Исполняя долг

      Гвардейцу снилась королева.       Не первый раз уже снилась, надо сказать. Вспоминая об этих снах, парень, всего несколько месяцев назад поступивший на службу, неудержимо краснел, но поделать с собой ничего не мог. К счастью, другую реакцию на воспоминания надёжно скрывал удачный покрой форменных брюк.       В этот раз королева была одета. Более того, она была в маске – воображение решило не дорисовывать черты лица, о которых молодой гвардеец мог только догадываться. Руки Её Величества были обтянуты тонкими белыми перчатками. Но тело, полностью скрытое от взгляда, почему-то возбуждало ещё сильнее. Член туго натянул брюки. В горле пересохло. Но спина осталась гордо выпрямленной. Ибо гвардеец только что исполнил свой долг. Он поймал шпиона.       Мужик был высоким и крепким. Даже по меркам королевской гвардии, куда никогда не брали дохляков. Гвардейцу бы не поздоровилось, если бы не эффект неожиданности. Потому что злодей шёл по королевскому дворцу так уверенно, будто находился у себя дома. И явно не ожидал нападения. Вот и сидел теперь на полу у стеночки – с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам. Затягивая верёвку на жилистых лодыжках, пропуская её под полусогнутыми коленями, обвивая мощные бёдра, гвардеец вдруг подумал, что мужик ведь может как-нибудь хитро извернуться, ухватить его связанными спереди руками за шею, повалить на своё могучее тело, и они покатятся по полу, сплетясь, как два диких зверя в страстной горячке смертельной схватки… Да, прямо здесь, в коридоре перед покоями королевы.       А почему, собственно, они в коридоре перед покоями королевы?       Неважно. Это сон. И речь вообще не о том! Какой, к хуям собачьим, мужик?!       Гвардейцу снилась королева!       Её Величество появилась неожиданно, посмотрела на связанного шпиона и разом как будто сделалась выше, значительнее… яростнее. Гнев владычицы Истока, казалось, отразился даже на неподвижной маске. Гвардеец сглотнул. Член увеличился так, что, пожалуй, даже форма уже не могла спасти от позора.       Королева медленно подошла ближе. И ещё ближе. Остановилась в полушаге. Помолчала, как будто прислушиваясь к стуку ошалевшего сердца гвардейца. По телу пробежали электрические разряды. От её близости. От ожидания наказания, которое – теперь он знал это абсолютно точно – неминуемо постигнет его. О, принять наказание от её руки… Гвардеец едва сдержал сладостную дрожь, когда королевская маска приблизилась к его лицу, и дыхание обожгло щёку сквозь прорезь в позолоченной керамике.       – На кухню, – прошептала королева, и волосы на шее гвардейца поднялись от пробежавших по коже мурашек. – Чистить. Картошку.       Гвардеец проснулся от ужаса. И сам не понял, что именно так его напугало. Не картошка же, в самом деле? Может быть, неожиданно кровожадные ноты в голосе королевы? При мысли о её голосе он вновь почувствовал, как напрягается, каменеет низ живота. Гвардеец запустил руку под одеяло. Обхватил крепкой ладонью налившийся твёрдостью член. Провёл вниз. Вверх. Снова вниз. По телу прокатилась волна горячей дрожи, и мужчина издал тихий хрип, подавив рвущийся из горла стон наслаждения.

***

      Яне снился Виктор.       Смелый, сильный Виктор. Почему-то связанный. Сидящий на полу в коридоре перед её покоями. Он смотрел на неё снизу вверх, и это было так непривычно, так странно приятно, так… Так.       Сердце забилось горячо и сильно, когда Яна опустилась на колени рядом с Виктором. Руки под тканью перчаток покрылись мурашками. Кровь настойчиво запульсировала в кончиках пальцев. И не только в них. Но пальцам Яна всё же дала волю. Стянула перчатку. Осторожно провела рукой по щеке Виктора. По его мужественному подбородку. По вздрагивающей от ударов пульса шее.       Маска мешала смотреть, и Яна стянула её тоже, отбросила в сторону. Мелкие осколки разлетелись по коридору.       Опустив взгляд, королева долго смотрела на туго стянутые запястья Виктора. Грубая верёвка впилась в кожу, и Яна попыталась ослабить путы. Удалось не сразу, но в конце концов узел поддался и верёвка соскользнула на пол, оставив на запястьях глубокие красные полосы. Королева облизнула губы и, поддавшись порыву, провела по этим полосам языком – как кошка, что зализывает раны. Она ухватилась за верёвку, обвивавшую бёдра Виктора. Потянула вниз. И услышала стон, приглушённый кляпом. Этот стон проломил какую-то плотину в груди, в голове, во всём теле.       Яна коснулась кляпа, но почти сразу отвела руку.       «Он снова назовёт меня Её Величеством».       И она, не обращая внимания на затыкающую рот Виктора ткань, прижалась губами к уголку его губ.       И принялась расстёгивать на майоре рубашку.       Яна проснулась в тишине королевской спальни. Темноту прорезал голубой свет, льющийся из её собственных глаз. Она снова смежила веки, пытаясь вернуть сновидение, но образы меркли, ускользали. Более того – теперь они вызывали стыд, и щёки жгло от прихлынувшей крови.       Яна вздохнула, перевернулась на другой бок и крепко обняла подушку.       В конце концов, она королева. А долг королевы – усмирить своё сердце, пожертвовав личным счастьем ради блага народа. И ради блага Виктора, который мог бы принадлежать ей только таким – связанным и с кляпом во рту.       Играя бликами голубого света, из глаз королевы покатились слёзы.

***

      Долану снилась картошка.       Много картошки.       Он шёл через кухню королевского дворца (и как только там оказался?). И почему-то все, на кого падал взгляд, - повара, слуги и даже невесть как оказавшийся здесь королевский гвардеец – чистили картошку. Ножи надрезали тонкую кожуру, и от этого по всей кухне разносился протяжный, тонкий, на грани слышимости, стон…       Долан проснулся в холодном поту. Обнаружил себя в рабочем кабинете, за столом. Ко лбу приклеилась фотография, прилагавшаяся к делу, над которым он ломал голову вот уже третий день. Забывая о сне и о еде, разумеется. Служебный долг, чтоб его. На фотографии был запечатлён труп. Обгоревший, с покрывшейся уродливыми волдырями и почерневшей кожей. В тех местах, где кожа вообще осталась, а не была аккуратно срезана ножом.       Как кожура с картошки, да.       Спать надо чаще, Виктор.       И дольше.       И не на работе.       И не на голодный желудок.

***

      А картошке ничего не снилось. Кого вообще интересуют сны картошки? Кого интересует боль клубня, который безропотно позволяет заживо срезать с себя кожу? Который позволяет расчленять, кромсать своё тело неумелыми солдатскими руками. Который теряет себя в бурлящей воде или корчится в брызгах кипящего масла на раскалённой сковороде. Какие вообще могут быть сны при такой скоротечной и жестокой жизни?       Нет, картошке ничего не снилось.       Картошка, рождённая для того, чтобы накормить голодных, молча и стойко исполняла свой долг.       Своё истинное предназначение.