я думала это слухи

      Утренний кофе предательски убежал из турки, пропитывая кухню запахом жжёного. Обжигающие капли хаотично растекались по плите и близлежащим поверхностям. Карла неспешно подошла к месту происшествия, попутно затягиваясь сигаретой. Пожалуй, она потеряла счёт того, как много курила за последние сутки.       Розон всю свою осознанную жизнь осуждала курящих, но когда она стала такой же?       Удушающую тишину прервал хлопок входной двери, сменившийся звоном бьющихся о стеклянную вазочку ключей. В груди неприятно защемило, будто тисками сжимают в районе солнечного сплетения так сильно и так безжалостно.       — Ты бы хоть окно открыла, а то дышать нечем, — беззаботный Андер влетел на кухню и бросился открывать все окна на первом этаже, пытаясь разогнать ядрёный запах табака ладонями. — Карла, мать твою, что должно было случиться, если ты начала курить и запустила дом до такого состояния. За одни чёртовы сутки!       Ответа не последовало — Розон лишь сделала очередную затяжку и отвернулась к панорамному окну. Была ли пустота в её взгляде? Нет, скорее, непонимание и десятки вопросов, ответы на которые так и оставались загадкой. Да и было бы слишком больно получить эти ответы от единственного близкого человека.       — Доброе утро, — дрожащими губами парень коснулся щеки Карлы, а после уткнулся носом в её плечо. — Если ты так горько переживала моё отсутствие ночью, то спешу загладить проведённые в одиночестве часы — вечером идём в галерею, куда ты так хотела.       Муньос подошёл к плите и разлил уцелевшие остатки только что сваренного напитка по небольшим чашкам. Он вдохнул манящий кофейный аромат и сладостно облизнулся. Парень искренне не замечал того, как теряет девушку.       — Ты ведь не ради меня всё это делаешь, — бесстрастный голос Карлы заставил заледенеть всё вокруг. Она не прикладывала никаких усилий, чтобы скрывать чувства — их попросту не было. Растворились, разрушились, были хладнокровно уничтожены — какая разница? — Ты делаешь это ради себя.       Парень опёрся руками на кухонный стол, переводя взгляд на Розон. Прятать страх становилось всё тяжелее, особенно когда Карла говорила пугающими загадками. Такого не выдерживал даже Поло в своё время — лишь ломался и незаметно подтирал слезы. Мужчины не плачут.       — Не понимаю, — Андер спрятал руки под стол. Пальцы нервно тряслись, а суставы неестественно выворачивало. Волнение? Парень волновался до потери пульса, чуть было не сгибаясь пополам от убийственного взгляда Карлы.       Девушка потушила сигарету и бросила ещё дымящийся окурок в раковину, заливая его тёплой водой. Она заправила прядь волос за ушко, нелепо, но с дикой болью в глазах улыбаясь, будто вспомнила что-то.       Что-то, что раньше приносило радость и заставляло заливаться смехом, да так, что живот надрывался, а потом болел ещё пару суток. Что-то, что обычно люди хотят сохранить на фотографиях или видеозаписях, чтобы вспоминать долгими вечерами и чтобы в груди отдавало теплом. Что-то, что было дороже самых роскошных курортов, спорткаров и бриллиантов.       Что-то, что в конечном итоге бесстрастно воткнуло нож в сердце, расковыряло в нём огромную рану, а затем вытащило, чтобы кровь хлестала направо и налево.       — В попытках спрятать маленькую ложь приходится поджигать немыслимое количество грязи, — Карла была готова проделать взглядом дыру внутри парня, лишь бы тот хоть раз осмелился сказать правду — даже самую горькую и ядовитую. — Но, когда всё сгорит до тла, останется пустота.       Андер впервые боялся, но не злостных криков и истерик, а самого себя. Что же за человек он такой, если предал самое дорогое и горячо любимое всем сердцем?       — Карла, прошу тебя…       Слишком наивно было полагать, что обман останется глубочайшей тайной, а Карла и Андер продолжат любить друг друга, целоваться за бутылкой игристого и трахаться ночи напролёт.       Он хотел верить, что его ошибки останутся позади, и они сохранят всё то, что с таким усилием строили.       — Ты ходишь к моей подруге, — она говорила так спокойно, что ещё больше заставляло парня чувствовать себя ничтожеством.       Грязный секс дважды в неделю — на это он променял хрупкую маркизу с большим сердцем?       — Сегодня я был у Гусмана, — слёзы подступали к уголкам глаз, и Муньос уже с трудом контролировал самого себя. — Позволишь объясниться?       — Гусман улетел вчера утром в Швейцарию, — Розон отбрасывала все вопросы из головы. Она вновь закурила, взяв последнюю сигарету из пачки. — Когда ты стал таким жалким?       Это была больше не так Карла, которая любила активно рассуждать вслух даже в самых тяжелых ситуациях. Она лишилась всего подающего признаки жизни внутри. Она стала немногословна и холодна. Её сделал такой он.       — Я думала, это слухи, — Карла глубоко затягивалась. Горький дым прожигал её изнутри, залечивая безудержно кровоточащие раны. — Глупые сплетни не менее глупых девчонок. Глупой оказалась я.       Перед глазами, как ураган, пронеслись самые тёплые моменты не самых, как оказалось, честных отношений. Лучше бы Надя и Гусман кормили с рук белок орешками в заповеднике; Поло и Каэтана распутывали наушники, а потом одновременно отбрасывали их на пол и включали летние хиты на полную громкость; Ребекка и Самуэль отмывали кухню после кулинарных воин. Лучше бы Карла никогда не пропускала через себя счастье, которое впоследствии потянуло за собой ядовитый след.       Андер молчал. Считал, что лучше молчать, чем ранить ещё глубже. Хотя, так хотел вцепиться в её губы сладким поцелуем, ощутить всё то тепло и энергию, исходящую от маленькой маркизы, что так нежно его любила, отдавая всю себя и даже больше.       Андер боялся. Теперь он боялся испортить то, что уже достигло точки невозврата.       Пальцы становились холоднее, как у мертвецов, теряя розоватый оттенок. Слёзки замерли в уголках глаз — что-то удерживало их и не позволяло стремительно покатиться вниз по щекам.       — Ты не меня предал, Андер. Тебе было неважно то, как я здесь, пока ты трахался там, — никакой горечи в горле не было. Она потеряла какой-либо вкус жизни, ощущая лишь угнетающую пустоту внутри себя и снаружи. — Ты себя предал.       Карла не желала морально уничтожить Муньоса, ведь она — не он, чтобы приносить близкому боль и разочарования.       За окном поднялся ветер, что заставил занавеску колыхаться, а салфетки и вовсе разлетелись со стола по комнате в различных направлениях. Поток свежего воздуха прошёлся по дому, и, казалось бы, должно было стать лучше, но нет. Природа подавала признаки жизни, в то время как Карла была убита внутри. А что может растормошить мёртвое?       — Мне нечего тебе сказать, — Андер дал волю эмоциям. Голос в самый неподходящий момент сломался, веки сжались, а слёзы всё-таки покатились вниз. А всё почему? Осознал, что он — грёбанное ничтожество, которое дышать не заслуживает. — Мне незачем оправдываться. Я жалок.       Муньос признал поражение. Проиграл из-за своей глупости? Он и сам не знал, и тем более не хотел, чтобы знала Карла.       Кудряшки Андера больше не вызывали лучезарную улыбку на лице Розон, а лишь заставляли внутри всё содрогаться от боли. Огонёк в глазах девушки погас.       Карла винила во всём произошедшем себя, а, если быть точнее, свою детскую наивность. Да как так-то - неприступная маркиза и предательство? И такое бывает. Ошибалась. Она всячески подавляла желание дать Андеру второй шанс, потому что в следующий раз будет больнее.       Он мог был обязан подорваться с места и начать уверять Карлу в том, что всё неправда, а её жестоко обманули собственные подружки — от зависти. Он не сделал этого. Побоялся.       Кухня опустела. Больше не раздавался радостный смех, сменяющийся сообщениями о том, что чайник вскипел и пора есть вишнёвый пирог. А пироги Карла всегда готовила сама, потому как знала — Андер терял голову от одного только запаха. Теперь их незачем было готовить.       Он наблюдал за тем, как она, сжимая кулачки и раздирая ногтями ладони до крови, мучалась. Разве он мог позволить себе смотреть на то, как любимый человек страдает? Из-за него. Из-за его животных желаний и потери здравого смысла. Из-за того, что он, чёрт возьми, предал свой выбор. И этому не было оправдания.       — Ты потерял своё достоинство, но выполни мою последнюю чёртову просьбу, — она сглотнула и на мгновение перестала дышать, будто кислород перекрыли. — В память о совместном прошлом, — Карла продолжала выдавливать из себя слова, которые, всё-таки, болезненно отдавали где-то там, где ещё осталось живое и пульсирующее. — Уходи.       Она заплакала. Тонкие влажные линии оставляли следы на покрасневших щеках, отчего сердце Андера разрывалось на сотни маленьких осколков. Он резко почувствовал то, что чувствовала Карла, будто молния окатила мощнейшим ударом — хотела не оставить шансов на спасение.       Муньос заключил Карлу в свои объятия, обронив чашку с недопитым кофе на пол. Он был готов получить пощёчину, кучу гневных посланий в свой адрес, всё что угодно, но только смотреть на то, как Розон больно.       — Убери свои руки, — девушка сквозь зубы проговорила, но не стала вырываться.       Андер обнимал маркизу как никогда прежде: крепко, чувственно, не желая делиться своим с кем-либо третьим. Он зарылся носом в её локоны волос — они всегда приятно пахли нежными цветами. Муньос и саму Карлу посчитал самым хрупким цветком, который он столь неразумно поломал.       Она любила. Любила так, что сумела улыбнуться сквозь боль, ощущая его руки на своём теле. Карла не двигалась. Она наслаждалась, возможно, последним его прикосновением. И это успокаивало.       Андер возненавидел себя. Он проклинал каждую частицу своего тела, каждый элемент души, но боготворил её, кто позволила в последний раз соприкоснуться с искренним и настоящим.