Тварь

Несмело над горизонтом загорается красками небо, синева разбавляется багровыми всполохами, и темень отступает, прячется, сдаётся на милость огненного рассвета.

Дилюк слышал сплетни, слухи, мол, живёт в тех горах существо, ни на кого из известных непохожее. Остры его когти, злы его глаза, а про клыки никто не знал — некому было рассказать. Существо, что о двух метрах ростом, что страшнее митачурлов, опаснее магов бездны, — вот, какие описания принесли информаторы. Дилюк вздохнул и убрал в стол конверт. Там было последнее донесение, больше похожее на художественную литературу, а не на официальный доклад подчинённого. Мужчина не злился: по опыту знал, как впечатлительны бывают юнцы, каким ужасом наполняются их глаза при встрече с неизведанным, какая паника сковывает при взгляде в «чёрные, полные ненависти глаза». Он вышел на улицу, щурясь от яркого жаркого солнца, закрыл за собой плотно дверь и отправился по знакомому маршруту. Стоило подумать. Ордо Фавониус не предпринимали никаких попыток разобраться с тварью. Джинн только качала головой в ответ на предложения разгоряченных предстоящими победами новобранцев собрать отряд и положить конец пересудам. Почему медлила? Дилюк не знал, но смутное беспокойство поселилось внутри, как было всегда, когда не было ответов. На орден Дилюк сильно не надеялся. Понимал: если и отправлять отряд, то с самой Джинн во главе. Взрослые рассудительные рыцари отказывались сами, старались остудить и пыл молодых. Они знали, как опасно может быть в борьбе с неизученным противником. Те, кому не повезло лично встретиться с существом, на второй поход в гости не решались. И магистр, должно быть, понимала, что опытные воины откажутся (до тех пор, пока не увидят необходимости в битве: тогда, конечно, они встанут на защиту Мондштадта), а новички перепугаются до смерти. Жадные до славы юноши и девушки не раз уже пытались сразиться с тварью, возвращались побитые и ни с чем. Почему такое жуткое создание не убило их? На этот вопрос ответ нашёлся быстро. Дилюк тихо зашёл в собор, свернул у алтаря влево, прошёл бесшумно по винтовой лестнице и очутился среди множества больничных коек. Сестёр не было, и если Дилюк хотел остаться незамеченным, действовать ему следовало быстро. — Мастер! — позвал его хрипло один из раненых. Дилюк внимательно посмотрел тому в лицо. Оно скрыто было почти полностью под повязками, торчали одни глаза, прищуренные. В помещении были закрыты плотной тканью окна, редкие свечи рассеивали свой мягкий свет, и приходилось напрягать зрение, чтобы что-то разглядеть. Мужчина, звавший его, закашлялся, а Дилюк наконец его узнал — сынишка Таннера, фермера. — Вы только отцу не говорите, перенервничает, сам сляжет, — залепетал раненый. — Что случилось? Имя его никак не всплывало в памяти. — Я туда пошёл, хотел убить ту… то существо, вернулся бы героем, отец бы гордился. Успел только меч достать, а оно убежало. Я — следом. Минут двадцать преследовал. Пока мужчина вновь зашёлся в болезненном кашле, Дилюк успел сделать несколько выводов. Тварь, кем бы ни была, в бой не лезла, более того — старалась сражения избежать. «Ну и плюнул бы на неё, нет же, полез, «герой». Стоит ли жалеть таких?», — задумался Дилюк. Второй вывод был, скорее, предположением. Тварь определённо имела разум, раз предпочла убегать, не стала нападать без причины. Могли ли то быть инстинкты? Дилюк покачал головой: нет. Существо убегало не из страха, и либо хотело заманить в своё логово, либо пыталось отвязаться от назойливых охотников за его головой. — А догнал возле скал, попытался ранить, но там шерсть такая прочная, моим мечом не зацепить. Я его попытался по ногам бить, ну, по лапищам этим, но он быстрый, уворачивался. Сам не нападал, вот, что странно. Он остановился перевести дыхание. Дилюк сжал губы в тонкую полоску, анализируя услышанное. Что за существо там поселилось? Какие были у него принципы, что в ответ на атаки он только убегал и уворачивался? Надеялся на снисхождение? Или знал, что при своих размерах одним ударом переломает наглецов пополам? — А потом я глупо поскользнулся, так нелепо, право слово, и полетел со скалы. Думал, не увижу больше мельниц Мондштадта. Но тут совсем уж удивительное случилось: тварь меня за шкирку поймала, лапой своей с когтями. До сих пор вон следы, — мужчина глазами показал на свою шею. И правда — Дилюк разглядел там торчащие из-под бинтов полосы от когтей. — Ну я, не будь дураком, пока тварь эта замешкалась, меч в лапу и воткнул. Я уже над землей был, не боялся упасть. Тварь зарычала, отпустила меня, я свалился с метровой высоты, и тут же снова атаковал. «Что же за идиот», — только и подумал Дилюк. — Уж не знаю, ранил ли, но что-то с него текло. Туман был, непонятно было, то ли кровь, то ли что… Если кровь, то странная какая-то, густая, холодная до дрожи. Ну, тут он меня лапой по лицу и хлопнул. Я от боли пошатнулся, упал на камни, да там и потерял сознание. Проснулся архонты знают когда, доковылял до деревеньки, там меня и подобрали добрые люди. Ой, жуть какая! Вы только отцу не говорите, сляжет… Он продолжил бормотать об отце, пока силы не оставили его. Дилюк прислушался: дышит, всего лишь устал. Не покидая лазарет, он вновь вступил в спор с самим собой. Должен ли он пойти туда? Орден в лице Джинн пока что не видел угрозы в таинственном существе. Если верить услышанному, само существо тоже не нападало без причины, а значит, можно было считать его если не безобидным, то хотя бы достойным пожить ещё немного. Да и разве была это проблема Дилюка? Поселись тварь в Мондштадте, он бы глаз с неё не спускал, но местом обитания она выбрала далёкие скалы Ли Юэ. В такие дебри даже похитители сокровищ не лезли, ближайшая деревня располагалась в сотнях метров, и кроме голого камня да горных бурных рек ничего там не было. — А грива! Грива-то у него такая… синяя! — завопил вдруг проснувшийся сын фермера. Дилюк даже не дёрнулся, готовый к любым неожиданностям. Со стороны лестницы послышались лёгкие шаги: целительницы спешили на шум. Три женщины забежали в лазарет, бросились к кричащему, не заметив, как за их спинами в дверь проскользнула тень. Дилюк покинул собор незамеченным и крайне озадаченным. Синяя грива? Что за вздор. Может, в горячке приснилось? По пути на винокурню Дилюк ещё раз обдумал происходящее и решил: отправит туда доверенных людей, не грешащих в своих отчетах эпитетами, и будет действовать по обстоятельствам.

Медленно совершает по небу свою прогулку солнечный диск. Путь его не отличается от вчерашнего, свет его слепит глаза, а на пути не встречается ни облачка. Скоро достигнет он зенита, станет главным на небосводе, а после лениво начнёт падать за горизонт.

Две недели потребовалось его людям, чтобы принести молча несколько исписанных ровными строками листов. Не сказали ни слова, только откланялись и положили на стол заявления об отпуске. Дилюк на них и не взглянул: люди эти даже не были его работниками, скорее уж коллегами по защите Мондштадта. Но себе сделал пометку в толстом блокноте не беспокоить этих людей ближайший месяц. Добытые сведения его взволновали. Его люди постарались на славу — описание было даже чересчур подробным. «Мужская особь неизвестного вида. Из известных более всего напоминает митачурла, но несколько выше ростом. Имеет похожее на человеческое лицо, но кожа темна и покрыта чёрными венами. Глаза большие, зрачки разглядеть не удалось, но белок отсутствует — одна сплошная темнота. На руках когти, острые и длинные, крепкие — щелчком пальцев может сломать большую ветку. Носит одежду: рубашку без застежек с закатанными рукавами и широкие штаны. Обуви нет, ступни очень слабо похожи на человеческие, но мощнее и шире. На голове волосы, похожие на лошадиную гриву, синие и сухие на вид. Одна прядь седая, ярко выделяется. Синяя шерсть есть и на руках, но под рубахой не разобрать, покрывает ли шерсть все тело. Физически сильно развит: мышцы видны даже под одеждой. Очень сильные пальцы, крепкий пресс и натренированные ноги (см. доклад о боевых навыках). В процессе наблюдения вёл себя подобно хищнику: выслеживал диких животных, нападал и в зубах тащил добычу в свою пещеру.» Дилюк отложил доклад и подошёл к окну. Темная кожа, синяя грива, спрятанные глаза… Всё это наводило на мысли об одном конкретном человеке. Кэйа покинул Мондштадт почти полгода назад, ничего не объяснив и только скомкано попрощавшись со всеми. Дилюк следил за его передвижениями два месяца, а потом Кэйа просто пропал. Исчез с тейватской земли, растворился, будто и не было никогда капитана Альбериха в этом мире. Дилюк тогда даже ругался на информаторов: как это пропал? Не пропадают люди так просто! Сам месяц провёл в дороге, прислушиваясь к каждому слову, но вернулся ни с чем. Попыток отыскать не оставил, но до сегодняшнего дня не было ни намёка на существование Кэйи. Оставалось понять, на кой ляд понадобилось рыцарю устраивать такое представление. Собирая вещи в дорогу, Дилюк раздумывал, откуда эта тварь появилась. Кем или чем была? Творение Кэйи, созданное с помощью кхемии? Или сам Кэйа принял такой облик ради… чего? Шутки, что ли? Винокурню Рагнвиндр доверил Эльзеру, оставил указания своим людям на случай своей задержки в Ли Юэ и отправился в путь. Со всех сторон слышались перешёптывания. Одни говорили, что нужно держаться подальше от твари. Другие спорили: надо собраться всем вместе, убить её, и дело с концом. Третьи ругались: сегодня вы оставляете в живых такую скотину, а завтра она ваших детей сожрёт! Дилюк в споры не вступал, но согласен был с первыми — трогать существо без повода не стоило. За четыре дня добрался он до деревни. Там стоял шум, несвойственный сельской глубинке: сюда прибыли и искатели приключений, и обычные смельчаки, и рыцари из разных стран. Некоторые уже пытались отыскать тварь, и сетовали теперь на ландшафт Ли Юэ — в скалах найти существо было очень сложно. Дилюк подслушал в таверне истории, половине из которых верить не стоило, снял на ночь комнатку на окраине и с рассветом отправился в горы. Согласно докладу информаторов тварь меняла место своего обитания каждые два-три дня, и потому все те люди из деревни раз за разом прочесывали одни и те же места. Видимо, их сведения были похожи, только вот Дилюк знал чуть больше: все-таки его люди — не дилетанты. Только он знал, что гораздо севернее в непроходимых каменных лабиринтах было постоянное логово существа. И направился Дилюк именно туда, обходя лагеря простоватых охотников за наживой.

Солнце занимает своё законное место на самой вершине синего полотна. Несколько секунд освещает оно землю, не позволяя существовать ни единой тени, а затем плавно начинает опускаться навстречу серым тучам.

Цели он достиг к вечеру, ни с кем не столкнувшись в пути. Логово внутри оказалось просторным, с потухшим сейчас кострищем, с лежанкой из сухой соломы и лоскутов ткани, с небольшими коробками да ящиками возле. Это выглядело не логовом чудища, а пристанищем путешественника. Дилюк затаился в тёмном углу, прислушиваясь к каждому шороху. Долгие часы ничего не происходило, с наступлением ночи Дилюка стало клонить в сон, и он позволил себе подремать недолго перед рассветом. Спал он в таких ситуациях всегда чутко, но даже такой сон помог восстановить силы. Тварь появилась бесшумно: просто переступила порог пещеры, сбросила туши животных близ костра и полезла копошиться в ящиках. Дилюк быстро соображал, как поступить. Выдать себя голосом? Понаблюдать? «Разве у таких тварей не должен быть отличный нюх? Меня ещё не заметили?» — думал он. В этот момент существо резко развернулось, в темноте сверкнуло глазами и с рыком бросилось на Дилюка. Бежать ему было некуда — тварь действительно была огромной и закрывала собой пути к отступлению, а позади был только угол пещеры. Драться пока Дилюк не хотел, но защищать себя собирался до последнего, а потому зажёг на ладони огонь. Свет от сгустка пиро энергии осветил пещеру. На секунду Дилюк заметил глаза чудища — на чёрном фоне заметно выделялись аметистовые капли с четырёхконечными зрачками. — Ты… Прежде чем он успел бы договорить, тварь зарычала ещё громче и развернулась, бросилась к выходу. — Стой! — закричал Дилюк, выбегая на улицу. Тварь и не подумала остановиться. — Подожди! — не сдавался Дилюк. — Кэйа! Он не был уверен на сто процентов, но все факты указывали на то, что таинственная тварь была на самом деле его знакомым. Услышав имя, существо остановилось в десятках метров от пещеры. — Пожалуйста, вернись в пещеру, — мягко попросил Дилюк. Скажи ему кто неделю назад, что он будет вежливо упрашивать это существо подойти ближе, Дилюк бы рассмеялся в лицо сумасшедшему. Но одно дело пытаться договориться с неизвестной тварью, а другое — пытаться договориться с Кэйей. Кэйа медлил, словно на что-то решался, но все же поплёлся с видом побитой собаки обратно. Он встал в метре напротив Дилюка, и только теперь мужчина осознал, насколько выше и шире него был Кэйа. Дилюк макушкой едва ли доставал ему до груди, а бицепсы Кэйи в таком виде были крупнее его, Дилюка, ноги. Ладонью он мог бы сжать его голову или обхватить за талию, смотреть на него приходилось снизу вверх, и Дилюк поймал себя на мысли, что это… восхищает. Такой Кэйа внушал страх одним только видом, и дело было вовсе не в уродливых чёрных венах и длинных когтях. Сам страх этот был приятным, благоговейным, и Дилюк осторожно потянул к Кэйе руку. Тот зарычал. — Кэйа? — спросил на всякий случай Дилюк. Существо кивнуло. — Ты меня понимаешь? Снова кивок. — Сам говорить можешь? На этот раз он помотал головой, и за спиной его заметались длинные, до пояса, синие волосы. — Они сказали, что это грива, — вдруг сообщил Дилюк, не понимая, почему вообще заговорил о подобном. Кэйа хихикнул — насколько это позволяла его звериная форма. Он был похож на оборотня-переростка, на хиличурла с крашеной шерстью, на безумное творение бездны — и последнее, как понял Дилюк, было ближе всего к правде. Выведать у Кэйи, что с ним случилось? Но Кэйа уже зашёл внутрь и направился к добытой пище. Дилюк прошёл следом и замер, увидев, как движением одних только пальцев Кэйа разрывал туши животных на части. — Силы тебе не занимать, — прокомментировал он. Кэйа вдруг засуетился, начал что-то искать, но в итоге только посмотрел в сторону Дилюка и показал ему рукой на выход. — Хочешь, чтобы я ушёл? Кэйа неопределённо двинул головой — это нельзя было расценить ни как «да», ни как «нет». Дилюк перевёл взгляд на кровавые туши и вдруг понял. — Не хочешь, чтобы я видел? На этот раз Кэйа кивнул, и Дилюк с пониманием вышел наружу. Он смотрел на чистое небо, наслаждался пением редких на такой высоте птиц, а сзади до него доносился хруст костей и звук разрывающихся волокон мяса. Кэйа ел животных сырыми, что было неудивительно для его нынешнего облика. Спустя четверть часа Кэйа выбрался из убежища и широкими шагами направился к горной реке. Дилюк поспешил следом, и когда достиг воды заметил мутные багровые разводы там, где Кэйа умывался. «Бессмыслица», — описал он всё происходящее. Кэйа залез возле воды на камень и стал что-то высматривать в долине, а Дилюк задался вопросом: что дальше? Вернуть Кэйю в город в таком виде нельзя. Оставить здесь — не по-братски как-то. Братом его Дилюк, конечно, давно не считал, да и другом — едва ли, но от мысли бросить его тут становилось дурно. Значит, следовало найти способ вернуть его в человеческий вид. — Что с тобой случилось? Это какое-то заклинание? Кэйа помотал головой: нет. — Но это связано с бездной, так? Альберих кивнул и отвернулся. Он вообще странно старался не смотреть Дилюку в глаза. Почему? Боялся чего-то? Рагнвиндр решил этот вопрос оставить на потом. Если этот облик даровала Кэйе бездна, то всё значительно усложнялось. Войти в бездну и вернуться с новыми силами способен был далеко не каждый, но Кэйа был достаточно силён, чтобы справиться. Значит, он попал туда не по своей воле? Может быть уже раненым, и из-за слабости не смог бороться с ужасами бездны? Если так, то повезло, что он вообще выжил: обычно бездна деформировала тела своих жертв, лишала их воли и навсегда погребала в своих пучинах. Но Кэйа вернулся, пусть и несколько… другим. Дилюк достал из своей сумки пергамент и перо, быстро написал несколько слов для Лизы их особым шифром и дунул в специальный свисток. Через минуту прилетела верная птица, позволила закрепить на лапке письмо и взмыла вверх. Если кто и мог помочь, так это Лиза. Знания Дилюка в области спасения беспечных рыцарей от влияния бездны были равны нулю. До конца дня Кэйа с ним более не разговаривал (то есть, конечно, он теперь вообще не разговаривал в привычном понимании), а Дилюк так и не решил, как ему лучше поступить. Возвращаться в деревню сегодня он не собирался и рассчитывал, что Кэйа пустит его в своё логово. Когда пришло время ложиться спать, Кэйа даже не посмотрел в сторону Дилюка. Он только залез на своё лежбище, свернулся калачиком и отвернулся к стене, никак не препятствуя желанию Дилюка остаться тут на ночь. И Дилюк остался: собрал немного соломы, из ящика выудил похожую на брезент ткань и устроился между костром и Кэйей. Сон не шёл, уступая место беспокойству. Молчащего целый день Альбериха когда-то Рагнвиндр расценил бы как лучший подарок; сегодня же что-то было не так. Не считая его внешности, конечно. Вблизи он казался ещё более пугающим, хотелось отойти подальше от звериных лап и спрятаться от чёрных глаз. Но Дилюк не чувствовал ожидаемой неприязни. Может быть дело было в том, что Кэйа вёл себя максимально миролюбиво, или в том, что в целом его облик был… величественным. Дилюк долго пытался подобрать слово, чтобы описать своё мнение по поводу происходящего, но сошёлся с собой на том, что от такого Кэйи хотелось получить защиту. Не то чтобы Дилюк в ней нуждался, но желание побыть слабым человеком под покровительством огромного «зверя» терзало его до самого погружения в сон. Ночью он проснулся от странного звука. Как только глаза привыкли к темноте (костёр погас и более не освещал пещеру), он увидел сидящего возле выхода Кэйю. Звук доносился с его стороны и был похож на скулёж. Разбавлялся он ещё каким-то шумом, скрежетом, но Дилюк не разобрал, снова уснув.

Двинувшись в путь со своего пьедестала, сталкивается солнце с бесстрашным облачком на своём пути. То есть белое кучерявое создание, рождённое буйными ветрами, и ими же уничтоженное позже. На минуту пропадает солнечный свет, весь дарован становится одному только облаку; вылезают тени из своих нор, но вскоре становятся раздавлены вернувшим себе власть над светом солнцем.

Ответ от Лизы пришёл уже на следующий день и был неутешительным. «Я буду искать способ, но сразу предупреждаю: готовься к худшему. Бездна не так проста, как нам хотелось бы; отпускать своих жертв не в её правилах. Если ты хочешь вернуть человеческий облик этому существу, оставайся рядом и не позволяй его звериной натуре завладеть им. Я буду искать способ, но шансы наши малы.» Лиза писала честно, в своей манере, дважды обещала найти спасение для Кэйи, только вот Дилюк вдруг понял: ничего не получится. Как и сказала Лиза, никогда бездна не забывала о своих жертвах. Если человек побеждал, она отступала, даровала силу и отпускала, вытягивая, правда, понемногу душу победителя. Но если человек проигрывал, вгрызалась своим естеством в душу и тело несчастного, и даже выплюнув из своего чрева не оставляла жить. В случае Кэйи это значило превращение в бессознательного монстра, настоящую созданную бездной тварь. Пока он держался неплохо, и только сырое мясо в качестве пищи выдавало в нем зверя. — Лиза постарается найти способ, — сообщил ему Дилюк. Кэйа усмехнулся в ответ: он прекрасно понимал, насколько это бессмысленно. Дилюк внимательно осмотрел его руки — его безумно тянуло потрогать их, проверить, насколько крепкими они стали. Но взгляд зацепился за свежие царапины на предплечьях, там, где руки не были скрыты рубашкой. — Ты ранен? Кэйа опустил взгляд на свои руки, казалось, вздрогнул, а потом молча убежал в сторону воды. Дилюк за ним не последовал. Второй ночью он снова проснулся от шорохов, и снова увидел Кэйю сидящим вдалеке. На этот раз он поднялся, потирая глаза, и подошёл ближе. — Что ты делаешь? — сонно спросил он, усаживаясь полубоком рядом. Кэйа рыкнул и отодвинулся, складывая руки на груди, но Дилюк успел увидеть царапины. Их было больше, чем днём. Дилюк присмотрелся. Все следы начинались там, где смуглая человеческая кожа становилась грубой звериной шерстью. Словно бы Кэйа пытался сорвать ее с себя. — Тебе не нравится твоя внешность? — спросил Дилюк, двигаясь снова ближе. Кэйа фыркнул, и Дилюк понял, что имелось в виду «Ты идиот? Слепой? Посмотри ещё раз, кому такое понравится?». Объективно его нынешняя внешность и впрямь была ужасной. Но Дилюк не был объективен, к тому же чувствовал привязанность к тому человеку, который скрывался под маской зверя. Он поднялся на ноги и подошёл ближе, почти вплотную, а затем медленно положил свои ладони Кэйе на щеки. Лицо его все ещё хранило человеческие черты — острый подбородок, обычный человеческий нос, розовые губы. Отличались только глаза, чёрные вены разрезали гладкую кожу, ну и клыки во рту немного сбивали с толку; в остальном же Кэйа все ещё оставался похож на себя. И как только тупицы-рыцари не догадались? — Твоя внешность не ужасна, — тихо сказал Дилюк, глядя прямо в глаза, — необычна, непривычна, но точно не ужасна. Кэйа шумно втянул воздух, зарычал, а Дилюк ощутил в воздухе морозную свежесть. Как будто вокруг была не вступившая в свои права весна, а грозная зима с бесконечной метелью. Дилюк хорошо знал, что снег не пахнет, но сейчас почувствовал именно снежный аромат. Кэйа вдруг поднялся и опять убежал в сторону воды — посреди ночи, посреди «разговора». «Ну и ладно, вернётся к утру», — успокоил себя Дилюк и вернулся в пещеру. Но утром Кэйа не вернулся. Дилюк подождал для приличия ещё день, а затем отправился обратно в деревню. Он не планировал уходить, но ему нужна была человеческая пища, а добыть её проще всего было у торговцев. В деревне царило раздражение: никто не мог выйти на след существа, за голову которого уже была назначена награда. Дилюк про себя усмехнулся. На него смотрели косо. Причины были: яркие волосы выделяли его из толпы, сам он пришёл один и ни с кем не заговаривал, и едва появившись, спешил уйти. Двое искателей приключений попытались было проследить за ним, но Дилюк легко сбил их со следа. Стоило ему подойти к пещере, как его сбили с ног. По камням покатились несколько закатников. — Эй, это всего лишь я, — прохрипел Дилюк, зажатый между нагретой от солнца землей и прохладным телом Кэйи. У него немного кружилась голова от удара, но мыслил он достаточно трезво, чтобы осознать — Кэйа не пытался его ударить, он пытался… обнять? — Ты так соскучился? — усмехнулся Дилюк. В ответ послышалось одобряющее урчание, словно бы Кэйа вдруг стал щенком и радовался, что его почесали за ухом. — В следующий раз постарайся рассчитывать силы, — улыбнулся Дилюк, — а теперь слезь с меня, мне нужно приложить к голове что-нибудь холодное. Кэйа приподнялся, нависая грозно сверху, а потом словно семечко одуванчика поднял Дилюка на руки и усадил на сгиб у локтя, да так и понёс его в пещеру. Дилюк от неожиданности вцепился руками в его шею, пальцами запутался в волосах, но Кэйю это, казалось, не волновало. — Ну да, покатай меня, я же такой неженка, что от легкого удара ходить не смогу, — ворчал Дилюк, надеясь недовольством замаскировать смущение. Он готов был поклясться всем виноградным соком мира, что не хотел и не собирался чувствовать ноющее удовольствие внизу живота от ощущения сильных больших рук, бережно держащих его. Не хотел, но чувствовал. Кэйа уже был под сводом пещеры, но выпускать добычу не спешил. Он повернул голову, свободной рукой, стараясь не задеть когтями, приподнял за подбородок лицо Дилюка, чтобы смотреть ему прямо в глаза, и зарычал. Дилюк был не силён в языке животных, но что-то в интонации рычания подсказывало: Кэйа был до ужаса чем-то доволен. Он слегка прикрыл глаза, оскалился (наверное, пытался улыбаться) и не прерывал ни на секунду зрительный контакт. — Что ты делаешь? — шепотом спросил Дилюк. Кэйа продолжал рычать, и под пальцами, все ещё лежащими на его шее, Дилюк ощутил вибрацию. Всё это было слишком странным и смущающим, и он, освободив голову, уткнулся лицом в шею Кэйи, прячась от пронзительного взгляда. Кэйа только удобнее усадил его на руке, сел сам на пол пещеры, и тихо усмехнулся. До конца дня Дилюк думал, достаточно ли плотной стала кожа Кэйи, чтобы он не мог почувствовать ею его возбуждение.

Серые тучи обращаются синими, затем становятся фиолетовыми, а перед самой встречей с солнцем оборачиваются чёрными. Грохочет гром, поглощают мрачные тучи яркое солнце, и тонет земля в слезах небесных.

Прошёл месяц с того дня, как впервые Дилюк переступил порог звериного логова. Он ходил в деревню за пропитанием и свежими новостями, приносил неизменно несколько свежих закатников для Кэйи и обычно долго размышлял над услышанным внизу, пока сам Кэйа наслаждался вкусом фруктов. Люди в деревне озлобились со временем, обвинили тварь из бездны в своих бедах и решительно настроились на убийство. Дилюк только хмуро слушал, раз за разом улавливая в разговорах «да, надо бы» и «ну, завтра…». «Завтра» никак не наступало, люди всё строили планы, но так и не собрались на серьезный поход в горы. В деревню Рагнвиндр ходил под чёрным дешевым плащом, помня о возможных преследователях, и как мог прятал непослушные волосы под капюшон. Казалось, везло: никто ещё не подобрался опасно близко к «дому» Кэйи. Получал Дилюк и письма от Лизы, и складывал их в стопку, не читая. Он знал, что там увидит. Кэйа вёл себя нормально для того, кто потерял привычный человеческий вид. Он ел сырое мясо, но изредка позволял Дилюку накормить себя рисом или хлебом. Он охотился на дичь, клыками перегрызая глотки, но иногда соглашался выйти на поиски ягод, и очень осторожно срывал их с кустов большими ладонями. По ночам он больше не пытался содрать с себя шерсть, и Дилюк чувствовал гордость — в том была его заслуга. В какой-то момент он решил совместить приятное с полезным и перебрался спать к Кэйе. Кажется, это было на второй неделе их совместного проживания. Тогда он залез посреди ночи к Альбериху, устроился на его широкой груди, а утром встретил непонимающий взгляд. — Я не боюсь тебя, — заявил он невпопад, но Кэйа, судя по взгляду, все понял. С тех пор они засыпали вместе — Дилюк наслаждался ощущением сильных рук, бережно его охранявших, а взамен гладил Кэйю по его новообретенному телу, показывая, что ему не страшно, что он не считал эту внешность ужасной. Кэйа ласки принимал, слушал тихие монологи Дилюка о своём «не-уродстве» и молча засыпал. До сегодняшнего дня. Они снова лежали в тусклом свете костра, Дилюк привычно прятал лицо в синих волосах и лениво водил ладонью по плечам Кэйи, цепляя ключицы. Кэйа ощутил движение возле шеи, звериные инстинкты закричали: что-то будет! Дилюк медленно подвинул голову, провёл по напряжённой шее носом, а затем прижался губами и замер. Кожа Кэйи обрела прочность, но вовсе не была лишена чувствительности, и потому от необычного ощущения он на мгновение замер. Секунда ушла на то, чтобы понять, что происходящее не опасно, более того — приятно. Неосознанно Кэйа прижал Дилюка к себе сильнее, не позволяя ему отодвинуться. Дилюк видел это немного иначе: Кэйа просто впечатал его в себя, словно говоря, что не отпустит, пока не насладится близостью. Словно показывал, что считает Дилюка своим, что не позволит теперь так просто уйти. Но Дилюк и не планировал никуда уходить. С той ночи лёгкие поцелуи стали обычным делом — Кэйа от них разве что не мурлыкал, а Дилюк просто плавился от сжимающих его сильных рук. Иногда он останавливался, думал, что же творил, но настойчивое рычание и движение навстречу заставляли возвращаться к прерванному занятию. Ему это нравилось, Кэйа тоже не выказывал недовольства, так был ли смысл ругать себя? К тому же днём Дилюк, оставаясь один, не мог не просматривать мельком письма от Лизы в хрупкой надежде на лучшее. Он так и не понял, чего ему следовало ждать — Лиза писала уклончиво о возможных последствиях. Было понятно, что без стороннего магического влияния Кэйа однажды перестанет понимать человеческую речь, покроется полностью шерстью и будет жить лишь инстинктами зверя. По вечерам Кэйа возвращался, забирался на лежанку, и Дилюк о плохом не думал. Он думал о том, как бы ухватить ещё больше объятий, как продлить ночь, забыть о дневных печалях и раствориться в силе и власти Кэйи. Вообще-то Кэйа как раз ничего не делал. Он никогда не целовал в ответ, только подставлял под губы Дилюка чувствительную кожу и сжимал его тело в своих руках. Обычно этого Рагнвиндру хватало за глаза. Он прижался поцелуем к его щеке, опасно близко к губам, слегка касаясь их краешка. За прошедшее время он исцеловал всю грудь, всю шею и лицо, но губы были всегда чем-то запретным, тем, касаться чего ему не позволено. Кэйа чуть нахмурился, но Дилюк знал, что он не злился, а только спрашивал таким образом: «и что дальше?». Хотел ли Дилюк его поцеловать по-настоящему? О, ещё как. — Никогда бы не подумал, что вы такой скромный в постели, сэр Кэйа, — прошептал Дилюк ему почти в губы. Он его провоцировал. Он знал, что это сработает — единственное, на что мог купиться Кэйа, так это на слова о его неидеальности. Он зарычал и надавил Дилюку на поясницу, заставляя выгнуть спину и прижаться всем телом, а потом впился в его губы своими. Кэйа был холодным, язык его, скользнувший внутрь, тоже был холодным, но Дилюку было до невозможности жарко. Тут-то он и почувствовал на себе ещё одну особенность нового тела Кэйи. Его язык был гораздо длиннее и гибче человеческого. Настолько, что легко обвил кольцом язык Дилюка, не позволяя тому им двигать, а кончиком доставал до нёба, щекоча. Наигравшись, он отстранился, позволяя им отдышаться, но даже сейчас не вытащил язык изо рта Дилюка. — Насколько он длинный? — шумно дыша, спросил Дилюк. Кэйа вместо ответа всё же отстранился и когтями легко подвинул ладонь Дилюка со своей груди чуть выше. Рагнвиндр послушно поднял руку, не понимая, как это поможет оценить длину языка. Понял, когда Кэйа оплёл языком его тонкое запястье. Смотря прямо в глаза, Кэйа облизал его пальцы по очереди, а затем отпустил, показывая язык целиком. Теперь Дилюк видел, что он был не только гораздо длиннее, но и немного шире человеческого. Дилюк снова потянулся за поцелуем, стараясь побыстрее занять рот, прежде чем он начал бы рассказывать Кэйе, на какие мысли его навёл такой язык. Второй поцелуй был уже не таким осторожным: Кэйа кусался, жадно сминал его губы своими, впивался когтями в спину и своим невозможным языком остервенело толкался в его рот. Дилюк ощущал его глубоко внутри, иногда не мог нормально вдохнуть, но только сильнее цеплялся за широкие плечи. Кэйа почувствовал где-то в районе рёбер возбуждение Дилюка и перестал себя сдерживать: толкался в горячий рот быстрыми толчками, будто и не целовал вовсе. Но Дилюк не имел ничего против того, что Кэйа буквально насиловал его рот своим прохладным широким языком, и только тихо скулил от избытка эмоций. В очередной раз оторвавшись, чтобы глотнуть воздуха, Дилюк залез на Кэйю сверху и теперь задницей чувствовал, что возбуждён не один. Он непослушными руками развязал шнурок на штанах Альбериха, чуть спустил их вниз и ахнул. Конечно же он догадывался, что и там Кэйа стал больше, но не настолько же! Пока они росли вместе и были дружны им и в голову не приходило меряться достоинствами, во взрослой жизни размер члена Кэйи Дилюка волновал в самую последнюю очередь, но всё же встречая рыцаря, например, на горячих источниках, Рагнвиндр на автомате подмечал — примерно одинаковые. Теперь Кэйа обогнал его примерно раза в два. Дилюк даже слегка расстроился — не из-за размера, конечно, а из-за осознания — сегодня полноценный секс им не светит. И завтра, кажется, тоже. Дилюк боялся представить, сколько времени потребуется, чтобы он готов был принять в себя такую махину. — Поразительно, как он в штаны у тебя умещается, — улыбнулся мужчина и снова поцеловал, тут же позволяя длинному языку скользнуть в глотку. Двумя руками он взялся за манящий возбужденный член, большими пальцами погладил головку, надавливая возле уретры, медленно начал опускать руки ниже. Хотя бы здесь не было сильных отличий от человеческой анатомии, только венки выпирали гораздо сильнее. Спустившись к основанию, Дилюк ощутил пальцами заметное утолщение и мгновенно покраснел. — Это… не может же это быть… — попытался сказать он, но был прерван новым поцелуем. В общих чертах Дилюк знал, как происходит размножение животных в дикой природе, и краем уха слышал от учителей биологии, что такое узел и зачем он нужен. Но одно дело знать, что в теории он есть у самцов животных, и совершенно другое — чувствовать собственными пальцами узел Кэйи. Дилюк разорвал поцелуй с мыслями о том, что хотелось бы почувствовать его не только пальцами. Кэйа недовольно зарычал и опустил руки на разведённые в стороны ноги Дилюка, прижимая его к собственному члену. — Эй, тише, — поцеловал его в щеку Рагнвиндр, — ты ведь понимаешь, что он не влезет? Не сегодня, по крайней мере. Кэйа ослабил хватку на его бёдрах. — Не переживай, я не оставлю тебя с этой проблемой. Идея была безумной, и Дилюк это знал. Он отлично понимал, что с первого раза даже наполовину не сможет взять такой член в рот, но желание затмило здравый смысл. В конце концов только что его рот трахнули нереально длинным языком, что можно было посчитать за подготовку. Хорошо облизав головку и часть ствола, Дилюк всё же попытался насадиться сверху. Вопреки ожиданиям член легко вошёл в рот и не вызвал неприятных ощущений. Кэйа как-то по-другому зарычал на этот раз, когтистой лапой схватил Дилюка за волосы и опустил его голову ещё ниже, заставляя взять пульсирующий влажный орган наполовину. Судя по его подрагивающим бёдрам ему было тяжело сдерживать животную страсть, но он сквозь пелену удовольствия следил за состоянием Дилюка, стараясь не причинить ему боль. Это было весьма приятно. Поддавшись контролю Кэйи и позволив ему управлять движениями, Дилюк опустил руки ниже, сжимая в ладонях тяжелые яйца, поглаживая их и несильно сдавливая. Судя по звуку, Кэйе это понравилось, и он чуть ускорил темп. Почувствовав, что толчки стали более беспорядочными, Дилюк чуть поднял ладони и обвёл пальцами узел, все ещё не веря, что такое действительно могло быть. Он попытался представить, каково будет почувствовать его внутри, не во рту, и почему-то был уверен, что будет это восхитительно. Настолько, что от одного ощущения огромного члена Кэйи во рту и этих мыслей Дилюк кончил, так и не сняв штаны и не прикоснувшись к себе. Пока он отходил от оглушительного оргазма, не соображая толком, Кэйа продолжил толкаться прямо в горло. Ему не потребовалось много времени, и вскоре Дилюк ощутил на лице и губах прохладную вязкую жидкость. Он рефлекторно сглотнул, чувствуя горечь, и ошалело посмотрел на Кэйю. Альберих запрокинул голову, привычно рычал и продолжал сжимать красные волосы в своей руке. Дилюк попытался освободиться, чтобы вытереть лицо, и Кэйа отпустил его, поднимая голову. Он смотрел испуганно, если такое описание можно было применить к его нынешнему облику. — Не смотри так, все хорошо, — улыбнулся ему Дилюк, принимая тонкую тканевую салфетку. Кэйа кивнул, вытер и себя тоже и подвинулся на лежанке, чтобы теперь они могли лечь рядом. Дилюк на минуту отвернулся, и Кэйа не видел, что он делал, слышал только звон пряжки ремня. Дилюк лёг рядом, обнимая, и Кэйа провёл пальцами по его паху, безмолвно спрашивая. — Я уже, не беспокойся, — успокоил его Дилюк и получил короткий смешок в ответ.

Недолго плачет небо, и солнце вскоре вновь сияет над мокрой землей. Ветра разгоняют тучи, не оставив на память о них ни единого облачка, жар огненного светила высушивает лужи, и в гордом одиночестве солнце клонится к закату.

— Какой же ты нетерпеливый, Кэйа, — притворно вздыхал Дилюк две недели спустя. Прямо сейчас он снова сидел сверху, обнаженный и возбужденный, и пытался снять с Кэйи рубашку. Альберих только мешал: кусал шею, впивался руками в бёдра и терся скрытым под штанами членом. Дилюк лишь вздохнул и отвлёк его поцелуем, снимая наконец ненужную совершенно рубаху, прижался к нему голым телом. Ему казалось, что все закончится для него прямо сейчас — от близости холодной кожи, от крепких сильных рук на ногах, от осознания, чем они собирались сегодня заняться. Конечно, они не обводили этот день в календаре, но всё сложилось само собой. С того первого нового для двоих опыта Дилюк загорелся идеей все же ощутить в себе невероятный член Кэйи, а потому день за днём растягивал себя. Кэйа поначалу прятал взгляд, обычно увлечённый в эти моменты борьбой со своей звериной натурой; но однажды решил поучаствовать тоже. Растянуть Дилюка пальцами он не мог — острые когти непременно повредили бы нежнейшую кожу внутри, а срезать их не представлялось возможным. Но Кэйа всегда доводил задуманное до конца, а потому улучил момент и, развернув Дилюка спиной к себе, проник в него языком. Дилюк даже не понял поначалу, что это такое. Холодное, плотное и мягкое одновременно, входящее гораздо глубже пальцев… Стоило Дилюку осознать, что это был тот самый невероятный язык, как он с криком кончил под себя, и дальше мог только умолять не останавливаться. Он не хотел знать, откуда у Кэйи было столько опыта в подобных вещах, но раз за разом Дилюк не выдерживал и нескольких минут таких смущающих ласк. Язык пробирался глубоко и даровал ощущение заполненности, касался всех чувствительных мест внутри, сам по себе был прохладным, но вокруг него вечно чувствовался жар. От одного только контраста температур Дилюк содрогался в оглушительных оргазмах. Он весьма быстро привык к новым ощущениям, и вскоре почувствовал, что готов к большему. Он накинулся на Кэйю с поцелуями с самого утра, и оба знали, что только ими дело не ограничится; но сегодня Дилюк решил идти до конца, о чем сообщил Кэйе хриплым голосом на ухо. И вот сейчас он сидел сверху и пытался раздеть нетерпеливого любовника, сам дрожа в предвкушении. — Сними их, — не выдержал Дилюк, запутавшись пальцами в шнурке на штанах. Он воспользовался моментом и нагнулся вбок к своей сумке и достал оттуда какое-то из полулекарственных зелий со слабым травяным ароматом. Кэйа когтями подцепил непослушный шнурок, вырвал его из петель и наконец тоже остался без одежды. — Пообещай мне не торопиться, — серьёзно сказал Дилюк. Он был слегка напуган и мог лишь довериться Кэйе, понадеяться, что тот не потеряет контроль и не сделает больно. Кэйа кивнул. Дилюк смазал пальцы маслом, коснулся ими чувствительной дырочки и толкнул пальцы внутрь. Они вошли легко, мышцы податливо раскрылись, и Дилюк подвигал пальцами, смазывая себя внутри. Под ставшее родным рычание Кэйи Дилюк обильно смазал его член, снова поцеловал и приподнялся. — Ты невероятен, — сообщил он прежде чем направить в себя влажный орган. К приятному удивлению Дилюка это было не больно. Внутри все горело, слегка саднило, и было очень непривычно — всё же это были не пальцы и не язык. Но это было терпимо, и медленно Дилюк начал опускаться, чувствуя, как член проникает всё глубже. Кэйа, заметив, что от избытка новых ощущений Дилюк еле держался на ногах, осторожно подхватил его под бёдра. Он не пытался опустить его ниже, напротив, держал, чтобы Дилюк не насаживался слишком быстро. — Кэйа, Кэйа, — зашептал он, хватая его за плечи. Альберих чуть приподнял его, подумав, что Дилюку больно. Но Рагнвиндр продолжил в беспамятстве шептать его имя, послушно приподнялся, чтобы затем вновь опуститься почти до узла. Внутри него было так тесно, так горячо, что Кэйа едва не начал беспорядочно вбиваться в послушно подставленное тело. Но он помнил о своём обещании, сжал зубы и приподнял Дилюка медленно и плавно. Первые несколько движений заставили Дилюка привыкнуть к размеру, расслабиться, понимая, что Кэйа не причинит вреда. Доверять ему такому оказалось невероятно просто. Дилюк немного наклонился вперёд, прижимаясь к груди, и сдавленно прошептал: — Давай. В таком положении всё ощущалось ярче, каждый толчок разливал по телу волну удовольствия, и Дилюк вскоре мог лишь выстанывать имя Кэйи и изредка вставлять слова «глубже» да «сильнее». Кэйа над его ухом рычал, сжимал пальцами ягодицы, кусал плечи и шею, успевал целовать и при этом не останавливался ни на секунду. В какой-то момент Дилюк опустил взгляд на собственный истекающий член, но вместо этого взгляд зацепился за живот — там с каждым толчком отчетливо виднелась под кожей головка члена Кэйи. «Архонты, он настолько большой», — успел подумать Дилюк перед тем как в очередной раз кончить, не касаясь себя. Он был уверен: ничего лучше он в жизни не испытывал. Кэйа почувствовал, как сжал его Дилюк, задвигался быстрее, и неосознанно толкнулся ещё глубже, погружая набухший узел в горячее нутро. — Что ты делаешь?! Дилюк в панике дёрнулся, но было поздно — узел оказался внутри целиком, распирая чувствительные стенки, расширился внутри ещё сильнее, и при всём желании Дилюк бы никак с него не слез. Больно не было, только ужасно жарко и неловко — внутри него, казалось, не осталось совсем свободного места, все было заполнено членом. Он прижался к Кэйе как можно сильнее, когда ощутил разливающуюся внутри прохладную жидкость и быструю пульсацию. Кэйа ласково погладил его по спине, прижал к себе и затих. Вместе с прохладой Дилюк ощутил и пришедшее умиротворение, чувство абсолютной защищенности и долгожданное спокойствие. Не было больше ни проклятой бездны, ни деревенских охотников, только он и Кэйа и приятная наполненность внутри. — Предупредил бы, — сказал Дилюк спустя полчаса, когда узел вернулся к своим размерам и Кэйа, наконец, покинул его тело. Темные глаза виновато опустились вниз. — Я не злюсь, и это было очень приятно, — поспешил добавить Дилюк, — просто я не знал, чего ожидать. Кэйа ушёл ненадолго к воде, смыл с себя пот и масло и, вернувшись, застал Дилюка спящим на том же месте, где они занимались сексом. Это было ожидаемо: для человека трудно было принять в себя такой размер, а уж тем более выдержать сцепку и остаться при этом в сознании. Не удивительно, что Дилюк уснул, не удосужившись одеться или хотя бы вытереть себя — ягодицы его блестели от влаги, а по ногам из покрасневшей растянутой дырочки стекала на лежанку вязкая сперма. Кэйа вряд ли мог представить более прекрасное зрелище.

Путь близится к концу: вот-вот солнце коснётся горизонта, ещё немного и оставит после себя на память лишь оранжевые да розовые оттенки на чернеющем небе.

— Почему ты уходишь? — спрашивал Дилюк, изо всех сил вцепившись в руку стоящего возле реки Кэйи. Прошло ещё два месяца; они жили вдвоём в скромно обставленной пещере, Кэйа по-прежнему питался сырым мясом, а Дилюк спускался в деревню за пропитанием. Люди там негодовали: уже долгое время искомая ими тварь не появлялась в окрестностях деревни. Иногда они гуляли по камням, иногда ловили вместе рыбу и собирали ягоды, каждый день засыпали в обнимку и, конечно, занимались любовью. Назвать это иначе было нельзя — настолько нежен был Кэйа, настолько доверял ему себя Дилюк. И всё шло хорошо, даже отсутствие новостей от Лизы не печалило, пока на рассвете Кэйа не заявил, что уходит. Без слов понять его было сложно, но за проведённое рядом время Дилюк научился общаться с ним. На вопрос «почему» Кэйа показал на свои когти, затем выловил взглядом в горах метавшегося из стороны в сторону зверя и посмотрел на Дилюка. — Ты боишься сделать мне больно, — понял Дилюк первую часть, — а дальше… звери? Инстинкты? Кэйа закивал и показал рукой в воду: там плавал косяк рыбёшек. — Много. Много зверей, инстинкты… — Дилюк сжал губы от неожиданной догадки и покраснел, — только не говори мне, что у тебя сезон спаривания. Кэйа рассмеялся и кивнул. Он чувствовал, что контролировать себя становится всё труднее, и вот-вот он набросится на Дилюка и не отпустит до самого конца гона. В голове рядом с ним и так всё плыло, а уж сейчас, когда все чувства обострились, когда запахи стали ярче, а внутри засело незнакомое Кэйе-человеку желание оплодотворить… Умом он понимал, что никакое потомство ему от Дилюка не светит, но желание спариваться и продолжать род никуда не исчезало. — Безумие какое-то. И куда ты собрался? Проведёшь неделю на вершине одинокой горы? Кэйа кивнул. — Останься, — улыбнулся Дилюк. — Я знаю, что ты не причинишь мне вреда. Мы каждый день занимаемся сексом, я более чем достаточно растянут для тебя, и мы уже проверяли, что твой узел мне тоже не навредит. Проведи это время со мной, Кэйа. Но Кэйа только отвернулся (восхищенный взгляд Дилюка действовал на него безотказно) и оттопырил когтистые пальцы. Загнул один, затем второй, третий, пока ладонь не превратилась в кулак. — Один, два, три и так далее. Что ты имеешь в виду? Кэйа указал пальцем себе ниже пояса. — А! — Дилюк рассмеялся, — не переживай, марафон я переживу. Если хоть иногда мы будем спать, конечно. Кэйа вздохнул с рыком, развернулся и сел на землю, чтобы лицо его оказалось на одном уровне с лицом Дилюка. Он посмотрел очень нежно, но в то же время строго, зная, что Дилюк поймёт его без слов. — Всё будет хорошо, Кэйа. Я люблю тебя. И Кэйа остался. Первые дни ему удавалось сдерживать себя, но вскоре в сознании остались только инстинкты, которые заставляли снова и снова тянуться к Дилюку, оставлять на его бледной коже бесчисленное количество меток, чтобы никто не посмел на него посягнуть, и остервенело вбиваться в податливое тело, чтобы привязать к себе, сделать только своим. Когда разум к нему вернулся, Кэйа обнаружил Дилюка спящим у себя под боком. Вид у него был уставший, он был раздет — судя по всему за прошедшую неделю он вообще ни разу не одевался. Кэйа ласково погладил его по непослушным волосам и укрыл лоскутным одеялом, сам собрался уйти, но Дилюк мягко коснулся его спины. — Все хорошо, не уходи. И Кэйа снова остался. Ещё неделю он ухаживал за Дилюком, как мог готовил ему пищу, нежно целовал и зализывал оставленные в бессознательном состоянии укусы. Сам Дилюк первые дни не мог даже подняться — настолько был измотан. — Избавь меня от этого виноватого взгляда, — тем не менее говорил он. И Кэйа слушался, в такие минуты становился удивительно послушным и ложился рядом, слушая тихий мелодичный голос Дилюка.

Конец. Солнце завершает свой путь, дотрагивается лучами до горизонта, сливается воедино с земной твердью и медленно сгинет там, где его уже не увидеть. Очередной круг завершён, очередной день прожит, и завтра солнечный свет вновь озарит голубое небо. Иначе ведь быть не может?

— Лиза говорила, что когда-нибудь ты потеряешь всё человеческое, — сказал как-то Дилюк. Он уже сбился со счета, сколько ночей провёл в каменной пещере. Возвращаться он не спешил — знал, что дела идут своим чередом, и пока что его личное присутствие не требуется. Кэйа нахмурился и кивнул, подбросил в руках закатник и вгрызся в его сладкую мякоть. Дилюк только вернулся из деревни, и это был ещё один полный тревог поход. Обиженные неудачами люди наконец начали действовать, и Дилюк мог лишь гадать, как скоро они доберутся сюда. Кэйа выслушал его слова спокойно и никак не прокомментировал. Он последние дни вообще был странным — невпопад усмехался, не сразу реагировал на слова Дилюка, и мужчине это очень не нравилось. — Я собираюсь вернуться в Мондштадт завтра. Кэйа ничего не сделал, не повернулся даже, только продолжил есть закатник и улыбаться закату. Дилюк всё понял. Он подошёл к Кэйе и сел на его скрещённые ноги, заставил посмотреть себе в глаза и громко сказал: — Ты не понимаешь меня. Кэйа с сожалением смотрел ему в глаза, не отводил взгляд, но и не говорил ничего. Он ещё помнил некоторые слова, ощущал человеческие эмоции, но смысл многих слов ускользал. — Кэйа. Всё хорошо. Эти слова он помнил, кивнул и обнял Дилюка, пряча чёрные слёзы. Сожаление и горечь пока что были ему знакомы. Им пришлось отправиться ещё севернее, к более отвесным скалам и более бурным рекам. Люди преследовали их, но пока что были достаточно далеко. Кэйа цеплялся за Дилюка как за спасательный круг, понимая, что Лиза (кто это?) не успеет его спасти. Он впитывал в себя каждое слово, повторял его в мыслях по десятку раз, но неизбежно забывал всё больше. Последним, что он услышал от Дилюка, было тихое-тихое признание: — Я люблю тебя, Кэйа. После вся речь Дилюка стала для него лишь набором непонятных звуков. Зато вой диких волков внезапно обрёл смысл. Он покрывался шерстью всё сильнее, сетка чёрных вен покрыла всё тело, закрывая бронзовую кожу, а когти срослись с пальцами. Дилюк видел эти метаморфозы и понимал: скоро им пора будет прощаться. Утренняя прохлада наполняла воздух, когда Кэйа заскулил, ткнулся носом в ладонь Дилюка, привлекая внимание, и странно зарычал. — Что такое? — Ррр. Пр-р-росссс-ти. Сквозь рычание разобрать что-то было трудно, но Дилюк уже давно понимал всё без слов. Кэйа не помнил значения слов. Не помнил даже правильного произношения, но на мгновение почувствовал, что должен это сказать. Язык терялся во рту, отвыкший от необходимости выдавать звуки человеческой речи, но Кэйа продолжал говорить. — Лю-к. Лю-б-лю. И позволив Дилюку ещё раз крепко обнять себя, Кэйа быстрыми прыжками скрылся в предрассветном тумане. Больше они не виделись.