Хозяин леса

      Лайя не помнила, как очутилась в Холодном лесу. Она шла по витиеватой тропинке сквозь колючие ветки, что так и норовили хлестануть по спине, едва различая дорогу в тусклом неровном свете луны. Хрустящая влажная трава холодила и щекотала, приятно обволакивала босые ступни.       Из-под пышного мохового покрывала игриво выглядывали одревесневающие стебли физалиса, ненавязчиво разрушая ночной сумрак своим нежным персиковым мерцанием. Захотелось хлопнуть пару пухлых фонариков, но Лайя устояла перед шалостью, отдавая предпочтение любованию живыми золотистыми тыковками.       Где-то за спиной стрекотали неугомонные цикады и, кажется, слышалось прожорливое кваканье маленьких обитателей леса, что любезно сопровождали свою гостью. От какофонии неизведанных звуков становилось не по себе, но Лайя упрямо шла вперед, пробираясь чрез тернии покосившихся усохших коряг по извилистой протоптанной дорожке.       Ей нужно было идти. Просто жизненно необходимо не останавливаться. Что-то звало в самую глубь лесной чащи, до стягивающей судороги в ребрах, до боли в желудочках сердца. Тянуло будто обвязанным поверх горла канатом. Казалось, если не найдет то, что ищет, если остановится — перестанет дышать. И она шла, заворожённая магией леса, остервенело распихивая по сторонам щетинистые ветки, что как бы насмехались над её рвением, нахально царапали нежную кожу и злостно нашептывали шелестом листьев:       «Тебя ждёт здесь только смерть, наивная. Уходи. Убегай. Пока он не нашел тебя».       «Хозяин леса.»       Девушка не слышала причитаний, смахивая надоедливые липкие листья с вьющихся змеек волос. Тонкая нить Ариадны сплетала её с этим местом намертво, тянула и кружила, как веретено, игралась с её судьбой. Но Лайя не сдастся на потеху убогому злу здешних мест. Лайя обязательно отыщет то, что так страстно зовёт её, и она почти прыгает, торопливо сверкая пятками. А предвкушение горьким ядом бежит по венам, распыляет отвагу, обезоруживает.       Под серебристо сверкающее атласное ночное платье забирается свежий ветерок, так неприятно заставая в врасплох нагие ноги и бедра. Девушка жмурится и наконец останавливается, выходя на небольшою лесную опушку, и каменеет под гнетом увиденного. И вспоминает всё-всё. О нём.       По среди поляны спиной к ней стоял Влад, бесстрастно удерживая кряхтящего мужчину, бьющегося в отчаянных конвульсиях. Несчастный молящее кричал что-то на румынском и задыхался от боли. Его ждала медленная и болезненная смерть в лапах сошедшего с легенд свирепейшего и кровожаднейшего из чудовищ, что только существуют в мире.       Лайя заткнула себе рот ладонью, глотая полный ужаса крик. Жгучая волна страха обуяла голову и собственное тело забила крупная дрожь, в такт бедному трепыхающемуся человеку. Ноги подкосились, она бессознательно присела на траву, погрузив руку в нечто липкое и тёмное. Трясущиеся пальцы поднялись к лицу, в носу тут же засмердело от характерного запаха железа. Все внутренности сжались в один плотный комок, она отчаянно пыталась не выдать слишком громкий вздох или стон, так что Лайя совсем перестала дышать, подрагивая сутулившейся спиной.       — Немедленно отпусти его! Не смей убивать! — Лайя сквозь слёзы во всё горло закричала от собственной беспомощности и слабости. Она должна спасти его. Спасти их обоих от неминуемой ошибки. Влад, как огретый по голове, ослабил хватку растопыренных когтистых рук, вздрогнув всем телом. Пары секунд хватило, чтобы у жертвы появился шанс, и мужчина пулей потащился в заросли, придерживая рукой булькающую рану, исчезая за кронами невысоких березок. Лайя замерла, выпуская облачка пара, поднимающиеся далеко вверх, к горстке почти не различимых мерцающих звёзд. Где-то вдалеке за чертой пышного леса простирались горные массивы.       Он не может сделать ей плохо. На сколько бы ужасным не казалась произошедшее, он обязательно всё объяснит.       Влад нечеловеческим движением повернулся к ней, белки его глаз были залиты чёрной вязью, а радужка окрасилась в пунцовый. Бледное лицо и распахнутую грудь испещрили бугристые темные венки. Он глядел на неё… Так никогда никто не глядел. Эмоции менялись с какой-то безумной скоростью. Яростный гнев. Злость. Стыд. Убийственная многовековая тоска и грусть. Жажда.       Последнее особым привкусом отчаянья осела на сухих серых губах, по которым стекала струйка ещё горячей крови.       Пред ней сейчас стоял ни тот великодушный мужчина и сердобольный человек, которого она знала. Это был настоящий монстр. Непредсказуемый, пьющий кровь, как тогда у подножия острых скал. Как сейчас. И она прилетела на зов этого чудища, по следам бед и потерь, отыскала дорогу. Она — наивный светлячок, пустившийся в зарево бушующего огня.       Их лихорадило обоих. Влад, изнемогая, боролся с демоном внутри себя, с глухо ворочающейся тьмой внутри, изнемогающей, рвущейся наружу. Он видел, как слезы стекают по аккуратному подбородку и утопают в белом платье. Её шея. Открытая. Такая манящая, покрылась испаренной от волнения. Он начал приближаться медленно, взвалив на Лайю молящий взгляд. Пусть убежит от него как можно дальше, скроется из виду. Спасётся от гнева и жажды. Он найдет способ выпустить пар, прийти в себя. Пусть только не через неё. Ни в чём не повинную. Самую дорогую. Любимую.       Она попятила взгляд вниз, одеревенев от липкого страха, сковавшего тело. Лишь немного отползла, ковыряя холодную землю и всхлипывая. Вот он — её главный кошмар и спасенье. Идет к ней неживой поступью, пуговицы на его камвольном костюме тройке трепыхаются так гипнотизирующе, и мышцы, налитые мощью, перекатываются по животному резко. А она, завороженная этим зрелищем, не встает, не бежит. Даже не кричит. Только рассматривает из-под подрагивающих ресниц идущего к ней мужчину.       Млеющая овечка, любопытная и глупая, попала в цепкие зубы хищника.       — Ты боишься, Лайя. — Не вопрос. Утверждение вырывается склочным глухим рычанием из груди Влада. Девушка вздрагивает и укоризненно хлопает глазами, отрицательно качая головой из стороны в сторону. Но уже поздно, слишком поздно. Её страх плотно клубится над поляной и сладостно истязает легкие чудища, щекочет рецепторы пьянящей брагой.       Ты — пытка, Лайя. Ты погибель моей души.       Он встает пред лежащей девушкой на колени, возвышается в ипостаси монстра. Самого страшного короля. Поверженного некоролевой. Изгнанницей родных земель. Иностранки, укравшей навечно его покой.       Лайя тупит взгляд на резьбу горных хребтов и дышит так рвано и часто. Задыхается от его присутствия. Его близости. Ей тошно от судороги, прокатывающейся где-то внизу живота от одного взгляда нечеловеческих глаз короля. Она почти хнычет от того, насколько неправильно себя ощущает. И пытается вызвать отвращение к монотонно приближающему нечеловеку, пусть оно сотрясет воздух, пусть зацелует противным позывом выплюнуть, выдрать из души, все добрые чувства к чудовищу.       Так не должно быть — но где-то между нейронов зарождается импульс страсти, отдающий горечью и остервенелым желанием. Это сродни безумию, льющемуся раскалённым потоком магмы по всему телу.       Трясущейся рукой она поправляет выбившиеся кудри, ведет так медленно и несмело. Влад наблюдает, полу прикрыв веки, ему тяжело. Тяжело. И от её действий остатки человеческого разума бьются в истерики, в агонии сжимаются в маленькие клочки, пытаясь удержать его от страшного соблазна.       Лайя не ведает, что творит, как извращает, словно тычет палкой в шкуру оскалившегося волка. Ведет изящные пальцы по шее, спускаясь к тонкой ключице, и вихрь мурашек зарождает в ней едва различимый стон. Но этого хватает, чтобы в одну проклятую секунду разрушить все баррикады контроля, все защиты и балласты, спасительно ограждавшие её от монстра.       Чего ты ждала? Хотела спасти? А кто теперь спасет тебя?       Влада, которым она его знала, сейчас нет. Есть тот, который звереет, хватает когтистой посеревшей рукой её за босую ногу и тянет к себе, безотрывно пожирая взглядом. Лайя отчаянно брыкается, когда его лицо нависает над ней. Темные багряные тени с тонкими дорожками вен, пролегшие под алыми глазами, врезаются в память — она будет видеть их везде: в ветках крючковатых кустах, в затхлой паутине, в кровавом зареве солнца.       Лайя зажмуривается, не в силах выдержать черную бездну, раскинувшеюся в его глазах. Сверху доноситься нечто похожее на усмешку и хладные могучие когти смыкаются на трепыхающихся синих запястьях. Не больно, пока что не больно, щиплющие разряды быстро-быстро разбегаются по венам, доходят до самого сердца, а затем опадают вниз, где содрогаются мышцы таза. Там внезапно появляется мужское колено, сильнее фиксирующее, и чертово тело дезертирует, тут же отзываясь болезненной пульсацией.       Она хочет выкрикнуть: «Убери!». Но вместо этого захлёбываясь стонет и осекается, когда холодное дыхание неожиданно обжигает прозрачную кожу на шее. Цветочный запах её волос свежее родниковой воды, ниспадающей тонкими талыми ручейками с гор, слаще самых дорогих в мире, выдержанных в древесных бочках, вин. Это запах воспоминаний. Запах искренних чувств. Запах жизни, такой недоступной и далекой. Прошлой жизни.       Голубая венка под прозрачной, как перьевое облако, кожей бьется всё сильнее и манит до зубного скрежета.       Лайя, собрав остатки смелости, распахивает глаза, будто просыпаясь от колдовского сна, изнемогая от нахождения в пограничном состоянии и полушёпотом спрашивает, подрагивая от внимательных зрачков:       — Ты ведь не отпустишь меня? — Ответом ей служит тишина. Многозначительная. Она заглушает биение сердца, шелест травы и рябь луж на лесных тропах. Мерзкие всполохи тьмы оградили их чёрным коконом от всего мира. Ничто больше не существует и не имеет значения.       — Тогда съешь меня! — Злобно вскрикивает Лайя и замирает, под гнетом неминуемой погибели, впечатываясь в пушистую траву как можно глубже. Влад задумчиво выдыхает и едва заметно улыбается, процеживая шероховатым баритоном сухое почти человеческое:       — Хорошо.       И остервенело накрывает распахнутые от удивления губы своими. Сжимает настырным поцелуем, делится с ней своим безумием, рокотом сотрясающем сознание. Взгляд замыляется и пред глазами настырно пританцовывают черти — чьи они, Лайя не знает.       Её жалкая попытка оттолкнуть мужчину заканчивается беспристрастно заведенными куда-то вверх руками, и Лайя понимает, что это оно. То самое, что звало её сюда. И она безотказно прилетела на сей зов, отварив на засов все двери, разделяющие их. Влад жадно ловит каждый её вздох, мерно лобзая нижнюю и верхнюю губу, металлический привкус с его уст уносит Лайю ещё дальше в забвенье, и клубок, по которому она шла, наконец распутывается, когда две ипостаси одной сути сплетаются.       Её свет. Его тьма.       Девушка выскальзывает из миражей, когда Влад переходит на шею и легонько втягивает кожу рядом с артерией, а затем хаотично одаривает вздымающиеся плечи рваной сетью поцелуев, на грани с укусами покрывшейся испаренной нежной кожи. Грудь вздымается часто и высоко, под тонким платьем напрягаются два маленьких бугорка, отчего Лайя вдруг вся краснеет, чуть нервно взглядом молит Влада выпустить из плена её руки, чтобы прикрыться от его вездесущего неосязаемого присутствия. Влад замечает всё-всё, хитро смотрит, но отпускает, перемещаясь ниже, выдыхая пышущей землей лесной воздух в живот, отчего у Лайи расширяются зрачки и непроизвольно дрожат колени.       Ей хочется провалиться, исчезнуть от невыносимого зуда. Податливое тело ноет и требует хоть какой-нибудь ласки, ещё поцелуев. Но Влад лишь пронзительно оглядывает её всю предательски медленно, разрывая взглядом платье, неизменно возвращаясь к глазам, затуманенным дымкой. Он неспешно, как во сне, несильно разводит её ноги и встаёт на колени, поднося и закидывая дрожащую стройную ножку на своё плечо.       От ледяных прикосновений мужских рук у Лайи чешется нос, она непонимающе смотрит, завороженная, стремиться сбросить ногу с плеча, но Влад не позволяет, подхватывая вновь, пригвождая её к земле настойчивым давлением когтей у низа живота. Это более чем убедительно.       Первым он целует коленную чашечку, наблюдая сверху вниз за отчаянно бегающими глазами девушки, затем переходит на внутреннюю сторону бедра и задерживается, вырисовывая влажные дорожки причудливых узоров. Лайя краснеет и закрывает глаза, чуть мотая головой из стороны в сторону. Под ночным платьем нет совершенно никакого белья, и она жмётся свободной ногой к себе, перекрывая обзор из-под задравшейся юбки на то самое, что сейчас так возгорается от каждого невесомого прикосновения. Влад останавливается, переключаясь на другую ножку, которой Лайя так отважно защищала свою наготу.       Он сминает её нерешительность радикальным способом, просто заворачивая ворот платья до самого пупка. Лайя взвизгивает от неудачной попытки сомкнуть бедра, в которые бесцеремонно впились черные ногти и зажмуривается от высшей степени стыда и холода, покрывшего до невозможности влажное лоно.       Влад приглушенно усмехается, когда видит, насколько сильно желание девушки и непроизвольно засматривается на открывшеюся картину.       — Хочешь, чтобы я продолжил? — Шепчет глухо Влад в самую женскую суть, контраст холодных пальцев и нагретого воздуха нещадно растворяет скудные остатки разума, и Лайя стонет от несправедливости, закусывая губу. Влад терпеливо ждёт ответа, поудобнее перехватывая бедра и замирая.       — Да, — Сипло выдыхает девушка, порывисто толкаясь бедрами, сгорая диким смущением от собственных слов.       — Тогда открой глаза, Лайя. Иначе я ничего не буду делать. — Спокойным леденящим душу тоном заверил Влад. Девушке захотелось заплакать от неловкости и щекотливости своего положения, но она послушно выполнила просьбу, встречаясь со взбудораженными глазами мужчины.       Сладострастные поцелуи рассыпаются по внутренней стороне бедра неторопливым шелестом сухих губ и что-то внутри с гулким скрежетом надрывается, когда самое чувствительное место накрывает тонкая полоска рта и Лайя, в конец опьяненная ласковой пыткой, срывается на глубокий стон. Просящий, нет приказывающий большего.       Влад не заставляет даму ждать.       С дикой скоростью перехватывает девушку под ребра и укладывает на живот, так что влажная трава щекочет её алеющие щеки и взмокшие бедра. Выгибает тонкие нежные руки и Лайя задерживает сиплое дыхание, сгорающая внутри от жара собственной плоти.       — Открой глаза, Лайя.       Голос, чужой, совсем не такой, как надо, нагло врывается и размыляет хладный шёпот леса и обжигающие смертоносные объятия Влада.       — Открой, соня!       Лайя отрывочно косится в полумрак деревенского домика, скользя взглядом по зеленовато-мутной кромке чая. Сандра игриво улыбается, и засматривается на вздымающуюся грудь подруги, которую подозрительно часто бьет крупная рассеивающаяся дрожь, а на загорелых щеках застывает веселый румянец.       Что за сон напал на девушку и почему в воздухе витают запах сырого леса и полыни?