Калейдоскоп из жизней и воспоминаний

Тепло, исходящее от нагретого за ночь песка, обжигает босые ступни. Но меня это скорее успокаивает, чем доставляет неудобства. Я бы с удовольствием лёг на песок, растворился в нем, чтобы ощутить его жар всем телом, всем своим существом, но не могу. Отец, как я уже привык называть этого надменного типа, хочет гулять в моём обществе по Центральной Пустыне. Или он просто хочет погулять по ней, а без меня это опасно. — Ты когда-нибудь любил? — после долгого молчания спрашивает отец. — Да, — мои губы сами собой складываются в улыбку. Но эта улыбка предназначена не человеку, идущему рядом, а Ей. И только Ей. — Кто бы сомневался, — рассмеялся отец. — А кого-нибудь из людей. Мы остановились. Я удивлённо смотрел на самого близкого мне человека и недоумевал, почему он задаёт столь глупые вопросы. — Тебя, — наконец ответил я. И всё же слукавил. Отец не был человеком. Ну, объективно он, конечно, человек, но для меня он прежде всего создатель, понимающий меня лучше, чем я сам. И единственный мостик между мной, пустыней и всем остальным миром. — А других? — Зачем? — совершенно искренне спросил я. Но ответ я так и не узнал. Потому что проснулся. От довольно грубого обращения с моим телом. Я поднял голову и несколько секунд раздражённо и удивлённо смотрел на долговязого парня в длинном белом халате. Что он делает? Где я? Этот человек перетащил меня в свой дом? В любой чужой, людской дом? Зачем? И как я допустил подобное безобразие? Я едва не спросил его, каких бешеных ветров он смеет будить меня вне моего дома, как проснулся окончательно. — Всё хорошо, Макс? — обеспокоенно спросил Шурф. Конечно, это был он, кто ж ещё. И не в белом халате, а в мантии Великого Магистра. А я сам был в его кабинете, в Иафахе. Заснул в кресле. — Не знаю? — хотел сказать это беззаботно, а получилось растерянно, да ещё и Вопросительно. Я помотал головой, но подозрительные воспоминания о жизни в Центральной Пустыни, о безграничной любви к ней, о её холодных песках, которые ночью раскалялись до бела, об отце-создателе, о долгих прогулках по бесконечным пескам, полные единственного доступного мне счастья, о своей работе проводником через центр Сферы, коим и являлась моя пустыня, никуда не делись. Как, впрочем, и воспоминания о Ехо, моих друзьях и приключения тут и вообще в Мире. — Шурф, а от меня не пахнет безумием? — уточнил я. Тот покачал головой, беспокоясь обо мне все больше, а я вздохнул. — Какие-то странные, подозрительно достоверные воспоминания о… моей жизни, — объяснил я, запнувшись в конце. Просто от нелепости сказанного. — Какие воспоминания? — Шурф нахмурился, бросив на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд. Но ничего не выражающим он был для всех, кроме меня. Уж я-то знаю, что сейчас чувствует мой друг. — Тебя я помню, не беспокойся. Точнее, вспомнил, после того, как проснулся. И Ехо, и мою жизнь тут. И всё остальное, что со мной призошло, включая Кеттари, Тихий Город, мир, где жил после него, Шамхум и Кофейную гущу и прочие невозможные для нормального человека путешествия. Но это не мешает мне помнить и совсем другую жизнь. — А что ты помнишь? — Что я — что-то вроде демона пустыни, — охотно отозвался я, сам не заметив, что меня понесло. — У меня есть создатель, который специально вызвал меня в Центр того мира, где располагается пустыня, любящая играть со всяким, кто забредет туда, а после убивать. А я и не человек, со мной можно не играть. Ведь я люблю пустыню. Без ума и без памяти, весь принадлежу ей, всего себя отдаю. И можешь не смотреть на меня так, тот я может любить только так и только Её! Ну, ещё отца, но это скорее в большей степени благодарность. А ещё я провожу людей через пустыню. Всякий знает, что без меня нельзя переступить границу. Зато моё присутствие приносит удачу и быстрый, лёгкий путь по моей территории. Правильно, ведь я хочу, чтобы они быстрее убрались, и я вновь остался со своим счастьем и любовью. Я замолчал, потому что на стол Шурфа приземлился поднос с ужином. И, естественно, камрой. Лучшей в Ехо. А значит, лучшей в Мире! — Думаю, тебе стоит рассказать об этом Джуффину, — после ужина заметил мой друг. — Я потом тебе подробнее всё расскажу, — я улыбнулся, заметив, как неохотно он говорит вроде бы разумные вещи. Не характерное для Шурфа поведение. Если только в дело не вмешивается его исследовательский интерес. А по отношению ко мне и к другим мирам этот интерес часто перебивает маску зануды. — Но моя здешняя жизнь намного насыщеннее. Там я, ты представляешь, довольствуюсь прикосновениями к песку и любовь на протяжение нескольких тысяч… ох, белые пески! — Что такое? — Ничего. Просто я только сейчас осознал, что прожил… или живу до сих пор? Ай, не важно. Прожил несколько тысяч лет. Ты знаешь, для меня и сотня лет — почти бесконечность. Шурф посмотрел на меня снисходительно и печально. А я виновато улыбнулся и развёл руками. — Ты не забывай, что я сейчас могу включить древнее и мудрое существо, того самого демона пустыни. — Можешь включить? — оживился Великий Магистр. — Ну, да. Только не хочу. — Почему? — Он не умеет любить Ехо. И тебя вряд ли узнает, ему все люди на одно лицо, только одеты по-разному. А если и узнает, то точно не обрадуется. Будет тосковать по пустыне и возмущаться, что его увели куда-то за её пределы. Оно нам надо? — Нет, — немного подумав, Шурф покачал головой. — Но думаю, потом ты сможешь выключить своего демона в Великой Пустыне Хмиро. — В Хмиро? Думаешь, мне понравятся красные пески? Вместо зелёных-то. — Зелёных? — поразился Лонли-Локли. — Да. А я разве не сказал, что песок Центральной пустыни выглядит, как обычная трава? Как по мне, нет вещи, естественнее этого факта. — Нет, всё-таки ты поразительно устроен, — во взгляде друга мне почудилось восхищение. Я тут же надулся от гордости. Даже если это был солнечный зайчик, я всё равно великий герой.