***
Месяцем позднее, с наступлением первых крещенских морозов, в школе открылась ещё одна секция. С тех пор ледовое пространство, раскинувшееся на месте зачахшего пруда с кувшинками, стало предметом общих споров — настолько жарких и оживлённых, что казалось, весна наступит и растопит корку льда быстрее, чем оба кружка придут к взаимному согласию. К тому времени каток раскрошится на куски, как имбирный пряник. При всей своей любви к пряникам, Куромаку был непреклонен: право на каток должно остаться за ними. Организация ТРЕФ — трио единых фигуристов, сдала позиции, уступив место отчаянным хоккеистам. Ромео с Феликсом оставили фигурное катание, не удосужившись попробовать. С бо́льшим успехом их внимание захватила шумная игра в снежки. Кружок юных фигуристов сузился до диаметра маленького детского зонтика, но переименовывать команду было уже поздно. Сольные выступления, представляемые крошечным мальчиком с изящными очертаниями ног и гибкой мускулатурой, вызывали у публики немое восхищение. Этот ребёнок умел выделывать такие пируэты, что публика охала и ахала, а всё-таки поражалась тому, с какой грацией даются нескладному малышу чудеса фигурной гимнастики.***
— Эй, Куро, покатаемся? Не первое — оно же не последнее приглашение, слетевшее с уст «фигурного» мальчика. Слишком хорошо Куромаку была знакома эта фигура и копна длинных, пушащихся на солнце бирюзовых волос, слипшихся от влажного снега. Мальчик-гимнаст всегда казался ему слабым, замученным тренировками существом; птичкой в клетке, чьё свободное порхание — иллюзия, воспитанная заточением. Куромаку… Как часто он наблюдал его выступления! Не то чтобы его интересовало фигурное катание: Куро и сам был своего рода фигуристом, только в его занятие было вложено куда больше тактики и здравого смысла. У хоккея есть цель — забить шайбу в ворота, и он эту цель неуклонно преследует. А у фигурного катания цель — какая она?.. Порадовать честну́ю публику, попутно не сломав себе шею? — Уйди, Зонт, я занят, — выдавливал Треф сквозь плотно сжатые губы, закусывая шнурок, — у меня уже была сегодня тренировка. Мы эффективно поработали, так что наши шансы на победу прямо пропорциональны времени, затраченному на подготовку команды и воспитание боевого духа. Зонтик понуро свёл плечи, перебросив сумочку с коньками на другое плечо — поклажа пришлась тяжёлой ношей на его хрупкое, натренированное те́льце. — А я не тренировку предлагаю. Просто хочу покататься… С тобой. Мальчик поднял глаза на капитана, растерянно и устало всматриваясь в прозрачные стёклышки очков, искрящихся на солнце ослепительно-белыми огнями. Складывалось ощущение, будто Трефов метает из глаз молнии, подобно Зевсу, чей покой потревожил ничтожный, удивительно беспечный фавн, призывающий того разделить с ним скромную забаву. — Каток перед тобой — иди и катайся, — сухость в голосе Куромаку сменилась каким-то особенно язвительным оттенком, — или тебе обязательно требуется публика? Мальчик замолчал, склонив голову к ногам, чтобы зашнуровать коньки. У него часто были с этим проблемы: без дарованной ему ловкости Зонтик бы не стал заслуженной звездой фигурного катания, но в отношении развязанных шнурков сноровки ему всё-таки недоставало. — Не нужна мне публика, — обиженно просопел Зонтик, — мне нужен… Ты. Куромаку усмехнулся: — В связи с чем такая надобность? Малыш ещё пуще замялся, одновременно с тем проделывая хитрые махинации со шнурками: те проворно скользили меж озябших пальцев и безжалостно спутывались в тугой узел. Куромаку не был бы собой, если бы этого не заметил. — Давай сюда ногу, — со стороны Трефова последовал лаконичный приказ. Зонтик послушно выпрямил стопу, рассовав руки по карманам: тыльную сторону его ладоней усеивало множество трещинок, смазанных детским кремом. Частая проблема, преследующая хоккеистов: подвергаясь воздействию морозов, их руки едва ли остаются нежными — часто грубеют, трескаются и невыносимо зудят под струёй горячей воды. «Что ж ты с собой делаешь?» — невольно подумал Трефов. Тем временем, ребёнок уже совсем разволновался, о чём свидетельствовало лёгкое подёргивание рук и стук зубов друг о друга. Зонтик чересчур робел, ничуть не сожалея об отклонённом приглашении: выйти на лёд под руку с Серым Кардиналом (таким незамысловатым прозвищем наградила его команда) — задачка куда более опасная, сравнимая с шествием по ощутимо хрупкому, предельно тонкому льду. Проделывая те же нехитрые операции с чужими шнурками, Куро с удивлением обнаружил, что он приятно озадачен. Ребёнок зовёт его на лёд… Это ли шутка! «Фигурный» мальчик с забавной кличкой вблизи его собственной фигуры, источающей непревзойдённую уверенность. Куромаку не был силачом или гигантом: его фигура была достаточно худа, отцовский пиджак укутывал костлявые плечи, а сквозь стёклышки очков проглядывали серые, как ртуть, глаза. Не было в них ни нахальства, ни высокомерия: лишь уверенность в самом себе, в своей команде и их общей цели. — Если мы выйдем на лёд, я не буду держать тебя за руку, — предупредил Трефов, тут же мысленно отчитав себя за бестактность; колебания капитана были вознаграждены живым сиянием кротких голубых глаз, лучащихся надеждой и непередаваемым счастьем. Белокурый крепко сжал в своей руке бледную ладошку мальчика и вывел того на лёд.***
Раз-два-три, раз-два-три, раз-… Заново ощутив ледовый ковёр, раскинутый под ногами, Зонтик восторженно взвизгнул. Каждое движение зафиксированной шнурками ноги как будто возносило его над землёй. Выход на лёд — импровизация, партия игры со смертью, ведь любой его промах может обернуться бедой. Куромаку в этом плане более осмотрителен и просчёта не допустит. — Куро, а давай… Давай станцуем вальс! — К-какой ещё вальс? На льду?.. Зонтик беззвучно кивает, одаривая капитана одной из самых тёплых своих улыбок. В этом нескладном мальчишке заключена ловкость гимнаста и обаяние ангела — в противовес выдержанной строгости и преувеличенной серьёзности Серого Кардинала. — Глупость! — отрезает он, не замечая, как озябшие пальцы оказываются зажатыми в детской ладони. У Зонтика слабая хватка — его руки едва ли способны удержать Трефова, да и упорство фигуриста не идёт ни в какое сравнение с железной волей хоккейного лидера. — Вовсе нет! — мальчик понизил голос до шёпота, вообразив, будто сообщает нечто важное. — Я наблюдал, как Варвара Тихоновна готовит девочек к Пушкинскому балу. Их движения — они… Они так красивы! И… так походят на выступление. Куромаку замер: внутри него развернулась активная борьба между рассудком и участием. С одной стороны, чем плохо составить компанию ребёнку, выучив того элементарным основам танца? А с другой… Куромаку сам в этом смыслит не больше, чем в том же фигурном катании. Оба казались ему глупостью и недостойной тратой времени. — Я… Я научил бы тебя, если бы был знаком с этой техникой, — выговорил Куромаку, едва шевеля губами. — Не нужно меня учить! — воспрянул Зонт. — Я всё это умею. И если бы ты хотел попробовать, я… Я мог бы показать тебе. Куромаку лишь сухо кивнул, досадуя на свою нерешительность и то, каким иррациональным образом он израсходует намечавшееся свободное время.***
— Ты, главное, не бойся. Возьми меня за руку, второй — держи меня за талию. В классе Варвары Тихоновны все кавалеры так делают. Правда, по её убеждениям, кавалеры не играют в хоккей. Куромаку лишь молча вздохнул и выпустил изо рта крошечное облачко пара, приготовившись быть безгранично терпеливым. Зонтик обещал научить его танцам на льду — он же и повёл первым. Странное ощущение: скольжение по льду напомнило Куромаку полёт — зеркальное отражение неба, будто глянцевая обёртка, раскинулось по всей поверхности идеально ровного льда, позволяя парочке фигуристов пуститься в вольное плавание. Крепко сжимая руку Куромаку в своей собственной и второй рукой мягко придерживая того за спину, Зонтик задействовал всё своё чувство такта, переходя от неторопливого скольжения к размашистым, ускоренным движениям. Серый Кардинал впервые вышел на лёд, представ перед чужим искусством совершенно безоружным: фигурное катание не подразумевает под собой тактики — лишь набор точно скоординированных движений, переход от строгого соблюдения программы к непредсказуемой импровизации, опасному вихрю, захватывающему тебя с головой. Новое чувство, явившись во всём своём великолепии, уязвило и, вместе с тем, приятно поразило его. Динамика простых танцевальных движений повлекла Куромаку за собой. Безусловно, они оба скользили по чертовски тонкому льду, но и это обстоятельство не явилось для них преградой. Танец на льду, подобно хоккейному матчу, не терпит просчётов; игра стоит свеч, она просчитана временем. Ноль шансов справиться одиночку и все сто (99,9%, если быть точнее), когда команда действует воедино. В эту самую минуту, в лице Зонтика — вся его команда. Впервые, будучи лидером, Куромаку не ведёт за собой — он следует за другими. Зонтик останавливается, позволяя обоим перевести дыхание — шанс на заслуженную передышку. Серый Кардинал мягко обхватывает лицо мальчика ладонями, легко и ласково впечатываясь в макушку губами — жест, рождённый порывом безудержного ликования и необъяснимой радости. — Это… Это 100-процентный успех! — шепчет Куро, с жаром пожимая мальчику руку, сквозь запотевшие стёкла очков прожигая того оживлёнными серыми глазами. Оказывается, не такая уж глупость — это ваше фигурное катание.***
— Э-э-эй, товарищ Куромаку! — кратко окликает того один из нападающих — Курон. — Разрешите осведомиться: когда следующая тренировка?.. Куромаку бросает взгляд на коньки с развязанной шнуровкой, на пару клюшек, скрещённых наподобие щита и меча; переводит взгляд на пруд, с прорехами свежей зелени по берегам и зеленеющими сквозь ледок кувшинками — каждый год весна забирает самое дорогое, что у них есть, безжалостно растапливая лёд в снежную кашу. — Товарищ Куромаку? — голос Курона вновь выхватывает того из раздумий, но капитан его не слушает. Кажется, где-то на катке выписывает свои изящные пируэты Зонтик. — Позволю себе напомнить Вам о приближении последнего сезонного матча. Так Вы останетесь проводить тренировку или…? — защитник сосредоточенно переводит взгляд на оккупированный Зонтиком каток, подозревая, что между этими двумя обстоятельствами заключена определённая и тесная, ещё непонятная ему связь. Куромаку накидывает пальто, распахивая пару верхних пуговиц; подхватывает сумку с коньками, холодно и сдержанно смотрит на Курона. — Передай команде, что всё в силе, — предупреждая неизбежный вопрос заранее, Куромаку отдаёт ещё одно указание, избегая смотреть защитнику в глаза: — Пусть прогонят мальчишку… А мы ещё поборемся за эту победу.