(не) знакомы

У Сигги были светлые, всегда собранные в хвост волосы, тонкие запястья и длинные изящные пальцы. У неё был немного странный взгляд и нескончаемый запас желтой одежды. Она была хрупкая, молчаливая и всегда улыбалась только краем рта, обычно — своим мыслям. А еще она никогда не гуляла с кем-то — всегда одна. Чаще всего качалась на качелях на площадке неподалеку от дома. Изредка уходила немного дальше, но почти сразу возвращалась назад. Ангрбода наблюдала за ней с любопытством. Обычно — с дерева. Иногда — с горки. Порой — сидя на верхней перекладине вертикальной металлической лестницы. Ангрбода любила забраться повыше. Еще она любила смотреть на Сигги. Они не были знакомы — даже имя её Ангрбода узнала случайно, когда мальчишка какой-то, одноклассник, наверное, позвал Сигги, предложив присоединиться к их большой шумной компании. Сигги отказалась, и ребята ушли, оставив их с Ангрбодой вдвоем на площадке. Это, почему-то, было приятно. Ангрбоде казалось, что они гуляют вместе, хотя они даже не говорили друг с другом ни разу. Это было и не нужно. Ангрбода знала её имя, знала, что она любит желтый и качаться на качелях, знала, где она живет. Ангрбода плохо запоминала лица, но её лицо помнила в деталях — тонкие розовые губы, четко очерченные скулы, аккуратный круглый подбородок. Задумчивые голубые глаза и светлые брови. Летом, когда солнце навещало их северный край чаще, у неё на носу золотой пылью рассыпались веснушки, и Ангрбоде казалось, что нет на свете ничего прекраснее. Сигги была поцелованная солнцем, и её белые кроссовки упирались в небо, когда скрипящая старая качель подлетала вверх. У Ангрбоды пентаграмма висела на шее на черном шнурке, свободные штаны вечно были испачканы землей или дорожной пылью и ладони были ободраны о шершавую древесную кору. Ангрбода умела рисовать стрелки, расчесывалась исключительно пальцами и на четырнадцатый день рождения выпросила у отца кожаную черную куртку, игнорируя тяжелые вздохи своей пахнущей жасмином мягкой светлой матери. Ангрбода на мать была не похожа ровно ничем, но любила её не меньше, чем отца. Сигги она любила тоже, пусть формально они и не были знакомы. На деле они уже четыре года гуляли на одной площадке, улыбались друг другу при встрече и знали имена и привычки друг друга. На деле Ангрбода всегда провожала её до дома, не сокращая, впрочем, дистанцию. Как-то она пришла на площадку, а Сигги сидела на качелях и беззвучно плакала. Ангрбода сократила расстояние до неё в несколько широких шагов, оперлась о металлическую перекладину и спросила: — Что случилось? Сигги была бледнее обычного, и её длинные светлые ресницы слиплись от слез. Она не возмутилась, не промолчала и не отвернулась. Посмотрела Ангрбоде в глаза своими печальными голубыми, шмыгнула носом и просто ответила: — Родители разводятся. Ангрбода охнула, точно получила удар под дых. Она не стала говорить «мне жаль», потому что терпеть не могла этой нелепой поверхностной фразы, не передающей и доли испытываемых чувств. — Они окончательно решили? — спросила, немного подумав. — Может, помирятся еще? — Не помирятся, — шепнула Сигги еле слышно, потому что губы задрожали и голос затерялся в сведенном горечью горле. Она подняла глаза к небу, но слезы все равно переливались через край и струились по щекам. У Ангрбоды сжалось сердце и кулаки. Она не хотела, чтобы Сигги плакала, и злилась, что ничего не может сделать. Если бы её кто-то обидел, Ангрбода бы нашла его и поколотила. Но что можно сделать с разводом чужих родителей? Кулаки тут явно бессильны. — Хочешь…покачаю тебя? — спросила Ангрбода, чтобы не молчать. Сигги посмотрела удивленно, а потом кивнула. — Давай. Только не сильно. И Ангрбода качала её долго-долго, пока Сигги не перестала плакать и не спрыгнула на землю легко, как кошка. Потом она вытерла глаза рукавом своей желтой толстовки, шмыгнула носом и сказала: — Может, сходим куда-нибудь? Ангрбода согласилась, не думая, и зачем-то протянула ладонь, а Сигги улыбнулась бледно и взяла её за руку. И казалось, что они знакомы целую вечность и знают, куда идти. Ноги завели их в парк, и девочки сели на траву возле приглянувшегося дерева, не сговариваясь решив проигнорировать существование скамеек. — А почему твои родители разводятся? — не удержалась Ангрбода, но тут же прикусила язык, мысленно обругав себя за бестактность. Но Сигги, вопреки её опасению, не расплакалась снова. Только вздохнула и облокотилась затылком о древесный ствол, уже выплакав, должно быть, все слезы. — Мама сказала, что папа изменил ей с каким-то престарелым извращенцем. Ангрбода прыснула. — Шутишь? — Нет, так прямо и сказала, — чуть улыбнулась Сигги. — С боссом своим, что ли? Я не очень поняла. — Не очень похоже на правду. — Определенно не похоже, — согласилась Сигги. — Но ей нужен был повод. Она поджала губы и нахмурилась, поправив перекрутившиеся на руке фенечки, а Ангрбода подвинулась чуть ближе и повернула голову, не пряча любопытного взгляда. Должно быть, это было неприлично — так откровенно пялиться, но Ангрбода не могла удержаться. Никогда они еще не сидели так близко, чтобы она могла рассмотреть мельчайшие детали лица Сигги, почувствовать запах её волос и кожи. — С кем ты останешься, когда твои родители разведутся? — С отцом, — не задумываясь, ответила Сигги. — Мы с матерью…никогда не были близки. — И ты не осуждаешь его? — спросила Ангрбода. — За что? — Ну, за то, что он изменил твоей маме с престарелым извращенцем. Сигги посмотрела на неё возмущенно, покраснев, но потом вдруг рассмеялась: звонко, облегченно, будто все это время несла на спине тяжеленный рюкзак, а тут наконец смогла поставить его на землю и разогнуться. Ангрбода улыбнулась, почувствовав разлившееся в груди тепло. — Я никогда раньше не слышала твой смех, — заметила она. — Мне нравится, когда ты смеешься. Сигги покраснела еще сильнее, смутившись, а потом вдруг сняла одну из фенечек со своего тонкого белого запястья и надела её на руку Ангрбоде. Та посмотрела на переплетение зеленых и белых нитей удивленно и осторожно коснулась подарка, словно проверяя, не мерещится ли он ей. — Давай обменяемся телефонами? — предложила Сигги. — Я бы не хотела потерять с тобой связь, если мы с папой вдруг переедем. И добавила, немного помолчав: — Мне отчего-то кажется, что мы с тобой целую жизнь знакомы… На следующий день Ангрбода караулила её у дома с букетом одуванчиков в руке. Сигги ведь любила желтый. А Ангрбода любила Сигги.