей у него работают мускулы, когда он нарезает кубиками лук и толченый чеснок. Он был таким сексуальным, когда готовил. Феликс чувствовал это, низкое кипение под его кожей росло вместе с приближением к своей кульминации. — Медленнее, — приказал Чан, похоже, тоже заметив то, как беспорядочно дрожат бедра Феликса. — Да, господин, — заскулил он, вытянув руки, чтобы опереться на другую сторону дверного проема, его спина выгнулась, когда он замедлился до простого насаживания. Его стоны становились всё пронзительнее и отчаяннее, когда он практически подталкивал себя. Это было отвратительно хорошо, его тело горело, будто он был на плите. — Ощущения? —спросил Чан. — Горячо, — ответил Феликс. Их система проверки немного отличалась от стереотипной светофорной, после того как Феликс однажды сказал Чану, что всякий раз, когда он начинал чувствовать себя неловко из-за чего-то, его тело, казалось, остывало, как будто его кровь остывала в венах, когда его беспокойство росло. С тех пор "горячо" было хорошо, "тепло" — чуть слабее, а "холодно" — стоп. Он считал, что легче передать то, что чувствует его тело, а не то, что чувствует он сам. Чан сразу же согласился, так как хотел, чтобы младшему было как можно удобнее. Чан кивнул, соскребая ингредиенты в кастрюлю, шипение, казалось, имитировало то, что чувствовал Феликс в этот момент, его сердце стучало в ушах. К тому времени, как Чан выключил плиту, чтобы еда оставалась теплой, пока он занимается Феликсом, тот задыхался и извивался на игрушке, каждое движение вызывало электрический шок в его теле. — Эй, посмотри на меня, — сказал Чан таким тоном, который сделал Феликса податливым и готовым слушать. Он посмотрел вверх, его тело боролось с тем, чтобы остаться согнутым, но он заставил себя встать. — Ты усвоил урок, Феликс? — и, чёрт возьми, ситуация становится только хуже. Чан редко называл его полным именем, обычно предпочитая ласкательные имена или милые прозвища, такие как "Ликси", поэтому, когда он был "Феликсом", это было так, так горячо. — Да, господин, — выдохнул он, моргая, словно на нем висели звезды. — Хороший мальчик, но мы оба знаем, насколько ты ужасен и собираешься вернуться к этому на следующей неделе, — сообщил он, целуя его скулы. Феликс заскулил, надавливая вперед, заставляя игрушку выскользнуть. — Держись, милый, я держу тебя, — проворковал Чан, перемещая фаллоимитатор в сторону, чтобы вместо этого прислонить к стене Феликса, а затем прижаться к нему обратно, целуя шею и параллельно стягивая свои спортивные штаны, обнажая свой собственный каменный стояк. Он становился всё твёрже и твёрже из-за отчаянных звуков Феликса всё время, пока Чан готовил. Чан направил член в подергивающуюся дырочку Феликса, наблюдая, как она засасывает его, словно он был создан для этого. Феликс утверждает, что да. Чан почти соглашается. — Бляяяяяяяять, — заскулил Феликс, заработав резкий шлепок по заднице. — Язык, — напомнил Чан, прежде чем войти полностью, выбивая хриплый скулёж. Он шёл ровно, позволяя Феликсу сначала привыкнуть к нему, хватая его за запястья и держа их за спиной, сжимая основание шеи и наклоняя. Как только Феликс издал ещё один скулеж, Чан начал регулировать свои толчки, терзая комок нервов, над которыми безжалостно издевались весь день. Феликс был на грани слёз, его стоны становились все более и более пронзительными. — Пожалуйста, пожалуйста, хочу кончить, — умолял он, изо всех сил стараясь двигаться навстречу старшему. — А ты заслуживаешь этого, детка, после того, как тебя застукали за дрочкой в моё отсутствие, на моей стороне кровати, а это ещё один комплект испорченного белья, потому что кое-кто слишком развратен? — обвиняет он, дергая за светлые волосы. — Да, да, господин, заслужил, я был хорошим, — обещал он, издавая задушенные всхлипы. Он чувствовал каждый дюйм Чана внутри себя, его стенки сжимались вокруг члена, чтобы соответствовать ему. Это было намного лучше, чем какой-то жалкий фаллоимитатор, который он купил несколько месяцев назад. — Не знаю, убеди меня, — приказал Чан, останавливаясь. Феликс понимает, что его наказывают, когда Чан двигается по всей длине, всё ещё ограничивая руки Феликса. Тот был практически в своём маленьком раю: он не мог просить большего. — Можно? Пожалуйста, можно? — в отчаянии спросил он, его движения были отрывистыми и нескоординированными. Чан знал, что он кончит, независимо от того, будет ли ему дано разрешение или нет из-за скорости, с которой он шёл, и он знал, что останавливаться было жестоко. Но, чёрт возьми, ему нравилось видеть, как Феликс плачет. — Ты можешь кончить, принцесса, но я не остановлюсь, пока тоже не сделаю этого, — решил он, хватая его за тонкую талию и грубо дёргая на себя, кончики его пальцев впились в его мягкую плоть так, что кожа обесцветилась и стала крайне чувствительной. Феликс кончил секундой позже, прижимая теперь свободную руку ко рту, чтобы заглушить смущающе громкий крик, который он издал, когда его сперма нарисовала белые полосы на полу. Верный своему слову, Чан не остановился. Даже когда он прижимал руку к своему прессу в бесплодной попытке замедлить приближение оргазма. Даже в этот момент Чан был достаточно внимателен, чтобы спросить, как Феликс себя чувствует. Он никогда не чувствовал себя так "горячо" в своей жизни, чувствовал, как будто он вот-вот воспламенится и испепелит всё в радиусе мили, и это было так хорошо. Так хорошо, когда его используют, как будто он не имеет права голоса в этом вопросе, как будто он игрушка для Чана. Он вскрикнул, чувствуя, как его тело дергается почти болезненно. Чану потребовалось всего несколько минут, чтобы закончить, излившись в Феликса, заполняя его внутренности белым, когда он вышел. Феликс был податлив в его руках, не в силах пошевелиться, содрогнувшись, напрягаясь, когда ещё один оргазм пронзил его тело, на этот раз практически сухой. — Ты так хорошо справился, детка, так хорошо принял это, — похвалил Чан, медленно выходя. Феликс что-то промычал, его кости были словно желе, когда Чан поднял его. Он чувствовал себя полностью удовлетворенным, но знал, что к тому времени, когда они уберутся и дойдут до середины ужина, он, скорее всего, снова будет возбужден. — Давай уберем этот беспорядок, а? Потом мы поедим, и ты расскажешь мне о своем дне, — предложил Чан, осыпая поцелуями его лопатки, пока нес его в ванную. Феликс кивнул с милой улыбкой на лице. — Я люблю тебя, детка, — счастливо вздохнул Чан, не желая, чтобы эта улыбка исчезла. Он уничтожит любого, кто заставит её покинуть его драгоценное лицо. — Я тоже тебя люблю, — пробормотал Феликс, когда Чан помог ему принять душ, — Так сильно.