Настроение ночи

Холодало. Парень приподнялся, застегнул кофту, накинул капюшон на голову, подтянул шнурки на кроссовках и снова улёгся на спину на лавку. Прямо над ним в небе горели слабо различимые звёзды, чуть правее качались ветви бука, а левее торчала штанга волейбольной сетки, и её красно-белая антенна словно палец указывала на одной ей известную цель в небе. В отдалении безуспешно пытался разгореться фонарь. Он вспыхивал искрой и гас, вновь сверкал три секунды и гас. В какой-то момент ему удавалось закрепить свечение, рождая надежду в сердцах смотрящих на него, но в итоге резко потухал, разбивая ожидание в осколки, и всё начиналось сначала. С другой стороны длинной лавки, почти касаясь головой капюшона парня, лежала девушка. На груди у неё покоился фотоаппарат, а взгляд был задумчиво устремлён в небо. – Ты так и не ответил тогда: почему ты так не любишь центр города, а всегда предпочитаешь зависать на окраинах? – негромко спросила девушка, продолжая незаконченный разговор. – Там ведь так красиво, среди ярко освещённых ночных проспектов и изгибов старинных зданий. Пока идёшь по любой улице, проникаешься этой невероятной атмосферой. А потом можно выйти к реке, постоять на мосту – и вид, и фотографии прекрасны. – Это сложно объяснить на пальцах, облечь такое в слова. – глухо ответил парень. – Сколько бы я ни пытался, не получалось внятно и коротко обрисовать причины. – А попробуй не коротко, мы ведь никуда не торопимся. Расскажи подробно, почему ты так упорствуешь, когда я, да и не только я, зовём тебя гулять в центр? Парень помолчал, собирая в памяти блеклые обрывки эмоций и куски воспоминаний событий давно забытых. Медленно, подбирая слова и подходящие обороты, не звучавшие ещё под светом этих звёзд, он начал говорить: – Есть особое настроение. Его прикосновение ощущали многие, но редко делятся воспоминанием о нём. В местах, где оно зарождается, редко бывают фотографы, так как это не центральная площадь города, не величественная архитектура или памятники, не плитка набережных и не аллеи городских парков. Здесь не толпятся люди, а туристы не ездят гурьбой, чтобы увидеть диковинку. Это царство панельных девятиэтажек и родных с детства дворов района. Только здесь можно ощутить это настроение. Девушка закрыла глаза: это помогало сосредоточиться на неторопливом повествовании. Она старалась пропустить через себя те эмоции, которыми делился и насыщал рассказ чуть хриплый голос. Парень же смотрел в необъятное небо. По его почти не мигающему взгляду можно было понять, что находится он не здесь, а в своей истории, отзвуки которой растворялись в воздухе. – Оно появляется по вечерам и ночам. Когда над головой чистое небо, а на город уже опустилась прохлада, зажигаются рыжие фонари, чей привычный яркий свет встречает тебя повсюду. И внезапно ты начинаешь вдыхать эту прохладу полной грудью, а затуманенное от усталости зрение проясняется. Всё вокруг становится чётче и как будто ощутимей. Ты вливаешься в эту атмосферу, в этот мир вечера. Сквозь кроссовки чувствуется твердый, шероховатый, сухой асфальт. Каждый шаг, каждое отталкивание ноги ощущает поддержку серой, потрескавшейся поверхности, словно лучший друг говорит тебе: "Иди, я подстрахую!" И ты срываешься с места в бег. Быстрее и быстрее, ощущая, как этот воздух, этот оранжевый мрак проникает в тебя и наполняет силой. Он не опьяняет, ибо ты замечаешь каждую деталь вокруг: узор решётки забора, цвета избитых бордюров, крышки люков на дороге, но пропитывает насквозь свободой, принимая в свои ряды и раздвигая пределы ночи. Рывок заканчивается, спринт завершён, переходишь на шаг, но вместо обычной одышки и желания остановиться и умереть, ты идёшь дальше, показывая себе и мраку, что стоишь оказанной чести. И одобрение не заставляет себя долго ждать, проникая холодным воздухом в разгорячённое тело и распространяясь по нему встряхивающей волной мурашек. Непривычно высоко для дневного времени держишь голову, глаза словно зачарованные смотрят, как после каждого пройденного фонаря из-под ног вырастает чёткая тень, удлиняется перед тобой, расплывается в очертаниях, светлеет и растворяется на асфальте, чтобы её тут же заменила следующая. Вокруг стоят тёмные деревья, их вольное расположение отбрасывает на дорогу ворох теней, превращая её в решётку своей разнообразной яркостью и толщиной. Там, где свет фонарей падает на листву, она являет миру необычное сочетание живого зелёного и искусственного оранжевого, поражая сознание неожиданно замеченными частями привычного целого. Ты выходишь из дворов на улицу, своды ветвей расступаются и дают бросить взгляд на иссиня-чёрное небо над районом, которое лишь на западе ещё слегка голубое. Губы на секунду дёргаются в неуловимой улыбке, оставляя её отпечаток лучшему другу и единственной, всегда верной, девушке — вечеру и ночи. Ноги вновь несут вперёд, и вскоре твой силуэт растворяется в темноте… Голос неожиданно умолк, и под буком повисла оглушающая тишина. Девушка открыла глаза. Оба пребывали в своих мыслях и всё застыло на несколько мгновений. Молчание было нарушено звуком мотоцикла, проехавшего по пустынной улице в отдалении. Парень поднял правую руку, кистью обвёл очертания кроны дерева над ними, показал на фонарь и произнёс: – Вот. Как-то так… Безвольно уронив руку, он сел, достал бутылку с водой, сделал пару глотков и негромко повторил, то ли проверяя голос, то ли удивляясь его звучанию: – Как-то так… Над городом всходила луна. Девушка внезапно вспомнила про фотоаппарат. Хотя за этот день было сделано очень мало кадров, она не жалела о потраченном времени. Увидеть мир с другого ракурса, о котором даже не задумывалась, было важнее, чем фотографии. Их она сделает позже.