Weiß

      Джеймс Аллен смотрит в темноту бетонного провала, щерящегося штырями проржавелой арматуры. Где-то в лабиринтах цоколя старой текстильной фабрики — первый в новейшей истории Детройта серийный убийца-андроид. Где-то там же — боец его отряда, тоже первый в истории и тоже андроид. Джеймс переступает с ноги на ногу, гладит указательным пальцем приклад винтовки в нетерпении. Слишком долго молчит рация, слишком долго они пребывают тут в бездействии и неведении. Андроид ушел в цоколь один против всех протоколов и предписаний, бескомпромиссно заявив, что от людей будет мало толка, и одновременно делать дело и следить, чтобы все коллеги остались живы, он не может.       Они рассредоточены по периметру, перекрывают все возможные пути отступления, двери, дыры и лазы. Ребята иногда переговариваются, даже о разном неслужебном, Джеймс же лишь подтверждает свое наличие на точке и ждет-ждет-ждет.        — Рихард, черт тебя подери… — он шепчет это на выдохе и почти уже посылает запрос статуса андроиду, когда из провала вырывается к тяжелому, лежащему на плечах небу нечеловеческий — и немашинный — вопль. Что-то первобытное, леденящее душу своей яростью и смертной тоской одновременно. Эхо этого крика еще призрачно гуляет под шлемом, Джеймс встряхивает головой, передергивается, точно хочет избавиться от пытающегося ввинтиться под кожу чужого ужаса, и в следующую секунду оживает рация.        — Я иду. Задание выполнено, — кратко и скупо падают слова, на фоне что-то едва слышно шуршит и капает. Капитан Аллен, выпрямляясь и срывая с себя шлем, отвечает в унисон:        — Принято.       Андроид появляется в провале минут через десять, и Джеймс легко вздрагивает. Он не знает, когда к этому привыкнет, зато каждый раз прекрасно понимает, почему этого RK900 ранее не приняли ни в одну из двенадцати спецгрупп самого разного назначения от разных ведомств. Андроид показывается из тьмы тьмой даже не более плотной, а более фактурной, слабо бликуя пластинами бронежилета и прицепленным на пояс шлемом. И над тьмой его тела, облаченного в техногенную броню, только белей и ярче, до иллюзорного сияния, кажутся лицо и волосы.       Настройки скина «Альбинос» — единственные, корректно поддерживаемые системой, причина ошибки неизвестна, исправление признано техниками неприоритетным, как сказал он сам в первый же день своей службы. И все было бы ничего, но с этими настройками и в форме SWAT андроид выглядит гребаным призраком, и чем темнее вокруг, тем более неизгладимое впечатление это производит.       Рихард выступает из провала на тусклый дневной свет, в одной руке он несет за волосы отрезанную голову маньяка, в другой — наверное, его же внутренние части, Джеймс все так же практически не разбирается в строении андроидов, — сочащиеся частыми синими каплями. Джеймс прищуривается, ему становится как-то слишком ярко, и даже на мгновенье кажется, что за андроидом остается как-то яркий двураздельный шлейф. Промаргивается — и ловит на себе очень прицельный взгляд, в котором прозрачность январского неба и февральского льда прожигают его насквозь голубыми всполохами.       Джеймс Аллен смотрит в темноту дверного проема собственной спальни, обрамленную простыми косяками цвета светлого теплого дерева, и переглатывает, замирая в предвкушении. Его руки привязаны к спинке кровати, он полностью обнажен, он весь — звенящее возбуждение. Из проема на него смотрит Рихард, совершенный, прекрасный, белоснежный, и его обычно сжатые в невыразительную линию губы кривятся в многообещающей улыбке.       Джеймс не знает, как и почему так выходит. Он, строгий, рациональный, — привыкший планировать свои дела и жизнь на много шагов вперед, — не знает, не может ответить, почему тогда принял этого странного андроида вместе с его странным скином под свое командование. Не знает, когда и по каким признакам понял, что тот, кто пытается быть максимально машиной, на самом деле ни черта не машина. Под машинной личиной после нескольких разговоров открылась неоднозначная, несколько смятенная, но восхитительная личность. Почему эта личность однажды просто приперла его к стенке в раздевалке и с мрачной решительностью неловко поцеловала в губы, капитан Аллен тоже не знает, но ни секунды не жалеет, что ответил тогда и первым предложил Рихарду что-то большее. Вместе с личным именем, от которого тот долго отказывался, но охотно принял то, что показалось Джеймсу идеально подходящим.        — Ты слишком задумался, — Джеймса вырывает в реальность шершавый хрипловатый шепот у собственного уха, он смотрит Рихарду в прозрачные глаза и замирает с приоткрытым ртом, когда белые пальцы ласково и плотно начинают гладить его живот.        — Я не хочу, чтобы здесь и сейчас тебя волновали дела, — продолжает Рихард и наклоняется еще ниже, губами трогает кожу за ухом — и мгновенным движением оставляет там болезненный, почти агрессивный засос.        — Я думал о тебе, — заикается на выдохе Джеймс, дергает ногами и поворачивает голову, пытаясь прикоснуться губами хотя бы к волосам андроида.        — Не надо обо мне думать сейчас, — непоколебимо проговаривает Рихард и смотрит прямо в душу своими невероятными глазами. Джеймса ведет от этих слов, этого тона и этого взгляда, он чувствует, как дергается собственный член, как упирается в живот когда-то успевшему сесть верхом на его бедра Рихарду. Это ощущается чертовски горячим и внезапно смущающим, и Джеймс почти хочет отвернуться, но ему не дают это сделать. — Наслаждайся. Мной. Сейчас.       Каждое слово лупит крупнокалиберным, Джеймса снова всего перетряхивает, он вскрикивает было — и гортанно стонет, от осознания, что чертов андроид ему приказывает и от ощущения капнувшей на его член очень горячей синтетической смазки.        — Вот так, именно, — где-то на грани слышимости и осознаваемости улыбается Рихард и непростительно медленно опускается вниз, принимая член Джеймса в себя. Его собственный плавно и мерно покачивается в такт движениям, Джеймс загнанно дышит, невпопад выстанывая имя Рихарда, присваивая его, признаваясь ему, снова ничего не понимая.       Готовый не понимать и сгорать каждый раз, каждую гребаную секунду, что дает им быть счастливыми вдвоем.