Полёт чёрного ворона

Джон пришёл к тому проклятому зданию, возле которого он некогда хотел умереть и сам. Совсем недавно с этого строения сбросился один из важнейших людей в его жизни. Пусть Джон и не признавал этого вслух по определённым причинам. Да, он говорил, что Шерлок — его друг, но более личных подробностей не упоминал. Много Джон повидал смертей, но эту он едва был готов пережить. Как врач, он сотни раз наблюдал трупы. Но этот… Лучше бы Джон его никогда не видел. Лучше бы это всё оказалось кошмаром. Однако, к сожалению, случившееся было горькой правдой. Иногда даже слишком горькой. Раз смерть не забрала Джона с собой вместе с Шерлоком, значит нужно было продолжать бороться с жизнью. Но она сломала его. Сломала впервые на войне, сломала теперь самоубийством друга. Почему судьба так неблагосклонна к нему? Не мог просто так Джон пережить то, что собственными глазами видел полёт Шерлока с крыши, как чёрного ворона, хотя, казалось бы, совсем недавно они говорили по телефону. Шерлок оставил предсмертную записку голосом. И Джон понимал, что произойдёт что-то чудовищное, но был поражён. Оцепенел тогда, не зная, что делать. Когда Шерлок завершил звонок и выбросил сотовый на крышу, Джон смог только закричать и броситься к зданию. Но в целом он был уже бессилен. Простить себе слёзы военный врач не позволял. Он считал это ужаснейшей слабостью. И даже психотерапевт не переубедила его. И тем не менее он плакал, вспоминая разбитое лицо Шерлока. Бледное, в крови. Оно стояло у него перед глазами, как видение. И каждый раз по телу проходила дрожь от этого вида. А ещё Джон помнил то, как легко и быстро перед ним пронеслось тело Шерлока, летевшее с крыши многоэтажного здания. Кажется, что вместе с Холмсом, падавшим вниз, погибала и часть души Джона. Того шока Джон не забудет никогда. Он кричал, пока его оттаскивали прохожие от трупа лучшего друга. А затем тело быстро увезли, не дав эмоциям Ватсона выплеснуться. Всё произошло так быстро, что казалось почти нереальным. Джон иногда думал, что вот-вот пройдёт немного времени, а в запылённой комнате на Бейкер-стрит снова появится давний знакомый Холмс с улыбкой на вечно белом лице, потому что произошло некое убийство, стоившее его внимания. Что хотелось сделать Джону, когда он увидел тело Шерлока? Дотронуться до холодной руки, обнять, возможно. Он так редко это делал при жизни Холмса. Боялся быть осмеянным, боялся оказаться с разбитым сердцем. С ним, к сожалению, и оказался. Зря, наверное, Джон никак не проявлял чувства. Кто знает, что вышло бы из этого? Но сейчас уже было поздно. Он, конечно, помнил про отношение Шерлока к романтике. Холмс не терпел простых человеческих привязанностей, всегда был выше этого. Его мозг, работавший совершенно не так, как у остальных людей, казалось, вообще не обладал способностью к любви или эмпатии. И всё-таки Джон посеял мелкие зёрна простых человеческих чувств в этом социопате. По крайней мере, Ватсону хотелось в это верить. Допустил его самоубийство. Не остановил. Не продолжил разговор, хотя, наверное, мог. Как же Джон много продумал возможных вариантов развития событий. И он отдал бы половину своей пустой теперь жизни в обмен на то, чтобы Шерлок был жив. Это было лишь мечтой, фантазией, но чудеса ведь иногда случаются… Смерть была такой частой спутницей на войне. Её дыхание Джон ощущал каждый день, сталкиваясь с вереницей раненых. Он думал, что закалил свои нервы, превратил их в сталь. Так было и остаётся. Для всех людей, кроме самого себя. Про себя он знал, что один взгляд на надгробный камень с именем «Шерлок Холмс» может заставить его начать падать в пучину отчаяния, у которой, казалось, не было дна. Шерлока Холмса больше нет. И Джон Ватсон не был в состоянии с этим смириться. Он едва боролся с приступами не то плача, не то страха, смотря на знакомые завитки букв на чёрном надгробии. Чёрный — теперь навсегда цвет Шерлока Холмса. Цвет его полёта. И ничто не могло помочь Джону. Он продолжал ходить к психотерапевту, но его руки не поднимались написать хотя бы одну букву в блог. Потому что блог начинал сразу же напоминать о Шерлоке и совместных расследованиях. Когда-то это являлось рутиной, теперь же стало лишь мимолётным воспоминанием. И кто бы мог подумать, что всё завершится таким образом? А ведь так хорошо начиналось общение… Пусть необычно для Джона, но что-то было особенное в человеке, который по вашему загару и паре фраз узнаёт о том, что вы врач и были на войне. Не помешал чувствовать себя скверно и рабочий кабинет. Теперь Джон снова врач, правда, уже гражданский, но у Ватсона было ощущение, что он снова на войне. С самим собой, в частности. Однако в этой войне, кажется, не было победителя, только проигравший. И не близилось завершение, будто она была бесконечной. Каждый заголовок газеты, говоривший о «гениальном сыщике, совершившим самоубийство», словно объявлял новую битву Джону. Его иногда одолевали кошмары и внезапные репереживания. ПТСР никуда не уходило. Наоборот, наверное, немного усилилось из-за недавних событий. Психотерапевту рассказано о своих более личных и глубоких чувствах к Шерлоку, естественно, не было. Его бы не поняли, в этом Джон даже не сомневался. Как и сам Шерлок никогда бы не понял признания, поэтому Джон молчал. Да и вряд ли бы это остановило Холмса от задуманного. Но будь такой шанс реален, Джон не раздумывая бы нашёл нужные слова, чтобы высказать тщательно скрываемое. Суициду Шерлока не существовало оправданий в понимании Джона. Ватсон никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. Это казалось безумием, проклятым сном, галлюцинацией. Но, к сожалению, было реальностью, которая часто бывает хуже кошмаров. Холмс не должен был так поступать, должны были существовать другие выходы из положения, но… Какой это имело смысл теперь, когда Джон стоял возле того здания, с которого спрыгнул Шерлок, но обитатели которого продолжали жить своими привычными жизнями, словно ничего не было?