***
Разговор с главой не состоялся. Едва Мадара собрался с мыслями, чтобы убедить не трогать сестру, как явились разведчики со срочным донесением, что обнаружили стоянку одного из отрядов Сенджу. И Хашираму в их числе. Сознание Мадары тут же заволокло туманом из ослепляющей ненависти к тому, кто испоганил его жизнь одним только фактом существования. Он желал лишь поскорее избавиться от того, чьим именем его постоянно попрекали. И каждый раз рвался в бой с Хаширамой, как в последний, надеясь, что когда-нибудь это истязание кончится. Но из затянувшегося на недели сражения вновь вернулся раненым, еще сильнее, чем прежде, потеряв большую часть своего отряда. Спину буравили презрительные взгляды выживших, которые видели, как Мадара валялся, втоптанный в грязь, изнеможденный до крайности, а перед ним с усталой светлой улыбкой праведника стоял Хаширама, склонившись и протянув руку. Сенджу обещал мир, говорил, что хочет вытащить его из тьмы и страданий, что так будет лучше для всех. И они видели, как Мадара, пусть и кривя лицо, все же не надолго усомнился и пальцы его предательски дрогнули, на жалкое мгновение двинувшись в сторону Хаширамы. Но он отказался и послал Сенджу на все четыре стороны, проклял его и весь его род, зная, что именно этого от него требовал клан. И возвращался сейчас разбитым, ощущая в сердце одновременно пустоту и всепоглощающую боль. Закатное солнце оранжево-алым окрасило их возвращение и небо над воротами клана. Мадара бездумно смотрел вперед, волоча за собой гунбай, затупившийся и такой же бесполезный, каким ощущал себя Учиха. — Мадара… — Он вздрогнул, услышав знакомый голос, словно во сне, глухой и сломанный. У Изуны никогда не было такого голоса, но Мадара интуитивно почувствовал, что это она. Сестра вновь встречала его, но в этот раз, когда он поднял уставшие глаза, то застыл от ужаса, увидев всегда гордую и собранную Изуну поникшей, сгорбленной, с иссиня-черными волосами, разметавшимися по плечам, будто их силой выдернули из низкого хвоста. Застывший взгляд его опустился ниже и завороженно и не веря скользил по темно-бурым линиям, исчертившим бледные ноги Изуны, выглядывающие из-под разорванного в клочья темно-синего подола. Она стояла и дрожала, как лист на ветру, пока все же не сдвинулась с места навстречу ему и вцепилась расцарапанными посиневшими руками в плечи Мадары. И только тогда он опомнился, осознав, что призрак, которого напоминала сейчас сестра, ему не показался. — Изуна, — горло сдавило от переполнивших его эмоций. — Что случилось? Кто это сделал?! — он мигом ожил и, схватив ее за рукава, встряхнул, заставив посмотреть на себя. Потускневшие глаза Изуны впервые со смерти отца были полны слез. Долго вглядываясь в его лицо, она истерично рассмеялась, ударив его кулаком в грудь. — А я говорила… Говорила, что им плевать на нас! Аха, — задыхаясь выплюнула она и забилась, как сумасшедшая, когда он попытался удержать ее. — Они узнали, что ты проиграл… Пришли ко мне, сказали, что я должна расплатиться за твое поражение… Ах!.. я отбивалась, всю злость вложила, всю силу… — и, устало осев у него в руках, прошептала: — …но их было больше. Он слушал ее с нескрываемым ужасом. Холодом обдало спину, голову сжало, словно в тисках. Мадара слышал все, что она сказала сбивчато, будто в бреду, цепляясь за расколотое сознание. Изуна… Она же лишь немного слабее его самого, неужели у них хватило храбрости наброситься на нее и овладеть силой. Изуну… его сестру… единственное, что имело смысл, было важным… — Они… — задыхаясь от душившего гнева, рвавшегося из самых темных глубин его души, из пронзенного сердца, сказал он, чувствуя, как глаза заволокло красным, как нестерпимым огнем вспыхнули виски. — Отомсти им… За меня, за нас, — Изуна с каждым произнесенным словом только добавляла жара и он уже больше ничего не слышал, кроме нее, не чувствовал слабости в теле; гнев пробудил в нем второе дыхание, мощь которого способна была поглотить собой все. Он жаждал крови и справедливости, как никогда раньше. Словно злобный мстительный дух, Мадара приблизился к дому главы, когда горизонт окрасился красным, готовый в любой момент поглотить солнце. Бумажные двери сёдзе в мгновение ока разошлись рваными ранами, ощерившись поломанными деревянными перегородками. Внутри сидело несколько человек, но Мадара уже не различал кто есть кто — все казались врагами. Они подорвались с места, что-то закричали, но кулак Учихи уже полетел в одного из них. — Ты с ума сошел?! — краем уха уловил он чей-то вскрик и лишь взревел, став подобен древнему зверю из старинных сказаний. — Как вы посмели тронуть ее! — прорычал он, уже возвышаясь над первым поверженным с раскроенным черепом. — Вам мало было места моего отца?! — Она отказалась! Никто не принуждал ее к браку! — попытался хоть как-то прояснить ситуацию глава клана, которого Мадара все-таки выцепил взглядом. Но он не слышал его: в сознании всплыло растеразнное тело Изуны, та подранная одежда, которая красноречиво говорила о совершенном над ней насилии. Никакие другие слова не могли достучаться до него, все люди казались лживыми… Мадара жестко усмехнулся и напал на главу, удивительно быстро сломив его сопротивление, не дав тому использовать ни единой техники, ни одного приема. Что-то, ранее неведомое, руководило Мадарой, та сила, которой он еще никогда не чувствовал, пульсировала по вздутым от гнева венам. Шея главы с противным звуком хрустнула и его тело рухнуло, выскользнув из ослабших пальцев Мадары. Покачнувшись, он стоял в центре развороченной комнаты, глядя на все, как в первый раз. За спиной послышались шаги и Учиха заторможенно обернулся, скривив лицо в страшной гримасе. Но вместо очередного врага была Изуна и смотрела на него не как жертва, а вестница победы — с лицом полным торжества и долгожданного умиротворения. Она плавно скользнула в комнату, так, как всегда во время боя, изящно передвигалась с мечом, оставляя после себя смерть и боль. Беззастенчиво наступая на лужи крови, оставленные от убитых Мадарой, она подошла к нему и счастливо улыбнулась, обхватив ладонями его застывшее лицо. — Твои глаза, — благоговейно прошептала Изуна, большими пальцами стирая красные полосы, расчертившие щеки брата, — неужели ты пробудил тот самый Мангекьё шаринган? Я хотела, чтобы ты всем в клане доказал, что достоин быть главой, но теперь, только взглянув в эти глаза, никто и слова против сказать не сможет. — Изуна, — не понимая, что она говорила, произнес он пересохшими губами, — я отомстил. Их смерть окупит ту боль и оскорбление, что они тебе нанесли. — Мадара тяжело вздохнул, обхватив ее кисть ладонью и крепче прижавшись к ней щекой. Дикая усталость завладела им, он чувствовал такую слабость, что если бы не Изуна, то упал бы перед ней на колени, но она помогла ему осторожно опуститься и прижала тяжелую голову к своему плечу. — Мне не было больно, Мадара, — ласково убирая волосы с его лба, сказала она. — Я обманула тебя, чтобы ты начал действовать, чтобы занял положенное место. — Что? — тот дернулся, не сразу осознав, что услышал, а когда понял, то тут же подорвался с места, отцепив от себя ее руки, которыми она попыталась его удержать. — Ты сделала все это специально? Изуна вскинула подбородок, глядя на него снизу вверх, словно с вызовом, и, изогнув губы в усмешке, произнесла: — А ты хотел, чтобы меня правда изнасиловали? — Я бы ни за что не позволил этому случиться! — вспыхнул он, глядя на нее и не веря, что это его сестра, а не лживый демон, завладевший ее телом. — Тогда почему так легко поверил моему обману и пришел убить их? — Изуна широким жестом обвела комнату, показывая ему, что он натворил. Кроме тех двоих, которых он увидел первыми, здесь было еще несколько человек, с которыми он не раз сражался плечом к плечу. — Можешь проклинать меня, но прими, что принадлежит тебе по праву, — клан. И на этих словах в комнату ворвались люди, узнав о том, как разъяренный Мадара отправился в дом главы. Изуна среагировала быстрее и сложила пальцы у рта, готовясь обрушить на них огненную технику. — Что здесь происходит?! — потребовал кто-то объяснений. — Смена власти, — процедила Изуна и кивком головы указала на Мадару, в глазах которого все еще горел Мангекьё шаринган. — Или попытаесь оспорить? Воины колебались: они и так знали, что среди нет не было равного Мадаре, а теперь, с легендарным шаринганом, который в клане редко кто мог пробудить, и вовсе поняли, что не имели ни единого шанса. — Мадара — истинный наследник клана. Помяните память Таджимы и действуйте по закону наследования, — продолжала настаивать на своем Изуна, видя, что речи ее действовали. Воины отступали и кланялись, смиряясь и принимая нового главу, не смея даже думать о том, чтобы возразить. И Мадара стоял посреди этого абсурда, вновь обманутый, с раскалывающейся головой и роем неугомонных мыслей. Безумный смех вырвался из груди, до ужаса напугав многих. Изуна нахмурилась, жестом выгнала всех из комнаты и прижалась к его боку, успокаивающе поглаживая по сотрясающимся плечам. — Не прощай меня, ненавидь за то, что использовала так же, как и они, — увещевала она с искренним раскаянием, — но я это сделала из любви к тебе, а они из-за страха. — Из любви? — глухо, точно в горячке, прошептал он, повернувшись к ней лицом. И Изуна, замявшись на мгновение, поднялась на цыпочки, прикрыв глаза, и коротко поцеловала его в уголок рта. Мадара протяжно выдохнул, взглянув на нее так, как будто никогда не видел, совершенно новым взглядом. А она, осмелев, сильнее прильнула к нему упругим телом, жадно впившись в его губы, словно это было мечтой всей ее жизни, силясь увлечь его в этот неправильный поцелуй. Она решительно вела его, настойчиво пытаясь сломить его волю и заставить перешагнуть ту грань, что считалась запретной. Его губы в этот момент казались Изуне удивительно сладкими, а жаркое дыхание дурманящим и спасительным. Они оба были единственными друг у друга, особенно важными, сильно близкими. Изуна никогда не стремилась превзойти его, хоть в шутку и говорила, что обойдет при удачной возможности, но душой желала всегда только дополнять его, чтобы вместе они были единым целым. Но Мадара не поддался ее порыву и, схватив обе руки сестры, цепко обвившие его шею, лихорадочно сдернул их вниз, заставив Изуну ошарашенно вскрикнуть. Не успела она понять, что произошло, брат крепко вцепился ладонями ей в плечи и с такой силой встряхнул, что у нее клацнули зубы. И вонзился таким яростным взглядом, от которого невольно задрожали колени, а дыхание судорожно участилось. — М-мадара? — словно опомнившись от морока, непонимающе спросила она. — Что с тобой? — и вновь привычно потянулась к нему, но он не позволил сдвинуться с места, продолжая буравить ее. — Довольна? — процедил он, чувствуя, что чем больше смотрит на нее, тем сложнее злиться. Этим неожиданным поцелуем Изуна поселила в нем столько сомнений, что он никак не мог понять, как ему отреагировать на это. Образ сестры раздвоился: оставалась еще та прежняя Изуна, которую он знал всю свою жизнь, и тут появилась еще одна — что-то совершенно странное, страстное, порочное, что хотелось оттолкнуть от себя и оставить мысли чистыми. — Это то, чего ты добивалась? — О чем ты говоришь? — О том, чтобы я стал главой клана, — Мадара резко выдохнул и сильнее стиснул пальцы на ее коже, оставляя болезненные синяки. Изуна сморщилась, но стойко стерпела, ожидая, что он скажет дальше. — Ты же говорила, как тебе не нравится, как нас используют. А что в итоге? Использовала меня так же, как и они. Из любви? Ха! О какой любви ты говоришь? — А что? Я не могу любить собственного брата? — оскорбленным голосом произнесла она и грозно нахмурилась. — Я ценю нашу семью, от которой остались только мы с тобой. Я не позволю никому другому быть рядом с собой и никого не подпущу к тебе. И теперь, чтобы окончательно сделать нашу жизнь счастливой, я лично убью Хашираму! — Глаза Изуны сверкнули фанатичным блеском, никаких сомнений не оставалось в том, что она способна на это. — Не смей лезть к нему! — закричал Мадара, вновь встряхнув ее, но сестра тут же взвилась и вывернулась у него из рук, отскочив в сторону. — Еще чего! — зарычала она и оскалилась, точно волчица, когда он начал приближаться к ней. — После встречи с ним и начались все несчастья. Ты думаешь, я ему это прощу и позволю дальше терзать тебя? — Ненормальная, ты же погибнешь! — Брат переместился ей за спину, собираясь удержать, как будто она именно в этот момент рвалась разбираться с Сенджу, но Изуна вовремя обернулась и отпихнула его от себя. — Зато моя смерть от его руки точно заставит тебя отказаться от мира с ним! — выкрикнула она вне себя от негодования, ведь все делала только ради них, а он, глупый такой, не понимал. — Заткнись… — бросил он ей и бой все-таки завязался, когда она, вспыхнув от обиды, набросилась на него с кулаками, совсем забыв про выученные боевые приемы. Душа рвалась к справедливости, жаждала скорейшей расплаты и лелеяла надежду на то, что он осознает ради чего Изуна так старалась. Она шипела ругательства в сторону Хаширамы, кусалась и царапалась, как ёкай у святого храма, а он методично заламывал ей руки, распластав на полу, и ругался в ответ, пытаясь заставить ее успокоиться. Одежда у обоих сбилась, оголив разгоряченную кожу, свежие раны и царапины щипало от пота, надсадное дыхание с трудом пробиралось сквозь сжатые ребра. — Он сдохнет-сдохнет-сдохнет!.. — яростной скороговоркой выплюнула Изуна, когда, вонзилась зубами в ладонь, которой он закрыл ей рот, не в силах больше выслушивать все, что сестра думала о Хашираме и его брате. Каждое ее словно вгрызалось в его мозг и сводило с ума. Он уже не мог ее удерживать, понимая, что если перестарается, то что-нибудь сломает ей. И, с усталой злостью взглянув на ее покрасневшее лицо, облепленное растрепанными волосами, наткнулся на губы, победно продолжающие исторгать грязную брань. И что-то внутри него кольнуло, заставило поддаться неправильной мысли и двинуться навстречу этим неугомонным губам. Изуна задохнулась словами от удивления, когда почувствовала, как Мадара неловко, словно сомневаясь, прижался к ее рту. Все вылетело у нее из головы, только руки взвились вверх и притянули его ближе к себе, зарываясь нервными пальцами в длинные черные пряди, накрывшими их с двух сторон, словно покрывалом. Изуна целовала его так самозабвенно, полностью отдавая себя, что с каждым мгновением он все больше забывал о том, что под ним его сестра. Напряженное тело наполнилось жаром, распалилось, как печка, туманя сознание и не давая разуму больше ни шанса на то, чтобы прекратить. И чтобы окончательно сломить его, она прошептала: — Если отступишься, то я тебя не прощу. И, принимая ее вызов, Мадара сильнее вжал ее в залитый кровью пол.***
Клан Учиха с приходом на место главы Мадары первое время сильно преуспел в клановых войнах, прочно став единственным достойным противником для Сенджу. Выигранных сражений стало больше, границы расширились, как никогда раньше. Жизнь наладилась и количество смертей удивительно сократилось. Одно только оставалось коварно неизменным — невозможность победить Хашираму Сенджу в бою. Появление у Мадары Мангекьё шарингана сильно воодушевило не только его носителя, но и всех воинов клана, но радость была преждевременной. Легендарные глаза, которые считали чуть ли не глазами бога, оказались не способны сломить Хашираму. В различных кланах пошли слухи, что Хаширама и есть тот самый бог, который спустился на землю и благословил своим появлением клан Сенджу, что воцарился над всеми и великодушно предлагал побежденным присоединиться к ним. И только клан Учиха упрямо отказывался, украдкой подсматривая за тем, как жили те, кто принял руку, что предлагала им мир. Изуна злилась, боясь, что брат все же поддастся пагубному влиянию этого самопровозглашенного божка, и понимала, что с каждым разом силы ее влияния на Мадару иссякали день ото дня из-за накапливающейся усталости и разочарования. Неотделимой тенью она следовала за ним всегда и везде, не позволяя ни на минуту расслабиться и неустанно помнить о том, что Хаширама — их злейший враг, а клан Учиха достаточно могуч, чтобы всего добиться без чужой навязанной помощи. Нужно только перетерпеть, дождаться возможности, чтобы окончательно победить. Хашираме достаточно лишь раз проиграть, чтобы вся его власть рухнула. Только Мадара мог противостоять ему, но чего-то упорно не хватало, чтобы окончательно сломить Сенджу. Изуна целыми днями пропадала в клановых архивах, в храмах, пытаясь найти то, что может помочь. И даже сама пробудила Мангекьё, испробовала его в боях против Тобирамы, но сразу же поняла, что этого мало. Но, может быть, именно этого не хватало Мадаре для победы? Как отдать ему силу глаз Изуны? Ответа не находилось, старые истлевшие свитки валялись бесполезной грудой в комнате Изуны. Ей казалось, что настоящие боги насмехались над ее попытками сделать клан сильнее и наказали за частое использование божественных глаз — Мадара начал слепнуть. Перед следующей битвой, что нагрянула внезапно, Изуна волновалась сильнее всего и с тревогой посматривала на щурившегося Мадару, крепко сжимающего рукоять заточенного гунбая. Сама же Изуна нервно стучала пальцами по гарде катаны, стараясь не думать о том, что в конце этой битвы брат не увидит уже ничего. Она положила ладонь на его руку и Мадара, заметив это, ненадолго сцепил их пальцы, передавая Изуне немного своей уверенности. Для него бои с Хаширамой превратились в утомляющую обыденность с известным итогом, но он все еще верил, что в один момент все изменится. «На все пойду, но не позволю ему унижаться перед этим уродом», — мысленно твердила Изуна себе, чувствуя, как сегодня особенно неспокойно на сердце. Небо над ними было особенно хмуро, влажный воздух забирался в легкие, мешая дыханию, мелкий туман размыл все в радиусе нескольких метров. Ноги проваливались в грязь из-за недельных дождей, щедро оросивших землю влагой. Отряд Сенджу неторопливо, точно уже победили, вышел из тумана и бесстрашно выстроился напротив Учих. Изуна безошибочно выцепила взглядом Тобираму, что с холодным ожиданием смотрел на нее, скрестив руки на груди. С последнего боя у них еще остались счеты. Вот бы и его убить… Лезвие мелькнуло в опасной близости от лица, в тот же момент искры посыпались, когда один клинок столкнулся с другим. Изуна переместилась и сморщилась, почувствовав отдачу от удара, который приняла на себя. — Отвлекаешься, — бросил ей Тобирама, вновь нападая, не давая времени на передышку, чтобы хотя бы краем глаза посмотреть, как там Мадара. — Захлопнись, — грубо отрезала она, складывая печати для Огненного феникса, надеясь наконец-то испепелить меховой воротник на его доспехе и стереть надменное выражение лица. Он ни секунды не давал ей отдыха, заставляя каждый раз атаковать все бестолковее и слабее. Изуна понимала, что надо собраться, что Тобирама не тот противник, к которому хоть на мгновение можно повернуться спиной, но тут со стороны, где столкнулись Мадара с Хаширамой, раздался оглушительный грохот, заполыхало огнем и дым, которым заволокло все, не позволил рассмотреть сквозь него, что случилось. — Победил?.. — выдохнула она, бесполезно пытаясь хоть что-то увидеть. — Проиграл? Правый бок пронзило болью, заставив Изуну рухнуть на подкосившиеся ноги. Сознание ослепило красным. Она раскрыла рот в немом вопросе, все еще глядя широко распахнутыми глазами в дым и не понимая, что произошло. Битва вокруг замерла. Изуна услышала, как громко звякнул чей-то меч, упав на камни. Тело стало тяжелым, заваливалось в сторону, а теплая кровь залила собой все вокруг. Перед Изуной возник Тобирама с непонятным выражением лица, побледневшим и застывшим, словно восковая маска. Как будто и сам не поверил, что наконец-то смог задеть эту юркую Учиху, которая постоянно избегала его атак, а если находила брешь в его защите, то всегда резко и подло атаковала сама, оставляя после своего клинка ровные длинные порезы. И если бы не медицинские способности Хаширамы, то на его коже и места не осталось бы от шрамов. — Ты так глупо собралась сдохнуть? — спросил он, но не успел получить ответ, как в сторону его отпихнули чьи-то руки. Мадара примчался через все поле боя, сердцем почувствовав, что с сестрой что-то не так. Ошарашенный Хаширама, прибежал вслед за ним, и оба они увидели Изуну, стоящую на коленях в собственной луже крови. Брат сразу же придержал ее за плечи, судорожным взглядом осмотрел, надеясь, что рана все-таки не настолько глубокая, но губы Изуны синели и взгляд затуманился. Из последних сил она цеплялась за него, думая, что если перестанет чувствовать его, то пропадет безвозвратно. Лихорадочный взгляд метался с лица брата на помрачневшее небо, увешанное набежавшими тучами. — Рана серьезная… Я мог бы помочь, — прижавшись лбом к груди Мадары, услышала она омерзительный для ее слуха голос Хаширамы, который тут же затонул в раскате грома. Сверкнули молнии, прорезая небосвод на несколько неровных лоскутов. — А взамен? — глухо спросил Мадара, баюкая сестру в руках и не веря, что она может оставить его. — Если ты примешь мое предложение подписать мир. — А Хаширама молодец, не будет больше более удачного случая, чтобы предложить Мадаре это: он застиг его именно в тот момент, когда Мадара особенно слаб и уязвим, видя на своих руках раненную сестру. Но упрямство Изуны оказалось живее ее самой: она дернулась и искра гнева мелькнула во взгляде, кроваво-черным из-за все еще активированного Мангекьё, вспыхнула и тут же угасла, не сумев разжечься в настоящее пламя. — Не прощу… — одними губами прошептала она и все-таки потеряла сознание, исчерпав себя. Запомнила только то, как после очередного раската грома повалил ледяной дождь. Мир не подписали. Да и как ему состояться, если Изуна после ранения несколько дней пролежала без движения и признаков жизни. Рана оказалась опасной, она потеряла много крови, а толковых ирьёнинов в клане не нашлось. Мадара, отодвинув гордость, все чаще думал о том, чтобы написать Хашираме и попросить его все-таки помочь ей, но постоянно отгонял от себя эти мысли, считая, что такой слабости клан ему не простит. И сама Изуна не обрадуется, когда узнает о том, что Хаширама прикасался к ней. Учиха все эти дни просидел у ее постели, держал в руках ее ослабшую ладонь, не различая уже глазами, утратившими ясность, очертания выступающих вен. Он чувствовал едва прощупывающийся пульс на запястье, слыша, как собственное сердце пыталось подстроиться под него, но чужая жизнь ускользала быстрее. — Ма… дара, — произнесла Изуна так тихо, что он подумал, будто ему показалось, но тут же послышалось слабое шевеление одеяла. Сестра повернула голову в его сторону и помутневшим взглядом посмотрела в его осунувшееся лицо. — Ты здесь, — прошептала она и чуть дернула уголком губ в подобие улыбки. — Изуна, — он подскочил к ней, крепче обхватывая ладонями ее пальцы и притягивая ее руку ближе к себе. — Как ты могла так подставиться? — Беспокоилась о тебе… Твои глаза… Они не смогли сделать нашу жизнь лучше и теперь ты плохо видишь, а я… — она горько усмехнулась, — так глупо умираю. — Я хотел попросить, — признался Мадара, понимая, что это, возможно, единственный шанс, чтобы спасти ее. В голове не желала приживаться мысль о том, что Изуна действительно погибнет. Как сестра, которая всегда была рядом с ним, могла покинуть его? Немыслимо. — Шшш, — зашипела она, понимая, что он собирался сказать, и закрыла глаза, собираясь с духом. — Не смей. Сенджу не принесут никакого счастья. Они — убийственная отрава для нашего клана. — Ты же умрешь… — А ты будешь жить и помнить, кто меня убил. Сенджу убивают Учих, Учихи убивают Сенджу. Так всегда будет, пока один клан полностью не уничтожит другой. — Она помнила содержание тех бесполезных свитков с историей клана и ей всегда казалось несправедливым, что Сенджу оказывались на ступень выше Учих. Должна же когда-то закончиться эта закономерность. Должен быть выход… Но не ей его предназначалось найти. Она чувствовала, что исчерпала себя, что тело ей больше не подчинялось, только в груди еще теплились крупицы жизни, поддерживающие ее в сознании. И пока она еще дышит и ясно видит этот мир, хотелось сделать еще хоть что-то полезное перед смертью, даже после нее всегда оставаться рядом с братом, не только в его голове, но и в плоти. — Мадара, забери мои глаза и продолжи сражаться. — Ты что говоришь? — злоба на собственное бессилие душила его. В юности он достаточно насмотрелся на смерти братьев, их лица уже стерлись из его памяти, но Изуна была прямо перед ним, такая бледная, хрупкая, точно статуэтка, призрак былой себя. И он не хотел запомнить ее такой… — Я не позволю тебе умереть! Она хрипло рассмеялась, понимая, что не сегодня, так завтра ее жизнь оборвется. — Я люблю тебя, — севшим голосом произнесла она, с трудом нащупав его ладонь и притянув ее к своему лицу, накрыла ей глаза и зажмурилась. — Не отступайся. Я верю в тебя. Мадара долго отказывался исполнить последнюю волю сестры. Он корил себя в ее смерти, думая, что все еще мог что-то исправить, но подумал о клане, о ней, не поступил, как последний эгоист, желающий, чтобы она до конца его дней продолжила быть подле него. Мадара осознал, что всегда ощущал себя сильнее только тогда, когда она была за его спиной, шептала, что никогда не сомневалась в нем и что вместе они способны на все. И теперь они вновь воссоединились, когда глаза Изуны заменили его ослепшие: мир стал ярче во много раз, в крови переливалась совсем иная сила, пробудившая в Мадаре невиданные ранее способности. Но толку во всем этом, если клан вновь отвернулся от него, думая, что он против воли забрал новые глаза, и теперь больше некому зашивать его раны после сражений, не от кого взять то тепло, согревавшее его. Некому верить в него.