Sever The Ties

Эшли Пёрди разбудил среди ночи телефонный звонок. Сколько осталось позади ночей, когда ему так хотелось, чтобы с ним произошло именно это! Не сосчитать. Как много раз он говорил в ответ на буквально до боли знакомый голос: «Кто это? А, это ты. Извини, не узнал», на бис разыгрывая ложное недоумение сам с собой и боясь того, что в действительности окажется не в состоянии выдавить из себя ни единого звука, так в ту же секунду сожмет от эмоций гортань. Сейчас ему стало ужасно смешно при воспоминании об этом страхе. Которому не суждено было сбыться никоим образом. Он действительно не узнал Энди! И не екнуло сердце, и вообще было глубоко по хрену, что тот наконец не то нажрался в сосиску, не то соскучился по нему настолько, чтобы опять набрать его номер. — Ты вообще не в курсе, который сейчас час? — раздраженно перебил бывший басист того же самого вокалиста, что в один поганый день выпер его из им же с нуля созданной группы. Эшли испытал радостное чувство облегчения от того, насколько естественными вышли и вопрос, и неприязненный тон. Просто потому что такими и стали к настоящему времени его к Бирсаку чувства. Остыли, угасли. Протухли. Последнее слово подходило фронтмену BVB лучше всего. Стоило признать, что некоторые чувства к бывшему парню у Эшли все еще сохранялись, иначе бы ему было вообще наплевать на все, не было бы не упомянутой радости, не желания обозвать эту гниду протухшей. Насквозь. До мозга костей. Хотя какие у Бирсака мозги, так, хитрожопость одна, на которой далеко не уедешь. В чем уже можно было наглядно убедиться по делам планомерно пускающей пузыри группы. Иными словами, чувства были более чем далекими от того, чтобы расчувствоваться от типа романтики ночного звонка, что и было действительно классным. — Я твою песню новую послушал. — пьяно растягивая слова, давно потерявшей вкус жевательной резинкой, в энный раз повторил застрявший на одном месте Энди, прежде чем кое-как сдвинуться вперед. — Чувак… То, как ты ик… из… извиняешься передо мной и это делает тебя свободным, или как там было? Ты такой смелый, Эшли! Я так не могу! Я завидую тебе! Мне вот жениться пришлось… — тут послышались такие звуки, как будто говорившего вот-вот смачно вырвет. — Ты чего несешь? — Эшли поразился тому, насколько искренне-веселым прозвучал его смех, и едва ли не больше тому, что наигранности в нем на самом деле не оказалось ни единой капли. Это правда, он страстно увлекся Энди в свое время, жарко вспыхнул и мигом погас, узнав его поближе. Было бы неправдой утверждать, что он не думал о нем после того, как окончательно разошлись их дороги — этот сучий хвост попросту не оставил ему такой возможности, одну за другой подкидывая все новые подлянки, одна другой грандиознее. Сейчас Эшли было мучительно стыдно, что он имел глупость так сильно увлечься не стоящим даже плевка человеком. Так запал на него, что, как в умственном помутнении, совсем позабыл на то злосчастное время о человеке, заслуживающем всего только самого хорошего. Это у него Эшли попросил прощения. В новой песне, в вырвавшихся из самого сердца стихотворных строках, выплеснувшихся наружу живой артериальной кровью. В реале просил тоже. Переживая собственной шкурой каждый эмоциональный образ, о котором пропел во всеуслышание. Чего тут было бояться, все равно никто ничего не поймет, Бирсак и тот ни во что не въехал, приписав все себе, любимому. Тот, кому Эшли адресовал все от первого до последнего слова, как раз сонно закопошился у него за спиной, уткнулся лбом у него между лопатками, сладко, коротко зевнул, покрепче к нему прижался и продолжил умитротворенно сопеть дальше. Зевнул и Эшли, во весь рот, будто тигр во всю свою широкую зубастую пасть. Они с Джеком, если можно так выразиться, славно потрудились последние несколько часов кряду и полностью заслужили свое законное право на отдых, нагло нарушенный этим козлом! — Ты… зеваешь?!.. — не поверил Бирсак собственным ушам, как и такому немыслимому кощунству по отношению к своей персоне. Он тут позвонить наконец-то решил! Не утруждая себя ответом, Эшли оборвал связь и выключил звук. — Джимми… — ласково улыбнувшись, шепнул он, осторожно, чтобы ненароком не разбудить, разворачиваясь лицом к золотоволосому чуду в своей постели, и сладко, нежно, совсем легко, но долго целовал его потом в соблазнительно приоткрывшиеся во сне горячие, распухшие от множества поцелуев губы. Джимми не был бы Джимми, если б не отозвался на ласку лесным эхом и не улыбнулся в ответ с такой любовью, что у Эшли Пёрди защемило на сердце. С первого взгляда, которым они обменялись при знакомстве, заполненным им до краев. А то, другое… Туча может, конечно, затмить солнце, почему нет, легко. Но лишь на микроскопическое в масштабах вселенной время, после чего об этом кратком настолько, что не заслуживает упоминания, инциденте не останется никаких воспоминаний.