Уж лучше бы граната

Он пришел в себя на полу, в какой-то отвратительной маленькой комнатушке с голыми бетонными стенами. Кто он? Предстояло вспомнить очень многое. И он вспомнил. Драган Вукович, сербский солдат. Во время ожесточенного боя за Книн почти всех солдат из его группы положили, а он — единственный выживший — попал в плен к хорватам. Незавидная участь. И Драган отсчитывал последние часы до своей смерти — время тянулось невыносимо медленно, оно будто стояло на месте, застыв в капле смолы как доисторический паук. «Ничего… Выберемся. Может быть…» — успокаивал себя Вукович. Это было скорее формальностью, чтобы не сойти с ума. Сильно болела грудь, где-то справа — как бы не были сломаны ребра. На лице и возле затылка Драган нащупал кровоподтеки и ссадины, на боку военной куртки тоже растеклось красное пятно. Не повезло, очень не повезло. Почему-то перед глазами стояло последнее воспоминание — взрыв гранаты в нескольких метрах от последних уцелевших солдат. И эта граната пощадила только его одного — Вуковича. Отсрочила смерть на неопределенный, но явно короткий срок. Тишина била по ушам хуже отбойного молотка. Неизвестно, что делать дальше, какая будет смерть, будут ли враги мучить и издеваться или просто пустят пулю в затылок. «Уж лучше бы граната» За дверью слышны шаги тяжелых берцев. Вукович рефлекторно сжался и бок заболел еще сильнее. Значит, его конец зависит только от владельца этих берцев. — Ну что, скотина четническая, подъем! — дверь выбили ударом ноги. В проеме двери показался высокий хорватский военный. Он довольно ухмылялся. Волосы у него были длинными, выглядывали из-под черного берета. Так могли выглядеть только хорваты, этот вполне еще ничего для врага. Срань, сейчас не время для этого долбаного любования, они все одинаково мерзкие! Вукович кинул на военного взгляд, полный ненависти и какого-то загробного отчаяния: — Да и делай, что хочешь. Знаю, убьешь. Можешь даже отрезать ухо, мне все равно. — Ну, отрезать тебе ухо будет слишком скучно, — заухмылялся хорват. Драган выдержал паузу, попутно прикидывая все ужасные сцены, что могли с ним произойти. — Ненавижу вас всех! — на лице хорвата улыбки больше не было. Зато серб узнал его — какая-то важная шишка вроде командира какой-то там боевой единицы. Марко Перкович, он же Томпсон, как его прозвали из-за любимого пистолет-пулемета. — Не поверишь, но это взаимно, — Вукович решил, что терять ему нечего, поэтому позволил себе такой тон. Томпсон нарочито медленными шагами подошел к полулежащему сербу и презрительно потрогал начищенным берцем его окровавленный бок. — Уебище, сейчас я тебе покажу Книн лично и персонально! — и ботинок Перковича с глухим звуком впечатался аккурат в кровавое пятно. Драган издал какой-то то ли писк, то ли стон, согнулся насколько это было возможно. Было не столько больно, сколько погано: жизнь закончится таким неблагодарным образом. Блядская война, все это блядское! «Почему не граната?» Томпсон опустился на одно колено и притворно-ласково взял сербского солдата за подбородок. Вукович попытался вывернуться, но хорват моментально сжал пальцы, прервав его движение. — Больно, да? Ничего, сейчас будет еще больнее, сейчас мы с тобой поиграем в одну очень увлекательную игру, — отвратительным псевдозаботливым голосом продолжил хорват. Он резко встал и снова ударил серба ногой. Тому ничего не оставалось кроме как безвыходно терпеть, молчать и молиться, чтоб смерть пришла быстрее. Марко рывком схватил Драгана за воротник куртки и медленно приподнял над полом: — Переворот, сука! Спиной ко мне! Вукович безвольно перевернулся спиной к хорвату, чуть не упав на пол снова. Хорват, неожиданно для сербского солдата, стянул с него штаны и прижал к стене всем корпусом. Драган был до ужаса возмущен таким поведением, но ничего не мог с этим сделать. Он все чаще думал про гранату. — Честно, лучше сразу убей, — слабым голосом проговорил серб, чувствуя весь позор происходящего. Перкович недвусмысленно промолчал, но лучше бы он сказал хоть что-нибудь. Это было до жути унизительно, просто невозможно. Все эти движения, ощущения, все было очень чужим и незнакомым, еще и в такой обстановке. Вукович продолжал молча терпеть всю эту отвратительную дрянь. Раз так хочет — пусть получит, все равно уже ничего не сделать. — Ты не достоин ничего, кроме такой концовки твоей никчемной жизни! — хриплым прокуренным голосом прорычал Марко на ухо Драгану, продолжая выполнять задуманное. Серб только поморщился. Его чувства в этот момент были похожи на сгнивший труп крысы в городской канаве. Это продолжалось до блевоты долго, когда же Перкович успокоится… «Они все там такие отбитые на голову извращенцы? Какие же они все моральные уроды». — Да чтоб тебя черти кочергой в аду ебали еще сильнее! — закричал хорват Драгану, делая финальные толчки. Глаза Перковича на несколько секунд закатились от тянущего чувства горячей судороги, пробившей его до самого низа живота и дальше. Затем Томпсон с отвращением отбросил серба в сторону, как использованный расходный материал. «Наконец-то это закончилось» — в голове Вуковича крутилось только это. Он уже не боялся умереть, он откровенно этого хотел. Обессиленный, обесчещенный, сломанный и почти что труп. Расходник — как для своих генералов, так и для врагов. — Теперь ты доволен? — еле слышно спросил Драган, пытаясь застегнуть молнию на штанах. Марко отошел на два метра от сербского солдата и отточенным движением вытащил из кобуры пистолет. В его глазах читались превосходство, презрение и ненависть. Пистолет хорвата черным бездушным зрачком смотрел в лицо Вуковичу. Тот устало закрыл глаза: — Давай, сделай это. Томпсон прищурил правый глаз, прицеливаясь. Выстрел. ***