ID работы: 10489734

Heaven Has A Road But No One Walks It

Слэш
Перевод
NC-17
В процессе
839
переводчик
little_agony бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 947 страниц, 59 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
839 Нравится 1193 Отзывы 347 В сборник Скачать

26. Как погасить пламя с помощью дров*

Настройки текста
Примечания:
      Когда наши пути пересеклись — моя жизнь кардинально изменила свое направление. В тот миг изменилось все.       В последний день, когда мы были вместе, наша встреча снова все изменила.       Я злился. Я был ранен. Я сорвался и ранил тебя.       И я потерял тебя.       Мне казалось, я больше никогда не услышу твой голос, никогда не увижу твою улыбку. Тебя не было так долго.       Но вот ты здесь, наконец-то — после всего, что случилось, ты здесь, вернулся, ты снова со мной.       Я никогда больше не посмею ранить тебя, никогда не позволю себе снова тебя потерять. Обещаю.

***

      — И это была именно та разновидность внимания, которую мы собирались избегать до последнего, — Сяо Синчэнь с трудом поборол искушение потереть лоб. Ему очень хотелось бы верить в то, что его голос звучит обоснованно раздраженно, а не возмутительно негодующе. Но, скорее всего, именно так он и звучал.       — Ну, это же не я вопил свое имя посреди одной из самых оживленных улиц Юэяна! — угрюмо огрызнулся Сюэ Ян, всем своим видом пытаясь защититься.       Сяо Синчэнь перестал сопротивляться желанию, сжав указательным и большим пальцем переносицу сквозь повязку, потому что в полых глазницах начали зарождаться первые признаки истощающей головной боли.       — Нам нужно идти дальше, — голос Цзычэня был подобно охлаждающему бальзаму на его раскалившиеся нервы. — Если… Сюэ Яна ищут здесь, то нам не безопасно оставаться так близко к городу. До заката еще несколько часов.       Он устало кивнул. Признаться, сейчас он не был готов вернуться обратно на дорогу, но очевидно, что остаться они уже не смогут.       Он чисто механически принялся засыпать пылью уже разгоревшийся было костер. Внезапно к его плечу что-то прикоснулось, и сладкий аппетитный запах вплелся в горький аромат едкого дыма.       — Мы купили тебе фруктов, — почти неуверенно произнес Сюэ Ян. — Поешь что-нибудь перед тем, как мы выйдем.       Сжав губы, он отдернул плечо и сосредоточился на тушении костра с куда большей теперь агрессией, чем стоило бы.       — Я не голоден. И не смей со мной говорить.       Сюэ Ян обижено фыркнул, но прежде чем он успел продолжить его доставать, Цзычэнь вдруг вырос между ними двумя.       — Просто помоги все собрать. Мы позже остановимся и тогда уже поедим.       К счастью, единственным ответом на это было короткое бессловесное шипение, а затем Сюэ Ян сдался, продолжая дуться, но уже в тишине. Сяо Синчэнь выровнялся и решительно затоптал несколько последних, упрямых угольков, надежно спрятав остатки их тепла в толстый слой грязи.       — Готов? — спросил Цзычэнь, и он устало улыбнулся. Он совершенно эгоистично протянул ему руку и улыбнулся чуть шире, когда чужая ладонь поймала его собственную.       — Теперь да, — кивнул он, невесомо поглаживая большим пальцем костяшки чужих пальцев. Ладонь в его руке вздрогнула лишь один раз и то, только чтобы сжаться чуть сильнее. — Покажешь дорогу?       Он позволил Цзычэню, чья рука была прочной и надежной, вывести себя на дорогу, совершенно расслабившись, чтобы дать отдых своему усталому восприятию.       Возможно сейчас он и был в бегах, но теперь все было иначе, чем в прошлый раз. Теперь он был не сам, не скитался по свету в одиночку, ослепший, безродный и безымянный, жертвующий собой во имя спасения людей. «Я пытался быть никем, — подумалось ему непозволительно горько. — Чтобы люди больше не страдали из-за меня. Я думал, что у меня получается, но вместо этого я закончил тем, что ранил и убивал людей собственными руками».       Он старательно пытался заглушить несколько неровные шаги позади, сосредоточившись исключительно на чужой ладони.       «Узнав правду, я попытался стать ничем».       Но люди все так же умирали из-за него, даже когда его самого уже не стало. Последние выжившие из клана Чан, жители города И, все те безымянные жертвы, чьей кровью были оплачены заклинания для его возвращения в мир живых… А-Цин.       «Я не стану прятаться снова, — подумал он, крепко сжав челюсти. — Я должен попытаться… Хотя бы попытаться стать кем-то. Сделать хоть что-то. Оставить наследие лучше имеющегося. Сделать так, чтобы все эти жертвы и страдания окупились, стоили моего возвращения и не пропали напрасно».       Еще горше было осознавать, что все его надежды, все возможности реализовать то, к чему он так отчаянно стремился… Теперь оказались в руках у человека, чья тень поймала его в безымянном изгнании и стала первопричиной всех горестей.

***

      Огонь мягко потрескивал, переплетаясь с тихим журчанием голосов, обсуждающих что-то и то и дело вступающих в спор, несмотря на удивительное отсутствие аргументов с обеих сторон. Сяо Синчэнь позволил себе просто расслабиться, будучи слишком усталым для того, чтобы вслушиваться тщательней. Голоса были знакомыми, звуки костра и небольшого ручья неподалеку успокаивали.       Он собирался немного помедитировать, когда они найдут подходящее для отдыха место, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток сна и еды, но в конце концов оказалось, что куда легче просто прислониться к дереву и задремать.       Казалось, время стояло на месте, но чужая рука легонько потрясла его за плечо, заставляя прийти в себя.       — Синчэнь.       — М? Цзычэнь?       — Мне жаль, что приходится тебя будить, но ужин готов. Тебе нужно поесть что-нибудь перед сном.       Ему отчаянно хотелось совершенно по-детски отвернуться и позволить теплой и уютной сонливости вновь унести его в свои глубины, но он понимал, что чисто логически Цзычэнь прав. Со вздохом сожаления, он выровнялся, потягиваясь, чтобы стряхнуть наваждение с собственного сонно-уставшего разума.       — Правильно сделал, — улыбнулся он. — Спасибо, что разбудил.       Вечер был прохладным, не холодным, конечно, но костер все равно был уместен, когда Синчэнь подошел к его теплу и сел рядом с Цзычэнем. Присутствие Сюэ Яна было неприятным дополнением, мерцающим с другой стороны костра, но он, к счастью, и правда сохранял молчание.       Сяо Синчэнь благодарно принял миску с палочками и внезапно ощутил такой ароматный запах еды, что даже его сонное чувство голода заинтересованно подняло голову. Ему захотелось есть настолько сильно, будто он голодал неделями, так что Синчэнь заинтересованно подхватил палочками нечто в своей миске, чтобы попробовать.       Маленькие овощные роллы на салате из кориандра, из овощей, нарезанных тоньше листа бумаги и приправленных лишь слегка, чтобы сохранить естественный вкус. Именно так, как он любил.       — Вкусно, да? — не выдержал Сюэ Ян, явно больше не в силах сохранять тишину.— Они такие, как ты любишь. Я помню! Конечно, мы не сможем их правильно обжарить, но на днях был праздник Цинмин, так что холодными они будут даже уместней, да?       Он не ответил, сосредоточившись на еде, что, к его собственной досаде, лишь спровоцировало еще сильнее стремление развить нежелательную беседу.       — Я записывал для тебя рецепты, каждый раз, когда выбирался за новыми заклинаниями. У меня столько новых, ни разу еще не испробованных! Но этот из тех, как мы готовили раньше — я подумал, столько времени прошло, и прежде чем экспериментировать, ты ведь наверняка захочешь их попробовать в том виде, в котором привык есть. Помнишь, даочжан? Мы делали их…       — Давайте сосредоточимся на еде, — вмешался Цзычэнь бесцеремонно оборвав монолог.       «Мы делали их вместе, — мысленно закончил Сяо Синчэнь, позволяя палочкам вновь погрузиться на дно миски. — Все трое».       Сюэ Ян — нет, тогда он был Чэнмэем — избавившись от более сложных обязанностей, бесконечно гордо нарезал овощи на кусочки и полоски, тоньше волоса («эй, даочжан, сквозь эти кусочки морковки даже солнечный свет проходит!»). Он сам, которому было великодушно разрешено заворачивать начинку в эти самые кусочки морковки, смеялся над их с А-Цин перепалкой в момент, когда Сюэ Чэнмэй велел ей сходить за водой, а в ответ услышал, куда именно он может засунуть свою морковь.       Последний кусочек разбухал во рту под влиянием этих воспоминаний так сильно, что в какой-то момент Сяо Синчэню показалось, будто он давится им. Столько крови на руках, приготовивших эту пищу — и он ничего не мог поделать с тем, что почти чувствовал ее вкус, просачивающийся в каждый овощ, в каждый маленький кусочек.       — Даочжан?       Он услышал чужой голос словно издалека, когда выронил из внезапно онемевших пальцев миску и палочки, совершенно не заботясь о пролитой еде. Ему все же удалось проглотить то, что оставалось во рту, но он тут же пожалел об этом.       — Синчэнь? — обеспокоенный Цзычэнь, его крепкая рука подхватила его под локоть и сунула в руку чашку чая.       Он заставил себя сделать глоток, хоть и понимал, что послевкусие крови во рту никуда не исчезнет.       — Это приготовил ты…— невнятно произнес он. — Я не могу…       — Что? Да ладно! — сердито воскликнул Сюэ Ян (не сердито — ранено), но его голос звучал так, будто он не может поверить. — Ты что, теперь даже не станешь есть то, что я для тебя приготовил, что ли?       Умелые руки, такие ловкие с ножом. Те самые руки, что свежевали кричащего от боли Чан Пина, вбивали гвозди в череп Цзычэня, вонзали меч в сердце А-Цин…       — Кровь, — огрызнулся он. — На твоей руке кровь.       На несколько секунд воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием костра, а затем Сюэ Ян разъяренно рявкнул:       — Но и твои, блядь, не такие уж и чистые, а, Сяо Синчэнь? — выплюнул он, и в ушах у Сяо Синчэня зазвенело, словно от пощечины. — На моей руке не больше крови чем прежде, но раньше ты что-то не жаловался! Забавно, что твоя деликатная чувствительность срабатывает лишь тогда, когда ты узнаешь вещи, которые тебе не нравится слышать! Может, тебе просто не хочется признавать, что этот вкус тебе пришелся по душе, м?       — Хватит!       Он вскочил, покачнувшись, и дрожащей рукой нащупал плечо Цзычэня, чтобы уверенней отойти от огня и при этом не обжечься, его собственное восприятие сейчас было слишком нестабильным, чтобы различить хоть что-нибудь.       Казалось, его рот переполнен кровью — кровью невиновных, Цзычэня, А-Цин, целыми ошметками крови, которыми его годами кормили эти пальцы в алых разводах. Его желудок взбунтовался, и он, покачиваясь, бросился прочь к деревьям, просто потому что ему нужно было уйти подальше — от костра и от убийцы, которому он доверял и любил и из-за которого был полностью уничтожен.       Следуя за шумом воды в ручье, углубляясь все дальше в лес, он вытянул руку, чтобы ни во что не врезаться, будучи слишком перенапряженным, чтобы задействовать для этого собственное духовное восприятие и из-за этого чувствуя себя совершенно слепым. Нога зацепилась то ли за какой-то валун, то ли за торчащий корень, из-за чего он незамедлительно рухнул на колени — и это было последней каплей, будто кто зарядил ему кулаком в живот. Он согнулся в рвотных позывах — и выблевал все, что мог, пока не ощутил наконец привкус желчи. Горький и мерзкий, но куда лучше привкуса крови.       Внезапно на его плечо опустилась рука — и он отпрянул еще до того, как успел сообразить, что от присутствующего исходит спокойствие и прохлада, а не смертельный жар палящего солнца.       — Синчэнь? Ты в порядке? — паническое беспокойство и тревога в голосе Цзычэня пробивались даже сквозь речевой талисман, вся его Ци была пропитана этим.       — Да, — сказал он, а затем, не желая лгать Цзычэню, который заслуживал куда лучшего, все же исправился: — Нет.       — Иди сюда. Позволь я дам тебе воды.       Цзычэнь отступил в сторону журчащего потока, затем снова вернулся. Синчэнь с благодарностью принял чашку с водой, сполоснул рот и сплюнул, тут же получив вторую порцию, чтобы попить. Желудок все еще бурлил, но он попытался удержать воду внутри, сосредоточившись на собственном дыхании.       — Прости, — сказал он, совершенно не представляя за что. Сейчас он чувствовал себя жалким и ничтожным в своем желании сбежать от всего случившегося.       — Ты ни в чем не виноват, — поспешил заверить его Цзычэнь, и ему так отчаянно хотелось поверить в его слова, позволить себе думать, что это правда.       — Но он же прав, — задушено возразил Синчэнь. — Мои руки тоже в крови. Я просто хочу… Мне надо все исправить.       — Нет, он НЕ прав, — твердо ответил Цзычэнь. — Он бросается, метит своими словами туда, где может причинить боль, словно взбесившийся пес или эгоистичный ребенок. В этом нет твоей вины, ни в чем нет и никогда не было. Ты не несешь за произошедшее никакой ответственности.       — Мне нужно верить, что мы сможем что-то изменить, — выдавил из себя Сяо Синчэнь, сдаваясь, позволяя страхам и сомнениям выйти наружу. — Даже если для этого придется иметь дело с демонами, мне нужно верить, что в этом есть смысл. Что весь этот кошмар… Что это все не в пустую. Что все еще может быть лучше. Что именно мы можем сделать все куда лучше, чем оно есть.       Крепкие руки сжали его ладони, словно прочный якорь, удерживая их.       — Мы сделаем. Мы будем водой, прорубающей каналы. Посеем семена этой мечты на опустошенных полях. Я знаю, мы это сделаем.       Голос Цзычэня звучал так уверенно, так спокойно и надежно, что он и сам почти позволил себе в это поверить.       — О, мой Цзычэнь, — прошептал он, содрогнувшись, когда эти крепкие руки сомкнулись вокруг его ладоней еще сильней.       — Синчэнь…       Одного только имени, произнесенного так мягко голосом, который он думал, что никогда больше не услышит, было достаточно, чтоб его сердце вновь зашлось от боли и восхищения, лишая его дара речи.       — Я бы поцеловал тебя, — произнес он с неуверенной улыбкой, которая показалась слабой даже ему самому. — Но мой рот сейчас ужасен на вкус. Так что, полагаю, мне лучше пощадить тебя.       В ответ раздался смешок — настолько тихий, что Синчэнь лишь ощутил его, а не услышал.       — Ценю твою выдержку, — промурлыкал Цзычэнь несколько искаженным голосом. — Может быть, позже.       — Обнимешь меня?       Почти ни секунды не колеблясь, руки Цзычэня обвились вокруг него, а рукава, будто защитные крылья, спрятали его от большого, опасного мира в маленький, где он мог чувствовать себя умиротворенно — хотя бы на какое-то время. Он уложил руки аккурат по центру этого мира, крепко сжимая в ответ.       — Нужно возвращаться, — сказал ласково Цзычэнь. — Я сварю тебе чаю, а потом ляжешь отдохнуть. Не стоит продолжать себя мучить. Я не хотел бы, чтоб ты пострадал.       Он неохотно кивнул — возвращаться ему хотелось меньше всего на свете, потому что он все еще боялся слушать этот голос, его гнусная ложь и правда по-прежнему отдавалась горечью. Но Цзычэнь был прав.       — Если он не оставит попытки со мной заговорить, я утоплю его в реке, — тихо проворчал он, и почувствовал как грудь Цзычэня вновь содрогнулась от смешка.       — Если он не прекратит болтать, я тебе помогу.       Он наконец и сам сумел по-настоящему улыбнуться.       — Мыслим и чувствует в одинаковом русле, — заметил он. — Даже спустя столько лет.       Он вполне мог бы, подумалось Синчэню, когда руки Цзычэня наконец вновь отпустили его в огромный опасный мир, вполне мог бы привыкнуть к этому кривоватому смеху, отдающемуся прямо над его собственным сердцем.       Впрочем, вместо столь нежеланного голоса по возвращению на поляну его приветствовала лишь настолько невыносимая вонь, что пришлось зажать нос рукой дабы избежать повторных рвотных позывов. Гадкий дымящийся запах чего-то сгоревшего до тла.       — Ты что, сжег всю еду? — недоверчиво спросил Цзычэнь.       — Было похоже, что кто-то собирается ее доедать? — отозвался с другой стороны поляны Сюэ Ян, все еще разъяренный и ощерившийся.       Цзычэнь сделал глубокий вдох и медленный выдох, явно обращаясь к остаткам собственного терпения и обманчиво спокойно произнес:       — Я заварю чай.       Сяо Синчэнь направился следом, чтобы методично укладывать дрова поверх обгоревших остатков еды — непростительное расточительство, но с другой стороны, он знал, что не смог бы съесть и кусочка. Несмотря ни на что, Сюэ Ян сохранял молчание в процессе, но Сяо Синчэнь все равно отчетливо различал расходящуюся во все стороны волну злобы из дальнего конца их импровизированного лагеря.       Когда ужасающая вонь горелой еды заменилась куда более приятным запахом древесного дыма, он позволил себе сесть, внезапно ощутив всю тяжесть навалившейся усталости. Его замерзшие пальцы с благодарностью обняли чашку, которую вручил ему Цзычэнь и, хоть чай и казался безвкусным, но тепло, растекающееся по его измотанному телу, было восхитительным. Синчэнь позволил уговорить себя на еще одну порцию, прежде чем улегся, прислонившись к Цзычэню.        — Обнимешь меня? — снова промямлил он и, как и прежде, сильные руки тут же сомкнулись вокруг него, позволяя отдохнуть, прильнув к надежной груди.       Едва он отпустил себя, как тут же провалился в сны о том, как содрогается Цзычэнь в ненадежном, тихом смешке. Восхитительное чувство радости и любви — и он понятия не имел, почему в его столь глубокие сны вдруг вторгся совершенно неуместные отдаленные, сдавленные рыдания.

***

      На следующий день, как безнадежно заметил Сун Лань, стало еще хуже.       Они вышли до рассвета, сохраняя бодрый темп, чтобы как можно скорее оставить Юэян с его слухами позади.       Устроившись в тепле и уюте, Синчэнь наконец-то хорошо отдохнул прошлой ночью — в отличии от Сюэ Яна. Тот выглядел словно полумертвый, если не считать безумный блеск его слишком уж выразительных глаз.       То ли пытаясь загладить свою вину за вечернее происшествие, то ли просто выплескивая растущую обиду, он продолжал доставать Синчэня на протяжении дня, всеми доступными способами привлекая внимание к себе, словно не мог оставить его в покое даже на чисто физическом уровне. Синчэнь же был явно на волоске, готовый вот-вот взорваться, его челюсти были так плотно сжаты, что Сун Лань непроизвольно начал беспокоиться о том, чтобы его зубы не превратились в крошево.       — Даочжан! Эй, глянь, что я нашел! — воскликнул Сюэ Ян где-то спустя половину дня пути, подсовывая Синчэню под нос пучок чуть привядшего сорняка. — Ты же собирал такие каждый раз, когда мы возвращались с Ночной Охоты или когда ходили на прогулки, помнишь? Мы вешали их на стропила, чтобы высушить, чувствуешь аромат? Пахнет, как дома…       Синчэнь резко вдохнул, оскалив зубы, решив, что с него хватит, но Сун Лань бесцеремонно схватил Сюэ Яна за руку и поволок его в сторону с главной дороги, бросив Синчэню через плечо нечто вроде «мы на минутку».       В отличии от Юэяна, сейчас Сюэ Ян отчаянно отбивался и сопротивлялся, но одним из преимуществ лютого мертвеца определенно является наличие недюжинной силы. Удерживать засранца было не сложно — но с бесстыжей руганью, увы, Сун Лань ничего не мог поделать.       — Какого блядь хуя ты творишь, пусти меня, эй, ты бесполезный кусок д…       — Остановись, — строго велел ему Сун Лань, отпустив с легким толчком, готовый в любой момент ухватить снова, если тот попытается проскользнуть мимо, чтобы продолжить доставать Синчэня. — Ты лишь ухудшаешь ситуацию.       Сюэ Ян бросил на него взгляд остекленевших безумных глаз, их белки на фоне черной радужной оболочки и расширенных зрачков особенно ярко выделялись по цвету. Он выглядел так, словно никак не может определиться, что планирует сделать дальше: снова огрызнуться или отрубиться от истощения прямо здесь.       — Это тебя не касается, не лезь в это, ты…       — Ты огорчаешь его, — коротко оборвал Сун Лань. — А я тебе этого не позволю. Впрочем, думаю, ты и сам этого не хочешь. Поэтому остановись. Просто оставь его в покое.       — О, ну да, конечно, ты так говоришь, — Сюэ Ян оттопырил губы, оскалившись в безумной, отчаянной ухмылке. — Это же только облегчит тебе жизнь, да?       Оказавшись так близко, Сун Лань без труда заметил, что Сюэ Ян и правда дрожит, а его обезумевшая ухмылка — всего лишь тонкая-тонкая вуаль, свободно ниспадающая во нечто бездонное, опустошенное и до ужаса испуганное. Он засмеялся, пронзительно и надломлено, его взгляд уставился в никуда и уже не впервые Сун Лань задался вопросом о том, с кем же засранец все-таки разговаривает.       — Могу поклясться, ты ничего не хотел бы сильнее, чем чтобы я сейчас бросил его одного и откланялся восвояси — но хуй там. Я не сделаю как ты, я не оставлю его, я никогда не оставлю его! Если он хочет от меня избавиться, то ему придется убить меня!       Теперь Сун Лань уставился в ответ несколько потерянно, в сотый раз спрашивая себя о том, как же так получилось, что вот это стало частью его жизни.       — Ты его расстраиваешь, — повторил он медленней, словно пытаясь привести в чувство ребенка или сумасшедшего, и оба этих определения сейчас были вполне применимы к его собеседнику. — Ты же сам сказал, что если он расстроится — то это навредит ему. Так прекрати же ему вредить.       Сюэ Ян снова обратил на него взгляд своих бездонных глаз, а дерзкая улыбка медленно сползла с его лица.       — Точно. Да, точно, ты же… Ты же простой человек. Разве ты не праведный, даочжан Сун? Праведный и честный, ты бы не стал… Ты ведь не стал бы это говорить, лишь бы устранить меня со своего пути и получить преимущество. Это было бы не честно, это было бы ниже твоего достоинства. Получать преимущество ценой его грусти. Ты бы так не сделал, кто угодно, но только не ты. Я же просто пытаюсь выяснить, чего он хочет! — беспомощно выдохнул он в конце, непроизвольно дернувшись в привычной жестикуляции.       И снова Сун Лань уставился на него, не в силах подобрать слова. Иногда, когда он разговаривал с Сюэ Яном, ему казалось, что они говорят на разных языках.       — Он хочет, чтобы ты оставил его в покое, — повторил он все же, еще медленней, чем в прошлый раз. — И он говорил об этом. Бесчисленное количество раз. Просил тебя уважать его желание не разговаривать с ним и держаться от него подальше.       Сюэ Ян прищурился, словно ступив на неизведанную ранее территорию. Всем своим видом он выражал глубокую задумчивость, подобно философу, озадачившемуся разгадыванием особо сложной загадки.        — Должно быть, это проверка.       …и пришедшему к совершенно неверной разгадке.       — Точно-точно. Он устанавливает правила, хочет узнать, способен ли я жить по ним… Не убивать людей. Не ранить людей. Проявлять терпение. Не прикасаться к нему. Не говорить с ним, и вот теперь — не трогать его еду. И когда я пройду эту проверку, он успокоится — и станет счастливым! Мне просто нужно доказать, что я могу понять, чего он хочет, могу дать ему то, чего он хочет… Верно же?       Сун Лань прекрасно знал — хоть поначалу и отказывался в этом признаваться — что Сюэ Ян никогда не был тупым. Можно даже сказать, обладал своего рода талантами в некоторых довольно специфических областях знаний. Да только нормальные, чисто человеческие правила социального взаимодействия в эти специфические области знаний явно не входили.       Особенно в контексте того, что Сюэ Ян не спал уже несколько дней.       Сун Лань тяжко вздохнул и подумал, что белая ложь может быть вполне приемлемой ради блага Синчэня.       — Возможно. Что-то вроде этого.       — Мм…— отрывисто кивнул Сюэ Ян, а затем прошел мимо, возвращаясь на дорогу, все еще погруженный в свои размышления.       Покачав головой, Сун Лань последовал за ним. Он приготовился было к тому, что Сюэ Ян подойдет к Синчэню, что все еще выглядел напряженным, но к его бесконечному облегчению, тот оставался на расстоянии вытянутой руки и больше заговорить с ним не пытался.       К радости для всех, остаток дня они шли преимущественно в полной тишине.

***

      Долины у реки Вэй были более открытыми, холодными и сухими, чем в горах. Ровные сельскохозяйственные угодья с кучей людей и куда меньшим обилием дикой природы, где можно было бы остановиться на отдых, при этом скрывшись от посторонних глаз. Когда солнце начало приближаться к горизонту, они уже прошли мимо двух, занятых другими путешественниками, колодцев и едва нашли более-менее уединенную рощу, где можно было бы переночевать без риска спровоцировать новые сплетни в толпе незнакомцев.       По-прежнему прилежно помалкивая, Сюэ Ян без возражений принялся заниматься своими обязанностями: расчищать дорогу от лишних веток и прочего мусора, носить воду и собирать столько дров, сколько он без напряга мог принести в одной руке, что в принципе было очень немного. В общем, всеми силами пытался приносить пользу.       Они разделили ужин в совершенно неловкой тишине — тишине, которая вдруг обернулась легкой и дружеской, стоило только Сюэ Яну отключиться, прислонившись к дереву. «Остается лишь надеяться, — устало подумал Сун Лань. — что отдохнувший Сюэ Ян будет несколько более стабильным, нежели Сюэ Ян, что держится лишь на злости и отчаянии».       — Обнимешь меня? — прижался к нему Синчэнь, и он незамедлительно обхватил его руками, ощутив, как от удовлетворенно вздоха его мертвое сердце пропустило удар, едва ли не растворяясь в нем.       — Ты обещал, что позже меня поцелуешь, — промурлыкал Синчэнь ему в шею. — «Позже» уже наступило?       — Оно может наступить, — Сун Лань тщетно попытался казаться небрежным, но его вмиг охрипший голос этому не способствовал. — Если ты захочешь, чтоб оно наступило.       Синчэнь рассмеялся, оставив этот смешок тихим мазком выдоха на коже.       — Если бы все дело было во мне, — он поднял голову так, чтобы его лицо оказалось на равных с лицом Цзычэня. — «Позже» было бы всегда. Поцелуй меня.       Лишний раз убедившись, что на них за их возмутительную дерзость не нападет с ножами и зубами некий ревнивый чокнутый убийца, он все же поцеловал — и поцелуй этот затянулся.       «Это становится проще, — подумал Сун Лань, дрожа уже явно не от дискомфорта, к моменту, когда они все же оторвались друг от друга, и Синчэнь улегся спать. — С каждым разом все проще».       Позже, намного позднее того момента, когда Синчэнь, словно жидкость, сполз с его груди, чтобы уложить голову ему на колени, Сюэ Ян проснулся, резко вскинувшись. Точно так же, как просыпался довольно часто в первые несколько недель пути — Сун Лань уже почти успел забыть напряжение, царившее между ними в те дни. Внезапное движение заставило его инстинктивно дернуться за Фусюэ, но затем он осторожно уложил руку обратно так, чтобы не разбудить Синчэня.       Сюэ Ян безучастно уставился на них сквозь огонь и смотрел довольно долго, его глаза сияли то ли облегчением, то ли яростью, то ли скорбью. Хотя, может, и тоской. В столь неровном свете костра нельзя было сказать наверняка.       Сун Лань попытался игнорировать его, надеясь, что тот снова вырубится. Но, несмотря на очевидное изнеможение, тот продолжал сидеть, его пальцы непроизвольно шебуршали то ли сухими листьями, то ли клочками бумаги — и этот звук невероятно раздражал. Его рассеянно-блуждающий стеклянный взгляд, словно физическое прикосновение, вызывал дискомфорт под кожей. Сун Лань на миг прикрыл глаза и тихо вздохнул.       — Чай еще теплый, — неохотно нарушил он первым тишину.       Взгляд Сюэ Яна удивленно сосредоточился прямо на нем. Какое-то время казалось, что слова до него не дошли, но затем он и правда пошевелился, почти неуверенно подбираясь ближе к огню. Сюэ Ян без комментариев, но со странным выражением лица принял чашку, которую Сун Лань достал из мешочка цянькун. Он налил себе чая и присел на корточках в круг теплого света от костра.       «Лучше держать его на виду», — сухо отметил про себя Цзычэнь.       — Что может заставить девятилетнего ребенка кого-нибудь убить? — услышал он собственный голос после долгого раздражающе-неловкого молчания. Ему было интересно, но недостаточно, чтобы снова провоцировать конфликт, задавая подобный вопрос. По крайней мере, до этого момента, видимо. Сюэ Ян окинул его снова озадачено-хмурым взглядом, прежде чем растянуть губы в подобии привычной ухмылки.       — Уебок стащил мою еду, — он пожал плечами, ответив достаточно тихо, чтобы не разбудить Синчэня, тихо посапывающего, используя бедро Цзычэня в качестве подушки.       — Что, и все? Этого достаточно? — нахмурился Сун Лань.       — Ты когда-нибудь голодал, даочжан Сун? — улыбка все еще блуждала на его губах, но глаза сузились в тяжелом и холодном взгляде. — Не так, что просто урчит в животе. По-настоящему. Ты испытывал такой голод, от которого замерзаешь, слабеешь и все время дрожишь, а твое тело настолько впадает в отчаяние, что за три улицы может разобрать запах из помойки? Я не ел два дня. Затем посчастливилось найти целую корзину булочек, почти не заплесневелых — и этот говнюк в три раза старше и больше меня просто взял и отнял их! Угрожал ножом.       Он устало вздохнул, и его тон вовсе не соответствовал той резкой, дьявольской ухмылке. Сун Лань заметил, что Сюэ Ян, все еще недостаточно выспавшийся, по-прежнему был в полудреме, не до конца контролируя смутный поток собственного сознания.       — Я следил за ним весь день. Ждал, когда он ляжет спать. Все, что у меня было — осколок какого-то горшка, который я однажды нашел и затем таскал с собой везде, небольшой, размером с мою ладонь. Острый. Стеклянный и очень красивый — нефритово-зеленый, словно река. Я воткнул этот осколок ему в глотку. Он истек кровью за полчаса. Конечно, он уже сожрал все булочки, но зато у него были хорошие ботинки, — Сюэ Ян сделал глоток чая, и его усмешка стала до странного мягкой. — Они были дохрена большими, но, набитые тряпками, все равно согревали мне ноги на протяжении многих лет. Да я почти вырос из них, когда они начали разваливаться.       Он уставился на Сюэ Яна, и тот, встретившись взглядом с его глазами, вдруг резко оскалился.       — Что, не достаточно трогательная история, да? Ну, если тебя это хоть как-то утешит, то второго я выпотрошил ножом первого, когда этот урод втащил меня в грязный переулок несколько месяцев спустя и попытался засунуть мне в глотку свой вонючий член. Такая причина тебе нравится больше или ты собираешься смотреть на меня взглядом осуждающего засранца и в этом случае?       Сун Лань отвернулся, содрогнувшись, понятия не имея, что нужно говорить или чувствовать в такой ситуации.       — Ты сделал свой выбор, — наконец, произнес он ровным тоном. — Тебе не обязательно было становиться… Таким.       — Но я такой, — Сюэ Ян вызывающе вздернул подбородок, ухмыльнувшись. — И мне нахуй не всралось твое злоебучее одобрение! Лицемерные, благородные уебки из знатного рода — легко поглаживать себя по головке за все праведные и хорошие решения, когда любой из предоставленных вам вариантов праведный и хороший! Мир пытался прикончить меня с самого рождения. И ему не стоило вступать в это сражение, если он изначально не смог со мной справиться.       Ему и правда нужно прекратить исследовать. По правде, Сун Ланя не интересовали причины или оправдания тому ужасу, что оставлял за собой этот человек — не то, чтобы ему хотелось хоть когда-нибудь его оправдывать.       — Так вот как ты это воспринимаешь? Думаешь, весь мир нацелен на тебя лично? И это позволяет тебе наносить ему упреждающие удары на свое усмотрение?       Сюэ Ян едва слышно хихикнул, глядя на него из-под пушистых ресниц с опасной насмешкой, и свет от костра отражался в его взгляде словно маленькие раскаленные угли.       — Насколько ты хорош в истории, даочжан Сун? В Байсюэ ведь преподавали историю, да? Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему больше нигде не встречаются другие Сюэ?..       Челюсти Сун Ланя яростно сомкнулись, и на короткий миг он допустил мысль о том, чтобы все-таки вырвать Сюэ Яну его поганый язык, лишив возможности порочить им светлую память и репутацию Байсюэ. Сюэ Ян же, не отрываясь, с вызовом смотрел ему в глаза и его улыбке становилась все шире и все горше по мере того, как тишина затягивалась.       — Почему? — выдавил из себя Сун Лань.       К удивлению, улыбка с чужого лица соскользнула — явно не та реакция, что он ожидал. Сюэ Ян склонил голову, одарив его почти задумчивым взглядом. Казалось, он несколько секунд колебался, прежде чем его привычная дерзкая самоуверенность вернулась на место.       — Задолго до Аннигиляции Солнца, еще до того, как Вэнь удостоился чести стать ее целью… Существовал некий клан Сюэ, чья продолжительность существования была менее выдающейся. Сотни лет назад, один мой пра-пра-прадед стал слишком могущественным по мнению окружающих, и весь заклинательский мир объединился, чтобы нас уничтожить — а если уж заклинатели находят себе общего врага, то уже никогда не останавливаются в вопросах его уничтожения! — он улыбнулся непривычной кривоватой ухмылкой и слишком уж небрежно повел плечом. — Не думаю, что нас осталось много к моменту, когда я родился. Не помню ни лиц, ни имен, только голоса. «Наследие, наследие Иньского железа — и первых исследователей нового пути для самосовершенствования. Темное заклинательство!» Надо признать, определенная толика горького тщеславия присутствовала в этих словах — как бы, если уж тебя в любом случае убьют, нужно хотя бы гордится причиной своего приговора!       Он и правда гордился. Но кроме того, было и что-то еще, что Сун Лань раньше ни разу не слышал в этом насмешливом, раздражающем до чертиков голосе. Он почти смог поверить в то, что это — тоска.       — Я вырос на колыбельных про «Иньское железо, открывающее тебе все пути», — задумчиво протянул Сюэ Ян, вглядываясь в пламя. — Но голоса исчезли, один за другим. К моменту, когда Чан Цян появился в Куйчжоу, все они уже давным-давно исчезли…       Разумеется, Сун Лань в ознакомительных целях, чисто теоретически был осведомлен о том, в чем заключается основная суть мицзу, полного уничтожения определенного клана. Варварское наказание из более варварских времен, которое крайне редко встречается ныне в цивилизованном мире. Вэнь пытался было возродить его, использовав в качестве примера на клане Цзян и других кланах поменьше. Но поплатился за это жизнью. Клан Сюэ подобная судьба все же успела настигнуть…       Совершенно того не желая, Сун Лань вдруг вспомнил случайную реплику Сюэ Яна, обращенную к юным заклинателям, что по глупости подняли всех мертвецов в округе заброшенного поселка ради Ночной охоты — он говорил что-то про имена, идущие в комплекте со смертным приговором. Как же до странного ласково он обращался с теми детьми, каким совершенно несвойственно ему отзывчивым он с ними был.       Было что-то неуютное в том, как эти куски собирались воедино, обостряясь и царапая, подобно щепкам, застрявшим глубоко в глотке и глубоко в груди.       Это не было оправданием. И близко нет. Ни оправданием, ни покаянием за все то безумие, за всю пролитую без вины кровь. Но возможно, если допустить такую мысль, это было похоже на очертание первой из первопричин.       Миру не стоило вступать в это сражение, если он изначально не смог со мной справиться.       Потрескивал только огонь, а в остальном ночь была тихой. Ощущение напряженной тревоги застыло в воздухе словно густой дым, словно и заданные вопросы, и ответы на них непроизвольно оказались слишком близки к чему-то сокровенному, что должно быть скрыто и никогда не озвучено вслух.       Сун Лань снова вернулся взглядом сквозь огонь к Сюэ Яну, когда тот зашевелился, хмуро завозившись с опустевшей чашкой. Теперь он выглядел куда бодрее и резче. Внезапно Сун Лань ясно осознал, что тот вот-вот набросится, пытаясь хоть как-то отомстить за проявленный момент слабости.       — Если ты допил чай, тогда возвращайся ко сну, — коротко отрезал он, предупреждая возможную словесную атаку. — Если ты завтра по дороге вырубишься, мы бросим тебя в ближайшей канаве, учти.       Сюэ Ян потрясенно уставился в ответ, и на его лице отразилось откровенное удивление. Он коротко сверкнул зубами, усмехнувшись почти по привычке.       — Эй, ты же обещал, что будешь тащить меня за волосы, если я усну, — съязвил он, медленно отставляя чашку. Все еще настороженный, но уже не настолько готовый бросаться в бой.       — Могу тащить тебя за ногу, — предложил Сун Лань, — Если твоя башка будет волочиться по земле, то по крайней мере, ничего жизненно-важного не пострадает.       Сюэ Ян расхохотался, одарив его совершенно сбивающим с толку искренним смехом, его глаза сощурились до формы полумесяцев.       — О, чет не сомневаюсь, что ты так можешь! Но, пожалуй, мне стоит тебя пощадить в этом вопросе. Ты же не сможешь и собственный зад найти с занятыми руками, не то что дорогу в Цзиньлинтай.       — Ложись спать, — коротко ответил он.       К его огромному облегчению, Сюэ Ян вызывающе фыркнул, но улегся и свернулся калачиком возле остаточного тепла затухающего пламени. Всего через несколько мгновений к мягкому посапыванию Синчэня присоединилось и размеренное, ровное дыхание.       Немым стражем в ночи, Сун Лань остался сидеть в одиночестве, уставившись на затухающие угли костра. Он тосковал по временам, когда мир был простым и понятным, созданным из четко определенных стандартов. Где по умолчанию ясно, что правильно, а что нет. Где черное, а где белое. Где живое, а где мертвое.       Он позволил себе отстраненно погладить мягкие волосы Синчэня, что будто глянцевые чернила разлились вдоль его ноги. Рука, что должна быть мертвой, ласкает волосы, что должны быть мертвыми, сердце, что должно быть мертвым, любит другое сердце.       Возможно мир никогда и не был простым, просто он сам этого не замечал. Возможно, он уже никогда снова не станет простым.       Возможно…и сам Сун Лань этого больше не хотел.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.