Рабочие будни госбезопасности

Если бы не та досадная задержка на перекрестке Большой Лубянки и Сретенского переулка, кто знает, как стали бы развиваться дальнейшие события. Надо же было такому случиться, чтобы именно тогда, когда они летели по вызову, старая водовозная телега столкнулась с новенькой блестящей «Эмкой». Водитель «Эмки», полноватый мужчина с эспаньолкой, громко убеждал зевак в своей полной невиновности, даже попытался вовлечь Барышева в противостояние как «представителя органов». Барышев же, раздосадованный внезапным препятствием, грубо и резко осадил бородача, выдернул рукав кителя из цепких пальчиков, и приказал ехать в объезд, дворами. Когда они наконец добрались до места, услышали звуки перестрелки. К нему добавлялось характерное низкое гудение. Барышев знаком отправил двоих на черную лестницу, перекрыть выход, сам же с остальными побежал к дверям, на ходу вытаскивая из ножен шашку. Он уже убедился, что если этот немчура Юларен просит содействия, то придется вспоминать горячие деньки Гражданской и махаться шашкой. Так вышло и на этот раз. Костенко ударом ноги выбил хлипкую дверь, кинул гранату. Через секунду грохнул взрыв, посыпалась пыль и штукатурка, уши заложило от истошного женского визга. Они ворвались внутрь. На полу крутилась девица-чертяка с венчиком маленьких рожек на лысой голове. Она пыталась то подобрать красно-фиолетовые кишки, вываливающиеся из развороченного живота, то пережать культю левой руки, из которой текла кровь. Костенко выстрелил прямо в раскрытый рот, и голова девицы разлетелась ошметками крови и мозгов, забрызгав гладкую светло-серую стену. Едва не поскользнувшись на мокром полу, Барышев пробежал дальше и оказался в большом ангаре, заставленном разноцветными ящиками в рост человека. Гудение стало громче. Барышев заглянул за угол ящика. Так и есть — еще один чертяка в бесстыдно облегающем трико отражал светящейся палкой зеленые молнии, летевшие из-за контейнеров. Увидев Барышева, чертяка протянул к нему руку и сказал властным голосом: — Вам нет нужды вмешиваться, это наше дело! Мелкий мусор, обрывки газет и камешки улетели куда-то назад, Барышев же устоял. — Да нихуя! — сказал он, крутанул шашкой и шагнул к чертяке, отметив, как снисходительное высокомерие в его глазах сменилось искренним удивлением и непониманием, когда стальная шашка удержала синюю палку. — Накось выкуси, — почти пропел Барышев и подло ударил того ниже живота. Чертяка не ожидал, согнулся почти пополам, но успел отразить долгий, с оттяжечкой удар Барышева. С минуту они кружили между контейнеров, то обмениваясь ударами, то отступая. В какой-то момент Барышев сделал вид, что пошатнулся и потерял равновесие. Его противник радостно ухмыльнулся, рванулся вперед. Барышев отшатнулся, позволяя тому по инерции пролететь вперед, и рубанул наотмашь по руке. Из обрубка хлестнула кровь. Кисть с зажатой светящейся палкой упала на пол. Палка тут же погасла и сжалась до небольшого цилиндра. Чертяка взвыл, развернулся на месте, но не успел ничего сделать — Барышев подскочил к нему и ударом рукояти отправил в нокаут. Он помнил, что Юларена интересуют такие вот типчики. Перестрелка продолжалась. Судя по звукам, где-то в глубине ангара. Пока Барышев разбирался с этим чертом, его бойцы преодолели лабиринт контейнеров — кроме визга бластеров, были слышны и обычные выстрелы. За следующей вереницей контейнеров Барышева ждал новый сюрприз — огромная лохматая черная с рыжими пятнами обезьяна, совершенно голая, если не считать патронташа через плечо и огромного арбалета. Она что-то проревела, что-то ругательное, судя по интонациям, вскинула арбалет и неожиданно рухнула на колени. Ее правый глаз взорвался кровавым фонтанчиком, на затылке образовалась дыра размером в кулак. Барышев вспомнил, что у одного из бойцов, отправленных перекрыть черный ход, была «трехлинейка» с оптикой. Когда Барышев добрался до забаррикадировавшегося в подсобке Юларена, все уже закончилось. Молодежь и на этот раз оказалась быстрее. Сейчас они суетились вместе с коллегами, оказывая первую помощь пострадавшим, тем, кому еще нужна была помощь. — Зато я твоего жида оглушил, — сообщил он, рассматривая залитое кровью лицо Юларена, протянул платок. — Джедая, — поморщился тот, вытирая кровь. — Да какая разница, — отмахнулся Барышев. — Он там валяется, смотри, чтобы не сбежал. Будет неудобно по Москве за ним гоняться. — Уже повязали, спасибо. Барышев вытащил еще один платок, вытер кровь с шашки, сунул шашку в ножны, поинтересовался: — Что на этот раз? — Барон Унгерн — говорит что-нибудь? — Так его же расстреляли, — присвистнул Барышев. — У нас имеются другие сведения, — сухо сказал Юларен. — В частности, что он должен был появиться здесь. — Но что-то пошло не так, и теперь он разгуливает по Москве. Вот спасибо за подарок. Мне же никто не поверит. — У нас есть материалы. — И вы молчали? — Мы собирали данные, когда выяснили, кто он, сами не поверили. В общем, официально просим помощи. — Поможем нашим имперским товарищам, — со вздохом сказал Барышев. — Кто тебя так-то? — Не поверишь, щепкой зацепило. Все материалы у меня в кабинете. — Как знал, когда выписывал себе командировку на Корусант. Костенко! — Я! — Собираешь всех по нашей части и возвращаешься, я на Корусант с товарищем Юлареном. Подготовь ориентировки по барону Унгерну. — Так точно, — отсалютовал Костенко. — Осталось понять, что именно барон забыл у вас и, главное, как к вам попал. — Я бы тоже очень хотел это знать, — отозвался Юларен. — Следствие покажет.