***
В целом, Аттвуд представляла всё самое худшее из возможного. Говорили они редко, коротко и по делу. Девушка выполняла свои обязанности, состоящие из готовки, уборки, стирки, вкалывания препаратов и растирания мазью пострадавшее лицо Соломонса. А ещё два раза в месяц она отвозила его к личному лекарю. Шарлотта не до конца понимала, что там происходило и какие процедуры творили с евреем. И по какой причине, имея огромное состояние, лекарь не мог приезжать к дому Соломонса сам. Когда всё заканчивалось и из кабинета выходил усталый хмурый мужчина, руки которого дрожали с каждым днём сильнее, как бы он не старался делать вид, что происходящее Алфи не волнует. Врач дал Шарлотте новую дозу лекарств, от количества которых, иной раз голова шла кругом. И неизменно оставалось лишь то, как Соломонс прожигал Аттвуд взглядом, от которого хотелось спрятаться и никогда больше не чувствовать, но сказать ему прекратить она боялась. У них бывали такие дни, в которые Соломонс после завтрака говорил ей надевать пальто и идти за ним. Они вместе с псом мужчины, Сирилом, гуляли вдоль берега моря, обдаваемый пронизывающим ветром, так же молча. Соломонс шёл медленно, едва передвигаясь, наваливаясь на бок, из-за чего ноги проваливались в мокрый песок, заставляя мужчину морщиться и смачно ругаться на знакомом уже для девушке иврите. Шарлотта даже выучила парочку грязных словечек, чем не сильно то гордилась. В этот раз он прошёл середину пути и грузно приземлился на песчаную землю, прикрыв глаза, и мыча что-то себе в бороду. Шарлотта, помявшись в нескольких шагах от мужчины, нерешительно присела рядом, сжимая продрогшими пальцами колени и исподтишка разглядывая Соломонса. Девушка отмечала, что он не является уродцем. Алфи — обладатель уникальной внешности, которая завораживает и пугает одновременно. Аттвуд боялась смотреть в изуродованную часть его лица и делала это лишь в случае нанесения лекарств от заражения и гноя. Сейчас же она сидела со здоровой стороны и это ничуть не мешало беззастенчиво разглядывать Соломонса, который, казалось вовсе не замечал этого, бродя по улочкам, известного только этому мужчине, разума. Аттвуд даже знать не хотела его мысли. После них можно было забыть что такое здоровый сон. — У меня что то на лице, Мисс Аттвуд? Соломонс резко повернул голову в сторону девушки, застав её врасплох и краешки ушей, не спрятанные за развевающимися по ветру волосами, покраснели. Мужчина в очередной раз усмехнулся. Заставлять Шарлотту чувствовать себя смущенной доставляло еврею истинное удовольствие. — Отнюдь, Мистер Соломонс. Просто нахожу вашу внешность привлекательной, — колко бросила Шарлотта, пытаясь не выдать так и наровившуюся расползтись по губам улыбку. Мужчина изумленно приподнял брови с такой силой, что складок на лбу прибавилось, по сравнению с теми, что до этого видела Аттвуд, а это происходило в мимике Соломонса довольно часто. Его безумный ураган мыслей начинал затихать. Словно стало пусто. Блаженно пусто. Найти слова на подколку вдруг острой на язык девчонки стало невозможно. Алфи Соломонса заткнули впервые за всю его хаотичную жизнь. От этого стало даже как-то спокойно. Еврей выдохнул прохладный воздух и потянулся, едва слушающейся его рукой, к кудрявым волосам, заправляя их никудышно, некоторые пряди вываливались назад на скулы, заставляя Алфи сжать челюсть и напрячь мышцы руки сильнее, на что тело отзывалось острой болью. Мужчина хотел одернуть руку от девушки, убоявшейся двинуться лишний раз, прислушиваясь к ощущениям от неожиданно нежных прикосновений гангстера. Она перехватила его ладонь и направила назад, к своим волосам. Двигая его подрагивающими грубыми пальцами по локонам, в этот раз уложив их за уши крепко, не давая ветру выбить из конструкции. — Нам пора вернуться домой, Алфи нужно сделать укол, — прохрипел мужчина и, вырвав руку из ладони Шарлотты, встал с песка слишком быстро, больше не наваливаясь на другой бок, позвал Сирила к себе и направился в сторону особняка, даже не взглянув на растерянную Аттвуд, продолжающую сидеть на нагретом месте. Он прекрасно чувствовал сверлящий его спину взгляд, продолжая идти и молясь кому угодно, чтобы подобное не повторилось. У него осталось так мало времени, в отличие от неё. Ему то уже все равно на себя. Соломонс не должен был допустить оставить след в сердце бедной девчонки.***
Шарлотта с тяжёлой отдышкой проснулась от звука разбитого стекла, долго соображая, что, черт возьми, только что произошло. Девушка перевела дух, зажмурив глаза и снова легла на кровать, не обращая внимания на то, как подсознание било тревогу. Что-то не так. Почему Шарлотта продолжала лежать? Распахнув глаза, Аттвуд судорожно встала с кровати, путаясь в собственных ногах и забывая надеть халат на спальную сорочку. Девушка ругала себя за проявленную безалаберность, зная, на кого работает. В первую очередь, на человека больного раком, без здравого рассудка. Чертыхнувшись, едва не запнувшись об пса, кружащего около двери хозяина с беспокойным завыванием, Шарлотта вошла в кабинет Соломонса, обнаружив на полу множество осколков и самого мужчину в предобморочном состоянии, на том же полу, грудь которого вздымалась слишком быстро, а изо рта свистели хрипы. Аттвуд, ловко лавируя между разбитым стеклом, достала из комода, предоставленный специально для неё, шприц и бутылек с морфием, способный сбить лихорадку Соломонса. Девушка, стараясь не напороться на осколки, присела напротив еврея, взяла его руку, нащупывая сбивчивый пульс. С легкой паникой, она поняла, что он слабый. Стараясь не навредить Алфи ещё больше, Аттвуд аккуратно сняла промокшую от пота рубашку. Щеки начинали гореть, стоило взгляду скользнуть по телу мужчины, но Шарлотта одернула себя. Не то время она выбрала, её босс находится при смерти. Шарлотта постучала по корпусу шприца кончиками пальцев, сдавила поршень, выдавливая пузырьки, вставила шприц в бутылёк с морфием и потянула поршень вниз, набирая жидкость, чуть было не роняя инструмент. Ещё раз нащупала нужную вену и вставила иглу в неё, выдавливая морфий внутрь. Спустя пару минут дыхание еврея пришло в норму, Аттвуд сухой тряпкой, найденной на диване, протерла лицо, шею и грудь мужчины, стараясь не выдавать собственную слабость в теле. — Аттвуд, — сипло бормотал Алфи, веки подрагивали, пытаясь снять расплывчатую пелену, — руки… Они не… — Все хорошо, Алфи, мы разберемся с этим, — Шарлотта всматривалась в глаза мужчины, даже не обратив внимание, как с губ сорвалось его имя. Все было так, как будто само собой разумеется. Алфи покачал головой, громко мыча и бормоча что-то на иврите, пытаясь встать, но все тело будто налилось свинцом, не давая сделать и движения. Это разозлило его и, зарычав, Соломонс начал двигаться, напарываясь на стекло. — Хара*! — яростно прошипел еврей, прижав раненный локоть к груди. Шарлотта лишь качала головой, не предпринимая попыток остановить мужчину. Она с самого начала поняла, в такие моменты лучше не лезть под горячую руку. Когда Соломонс стал спокойнее, приняв своё положение, он протянул окровавленный локоть Шарлотте. Без лишних слов, девушка пинцетом вынула осколки, обрабатывая рану и зашила её. Подумав некоторое время, Аттвуд оставила быстрый поцелуй на ранении. Соломонс, успевший задремать, напрягся, направляя взгляд на смущенную девушку. — Моя мама часто так делала, когда мы с Колином, моим братом, возвращались после прогулки избитые. Братец часто бился за мою честь, хотя прекрасно знал, что я могу за себя постоять, — с прерывистым смешком объяснила Аттвуд, убирая мед. инструменты в маленький саквояж. Затем смущенно осеклась, исподлобья кинув взгляд на Соломонса. — Прошу прощения, вам, возможно, не интересно слушать мою болтовню. — Нет, продолжай, — резче чем планировал, отозвался Алфи, чуть качнув головой. Мужчина откинул голову на подлокотник дивана, всем своим видом выражая готовность слушать. Аттвуд замерла, едва ли от неожиданности не сжав в кулак осколки, которые намеревалась собрать с пола. Осторожно выбросив их в ведёрко, она старалась припомнить детские воспоминания, которые сейчас оказались такими далекими, будто это происходило целые столетия назад. — Она — лучшая женщина, которая существует в моей жизни. Всё, что она делала, было для меня и Колина, даже когда в доме бесновал отец. Каждый раз, когда мы возвращались в синяках, порезах, все в грязи, — Шарлотта издала смешок, совершенно не замечая покатившихся слез на щеках. Как же давно она не вспоминала эти беззаботные дни. — Матушка не кричала на нас. Никогда. Только качала головой, называла нас своим личным ураганом и обрабатывала все повреждения, целуя каждое из них. Она будто забирала всю боль таким способом. Я же считала, что эти поцелуи выражают то, как чувствуется дом. Настоящий дом. Где тебя любят, заботятся, ждут. Каким бы ты ни был. Что бы не сотворил. Один поцелуй — и ты дома. Алфи стало не по себе от таких откровений. От того, что он испытывал, узнавая значение поцелуя на своей ране. Как эта девчонка вообще может говорить подобное? Как эта Аттвуд может давать ему шанс хоть раз почувствовать настоящий дом? Как она может такой глупостью начинать захватывать его умирающее сердце? Алфи свыкся со своей участью. Алфи не нужен дом. Алфи скоро сдохнет, как побитая псина, от гребаного рака и все мучения прекратятся. Не нужно Алфи оставлять после себя разбитое сердце. Не таким он хочет запомниться этой малышке Аттвуд. Пусть он лучше останется холодным чурбаном, нежели умершей любовью. Так ведь продолжать жить будет проще. — Алфи нужно поспать, — пробормотал мужчина, с пыхтением встав с пола, сжав покрепче трость и, сквозь стреляющую по всему телу боль, вышел из кабинета, даже не одарив растерянную Аттвуд взглядом, как бы не хотелось повернуться и рассмотреть Шарлотту, утереть застывшие на щеках слезы, прижав маленькую девчушку к своей груди. Нет. Алфи никогда этого не сделает. Следующее утро прошло в рассеянном состоянии. Шарлотта после ухода мужчины вернулась в свою постель, но глаз сомкнуть так и не смогла. Мысли заволокли голову, противно жужжали. Девушка старалась понять причины подобного поведения Соломонса, но как бы не приходила к какому-либо умозаключению, всё сводилось к одному — это просто Алфи Соломонс, еврейский гангстер, умирающий, темный и пугающий даже в таком состоянии. Но Шарлотту отчего-то влекло в эту мрачную темноту. Хотелось зайти туда со свечой и осветить себе путь к… К чему? Девушка смутилась от слова, так опасно вертевшегося на языке. Затем сознание начало уставать от тяжёлых грызущих чувств внутри и Шарлотта заснула. Проснувшись, это слово продолжало колоть кончик языка, но Аттвуд как могла отгоняла его. Не может она сказать это. Не по отношению к Алфи. Слишком неловко. Слишком страшно. Шарлотта решительно встала с кровати, решая закрыть подобные чувства за семью печатями. Ни к чему они им двоим. Заварив чай, Аттвуд отрешенно взглянула в окно, отметив, что к обеду возможен дождь. Нехорошо. Сегодня еженедельная проверка у врача. Машина может застрять в грязи. Вздохнув, девушка повернула голову в сторону Соломонса, спокойно жующего свой завтрак. Рядом, у ног хозяина, сопел Сирил. Если бы не обстоятельства, они вполне могли сойти на семейную пару со стороны. Шарлотта вспыхнула от таких смущающих рассуждений, тут же отвернувшись, не давая Алфи зацепиться глазами за покрасневшее лицо девушки. Сощурив глаза, еврей с пол минуты разглядывал фигуру Аттвуд, но не найдя ничего примечательного, продолжил трапезу, обдумывая нечто известное лишь ему. К огромному счастью, они успели доехать до госпиталя за пару минут до начала дождя. Аттвуд с раздражением представила, какая им предстоит дорога обратно. Машину можно заранее похоронить с доблестью за верную и долгую работу. Шарлотта обвела глазами Соломонса, спокойно дремлющего под капельницей, после изнурительных процедур, решив, что может задержаться взглядом на нем подольше, разглядывая уже впечатанный образ мужчины в памяти. Она помнит каждый шрам, каждую морщину, каждую доступно видимую родинку. И она точно запомнит его болезненную бледноту и залегшую под глазами тень. Запомнит потрескавшиеся сухие губы, которые манили к себе, словно ты под цыганским гипнозом. Знает, что неправильно, плохо всё закончится, но противостоять сил даже вынудить не хочет. Потому что знает — уже утонула, уже на дне. Шарлотта, медленно наклоняя голову набок, рассматривала бьющиеся об стекло окон капли дождя. Она крутила по кругу слова лекаря, пытаясь сдержать рвущуюся наружу отчаянную ярость. Алфи Соломонсу осталось шесть месяцев. Жалкие полгода. Даже не полноценный год. Он угасал с каждой минутой, руки его дрожали с последующими днями сильнее, иногда отказывая в элементарном. Алфи уже было тяжело держаться на ногах, Шарлотта видела всё. И она безнадежна в этом.***
Когда они вышли из здания под влажные мёрзлый ветер, старающийся заполонить собой каждую щель, Аттвуд нахмурилась, пытаясь прикинуть, сколько времени уйдёт на дорогу к дому Соломонса. Она будет не способна своими слабыми щуплыми руками толкать громадную машину из болот грязи, которые заполонили собой дороги. А Алфи после противоопухолевого препарата едва стоял на ногах. Единственное, он мог продержаться до самой кровати, но затем спать весь день, просыпаясь к двенадцати ночи. Всё что Соломонса волновало после пробуждения — его кабинет и виски. Много виски. Шарлотта перевела взгляд с унылых видов улицы на мужчину, неясными глазами смотрящего куда-то вдаль. Она не знала что сказать Алфи. Поведать ли о своих сомнениях. Перебирая озябшими пальцами ткань юбки и стараясь набраться храбрости просто открыть рот, Аттвуд вздрогнула, когда трость еврея произвела стук об камень лестницы госпитализированного заведения. Соломонс, покачиваясь, двинулся в неизвестную девушке сторону, которая никак не вела к машине, находящейся едва ли не у входа. Шарлотта так и не научилась нормально парковать машину, за что получала вполне заслуженное фырканье в свою сторону от работодателя. Она не чувствовала себя так, будто её гордость задета, слыша эту язвительность. Шарлотта давно научилась признавать свои ошибки. — Так и будете стоять истуканом, Мисс Аттвуд, или последуете за мной? — нетерпеливо отозвался Соломонс, вполоборота развернувшись к ней, — хочу кое-что показать вам. Мгновенное любопытство взяло своё и, приподняв вверх уголки губ, девушка быстро засеменила за евреем, прикидывая разнообразные места, куда Соломонс собирался отвести её. Дорога была недолгой, но, несмотря на это, Шарлотта различала среди городского шума тяжелое дыхание Соломонса. Тот и слова не вымолвил о своем дурном самочувствии, но она помнила ту самую ночь. Того Алфи Соломонса. Уязвимого мужчину, находящегося одной ногой на другой стороне. И, честно признаться, такой Соломонс пугал больше, чем если бы он наставил дуло пистолета ей в лоб, даже если опустить то, что в подобной ситуации Шарлотта никогда не была. И не хотела бы оказаться. Аттвуд, крепко задумавшись в последние минуты ходьбы, вначале не сообразила куда они зашли, но стоило темноте поглотить её, девушку охватила паника. Будто стараясь разглядеть что-то, Шарлотта вертела головой в разные стороны, почти до искр во тьме. Руки коснулось нечто теплое и шершавое, стало спокойнее и Аттвуд выдохнула, крепче сжав пальцами ладонь Соломонса. Прислушавшись к ощущениям, Шарлотта признала. Да, это рука Алфи Соломонса. Сжимает руку Шарлотты. И если бы не вмиг зажегшиеся лампы, девушку бы вновь охватило беспокойство. Она замерла. Королевский Дом Оперы, «Ковент-Гарден». Как он, черт возьми, узнал? — Откуда вы… Шарлотта не могла выдавить ничего, кроме этих мямлящих слов, с трепетом и щемящей в груди тоской осматривая сверкающий в свете красно-золотой зал. Сцена, державшаяся на каменных колоннах, величественно взывала к себе, очаровывая своей магией. Задремавшая в сердце музыка вновь лавиной накрыла девушку и она, не противясь, осторожными шагами направилась в самое сердце «Ковент — Гарден». — Один цыганский коршун напел, что вы получили возможность играть в оркестре его Величества, но, по некоторым обстоятельствам, отрезали себе путь к «великой мечте», которой добивались долгие годы, — прищурившись, заговорщицким тоном поделился Соломонс, упав в кресло второго ряда, — решил что… Стоит отблагодарить за ту ночь. Напомнить вам о том, к чему стоит заново стремиться после моей смерти. — Томас, — догадавшись о ком речь, прошипела под нос Аттвуд, нервно заламывая пальцы и кидая впредкушающие взгляды на сцену. Последние слова мужчины врезались в мысли, крутя их по кругу, словно в самом жутком кошмаре. Так происходит в последнюю неделю слишком часто, стоит Соломонсу или кому бы то ни было упоминать о скорой кончине мужчины. И всё же, Шарлотта заставила себя ухмыльнуться. — Что если я не захочу возвращаться сюда, Мистер Соломонс? — Считайте это моим предсмертным желанием. Девушка едва не издала истеричный смешок. Как же она ненавидит этого гнусного еврея в подобные моменты. — Вы просто невыносимы, Мистер Соломонс, — ворчала Аттвуд, направляясь к сцене, стараясь не подпрыгивать на ходу от нетерпения. — А у вас странные понятия о том как правильно благодарить человека, Мисс Аттвуд. Вас не учили манерам? — не остался в долгу с ответом еврей, откинувшись на мягкую спинку кресла и смыкая глаза. Девушка покачала головой на слова Соломонса, уже не сдерживая себя, широко улыбаясь. Она осторожно села рядом с арфой, разведя ноги по бокам и наклонив инструмент, положила его себе на плечо, чувствуя приятную тяжесть. Провела ладонями по корпусу, ощущая под подушечками холодное шероховатое дерево. Кожу знакомо закололо, стоило прикоснуться к струнам. Шарлотта прикрыла глаза, прислушиваясь к своему размеренному дыханию и тишине зала театра, затем вспомнила незамысловатую композицию, подходящую под спокойную атмосферу, царящую между ней и Соломонсом, поставила ногу на педаль и оставила себя. Все тревоги, страхи, терзания. Шарлотта вынесла их из себя с каждой отыгранной нотой. Она не слышала как Алфи оказался за её спиной. Как невесомо прошелся пальцами по точеным плечам, будто очерчивая их линии. Она забывалась в этих слишком ярких ощущениях. Шарлотта будто стала одной из этих натянутых на арфе струн, которая поддавалась рукам музыканта. Только в случае Аттвуд это руки Соломонса. Ей вдруг нестерпимо захотелось оказаться в коконе этих, напоминающих лапы, сильных руках. Шарлотта прекратила играть и откинулась спиной на живот Алфи, смотря ему в глаза снизу вверх, стараясь не думать о том, как неприлично это должно быть выглядит со стороны. Но щеки предательски налились заметной краснотой. Шарлотта чувствовала напряжение в теле еврея. Ладонь, все так же очерчивающая её плечи, опустилась на щеку. Девушку накрыл жар, растекающийся по всему телу. На мгновение ей показалось, будто лицо Соломонса стало ближе и Шарлотта могла почувствовать прерывистое дыхание на своем лбу, но это исчезло слишком быстро. Мужчина отошел и повернулся к ней спиной, спускаясь со сцены. Шарлотту зазнобило от резкого перепада температуры. Стало ощутимо холоднее. Опустив голову на свои руки, она не поняла, что опять пошло не так. Почему Алфи Соломонс отстранился в последний момент? От чего он не может дать то, что они оба так сильно хотят? Аттвуд встала со стула и направилась вслед за Алфи. Назад к тоскливому и такому одинокому дому на берегу океана.***
Прошло три дня. Алфи за эти сутки редко подавал голос, если Аттвуд заговаривала с ним. Стал более раздражительным, часто ворчал себе под нос на иврите, который девушка стала в свободное время подучивать и с гордостью осознавала, что иногда могла разобрать бормотание некогда неизвестных слов, а порой и мысленно отвечала ему на том же иврите. Вряд ли ей пригодится это достижение в последующей части жизни, но так Шарлотте хотелось думать, что она становится ближе к отстранённому и непредсказуемому еврею. День, медленно перетекающий в моросящий вечер, Алфи пожелал провести на прогулке с Сирилом на берегу. Шарлотта, стараясь унять громко бьющееся в груди от волнения сердце и радость, будто нехотя согласилась, накидывая на плечи пальто. Они размеренно брели почти что рядом с достигающими волнами, едва касаясь друг друга плечами. Аттвуд приоткрывала рот, но тут же плотно сжимала губы в линию. Нужные слова не находились. Сквозь трепыхающиеся на ветру волосы она искоса поглядывала на Алфи и его изуродованную часть лица, которая больше не казалась такой уж и мерзкой. Шарлотта не так давно привыкла к этому и Соломонс стал казаться даже привлекательным. В какой-то мере чарующим. Еврей остановился, вглядываясь куда то вдаль, а затем опустил глаза на девушку. Шарлотта неосознанно сделала шаг ближе, чуть ли не прижимаясь к нему. Соломонс замер, с любопытством наблюдая, какой далее последует шаг, но готовый отступить, если всё зайдет слишком далеко. Шарлотта тоже замерла, нерешительно приподнимая голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Воздух застрял в горле, Шарлотте хотелось прокашляться, но отрывать себя от взгляда, который будто видит насквозь, который будто раздевает, который будто полон нежности, она посчитала неправильным. Если Аттвуд сделала бы это и заглянула в синие льдины вновь, то ничего прежнего больше не увидела бы. Дрожащая рука приподнялась, нерешительно прикасаясь к небритой и заросшей бородой щеке, неуклюже попытавшись приласкать. Соломонс слишком громко выдохнул через нос. Он словно прислушивался к чему-то вновь открывшемуся в себе. А затем указал себе на своё место. Алфи Соломонс скоро станет кормом для червей. — Шарлотта, — выдохнул он её имя, наслаждаясь произнесенным, — Я не смогу тебе дать то, чего ты так желаешь. Нам следует прекратить это прямо сейчас, пока не станет слишком поздно, а ты будешь стоять у моей могилы с разбитым сердцем и незнанием, что делать дальше. Он отступил на шаг, затем ещё один и с отчаянием кинув на девушку взгляд, стараясь придать себе сил на очередной трусливый побег. И с каких пор Алфи Соломонс стал такой тряпкой? Прошипев ругательства, он крепче сжал в руке трость, не обращая внимания на впившийся металл колец в кожу, мужчина пытался убедить себя, что поступает правильно. — Нет! — вскрикнула Шарлотта и на мгновение, всего лишь на мгновение, испугалась своей решительности в голосе, произнесшим это слово. — Вы не понимаете. Ты не понимаешь. Всю свою жизнь я шла наедине с самой собой, думая, что всего, что имею — достаточно. Я не хотела отношений, подобно моим родителям. Я хотела простить мать и отца за их несчастье, и встретить мужчину, способного дать мне желаемое. Я хотела быть его светлой и тёмной, но, серьёзной, любовью. Затем появляешься ты, Алфи, и все встаёт на свои места. Я, наконец, нашла то, что искала, — Шарлотта заметила перемену в лице мужчины, все те эмоции, которые он скрывал от неё, а затем промелькнул страх и она поняла, все поняла. — И кроме того, Мистер Соломонс, что-то вы совсем зачахли в этом месте. Вместо того, чтобы думать о том, что можно «успеть» сделать, вы можете просто сделать это. И я знаю чего ты хочешь сейчас. Сделай это. У Алфи снесло крышу. И он сделал, что хочет. Вернулся к ней, стирая на песке проделанные шаги назад, грубо вплёл пальцы в кудрявые волосы и врезался своими потрескавшимися губами в её мягкие губы, надавливая на них и Шарлотта послушно приоткрыла рот, впуская язык Алфи. Аттвуд хныкала от переполняющих чувств, до ноющей боли сжимая пальцами ворот пальто Соломонса. Она хотела держать его вот так столько, что вечность покажется мелкой песчинкой на огромном пляже. Шарлотта поклялась себе, что именно это она и будет делать. Держать Алфи Соломонса.***
Полгода. Как и говорил врач. Размытый взгляд смотрел куда-то совершенно вдаль, лишь бы не на свежую могилу, которую зарыли едва ли не минут двадцать назад. Все собравшиеся давно разошлись. Только Шарлотта сил найти не могла. Она обещала себе держать его до самого конца, но когда Алфи покинул её, то отпустить оказалось тяжелее, сколько бы Шарлотта не убеждала себя последние пару недель жизни Алфи, что сделает это ради него. Хотя, одно желание она все же исполнила. Конверт с информацией о возвращении в королевский оркестр приятно гладил подушечки пальцев. Рядом оказался мужчина, пропахший виски и сигарами. Он несколько минут всматривался в могильную плиту. Затем зажег сигарету и протянул её Шарлотте. Девушка коротко взглянула на неё и отрицательно покачала головой. Раздался смешок. — Ты, наверное, единственная женщина из моего окружения, что не пристрастилась к сигаретам, — проговорил цыган, сделав затяжку. — Здравствуй, Томми, — с улыбкой сказала Шарлотта, наклонив голову в его сторону. — Миссис Соломонс, — почтительно кивнув, Шелби кидает откровенный взгляд на миниатюрное кольцо так органично смотрящееся на пальце девушки. Она смущенно потерла переносицу носа, не переставая улыбаться. — Я рада, что ты пришел, правда. Думаю, Алфи был бы рад тоже. — Ты слишком хорошего мнения о нем, Шарлотта, — покачал головой Томас, по доброму усмехаясь, — Он бы послал меня ко всем чертям. — Возможно, это ты слишком придирчив к нему. — Что собираешься делать дальше? — не собираясь продолжать шутливый спор, перевёл тему Шелби, — Алфи передал свой бизнес тебе? — Боже упаси, — сморщилась Миссис Соломонс, кидая на Томаса возмущенный взгляд, — Алфи прекрасно знал, что этот ваш грязный бизнес не для моих рук. Мне лишь достанутся пятьдесят процентов прибыли ежемесячно, но заведует всем этим некогда правая рука Алфи. Не знаю, можно ли доверять этому человеку, так, как когда-то ты доверял моему мужу. Но, как человек, он честный, насколько это вообще возможно в вашем деле, — Томас кивнул. Шарлотта умела разбираться в людях и семья Шелби всегда доверяла ей, когда та была с ними до убийства брата. После произошедшего она не желала иметь с ними ничего общего. — А меня ты всегда можешь найти в «Ковент — Гарден». — Ты вернулась туда? — в неверие удивился Шелби, приподняв брови. — Это было последним желанием Алфи, — произнесла девушка и устало вздохнула. Томас подал ей локоть и Шарлотта обвила его. Они медленно двигались по направлению к выходу с кладбища, молча думая, каждый о своём. Когда они достигли ворот, то Миссис Соломонс неловко отступила от Шелби, не зная, как попрощаться. — Шарлотта, — окликнул цыган, заставив девушку повернуться к нему, — Если тебе что-то понадобится, Шелби всегда придут на помощь. Любой из нас. Шарлотта тихо посмеялась, качая головой и поправляя мешающие волосы. Томас только сейчас заметил тёмные круги под глазами и пару морщин у глаз. Сколько же сил и ночей без сна у девушки ушло на подготовку похорон? А спали ли она за последние часы жизни Алфи? Мужчина нервно сжал руки в кулаки, терзая себя желанием помочь девчонке, чей брат отдал жизнь за козырьков. И сам Томас отправил Шарлотту к Соломонсу. Шелби будто проклятье для семьи Аттвуд. — Томми, я благодарна тебе за всё, что ты и твоя семья сделали для нас. Раньше я проклинала козырьков за смерть Колина, а сейчас понимаю, что этот оболтус в любом случае побежал бы за вами. Я или мама не смогли бы остановить его. И за работу у Алфи я благодарна. Особенно за неё, — в глазах Шарлотты промелькнула нежность, заставляя мужчину замереть, — Но я очень хочу, чтобы вы, Шелби, больше не появлялись в моей жизни. Томас потерялся на мгновение, но потом понимающе усмехнулся. — По приказу острых козырьков, ваше желание, Миссис Шарлотта Соломонс, будет исполнено.