Поцелуй Иуды

      Иуда подходит вплотную, смотрит в глаза ласково, губы в уверенной улыбке гнет, но стоит его взгляду встретиться с уставшими глазами Иисуса, вся его тщательно вылепленная маска трескается и раскалывается, с лица спадает, о грубую землю бьется так, что в ушах звенит.       В глазах Иисуса знание. В глазах Иисуса смирение. В глазах Иисуса добро всего мира. Он весь светится и, зная о предательстве, готов принять его с раскинутыми в объятии руками, с лучистой улыбкой на лице, с прощением и пониманием. И Иуда на секунду верит, надежда в его душе проскальзывает против его воли, отчаянная мысль пускает ток по всему телу, ведь если сам сын божий его прощает, может дорога в Рай еще не заказана для него? Вдруг врата Ада не дождутся предателя?       Поэтому он просто тонет в этих глазах и верит-верит-верит. Верит в ангелов, в демонов, в Дьявола, в ад и рай, в небесного старца и больше всего верит в его сына. В этого высокого светлого человека-бога, верит во все его сказки про вино, хлеб, воду и воскрешения мертвых.       Иуда как завороженный тянется к нему, не разрывая зрительного контакта, забыв, как дышать, стоять и думать. Замирает на мгновение и видит в карих глазах смысл всего мира. Разом в воспоминаниях проносятся все проповеди Христа, все его ученья и притчи, вспоминается его глубокий, спокойный голос, и взгляд неосознанно цепляется за тонкие губы в обрамлении жесткой бороды, которые как обычно трогает легкая улыбка. Иуда сглатывает. Иуда столько раз видел эту улыбку, предназначенную всем без исключения, даже недостойным.       Даже ему.       «Равви, зачем… Зачем ты сейчас улыбаешься? Ты же знаешь, что будет, знаешь, что они с тобой сделают, знаешь, что я сейчас сделаю».       Иуда хочет, чтобы Иисус умел читать мысли, но тот слишком мудр для этого: он души по глазам читает.       «К Дьяволу!»       Вздох в этой тишине кажется оглушительным. Секунда и Иисус сам подается вперед. Первый. Ловит его дрожащие губы своими — теплыми. Сжимает уверенно и сильно. На какой-то прекрасный миг все звуки вокруг пропадают. Этот грязный, пропащий мир исчезает, становится далеким и уже совсем не важным. Остается только дыхание, одно на двоих, и Иуда хочет верить, что он имеет право дышать тем же воздухом что и Мессия, чувствовать его чуть обветренные губы на своих, излишне мягких и влажных, щекотать высокие скулы тонкими ресницами, быть близко, так близко к Богу!       Этого мгновения достаточно, чтобы Иуда понял. Все-все понял. Только уже слишком поздно. За его спиной римская стража, а остальные ученики медленно отступают и уже готовы бежать. Шум раннего утра пробивается сквозь гул в ушах и бешеный стук собственного сердца. У Иисуса сердце все еще бьется ровно.       Иуда открывает глаза. Его веки слегка дрожат, руки все еще стискивают одежду Христа. Учитель продолжает прижиматься своими губами к его. Они так близко, что Иуда видит тень от ресниц на его смуглых щеках. Внутри что-то щелкает, и он рвано выдыхает, а затем, в каком-то безумном, отчаянном порыве прикусывает чужую губу. Оттягивает. Отпускает. Давит позорный всхлип и рывком отстраняется.       Иисус вздрагивает, распахивает глаза, замирает удивленно. Карий взгляд рассеяно мажет по лицу Иуды, останавливается на губах. Иисус молчит, а затем у-л-ы-б-а-е-т-с-я. Растягивает губы так, что на месте укуса прорезается маленькая трещинка. Вскидывает взгляд, цепляется за глаза Иуды и в них он читает сраное понимание, от которого Иуду блевать тянет. Рвать на голове волосы, голос до хрипа срывать и кулаки в кровь разбивать, только бы не видеть этих всепрощающих глаз, не теряться в этих теплых радужках, не проводить языком по своим губам. Все еще хранящих его прикосновения, его мягкость, его вкус.       И Иуда не выдерживает, отводит взгляд, прячет лицо за спадающими волосами и отходит на шаг, давая путь страже. Солдаты моментально хватают пророка, заламывают руки, как какому-то преступнику, острыми пиками тычут под ребра и смеются зло и жестоко. Иуда не смотрит, себе под ноги смотрит, он будто к месту прирос, впился ступнями в пыль Гефсиманского сада, слился с этими деревьями, абстрагировался от гула голосов, скрежета доспехов и необъяснимо яркого звука его шагов. Иуда не видит, но знает: Иисус идет спокойно, не обращая внимания на боль, ступает размеренно и сердце его бьется все так же ровно. Все еще бьется.       Он кожей чувствует прощальный взгляд своего учителя, и он уверен, что этот взгляд ранит его сильнее будущих мук Ада, горячее каленого железа, острее мечей и игл, тяжелее всех ударов. И Иуде уже все равно на Бога, Сатану и демонов. Для Иуды вечность — пустой звук. У Иуды дыра в груди, которую он сам себе пробил, и вкус чужого дыхания на языке.       В саду опустело. Теплый ветер шелестел листьями. Солнце осветило кроны деревьев и тронуло влажные блики на его щеках. Иуда поверил, Иуда принял, Иуда понял.       Только Иуде раскаиваться уже поздно.